такой!
   Я тихо ушел под воду, собрал за свисающие тросики камеры и потащил их к
берегу.
   Свои планерки мы традиционно совмещаем с ужином. Очень хорошо подводить
итоги дня за гречневой  кашей  со  шкварками,  а  намечать  дела  на  день
грядущий за фруктовым десертом. Десерт - это когда  в  прозрачную  вазочку
кладутся дольки мандаринов, кусочки абрикосов  и  груш  и  все  заливается
полусладким шампанским или, на худой конец,  яблочным  сидром.  Потреблять
надо, уже будучи сытым.
   Ламель еще не закончил сервировку стола, как Вася сказал, ни к кому  не
обращаясь:
   - Пусть мне кто-нибудь объяснит. Я, как  поем,  сразу  тяжелею.  Раньше
этого не было.
   - Когда раньше?
   - Ну, лет сто назад.
   - Вася! Тогда ты был на  сто  лет  моложе.  И  твой  растущий  организм
утилизировал все, что ты в него вводил.
   - Так что ж, мне теперь меньше есть? - Вася хмуро задумался. -  Нет,  я
на это не пойду. Аппетит на то и дан, чтобы  его  удовлетворять.  -  И  он
принялся за черепаховый суп. Лично я эту баланду терпеть не могу.
   Еда беседе не помеха, а вот  зрелища  отвлекают.  Особенно  такое,  где
божья коровка, очнувшись от долгой  неподвижности,  стала,  теряя  шерсть,
сворачивать свой  панцирь,  на  глазах  превращаясь  в  нечто  похожее  на
выпрямленный банан. Дикое зрелище.  Плоские  ногтевые  пластины  на  лапах
отпадали - и уже у нее не ноги, а длинные упругие  ласты.  Еще  с  другого
конца  превращение  не  завершилось,  а  это  кроткое  травоядное  ощерило
зубастую пасть и, не теряя времени, хапнуло  проплывающую  мимо  рыбку.  А
ведь в виварии даже бугорчатый арнольд  по  сравнению  с  божьей  коровкой
казался  лютым  хищником.  Вот  когда  раскрылся  зверский  характер  этой
скотины:  едва   оформившись,   коровка   поглощала   все,   что   плавало
самостоятельно, - и рыб, и голых моллюсков, и полупрозрачных ракообразных.
Никем не  гнушалась.  И  все  эти  злодейства  совершала,  практически  не
трогаясь с места, в окружении телекамер. Потом эта божья напасть дернулась
всем телом, взбрыкнула и исчезла, подняв со дна  непроницаемую  муть.  Что
она там делала  на  чистой  воде,  можно  только  предполагать.  А  ела  б
водоросли, слова бы не сказал в осуждение.
   ...Капитан выключил дисплей, оглядел нас, жующих.
   Космофизик почесал свою стреляющую искрами бороду:
   - Морж, к примеру, практически живет в  воде,  а  вот  размножается  на
суше. Аналогия.
   - Про моржа это ты хорошо сказал, - заметил Вася. - К месту.
   Остальные сотрапезники промычали  что-то  невразумительное,  и  капитан
вынужден был подвести итог дискуссии:
   - Ну-с! Мы уже здесь чуть не сто дней, а все не у шубы рукав. Смотрите!
- На дисплее возникла таблица. -  Это  обработка  наблюдений,  выполненных
летягами. Сколько животных в фиксированный период вошло в озеро, столько и
вышло из него. Теперь по  группам:  число  жвачных  входящих  равно  числу
хищников выходящих. Какой отсюда вывод? Не делайте задумчивых лиц - отсюда
никакого вывода не следует, кроме одного: они не тонут, они  все  остаются
живыми. Но зачем тогда это Афсати?
   Капитан одушевлял планету. Мы тоже. Афсати, как и Земля, как  и  другие
населенные планеты, заботилась о детях своих,  давая  им  все  нужное  для
жизни и подчиняя их своим законам, следуя которым равно благоденствуют все
живущие и нарушение которых приводит к трагедиям. Здесь не  было  человека
и, следовательно, некому было нарушать  великий  вселенский  закон  жизни:
живи и не мешай жить другим. Осторожное отношение любой  планеты  к  жизни
проявляется, в частности, и в отсутствии революционных преобразований. Все
происходящие изменения - результат эволюции,  бережной  и  для  обитателей
незаметной. Но как говорит капитан: зачем это Афсати?
   Так  рассуждал  я,  ковыряясь   в   своем   вегетарианском   винегрете.
Проницательный читатель уже, видимо, понял суть дела, тем более что  здесь
я даю концентрат относящегося к данному вопросу. Но мы  пока  не  понимали
ведь наша жизнь состояла из великого множества больших и мелких событий. В
экипаже каждый был занят своим делом и мало интересовался  делами  чужими.
Планетолог, например, и его верный кибер бурили планету в  разных  местах,
изучая недра. Мне до сих пор кажется, запрети ему бурить - и  он  завянет,
как незабудка. Космофизика интересовало магнитное поле Афсати  и,  как  он
говорил, места, где пересекаются планетные параллели  с  меридианами:  там
пучности всех видов  излучений.  Интересно  ему  было  и  отсутствие  слоя
Хевисайда, что вынудило  нас  с  целью  обеспечения  связи  подвесить  над
планетой восемь  трансляционных  суточных  спутников.  Астроном  составлял
графики возмущений  в  движении  трех  лун  Афсати  и  тем  был  счастлив.
Океанолог ушел в сине  море,  одно  из  десяти,  украшающих  лицо  Афсати.
Появлялся на базе раз в три дня, озабоченный и пахнущий свежестью.  Ну,  я
биолог, корабельный врач - и этим все сказано.
   В науке тысячи специализаций, но всякий экипаж  численно  ограничен,  и
потому мы совмещаем специальности, и потому же  среди  астронавтов  всегда
вынужденно ценилась  не  столь  глубина,  сколь  широта  знаний  -  кроме,
естественно, своего предмета. Результаты  наблюдений  поступали  в  разных
видах  на  предварительную  обработку  к  Леве  Матюшину  -   корабельному
статистику. А уже потом в земных институтах над ними  трудились  те,  кто,
собственно, и делал открытия, обобщая добытые нами материалы.
   Вася у нас ремонтник, механик широкого профиля, то есть иногда заменяет
изношенную деталь на новую, и  делом  не  измучен.  Потому  помогает  мне:
общение с  животными  его  радует.  Их  с  ним  тоже.  Свою  доброту  Вася
оттачивает именно на животных, а уж затем распространяет на нас.
   - ...Да, конечно, метаморфозы, - продолжал капитан.  -  Меченный  Васей
зебрер вылез из озера в облике ушастика. Сменил амплуа: был хищником, стал
травоядным. А? Каково?
   - Согласен, - добавил Вася, - дело не в обличье, а токмо в том, кто что
ест. Хотя, с другой стороны, жвачность требует и внешнего оформления.  Кто
в тигровом обличье полезет на газон центрального парка  резеду  кушать?  С
ума сойти.
   Вася нет-нет да и скажет что-нибудь такое-этакое. В еде он дока. А что,
если это так и есть: обличье - вторичный  фактор,  а  главное  -  кто  чем
питается... Но зачем это Афсати? Вот я был всеядным с  мясным  уклоном,  а
сейчас в Пасху, когда у нормальных людей  большая  еда,  я  жую  салатики,
харчуюсь, как какой-нибудь длинноухий кролик, хотя  шерсть  на  мне  почти
собачья...
   - А сколько летяг у нас на  складе?  -  неожиданно  вырвалось  у  меня.
Капитан посмотрел на Васю.
   - Десяток в работе, - отвечал тот. - Каждая закреплена за одним зверем.
Следит, пока тот не бросится в озеро, после чего прикрепляется  к  другому
объекту. На складе еще штук двадцать наберем.
   - А в чем дело? - спросил капитан. - Может, мысль появилась, а?
   - Так,  -  ответил  я.  -  Мыслишка.  Стоит  просканировать  площадь  и
сосчитать всех зверей. И по отдельности - хищников и травоядных.
   - Ежели учитывать и в лесах, то только в инфракрасном  диапазоне,  а  в
нем кто хищник, кто наоборот - понять невозможно. Будем на открытых местах
по видам, а в зарослях всех чохом. Хотя я не знаю, зачем это надо. -  Вася
опять впал в задумчивость, что у него было одним из признаков насыщения.
   - Если что учитывать - то это моя стезя! - На выразительном  удлиненном
лице  Льва   Матюшина   читалась   готовность   статистически   обработать
предстоящие результаты наблюдений.
   - Вот и ладненько,  завтра  с  утра  запустим  остальных  летяг.  Пусть
считают.
   - Да, и итоги на каждые сутки. По видам...


   Летяги  ежесуточно  питали  Льва  данными  наблюдений.   Лев   обобщал.
Получалось, что за неделю  количество  жвачных,  выходящих  из  озера,  не
изменилось, как и число хищников, ныряющих в озеро.
   - Но общее поголовье, фиксируемое в лесах, - докладывал  Лев,  -  имеет
слабо выраженную тенденцию к снижению. Экстраполируя, придем к выводу, что
лет через десять зверей на Афсати не останется.
   - Ну сколько там леса мы сканируем, сто  квадратных  километров.  Разве
можно за всю планету говорить.
   - Я понимаю, но факты... - Чувствовалось, Льву чем-то  близка  мысль  о
предстоящем обеззверивании планеты.
   Прошла еще неделя. В кают-компании все мощно ели после трудового дня, а
я робко закусывал компот бутербродом с говядиной  и  чувствовал,  что  это
начинает мне нравиться. Мне даже захотелось  погладить  карчикалоя,  но  я
воздерживался, вдруг уколюсь. Все,  конечно,  улавливали  слабые  признаки
моего выздоровления, но вида никто не  подавал.  Душевная  деликатность  в
высшей мере присуща членам нашего экипажа, капитан за этим строго следит.
   Интересно, что пока я  не  стал  вегетарианцем,  то  ходил  вне  лагеря
свободно, никого не боялся,  и  все  мне  уступали  дорогу.  А  теперь,  я
заметил,  даже  мелкие  всеядные  на  меня  зубы  скалили.  И  стервятник,
постоянно висящий над базой, пару раз пикировал на меня,  гад.  Не  в  том
смысле гад, что на пузе ползает, а в смысле намерений. Пикировал - свистя,
выпучив глаза и выставив когти.  И  хотя  он  промахивался,  из  лагеря  я
выходил только в сопровождении карчикалоя. Он небрежно позванивал,  не  то
чтобы охранял меня, достаточно было его присутствия...
   Впрочем, один раз на меня кинулся было зебрер саблеусый  Рамодина  (так
по энциклопедии) и нарвался на карчикалоя.  Было  на  что  посмотреть,  мы
потом много раз прокручивали эту  запись,  сделанную  летягой.  Карчикалой
гонял зебрера как Сидорову козу, по ближним холмам  и  перелескам,  трепал
его за шиворот  и  филей  и  вернулся,  геройски  держа  в  зубах  зеленый
откушенный хвост в  поперечную  черную  полоску.  После  такой  взбучки  у
зебрера  от  нервного  и  физического  потрясения  сдвинулся  генетический
аппарат. Мне говорят: не может такого быть, чтобы хромосомы  перепутались.
Я и сам знаю,  но  чем  иначе  объяснить  появление  популяции  бесхвостых
зебреров, которую обнаружили последующие экспедиции?
   Лев доел вырезку, отложил серебряную вилку.
   - Я тут подсчитал, капитан, картина  та  же.  Сколько  в  озеро  хищных
вошло, столько травоядных вышло. А общее поголовье продолжает уменьшаться.
Выводы делайте сами.
   - А я, - сказал океанолог, - в море недалеко от берега  обнаружил  зону
тумана. Очень похожа на нашу озерную. И животные там обитают. Думаю, такие
зоны по всей планете разбросаны.
   -  Это  можно  было  предвидеть.  А  выводы  делать   рано,   продолжим
наблюдения. - Авторитет нашего капитана был настолько высок, что  мы  даже
не обсуждали его распоряжения. - Получается, что в лесах  хищники  поедают
травоядных с  такой  скоростью,  что  численность  последних  не  успевает
восстанавливаться. Вот о чем надо думать.
   Утром я услышал, как  карчикалой  процокал  когтями  до  моей  каюты  и
зазвонил у двери. Зверь уже научился открывать створчатые двери, но у меня
дверь откатывалась в стену, и это ставило его в тупик. Я  вышел  навстречу
уже одетый, и мы пошли на привычную прогулку. Карчикалой остался на трапе,
наблюдая за мной. А я уже научился преодолевать робость, я уже  с  помощью
палки внушил стервятнику уважение к себе, а мелких хищников практически не
замечал. Крупные же после скандального происшествия с зебрером вблизи базы
не появлялись. Могу утверждать, что на хищников,  кои  ведут  себя  нагло,
палка действует умиротворяюще. Понимаю, что данное обобщение  не  украшает
меня...
   Странное это состояние: все заняты делом, а я, видишь ли, гуляю налегке
и, может, зря отвлекаю карчикалоя на охрану своей персоны.  Он,  может,  с
большим удовольствием сопровождал бы Васю, который каждый  день  уходил  в
лес,  пытаясь  самостоятельно  разрешить  загадку  уменьшения  численности
животных. Если принять точку зрения Льва, то все бегающее уже давно должно
было вымереть. Но ведь не вымирает. Напротив, жизнь на Афсати  процветает.
Вон на чистом - после недавнего ливня - пляже выплясывают  чьи-то  носатые
малыши, или, может, то взрослые звери? Чтобы хоть  немного  разобраться  в
животном мире  планеты,  нужны  большие  коллективы  специалистов  и  годы
работы. А мы что можем: прибыл, увидел, улетел?  Все  с  поверхности,  все
скользом.
   ...Лев не дождался вечера. Он выбежал ко мне, и длинная бумажная  лента
волочилась за ним по траве.
   - Сравни. - Он тыкал пальцем в график. - Общее поголовье зверей за  эту
неделю  не  изменилось,  а?   Значит,   я   был   не   прав,   численность
стабилизировалась!
   Лев радовался своей ошибке с непосредственностью  пуделя,  встретившего
хозяина. Я мог бы здесь порассуждать о порядочности,  изначально  присущей
всем членам экипажа, но не стану. Вот и Лев - хороший человек, хотя не без
отдельных недостатков, что говорить. Он был доволен, что Афсати не  грозит
одиночество.
   Через несколько дней нашего непосредственного Льва стала  снова  грызть
тревога:   Афсати   теперь   угрожало   перенаселение    и    исчезновение
растительности. Численность травоядных  стала  возрастать,  а  хищников  -
продолжала уменьшаться, они прежними темпами сигали в озеро и через  малое
время выходили оттуда преображенными кроткими вегетарианцами.
   Открытие назревало, оно уже наполнилось фактами, как  младенец  криком.
Лев  давно  мог  бы  сформулировать  суть  дела,  но  еще  чего-то   ждал,
перепроверял, очень он у нас добросовестный.  Но  день  настал,  точнее  -
вечер. Ламель любовался, как я отъедаюсь  пловом,  а  Лев  был  в  цветном
саронге, лосинах  и  слаксах,  на  переднем  зубе  желтела  фикса,  и  Лев
проникновенно скалился, чтоб всем видно было. Бледный, со взором  горящим,
он вывел на дисплей некую пологую синусоиду и торжественно сказал:
   - Собратья!
   Мы все вздрогнули, а капитан постучал ложечкой по чашечке:
   - Лев имеет что-то  сказать.  И  да  не  заглушим  мы  его  речь  своим
чавканьем.
   Лев заговорил, и нам стало не до еды, ибо пища духовная для нас  важнее
телесной,  у  сытого  человека  всегда  так.  Лев   сообщил,   что   долго
воздерживался, но уже можно. Эволюция на Афсати, говорил  Лев,  ни  одному
виду не отдала предпочтения. Это вам  не  Земля,  допускающая  засилье  то
динозавров,  то  человеков.  Здесь  за  миллионы  лет  установилось  некое
равновесие трех  стихий  жизни:  растительности,  травоядных  и  хищников.
Эволюция - этот разум Вселенной - нашла и способ поддержания равновесия.
   Если фитомир терпит чрезмерный ущерб, а хищники не справляются с  ролью
регулятора, включается некий механизм, назовите его инстинктом, и гонит  в
озеро жвачных и грызунов. Выбора нет: переродиться или умереть! И  жвачный
обретает  клыки  и  плотоядность.  Пошатнувшееся  равновесие,  Лев  провел
пальцем по пику синусоиды,  восстанавливается.  Но  тут  вступает  в  силу
фактор инерционности процесса, и мы наблюдаем падение численности жвачных,
обусловленное ростом поголовья хищников, в основном  за  счет  метаморфоз.
Пройдет немного времени - и теперь хищник полезет в озеро, как это  сделал
зебрер Рамодина.
   Тут Лев остановился, чтобы передохнуть, и закончил:
   - Цикл правит жизнью!
   Осень  -  время  не  менее  прекрасное,  чем  весна,  -  кончилась.   И
закончилась моя работа над этими записками.  Приглашенные  для  обсуждения
долго пили коньяк, поданный Клеммой, и закусывали мандаринами. Был случай,
когда, увлекшись  воспоминаниями,  мы  совсем  забыли  про  Клемму,  и  от
огорчения у нее  задымились  подмышки.  Поэтому  первый  тост  подняли  за
здоровье экипажа - чтоб он был еще здоровей - и за Клемму, чтобы не было у
нее короткого замыкания! Подняли и больше к этому не  возвращались.  Потом
мы пили за тех,  кто  в  космосе,  потом  за  зверей  отдельно  каждой  из
известных нам планет - Земли,  Цедны,  Нимзы,  Афсати...  Пили  за  птичек
Сирены, а за пуджиков не  пили.  Далее  космофизик  произнес,  наливая  по
полной:
   - Чего мелочиться! Выпьем за всех  зверей  Вселенной,  чтоб  им  хорошо
было.
   Мы поддержали этот редчайший тост, а потом  Лев,  разглядывая  порожний
сосуд, почесал затылок и сказал:
   - Если говорить  о  рассказе,  то  важнейшие  события  отобраны  верно,
изображены выпукло. Но у  тебя  все  это  как-то  несерьезно,  с  каким-то
легкомысленным оттенком...
   - Именно, именно, - вмешался Вася. - Неужто  я  действительно  выглядел
так, что Лев содрогнулся. Ты содрогался, Лева? И почему это у меня  ноздри
книзу выразительные? Где такое видано! Я тебе скажу: не ожидал. Ерничество
это, понятно?  Да,  я  коренаст,  -  Вася  засопел,  -  но  стоит  ли  это
подчеркивать. И  какое  отношение  это  имеет  к  открытому  Львом  закону
равновесия?
   Я молчал, хотя мог бы сказать о праве автора на детали, которые, будучи
краткими, наиболее  полно  характеризуют  героев  произведения.  А  Васина
коренастость присуща ему не только внешне, но  и  внутренне...  А  мог  бы
сказать: пишите сами!
   Точку в дискуссии поставил капитан:
   - Автор не выпячивает собственной значимости  и  не  отделяет  себя  от
коллектива. Это факт. Следовательно, говоря о нас, он говорит  о  себе.  А
нормальный мужик, если он не зануда, о самом себе может  писать  только  с
иронией. И никак иначе.