или со стены, - закончил Хогард. - Я  задержался,  чтобы
подобрать, но не нашел.
   Нури рассматривал мерцающее изображение Хогарда, и сердце его сжималось
от жалости. Он пытался поставить себя на его место и не  смог:  счастливец
Олле, он всегда поступал как хотел. А каково было Хогарду!
   - Знаешь, приди в себя! Не хватало, чтобы ты там ввязался в  драку  без
толку и результата. Ты единственный источник денег и оборудования, на тебя
замкнуты все легальные каналы.
   - Я что, - Хогард бледно усмехнулся. - Жив, здоров...
   - Только что у меня был Норман Бекет, я сумею сегодня  же  связаться  с
ним. Считая Олле, нас уже  будет  минимум  четверо.  Возьмем  этот  притон
приступом. К чертям!
   - Поздно. Я просил посла, он сделал официальный запрос, ссылаясь на то,
что Олле все-таки  гражданин  Ассоциации.  Посол  почти  вынудил  премьера
истребовать Олле у Джольфа. Не вышло, Олле бежал. И, кажется,  не  один...
сведений о нем нет. Будем ждать. Это единственное, что остается.
   Нури еще долго сидел  в  машине,  приводя  в  порядок  мысли.  Беда  не
приходит одна, как-то  все  это  сразу  обрушилось.  Смерть  Тима,  жуткая
смерть. И теперь исчезновение Олле.  Совсем  недавно  Олле  отчитывал  его
всего-то за желание раскрыться перед Норманом. А сам!


   Олле очнулся в полной темноте и тут же вспомнил, что Грома больше  нет,
и вспомнил ощущение мокрой от крови шерсти на ладонях. Он застонал от боли
в душе - щеночек Гром. Попытался сесть и обнаружил, что скован и  руки  за
спиной сведены наручниками, и,  когда  он  шевельнул  руками,  в  запястья
впились шипы. Больная мысль о Громе не давала возможности думать о  чем-то
ином, и Олле волевым усилием загнал ее в глубину сознания.
   Загремели запоры двери, вспыхнул под потолком свет: он лежал в каменной
камере без окон на каменных влажных плитах пола. С потолка свисала тяжелая
цепь, и торчали из стен ржавые крючья - средневековье, ни дать  ни  взять.
Два здоровенных анатома молча вытащили  его,  подхватив  под  руки,  и  за
порогом камеры Олле проволокся коленями по пластиковому покрытию в светлом
переходе, отметил еще несколько камер с обитыми жестью дверями и  глазками
в них, подумал, что Джольф, конечно же, должен иметь  собственную  тюрьму,
но он, охранник Олле, даже не догадывался о ней.
   Его протащили через караульное  помещение,  подручные,  оторвавшись  от
телеэкрана, молча уставились  на  него,  и  Олле  поймал  странный  взгляд
знакомого офицера, с которым они вместе стояли у дверей в овальном зале. В
следующей комнате его швырнули на пол. За столом сидели Джольф IV,  он  же
чистейший-в-помыслах, советники,  то  есть  шефы  провинциальных  филиалов
синдиката, и кто-то незнакомый в бронзовой униформе лоудмена. А посередине
как главный предмет обстановки высилось жесткое кресло с высокой спинкой и
металлическими нашлепками, опутанное проводами, справа от него - пульт  со
множеством экранов, глазков, кнопок, тумблеров и клавиш.
   Джольф IV, поигрывая лучевым пистолетом Олле, с каким-то  даже  веселым
выражением разглядывал его.
   - Я вот думаю, что на моем месте сказал бы отец наш пророк?  А  он  бы,
мне кажется, сказал: "Кто находится между живыми, тому  остается  надежда,
так и псу живому лучше, нежели мертвому льву".
   До  чего  они  любят  цитировать  Священное  Писание.  Олле  промолчал,
повернулся  набок.  Громадный  башмак  -  носок   армирован   металлом   -
шевельнулся у самого лица. Олле остро ощутил свою  беспомощность,  чувство
непривычное и унизительное.
   - Рекомендую, господа, анатом Олле.  Вчера  вы  его  видели  в  деле  и
убедились: несокрушим, свиреп,  ловок.  Все  качества  супермена.  По  это
видимая сторона. Кто он, Олле-великолепный? Что мы знаем о нем?  Не  много
знаем. Лет ему тридцать пять, рожден в  экспедиции  на  Марсе,  с  детства
накачан утяжелителями, на Землю прибыл восемнадцати лет от роду  и  весьма
быстро адаптировался. Интеллектуал - написал книгу "Исследование мимики  и
жеста древних народов Средиземноморья", которую никто из нормальных  людей
не читал, прославился как мим, записи стоит посмотреть,  и  вдруг  ушел  в
охотники - последний легальный охотник на планете. Вот,  пожалуй,  и  все,
что нам  известно  достоверного.  Экзотика!  Сплошная  загадка.  Но  далее
загадки множатся... Неожиданно оставил службу в ИРП,  весьма  уважаемой  в
мире ассоциатов организации, и месяца четыре назад  появился  в  Джанатии.
Якобы вступил в права наследования. И  почти  сразу  повел  расточительный
образ жизни, неестественный для ассоциата, которому  должна  быть  присуща
аскетическая склонность к самоограничению. Он  обратил  на  себя  внимание
крупными проигрышами в казино, ну и внешними данными.  А  скорее,  он  сам
хотел привлечь наше внимание. Зачем? С наследством вообще  так  запутанно,
что даже сами министр всеобщего  успокоения  разобраться  не  сумели.  Эта
неясность и побудила нас пригласить Олле в анатомы, чтобы на виду был.  Мы
пригласили, но, спрашивается, почему гуманист Олле  согласился  служить  в
синдикате,  столь  одиозном  в  глазах   любого   ассоциата   и   язычника
предприятии? Мы успели показать Олле всем сотрудникам внешнего наблюдения,
но как минимум раз в неделю  он  исчезал,  уходил  от  нашего  наблюдения.
Спрашивается,  куда  и  зачем?  Как  вы  полагаете,  Олле,   мои   вопросы
закономерны?
   - Здесь кто-то говорил о псе?
   - Здесь я говорил. - Джольф взглянул на начальника охраны,  именно  он,
звероподобный, водил своим ботинком возле лица скованного Олле. - Что  там
с собакой, Эдвард?
   - Сбросили в ров. Кто-то польстился. Мясо.
   Черно и безразлично стало у него на сердце.
   - Развяжите меня, если хотите со мной говорить.
   - Нет! Мы имели возможность убедиться,  что  жизнь  вам  не  дорога.  В
кресло его!
   Анатомы  не  без  оснований  считали  себя  вполне  подготовленными   к
злодействам: Джольф IV не жалел денег на оплату инструкторов каратэ.  Олле
не раз с усмешкой наблюдал эти занятия, освоить два-три приема - это  все,
на что были способны приемыши и анатомы,  поголовно  страдающие  бронхитом
или астмой.  Но  недостаток  умения  они  возмещали  старательностью.  Они
набросились на Олле всей сворой. Они били туда, куда их учили, и не  могли
пробить броню его мышц. И связанный, Олле был страшен, и через пару секунд
один из анатомов  уже  свалился  с  разбитой  коленной  чашечкой.  Но  тут
начальник охраны дважды ударил Олле ботинком в челюсть. Втроем они усадили
его в кресло и держали. Олле выплюнул кровь. Он погасил боль,  отложил  ее
на потом, это он умел, как и принимать на себя чужую боль.
   - Продолжим, - сказал Джольф IV. - Я все думаю, с кем вы? Ни  генералу,
ни премьеру Олле-великолепный служить не станет, не так ли? Пророк  Джонс?
Не  серьезно.  Остаются  две   возможности.   Репрезентант   Суинли,   его
любопытство к делам  синдиката  несомненно,  но  зачем  бы  стал  на  него
работать мысляк Олле, ассоциат Олле, о религиозности которого  и  говорить
не стоит. И последнее, наиболее вероятное... - Джольф  IV  перегнулся  над
столом, он ловил взгляд Олле. - И последнее...
   -  Я  сам  по  себе.  -  Из  раны  на  подбородке  лилась  кровь,  Олле
сосредоточился, чтобы унять кровотечение.
   Джольф IV выпрямился.
   - Непостижимо. Пытаюсь и не могу понять, - сказал  он.  -  За  минутное
удовольствие заплатить жизнью, вы ведь знали,  чем  рискуете...  испортить
праздник! Это непростительно и... почему я с вами вожусь, Олле? Чем-то  вы
мне нравитесь. Может быть, своей раскованностью, непривычной для Джанатии?
Или мне хочется обратить вас в нашу веру? Безнадежная попытка,  не  правда
ли? А ведь наше почтенное общество  пользуется  уважением  власть  имущих.
Имущих явную власть, тайная у  меня:  премьер,  генерал  Брагис,  наконец,
пророк. Надеюсь, вы не думаете, что они нас боятся, надеюсь, вы понимаете,
что их уважение искренне?  Уж  вы-то  могли  бы  понять  -  организованная
преступность - один из краеугольных камней,  на  которых  зиждется  здание
общества  всеобщего  благоденствия,  государственный  аппарат  не  мог  бы
существовать без нас, ему просто нечего было бы делать. Мы, и никто  иной,
обеспечиваем   существование   полиции,   судов,   прокуратуры,   тюремной
администрации,  банковской  охраны,  страховых  обществ   и   еще   многих
государственных институтов. Изыми мы свои  вклады,  и  банковская  система
рухнет. Воздержись мы от ликвидации экологов - и под  угрозой  спокойствие
государства. Один мой сотрудник в ранге приемыша уже только фактом  своего
существования гарантирует безбедную жизнь пяти государственных чиновников,
такова  статистика.  Мы  и  только  мы  даем  тем,  кто  стоит  у  власти,
возможность продемонстрировать единство слова и дела, единство намерений и
исполнения, о которых тоскуют управляемые массы. Процессы над  мафией  так
утешительны, они будят веру в добрые намерения власть имущих. Вам  еще  не
смешно, Олле? Государство с его центурией и другими карательными  органами
могло бы покончить с нами, со мной в считанные дни, и никакая  электроника
меня бы не спасла. Но этого никогда не будет. Мы были,  есть  и  будем.  С
нами всегда будут бороться, но никогда не победят!
   Олле слушал этот панегирик преступности и по той  легкости,  с  которой
Джольф походя упомянул о расправе над экологами,  понял,  что  приговорен.
Джольф прикрыл глаза, ему нравился собственный голос. Олле прервал его:
   - Бросьте, Джольф.  В  истории  нет  такого  преступления,  которое  не
пытались  бы  оправдать  соображениями  высокой  пользы  и  даже   морали.
Поразительно, что вам верят.
   Джольф стал непритворно весел. Нет, какое-то обаяние, свинское  обаяние
в нем все-таки было.
   - Можете представить, верят. Или делают вид, что верят, а это, в общем,
равноценно. Не правда ли, господа?
   Господа закивали. Двусмысленность вопроса не дошла  до  их  мозгов,  не
привыкших к таким тонкостям. Эти верят,  подумал  Олле,  жратва,  женщины,
деньги, зрелища - цель и смысл жизни для них. Только ли  для  них?  А  те,
вдоль дорог, потенциальные миллионеры. Кто из них не пойдет в услужение  к
Джольфу с истовой верой и радостью?
   - Преступник как  личность  не  в  состоянии  подняться  выше  среднего
уровня. И в силу этого крупный преступник вашего масштаба, Джольф,  всегда
концентрирует возле себя серость,  оглянитесь.  -  Олле  торопил  события,
поскольку  ощущал,  что  левая  рука,  неудобно  зажатая,   стала   терять
чувствительность. Он заметил, что  Джольф  медленно  бледнел,  взгляд  его
терял осмысленность. - Власть и богатство, вот что  позволяет  утвердиться
преступной личности, всегда, в сущности, сознающей свою заурядность...
   - Я не договорил, - медленно произнес Джольф.  Глаза  его  сходились  к
носу, и он, встряхивая  головой,  возвращал  их  на  место.  -  Я  еще  не
рассмотрел последнюю возможность. Точнее, единственно оправданную  причину
вашего появления в Джанатии. Дорогой подарок премьер  получит  от  меня  -
доказательство нарушения конвенции о невмешательстве. И, конечно, не  один
такой подарок.
   - Десяток разбитых физиономий у мерзавцев,  которым  ни  одна  пощечина
лишней не будет, да пара  разорванных  псом  штанов  -  это  вы  называете
нарушением конвенции? Нет, Джольф, я сам по себе, как  и  вы,  не  имеющий
отношения к Джанатии. Судить вас можно и по законам Джанатии, и по законам
ассоциированного мира.
   - Мои анатомы, - Джольф обрел  способность  смотреть  прямо,  -  сейчас
привяжут вас к этому креслу и подключат напряжение.  Сначала  вы  нам  все
расскажете, а потом сойдете  с  ума  от  боли,  и  превратитесь  в  тихого
запуганного идиота, и  будете  вздрагивать  от  резких  звуков  и  бояться
собственной тени...
   - Развяжите, и посмотрим, кто кого будет бояться.
   - Я не хочу лишать своих  соратников  удовольствия  видеть,  как  будет
терять лицо Олле-великолепный... Господа?
   - Только чтобы сразу не подох, как старик Тим.
   - Ну, он молод, он силен. Он много выдержит. Привяжите его.
   Четверо навалились, прижали. Пятый анатом завозился за спиной,  пытаясь
снять наручники.
   - Шеф, здесь у него на руке какой-то браслет, я такого не видел.
   -  Любопытно.  -  Джольф  вертел  браслет,  рассматривая   экранчик   и
выпуклости узора. Он надавил на что-то там, экранчик  осветился,  побежали
красные числа вызова. - Пусть посмотрят специалисты.
   Браслет Амитабха -  невиданный  свет,  подумал  Олле,  все-таки  хорошо
оснастил их Сатон. Вот сейчас, сейчас! Успеть  поймать  мгновение.  Джольф
сделал движение, и Олле отчетливо увидел, как  складывается  браслет.  Ему
давили на плечи, и он ринулся всем телом вниз, увлекая  за  собой  рычащих
охранников.
   До того как браслет сработал, Олле успел спрятать  лицо  в  колени,  но
невозможная по интенсивности вспышка света ослепила его. И он замер так на
минуту, пережидая световой шок, потом  вывалился  из  кресла,  сжавшись  в
комок,  вывел  из-за  спины  скованные  руки  и  открыл   глаза.   Плоские
черно-белые фигуры главарей и челяди были недвижимы,  реальность  для  них
исчезла.
   "Смотрели они на меня, - думал Олле, - так что сетчатка у них обожжена,
но не выжжена, надолго вряд ли кто ослепнет". Он  подполз  к  столу,  взял
блик, зажал в коленях, наложил соединяющую пластину наручников на  раструб
и изловчился нажать на спусковой крючок. Олле  не  считал  блик  серьезным
оружием, разве что  для  ближнего  боя.  Но  на  выходе  температура  луча
достигала четырех тысяч градусов, и пластина почти  мгновенно  испарилась.
Таким же путем Олле избавился от оков и, морщась от ожогов,  плеснул  воды
из сифона поочередно  на  оставшиеся  на  запястьях  и  лодыжках  стальные
браслеты. Потом сжег кресло и пульт и отбросил ставший бесполезным блик.
   Мир стал постепенно обретать объемность. Скорбя о  том,  что  не  может
поднять руку на беззащитного, Олле с сожалением оглядел Джольфа и  присных
его, разоружил ближайшего громилу и вышиб ногой  дверь.  Он  возник  перед
охраной с пистолетом в левой руке, злой  и  грозный.  От  хлесткого  удара
ладонью по шее обморочно закатил глаза и осел ближайший анатом.
   - Не вздумайте стрелять! Изувечу! Лечь на пол, быстро!
   Его знали. Со вчерашнего дня особенно хорошо знали.  И  с  готовностью,
словно только и ждали команды, повалились животами на замызганный  пластик
пола.
   - Мне тоже лечь? - Офицер спокойно смотрел в лицо Олле. После мгновения
раздумий Олле поддался чувству симпатии.
   - К дверям! Он шевельнул пистолетом. - А вам всем лежать! Кто  двинется
- пристрелю.
   Они вышли, офицер впереди, Олле привалился к двери,  его  подташнивало.
Где здесь выход, черт его знает.
   - Ну что ж, пойдем. - Офицер рассматривал его со жгучим любопытством.
   - Куда?
   - У вас сейчас путь один.
   Олле почувствовал шорох за спиной, приоткрыл дверь, рявкнул:  "Лежать!"
- и снова закрыл.
   - Вы знаете мой путь.
   - Знаю. Зовите меня Дин.
   - Дин.
   Они  пробежали  по  длинному  переходу.  Оба  стража  с  автоматами   у
неприметного входа в личную тюрьму Джольфа были мгновенно разоружены. Олле
втолкнул их в полутемный коридор тюрьмы, закрыл скрипучее полотнище дверей
и задвинул наружный засов.
   - Сейчас нас увидят на пульте в диспетчерской.  -  Офицер  вынул  блик,
Олле покосился на него, промолчал. - Идите впереди меня. Будет лучше, если
вы мне скажете, сколько еще времени у нас есть.
   Встречные подручные и приемыши,  завидев  Дина,  вытягивались.  Заминка
произошла только в диспетчерской, где дежурный функционер, похоже,  что-то
понял. Во всяком случае, он сделал попытку вытащить пистолет. Олле, рыкнув
зверски, пресек попытку. Дин, не обращая внимания на  окружающее,  сел  за
пульт, стал набирать команду  на  снятие  электронного  контроля  выходных
ворот.
   - Работайте спокойно, - сказал Олле. - Еще минимум  полчаса  Джольфу  и
остальным будет не до нас.
   На мониторе было видно, как отходят в стороны массивные полотнища ворот
и поворачиваются в зенит стволы лучеметов.
   - Основное питание я  отключил,  но  система  охраны  имеет  автономное
энергоснабжение. Поэтому поторопимся.
   Олле не пришлось сдерживать темп, Дин проявил себя  с  лучшей  стороны.
Они  рванулись  к  стоянке  транспорта,  личный  шофер   Джольфа,   всегда
дежуривший в лимузине, был грубо сдернут с сиденья и отброшен  в  сторону.
Олле занял его место, нажал на стартер,  в  ту  же  секунду  Дин  упал  на
сиденье рядом, и машина с места почти прыжком вынеслась за ворота.
   - Нам нужно минут двадцать, и мы будем у цели.
   - Вы рискуете карьерой. - Олле не отрывал глаз от шоссе,  пустынного  и
извилистого. - Ради чего?
   - И ради вас тоже, Олле. Наши, я имею в виду боевиков-язычников,  будут
рады вам. Впрочем, решать будете сами. А мне все равно пора было  уходить,
на меня прищуривались у Джольфа, да и премьер не очень жалует в  последнее
время. Должен сказать, что у них есть к тому основания,  гораздо  большие,
чем о том можно подумать. - Он помолчал, провожая взглядом  промелькнувший
пост контроля.  По  обе  стороны  сплошной  сверкающей  лентой  прозрачных
покрытий тянулись гидропонные поля. - Дайте-ка мне ваш  пистолет,  похоже,
Джольф очнулся от шока, не знаю, что вы  там  с  ними  сделали.  Погоня  -
ерунда. Хуже, что через десять  километров  -  контрольный  пост  Джольфа,
шоссе наверняка перекроют. Поэтому по моему сигналу выпускайте крылья, там
голубая кнопка на пульте. Справитесь?
   Олле не ответил.  Почти  инстинктивно  он  уловил  движение  впереди  у
обочины и бросил машину в сторону. Хвостатый снаряд  базуки  со  сминающим
шорохом мелькнул мимо. Взрыва позади они уже  не  слышали.  Дин  выстрелил
навскидку, сдвинулся вперед и почти лег на длинный капот лимузина.
   - Вверх, Олле! - закричал он, перекрывая вой встречного вихря.
   Олле надавил кнопку, боковым зрением уловил, как  выдвигаются  короткие
подкрылки, и ощутил отрыв машины от шоссе. Это был не  полет  в  привычном
для Олле понимании, это был длинный планирующий прыжок: над  шлагбаумом  и
шипастым участком дороги машина перелетела  на  высоте  десяти  метров.  И
Олле, резко сделав усилие, чтобы справиться с управлением, приземлился  на
передние колеса.  Еще  в  прыжке-полете  Дин  выстрелами  поразил  обслугу
лучеметов, суетящуюся на плоской крыше здания поста. Дин снова сидел рядом
и после второго поворота, вытянув руку, выключил двигатель.
   - Стоп! - Он простучал по клавиатуре бортового компьютера,  задавая  на
автомат маршрут, обтекатели из поляризованного пластика выползли по  бокам
и  образовали  закрытую  кабину.  -  Олле,  заберите   запасные   баллоны,
пригодятся. Уходим.
   Они поглядели вслед лимузину, набирающему скорость, и Дин повел Олле  в
сторону от шоссе в какие-то  бетонные  развалины.  Пробираясь  через  хаос
арматуры, они услышали смягченный расстоянием звук взрыва.
   - Все! - Дин на секунду остановился. - Нас больше нет. На этот раз  они
загодя пустили в ход лучеметы.
   В завале бетонных обломков, как пояснил Дин, остатков  здания  входа  в
метро, следов карательных операций полиции, зияла широкая щель. Они  вошли
в нее.


   Головоломная  схема  универсального  самообучающегося  домового  кибера
давала лишь общие представления о его электронной начинке. Вообще,  задача
дистанционной перенастройки казалась  невыполнимой,  тем  более  что,  как
предупреждал Вальд, Ферро был  собран  из  бракованных  блоков.  Сатон  по
просьбе  Хогарда  привлек  Большую  вычислительную  машину  -  ту   самую,
разработкой которой в свое время руководил  генеральный  конструктор  Нури
Метти. До того, как он возвысился до звания воспитателя  дошколят  в  ИРП.
Машина выдала кипу тестов, по отзывам на которые можно  было  по  кусочкам
внедрить новую программу в управляющую  систему  кибера.  Нури  возился  с
этими тестами больше месяца, предварительно он уволился с фирмы,  ссылаясь
на болезнь. Соседи его  не  беспокои