кулаком по столу. - Я не думал,  что
они решатся на такой ущерб. Мы  никогда  не  трогаем  предприятий  пищевой
промышленности, и все это знают. Нет, каков масштаб провокации!
   Офицеры подавленно молчали. Потом Олле спросил:
   - Вы сказали: "Не думал, что они решатся". Вы знали.
   - Вчера был предупрежден, только не знал, где и как они ударят, а то бы
мы их там встретили. Это работа Джольфа Четвертого. Сейчас  Баргис  бросит
на нас своих лоудменов: нанести удар по организованному  язычеству  -  его
давняя мечта. Генерал жаждет крови. Потом, когда  язычество  как  движение
будет уничтожено, они  увеличат  раздачу  пищи,  восстановить  гидропонные
теплицы - не велика задача. Передача власти пророку, осторожный выборочный
террор против интеллигенции, и  все  вернется  на  круги  своя,  легальная
оппозиция им не страшна.
   - Надо организовать охрану пищевых  предприятий,  -  сказал  кто-то  из
офицеров.
   - Это значит - подставить под удар  наши  боевые  группы.  Объединенным
силам полиции, лоудменов и гангстерского  синдиката  мы  противостоять  не
сможем.
   Олле прислушивался к беседе, положив руку на голову пса. Гром с момента
встречи не отходил от  хозяина,  все  стараясь  заглянуть  Олле  в  глаза.
Язычники-хирурги сотворили чудо,  вернув  пса  к  жизни.  Раны  на  собаке
зажили, но выделялись на черной шерсти серыми пятнами, следами  стрижки  и
повязок.
   - И еще прошу учесть, - Дин приглушил звук видео, - генерал  собирается
выкурить нас из метро в ближайшее время. Мне это доподлинно известно.
   - Что значит выкурить?
   - Пустить ночью в метро хлор. И помешать этому  мы  не  можем,  сил  не
хватит.
   - Они знают, что у нас здесь дети.
   - Не обольщайтесь, для них нет запретов. Эвакуацию  детей  надо  начать
утром с первыми поездами.
   - Эвакуацию?
   - Да. На улицы.
   - Пойти на ликвидацию приютов?
   Вопрос остался без ответа. Офицеры связи вышли: последними поездами еще
можно было успеть добраться до приютов и начать подготовку.
   - Я вот все слушаю вас, братья мои язычники, и не приемлю вашу позицию.
Детей увести надо, тут спорить не о чем, но ничего конструктивного более в
ваших рассуждениях нет. Запись совещания у Джольфа вы слышали, Дин  где-то
умудрился достать пленку, и мы знаем, что наши враги объединяют свои силы.
Война! И врагов надо бить поодиночке - это азбука. Я беру на себя  Джольфа
Четвертого и надеюсь,  он  станет  последним.  -  Олле  потрогал  шрам  на
подбородке. - Мы у него в долгу, а долг платежом красен, не так ли, Гром?
   Пес застучал хвостом по столу, оскалился. На него смотрели с опаской: в
голове не укладывалось, что этот чудо-зверь вполне ручной.
   - Олле прав. Не далее как  вчера  пророк  и  генерал  обсуждали  детали
переворота, сейчас события будут развиваться все более быстрыми темпами. И
я согласен, надо ударить по притону Джольфа, это  просто  необходимо,  это
давно надо было сделать, от него вся Джанатия  в  страхе.  Пока  цело  это
бандитское гнездо, каждый день можно ждать  провокации.  Надо  действовать
крупными силами.
   - Не надо крупными, - Олле улыбнулся. - Вы, я и Гром -  это  уже  трое.
Еще двух я подберу сам. Сколько их там в замке? Меньше сотни. Ерунда.  Что
совершенно  неотлагательно,  так  это  ликвидация  периферийных   филиалов
синдиката. Этим займитесь! И еще. Необходимо  серьезное,  очень  серьезное
предупреждение против дальнейших провокаций. Такое, чтобы  надолго  отбило
желание взрывать теплицы или травить нас хлором.  Помните,  что  мы  имеем
доступ к подземным энергомагистралям.
   Ночью, когда Олле лежал на своей сиротской надувашке, к нему в  каморку
зашел Дин. Пес разрешил ему потрогать себя.
   - Удивительное ощущение - касаться собаки. - Дин вздохнул.
   - Вы пришли, чтобы сказать мне об этом?
   - Я пришел спросить, кто будут эти четвертый и пятый.
   - Один из них тот, кто дал вам пленку с записью совещания у Джольфа.
   - Нет! Ему нельзя.
   Олле помолчал, осмысливая новость. Нури все можно, значит, пленка не от
Нури. Значит, Дин  о  Нури  не  знает,  значит,  Нури  сумел  связаться  с
Норманом, которому нельзя, а тот не может не иметь связи с армией Авроры.
   - Конечно, - сказал Олле. - Норману Бекету пока нельзя.
   Они осторожно поулыбались друг другу. И тени недоверия  не  было  в  их
улыбках - за  время  совместной  работы  чувство  взаимной  симпатии  лишь
окрепло. Просто, будучи человеком сдержанным, Олле ничего  не  рассказывал
ни о Нури, ни о  Хогарде.  Дин,  возглавляя  разведку  армии  Авроры,  был
профессионально скрытен. Разговор о  Нормане  развития  не  получил,  Олле
только заверил Дина, что он разочарован не будет...


   Нури предчувствовал наступление перемен в своей жизни, он  все  чего-то
ждал, считая свою миссию выполненной. Он сделал все, что мог, и  надеялся,
что это  понимает  Норман,  который  больше  не  подавал  о  себе  вестей.
Ежедневные разговоры с Хогардом становились все короче, Хогард  сообщал  о
событиях дня, о том, что в воздухе что-то  носится  неопределенное  и  все
ждут перемен к худшему, - видимо, подготовка к  перевороту  заканчивается.
Положение становится все более напряженным. После уничтожения  гидропонных
теплиц, а уже известно, что это дело рук Джольфа,  на  следующий  же  день
боевики армии Авроры захватили подстанцию и удерживали ее более  часа,  на
это время столица была оставлена без  энергии.  Что  творилось  в  городе,
представить немыслимо. Почти все они погибли,  но  армия  Авроры  получила
возможность заявить, что более не потерпит провокаций, от кого бы  они  ни
исходили. И пусть подземелье оставят в покое. Правительство вынуждено было
дать обещание. Что касается Нури, то ему надо сидеть спокойно и  ждать.  И
поддерживать  связь  с  кибером  Ферро.  Нури  копил  текущие  сведения  о
деятельности  пророка  на  случай  возможной  связи  с   Норманом.   Боясь
расслабиться, он установил для себя  жесткий  режим  физических  нагрузок,
испытывая неудобство от невозможности заниматься бегом. После  наступления
сумерек он шел к язычникам на берег реки. Река  мерцала  в  ночи  длинными
неясными огнями, на горизонте светился воздух над бесконечным мегаполисом,
и вспыхивали в небе,  рисуемые  лучами  лазеров  на  аэрозольных  туманах,
изречения пророка, рекламы,  призывы  и  лозунги.  Этот  ночной  пейзаж  и
мелодии порождали в воображении Нури странные  образы,  гнетущее  ощущение
полного отрыва от природы.
   Нури очнулся от раздумий: браслет Амитабха  на  левом  запястье  упруго
сжимался, требуя внимания. Внеурочный вызов?! Нури незаметно  удалился,  и
никто не обратил внимания, здесь каждый приходил  и  уходил  когда  хотел.
Нури поднял руку: на экранчике светились позывные Олле...


   Полицейский бронетранспортер был отлично оборудован  -  водяная  пушка,
пулемет  с  запасом  магазинов,  катапульта-гранатомет.   Техники-язычники
вместе с Нури многое в нем  усовершенствовали.  Фильтр  снизу  гнал  столь
мощные потоки очищенного воздуха, что даже в открытой  кабине  можно  было
обходиться без масок. Вооруженные силы Министерства  всеобщего  успокоения
располагали добротной техникой подавления.
   Водитель-центурион гнал машину, преданно поглядывая на веселого Олле  и
его гигантского пса.
   - Ну что, сержант, - Олле положил руку водителю на плечо, -  ударим  по
этой сволочи? Не боишься?
   - С вами нет, генерал!
   - И правильно. Пока мы живы - смерти нет. Помрем - нас не будет. Только
не генерал я. Лейтенант армии Авроры.
   - Генерал.
   Дин засмеялся:
   - А что, Олле. Был же у гладиаторов Спартак-император.
   Бронемашину обгоняли лимузины обывателей, - судя по эмблемам, это  были
в основном агнцы. Пророк устраивал очередное действо где-то на окраине. За
городом,  который,  казалось,  не  имеет  конца,  посветлело:  в   ущельях
окраинных улиц, образованных стоэтажными коробками  жилых  ульев,  темнело
чуть ли не сразу после полудня. Осталось  позади  безнадежное  "Перемен  к
лучшему  не  бывает!".  Этот  излюбленный  лозунг  официальной  пропаганды
малиново светился на черном облаке, образованном над  ближними  теплицами.
На обочинах, устраиваясь на ночлег, копошились  бездомные,  использованные
респираторы  и  пластиковые  коробки  от  бесплатного  вечернего   рациона
аккуратной лентой были уложены по обе  стороны  магистрали  в  стороне  от
проезжей части.  Граждане  Джанатии,  те,  что  на  обочинах,  трогательно
заботились о чистоте своего отечества.
   Полицейские  посты  пропускали  машину   беспрепятственно,   патрульные
вертолеты  пролетали  не  задерживаясь:  бортовой  компьютер   обеспечивал
соответствующий отклик на запросы. По  мере  удаления  от  города  исчезли
бездомные, контроль над магистралью  слабел.  Мутный  солнечный  диск  был
почти у горизонта, когда километрах в двадцати от  резиденции  Джольфа  IV
они свернули в развалины.  Здесь  был  замаскирован  орнитоплан  Олле.  На
сиденье его угнездился Нури, положил на колени сверток. Он поднял машину в
воздух, сделал круг.
   - Как это принято говорить: все, братья мои язычники, я пошел.
   С земли ему сотрясающим лаем ответил Гром.
   - Теперь гони! - сказал водителю Олле. Они сразу выбрались на шоссе.  -
Мы в пределах досягаемости радаров, и охрана сейчас увидит  нас.  И  пусть
видит, скоро мы исчезнем.
   Пустынное в это время шоссе после  суеты  городских  окраин  смотрелось
непривычно. Кое-где попадались заброшенные  многоэтажки,  вода  давно  уже
подавалась только в городские дома,  в  городе  же  были  сосредоточены  и
основные перерабатывающие предприятия: скученность и  теснота  в  Джанатии
считались экономически оправданными. Безлюдье и заброшенность были бы даже
приятны Олле, но пейзаж портили необозримые свалки.
   - Они станут многолетними источниками сырья, когда мы  получим  от  вас
безотходную технологию и бесплатную энергию.
   - Как вы сказали, Дин?
   - От вас, я сказал. От вас... генерал, иначе зачем вы здесь?
   Олле смотрел на дорогу, ту самую, по  которой  они  с  Дином  несколько
месяцев назад (черт, как бежит время) мчались в лимузине Джольфа, отличная
была машина, а дорога сейчас совсем по-другому смотрится.
   - Нури говорит - мы не должны вмешиваться.
   - А дети? - скрипучим голосом сказал Дин.
   Олле молчал.
   - А отравленная вода? А дышать людям нечем?
   Олле молчал.
   - Вы не смогли удержаться. И Нури не смог, я же вижу. Да и  кто  сможет
пройти мимо, если ребенка убивают. В этом  случае  нет  и  не  может  быть
оправдания   невмешательству.    Невмешательство,    вообще,    выдуманная
античеловеческая,  антигуманная   позиция.   Накорми   голодного,   помоги
болящему, напои жаждущего, будь милосерд - в этом основа жизни. И тот, кто
раз отступился от этого, тот потерял себя и себе не простит.
   - Я в километре от цели. - Голос Нури был  деловит  и  спокоен.  -  Тут
освещенная аллея  и  хорошо  просматривается  полянка,  полагаю,  та,  где
расстреливали пони. Здесь и  приземлюсь.  Работайте.  Сейчас  будет  много
крику.
   Экран локатора покрылся рябью, водитель потянулся к верньеру.
   - Забудьте про автоматику, сержант. - Дин натянул шлем. То  же  сделали
остальные. Олле посадил перед собой пса и зажал его  голову  между  своими
коленями. Они на полном ходу приближались  к  ребристому  участку  дороги,
охраняемому дюжими приемышами. Олле посмотрел на часы, все  шло  минута  в
минуту, как и было рассчитано.
   Завидев полицейскую машину, один из приемышей,  сняв  маску,  вышел  на
середину шоссе и картинно  застыл,  улыбаясь.  Второй,  который  сидел  за
панелью боевого лучемета, тоже встал.
   И в это мгновение Дин включил сирену. Это был не тот инфразвук, которым
пользовалась  полиция  в  городских  условиях,   чтобы   страху   нагнать.
Многократно усиленный - об этом Нури  позаботился  заблаговременно,  -  он
сминающим ужасом словно сдул приемышей с дороги.  Вмонтированные  в  шлемы
поглотители низкой частоты смягчили удар инфразвука для сидящих в  машине,
но Олле ощутил, как вздрогнул и ощетинился Гром, услышал  его  вой  и  еще
сильнее  сжал  голову  собаки.  Десять  секунд  работы   сирены   казались
нескончаемыми.
   - Страшное оружие, - сказал  Дин,  когда  сирена  смолкла.  Обезумевшие
приемыши успешно преодолевали кучи мусора, не сбавляя темпов на  подъемах.
- Жаль только, поражает и своих.
   Гром вздрагивал под рукой, прижимаясь к Олле.  Страх  отпускал  его  не
сразу, и пес вздрагивал и нервно встряхивался.
   - Полагаю, там,  у  Джольфа,  сейчас  тихая  паника.  Весь  технический
персонал занят поисками причин выхода электроники  из  строя.  И  нас  они
потеряли из виду.
   У знакомых ворот резиденции Джольфа сержант  остановил  машину,  вышел,
закричал:
   - Два офицера охраны премьера  с  визитом  к  чистейшему-в-помыслах  по
конфиденциальному делу!
   Ему долго никто не  отвечал,  потом  на  башне  между  зубцов  выглянул
подручный.
   - Два офицера...
   -  Слышу,  чего  орать.  Ворота  все  равно  не  работают,   автоматика
сломалась.
   - Открой малую дверь.
   - Шеф ждет вас?
   - Не ждет, - машинально сказал правду сержант.
   - Тогда пойду позвоню. - Подручный исчез. Сержант оглянулся на  Дина  и
забарабанил кулаком в малую дверь.
   - Пойдем, - сказал Олле. - Пора, пока крикун действует.
   Крикун - результат технической изощренности кибернетика Нури, или,  как
он сам говорил по этому поводу,  -  технической  извращенности.  Крикун  -
невероятно  мощный  генератор  радиопомех;  раз  включенный,  он   работал
примерно час, пока длилась химическая реакция  в  недрах  его.  В  радиусе
километра все электронное оборудование на время действия  крикуна  выходит
из строя -  так  утверждал  Нури,  и  он  не  ошибся:  электронная  защита
резиденции Джольфа IV и внутренняя связь были парализованы, лазерные пушки
обездвижены, на экранах локаторов и инфракрасных приборов ночного  видения
изображения потеряли смысл...
   Нетерпеливый Олле пустил в ход катапульту и вышиб дверь гранатой. Они с
Дином ворвались в тамбур.  Подручный  стоял  с  аппаратом  связи  в  руке,
видимо, безуспешно пытаясь соединиться. Он смотрел  мимо  них  и  медленно
бледнел - он увидел Грома.
   - Сержант, работайте.
   - Руки назад! - Сержант неведомо откуда  извлек  наручники,  поманил  к
себе подручного, тот повиновался. Сержант надел браслет  ему  на  руку.  -
Садись сюда. - Он пропустил цепочку через дверную ручку полотнища двери  и
защелкнул  браслет  наручников  на   второй   руке.   Подручный   оказался
прикованным к тяжелой двери.
   - Готово, генерал!
   - Сержант, спросите, сколько их здесь?
   Подручный молчал. Дин подошел поближе:
   - Если вы не будете отвечать на наши  вопросы,  то  я  попрошу  собаку,
чтобы она укусила вас.
   Гром оскалился. Смертоубийственная  гримаса,  жуткие  клыки  на  черной
морде...
   - Сами шеф, анатомы, пять или шесть подручных, - как в  бреду  зачастил
охранник.  -  Один  приемыш,  он  в  диспетчерской.  Прислуга  инженерного
обеспечения, дежурные на кислородном заводе. Я точно не знаю...
   - Не разбираюсь я,  генерал,  в  этой  бандитской  иерархии,  -  сказал
сержант. - Извините.
   Олле, поднаторевший в этих вещах за время службы у Джольфа, разъяснил:
   - Советник - босс какой-либо местной шайки, анатом  -  из  персональной
охраны, палач.  Подручные  -  кандидаты  в  анатомы,  нечто  вроде  личной
гвардии. Функционеры - интеллигенты, представляют чистейшего-в-помыслах  в
официальных органах, малочисленны. Техники и прислуга - инертная масса, ни
во что не вмешиваются.
   - Приемыш?
   - Начинающий гангстер. Опасен, выслуживается. Что там считать.  Сколько
есть, все наши будут.
   В диспетчерской техники  возились  с  аппаратурой.  За  пультом  скучал
приемыш. Сержант поманил его пальцем: иди сюда  на  пару  слов.  Никто  из
техников даже не поднял головы... Увидев в  коридоре  пса,  приемыш  молча
протянул руки. Приковать его к ручке двери и заклеить рот  пластырем  было
делом одной минуты. У приемыша были очень выразительные глаза, и взор  его
говорил, что умирать он ну никак не хочет.
   На этом эффект внезапности  исчерпал  себя.  Едва  они  вышли  в  парк,
молодой приемыш, идущий по открытой галерее в диспетчерскую, глянул вниз и
узнал Олле. Он молча кинулся обратно, забыв о своем пистолете. Догнать его
было невозможно, и Дин  выстрелил  навскидку.  Пластиковая  пуля  шлепнула
приемыша ниже спины, он дико взвизгнул и скрылся.
   - Сейчас за нами устроят охоту, - виновато сказал Дин.
   - Кто за кем,  -  пожал  плечами  Олле.  -  Не  убивать  же  тебе  было
мальчишку.
   Они почти бегом двинулись через парк, миновали поляну с орнитопланом на
ней, и первое, что  увидели,  -  подручного,  прикованного  наручниками  к
решетке конуса кислородного терминала.  Подручный  довольно  громко  мычал
через нос, поскольку рот его был заклеен лентой. Пиджак его был  разорван,
болтались ремешки от выдранной кобуры. Олле, замедлив шаг, обозрел его.
   - Не понимаю, - с удовольствием сказал он. - Я точно знаю, что  у  Нури
не могло быть с собой наручников.
   Далее на знакомой аллее, обняв руками дерево, стоял еще один подручный,
руки его были скованы по ту сторону ствола. Рядом, закатив глаза,  валялся
третий. Из носа его текла кровь, глаз заплывал синяком.
   - Святые дриады! - воскликнул Олле. - У меня в помыслах личные счеты  с
чистейшим-в-помыслах. Я бы не хотел, чтобы Нури, не к ночи  будь  сказано,
дорвался до него раньше меня.
   - Там еще один, и больше мне не встретились. - Нури сидел неподалеку на
длинной скамейке и гладил Грома, пистолеты лежали по обе стороны от  него.
- Я жду вас уже четверть часа и ждал бы еще. Дышите  глубже,  какой  здесь
воздух!  И  бабочки  под  фонарями.  О,  Мардук,  Перун,  Озирис,  сколько
нескончаемых дней я был лишен этой радости! - И без  перехода  добавил:  -
Надо думать, мы уже обнаружены?
   Служебное здание,  где  когда-то  допрашивали  Олле,  было  пусто.  Они
пробежали по нему, не зажигая света, и Гром ни разу не дал понять, что  за
очередными дверями могут быть люди. Дин пробормотал, что теперь  можно  не
бояться удара в спину... и быстрей ко дворцу.
   Громада дворца -  они  приблизились  к  нему  короткими  перебежками  -
постепенно обретала детали, и в предрассветной серости словно  угадывалась
рельефность фризов. Ни полоски света, ни звука. Но когда  на  фоне  черной
листвы  живой  изгороди  возник  силуэт  фантома,  от  колонн   прозвенела
автоматная очередь, а в стороне еще одна. Дин убрал фантом-силуэты.
   - Этих я  сейчас,  -  сказал  Олле.  -  Ваша  забота  вовремя  включить
проектор, когда анатом заорет.
   Олле и пес неслышно слились с кустами,  а  Дин  прижал  к  щеке  прицел
проектора. Услышав, как  в  напряженной  тишине  внезапно  рыкнул  Гром  и
по-дурному возопил анатом, Нури вздохнул и засмеялся. Уже неделю,  с  того
самого дня, он пребывал в состоянии восторженной приподнятости - все  было
хорошо, все было очень хорошо: Олле нашелся, Гром жив, и  воины  Авроры  -
отличные  ребята...   Дин   повел   раструбом   проектора,   в   невидимом
ультрафиолетовом  луче  вспыхнул   белым   светом   синтетический   костюм
дергающегося анатома, два выстрела Олле слились в один - и сразу  топот  и
сложный звук запирающейся двери.
   Олле и пес вычленились  из  темноты.  Рядом  стонал  анатом,  руки  его
болтались.
   - Второй успел удрать. Сейчас они будут  бросать  гранаты.  -  И  сразу
частые взрывы окутали ступени дворца. Их  оранжевые  вспышки  на  короткие
мгновения высвечивали основания рифленых колонн.
   - Феерическое зрелище, - сказал Дин. - Но с этим что делать?  Зачем  ты
его вообще сюда притащил?
   - Он сам. Понимает. Сейчас от него там, на  ступенях,  и  пепла  бы  не
осталось. Пусть убирается куда хочет, я ему предплечья  отшиб.  И  нервное
потрясение: Гром рявкнул над ухом.
   - Конченный человек.
   - Все в порядке, - сказал Нури. - Ползем дальше.
   Теперь, когда темп