предсказание. Я, конечно, не  верю,  но  рисковать  не
хочу. Очень уж я впечатлителен. - Он взлетел  и  уселся  на  трапеции  под
самым куполом.
   - Следующий номер...
   Мимо ведущего на  арену  выбежали  пять  волков.  Они  медленной  рысью
сделали круг вдоль барьера и уселись  конвертом  мордами  к  центру.  А  в
центре - матерый волчище.
   - ...хоровой вой. Волки своют песню "Среди долины ровныя".
   Сначала жутким, на уровне инфразвука, воем начал вожак. Волки  вступали
в песню по одному. В темноте пять кругов света выхватили  пять  одинаковых
фигур. Под куполом возникло  желтое  пятно,  сфокусированное  на  попугае.
Волки наподдали.
   - Как они свылись! - вплелся в мелодию голос Хогарда. -  Нет,  как  они
вывывают... вот это... слышите?
   Виолончель повторила мелодию. Хор смолк, и лишь вожак - он уже  остался
один в своем пятне, - пригнув голову, приканчивал песню на той  же  низкой
ноте.
   Засвистела, заскулила вьюга.
   - Один.
   Кто-то всхлипнул на весь цирк.
   - Холодно серому...
   Поземка крутила снежные вихри вокруг неподвижно лежащего зверя.
   - Голодно.
   Над волком  поплыли  лунные  сумерки,  и  уже  какие-то  пятилетние  из
публики, хлюпая носами, активно устремились на арену  согреть  замерзшего,
накормить голодного, обласкать одинокого...
   Снова вышел ведущий:
   - А сейчас то, что нужно всем, и детям, и взрослым: иллюзия!  На  арене
маг. Иван Иванов!!!
   Маг появился верхом на слоне, держа  в  руках  небольшой  сундучок.  Он
раскрыл его и выпустил воздушный шарик. С тихим звоном тот поплыл в зал  и
опустился кому-то в руки.
   - Каждому по шарику. С бубенчиком, - сказал Иван.
   Из сундучка один за другим поднимались разноцветные шарики, но не  было
никакой суматохи, потому что каждый шарик знал своего хозяина  и  летел  к
нему. А потом в цирке медленно потемнело, а шарики засветились разноцветно
в руках детей, и это было хорошо, так потом сказала бабка Марья Ивановна и
пояснила:
   - На празднике ребенок с шариком - это совсем не то,  что  ребенок  без
шарика.
   Тут слон, обняв хоботом, снял с себя  Ивана,  подпрыгнул  и  повис  над
ареной, как  неуклюжий  аэростат.  Его  ухватил  за  хвост  униформист  из
акселератов старшей группы и увлек за кулисы. Всем стало  ясно,  что  слон
тоже был надувной.
   Маг сбросил с себя черный, в золотых звездах плащ, поклонился зрителям,
пуская из глаз синие огни. А плащ,  трепеща,  поднимался  над  ареной  все
выше, постепенно превращаясь в ворона. Попугай слетел с трапеции навстречу
ему.
   Иван раскинул руки крестом  и  вытянул  указательные  пальцы.  Ворон  и
попугай вцепились в них, взмахнули крыльями и подняли мага.
   - Не чувствую тяжести, - сказал Жако.
   - Чарродей, - проговорил Ворон. - Рразве в нем вес?
   Птицы кружили над ареной, унося волшебника, и  исчезли  под  куполом  в
темноте. И всем стало ясно, что Иван Иванов действительно великий маг.
   Пока зрители дули на покрасневшие  ладошки,  на  арене  снова  появился
Хогард. Он снял смокинг и  облачился  в  сверкающую  броню  -  легкую,  не
стесняющую движений кольчугу с нашитыми  на  плечах  и  груди  серебряными
пластинками.
   - А теперь - я! И  недрессированный  хищник.  -  Он  положил  на  ковер
свернутую кольцом веревку. - Задача: связать хищника, не повредив его.
   Наведенное силовое поле, угадываемое по радужным бликам, накрыло арену.
Хогард оглядывал полутемный цирк смеющимися глазами.
   Бесшумно, стелясь над ковром, выскользнул на  арену  пятнистый  барс  и
серой молнией метнулся к Хогарду. Дальше все слилось в  ревущий  клубок  и
вихрь. Через несколько мгновений клубок распался.  Хогард  снова  стоял  в
центре арены, скрестив руки на  груди,  а  у  ног  его  шипел  и  плевался
опутанный веревкой неповрежденный хищник. Цирк ошеломленно молчал.
   - Извините, ребята, - смущенно улыбнулся Хогард. - Видимо, я  поспешил,
да? Вы и рассмотреть не успели? Но знаете, я его просто  боюсь,  ужас  как
царапается. Не беда, мы сейчас повторим номер.
   Он уволок барса, и тут же на арену выбежала крохотная девчушка. На  ней
была легкая кольчуга с нашитыми серебряными пластинками. Комично вальяжная
и серьезная, она, копируя движения Хогарда, положила  на  ковер  свернутый
кольцами шпагат.
   За кулисами послышались взволнованные голоса,  возня  и  звяк  металла.
Вышел Нури - в каждой руке  по  пистолету,  заряженному,  судя  по  всему,
мгновенно усыпляющими пулями. Бабахнет из такого -  и  даже  если  попадет
тебе только в кончик хвоста, все равно тут же лапы  кверху,  усы  книзу  и
густой сон, как после неожиданного  обеда.  Оглядываясь,  выбежал  Гром  в
колючем  наружу  ошейнике  и  встал  неподалеку,  готовый  к  хватанию   и
удержанию. Напряжение нарастало.  Взорвался  тревожной  дробью  барабан  в
оркестре, Нури вскинул пистолеты, ощетинился Гром. Смолк барабан,  и  вот,
стелясь над ковром, выскользнул на арену взъерошенный  котенок,  маленькая
копия грозного барса. Выскользнул и сел,  таращась  в  хохочущую  темноту,
свежий, как майская роза. Этот будущий крупный специалист по мышам почесал
себя за ухом, потянулся.
   - Барсик!
   Котенок прыгнул к девчушке. Она подхватила его на лету, прижала к себе,
не спеша опутала лапки шпагатом, положила на  ковер  и  застыла,  скрестив
руки на груди. Цирк приветствовал ее восторженными аплодисментами.
   Хогард и Нури, демонстративно тужась, уволокли  котенка  за  кулисы,  а
потом Хогард, опять в смокинге, объявил коротко:
   - Йог.
   - Рахматулла, здравствуй! - крикнул с трапеции попугай.
   В чалме, в набедренной повязке, сложив ладони, Рахматулла  кланялся  на
четыре стороны.
   - Демонстрация элементов высшей йоги, - сказал  он.  -  Протыкать  себя
гвоздями или впадать в каталепсию я не буду - это так же неинтересно,  как
медведь с кольцом в носу.
   Два  слона  отбуксировали  на  арену  огромный  стеклянный  аквариум  -
бассейн.  В  голубоватой  подсвеченной  воде  плескался  и  пускал  пузыри
дельфин. Слоны приставили к бассейну две ваги с прорезями. Хогард  подавал
сабли, а Рахматулла подбрасывал платок, разрубал его  саблей  и  вкладывал
каждую в пазы ваг, образуя лестницу. Хогард от барьера до  лестницы  полил
ковер бензином и, уходя, успокоил:
   - Ковер из негорючей синтетики.
   Пламя взметнулось, обдав жаром зрителей, и в эту огненную дорогу шагнул
Рахматулла и пошел по ней в огне до плеч. Загорелся свисающий конец чалмы,
йог зажал его в  кулаке,  поднялся  по  сабельной  лестнице  и  прыгнул  в
аквариум вниз головой.
   - На бедного мишку все шишки! Как пить дать утопнет! - возопил попугай.
   Обгоревшая чалма плавала на поверхности. Йог уселся  на  дне,  скрестив
йоги. Возле него крутился встревоженный дельфин. Рахматулла погладил  его:
все в порядке, спасать не надо.
   Минут через десять невредимый йог встал, ухватился  за  край  бассейна,
рывком перекинул тело и повис на стенке  снаружи,  не  доставая  до  ковра
сантиметров  двадцать.  Прожектор  поймал  его  в  белый  круг,  в  тишине
послышался хруст, и было видно,  как  толчками  удлиняются  руки  -  кости
выходили из плечевых и  локтевых  суставов.  Рахматулла  встал  на  ковер,
опустил руки, и они коснулись лодыжек. Потом канатами  взбугрились  мышцы,
возвращая кости на свои места.
   - Группа дрессированных ослов! - грассируя, выкрикнул сверху попугай. -
Чудеса самодрессуры!!!
   Что творили на арене веселые ослы, описать невозможно.  Это  надо  было
видеть. Такие добродушные и совсем вовсе не упрямые.
   До позднего вечера продолжалось представление. Выбегали на арену гиены,
сытые, умытые, ничему специальному  не  обученные  и  потому  добрые.  Они
играли друг с другом и с Олле. Приходил медведь без следов  радикулита,  и
кувыркался на арене, и боролся с Нури, и вообще всячески веселился  сам  и
веселил зрителей. Он долго не хотел уходить, и тогда  Олле  уложил  его  в
мешок и унес на спине куда-то.
   С нервическим хихиканием попугай вырвал у себя из хвоста перо:
   - Я весь издергался, извелся в ожидании. Покончим с этим и забудем.
   Из-под купола спустились журавли, исполнили танец маленьких  лебедей  и
важно ушли за кулисы.
   Была коррида. И неуловимы были движения  безоружного  Нури,  когда  бык
проносился мимо, и застывал от удара ладонью в  холку,  и  снова  кидался,
оскорбленный пренебрежением к своей мощи и ярости.
   То стихал, то вновь вступал оркестр, сопровождая выступления, вспыхивал
маленький  фейерверк,  и   шутихи   крутились   под   куполом,   брызгаясь
разноцветными огнями.
   И было еще много  разного,  интересного  и  поучительного,  смешного  и
серьезного в том представлении. Словом, праздник удался на славу.


   ...Подходил к концу летний сезон.  Скоро  прибудут  родители  и  увезут
детей по домам, а здесь останутся только ребятишки сотрудников центра  ИРП
-  несколько  групп  дошкольников  со  своими  постоянными  воспитателями.
Предстояла длинная шестимесячная пауза. Олле привлек на это время  Нури  в
организованную ИРП службу экологического патрулирования, Рахматулла должен
был прочесть цикл лекций в жмеринской школе йогов. У Ивана накопилась куча
дел во Всемирной ассоциации магов, где  он  был  председателем.  А  Хогард
уговорил няню Марью  Ивановну  взять  его  на  углубленную  стажировку.  И
предстояло еще многократное посещение воспитанников, проживающих на разных
континентах: по статусу и по совести воспитатель  становился  полноправным
членом семьи воспитанника. А еще нужно  было  время,  чтобы  просто  жить,
смотреть на людей и звезды, гладить зверя по шерсти, выращивать картошку и
розы и ходить под дождем по лужам...


   Утром  Нури  и  Хогард  провожали  старшие  группы  в  пеший  поход  по
побережью, долго разговаривали с  инструкторами,  проверяли  рюкзачки,  не
туго ли затянуты лямки,  не  жмет  ли  обувь.  Нури  еще  раз  убедился  в
исправности самобеглой тележки. Вроде все было в порядке, но беспокойство,
уже ставшее привычным, не покидало его. Ох уж  эти  походы  с  их  вечными
неожиданностями, со стертыми ногами, синяками и занозами, с  волдырями  от
крапивы и комаров.  Сидели  бы  дома,  что  ли.  Или  взять  орнитоплан  и
незаметно следом, а?
   Он поймал понимающий взгляд Хогарда и засмеялся:
   - Тебя тоже родительские мысли гнетут?
   -  Ой,  гнетут...  Марь  Ванна  говорит,   что   это   первый   признак
профессионализма...
   А по влажному песку, почти в полосе прибоя, пяти- и семилетние,  уходя,
голосисто орали старинную пиратскую песню:

   Пират, забудь про небеса,
   Забудь про отчий дом...
   Чернеют дырья в парусах,
   Протыкнутых ножом

   Следом  чуть  в  стороне  бежала   тележка,   груженная   палатками   и
аквалангами.
   - Красиво поют. Ладно, пойдем к себе, - сказал Хогард. - А это еще  что
такое? И сюда добрались?
   Между акаций, ухватившись за стволы, этаким гамачком висел  марсианский
зверь гракула. А в  гамачке,  шерстяном  и  мягком,  разметавшись,  сладко
посапывали два голыша из ползунковой группы. Гамачок слегка покачивался, и
то ли действительно звучала, то ли мерещилась колыбельная.
   Воспитатели на цыпочках отошли в сторону.
   - Мне иногда кажется, что она вполне разумна,  -  проговорил  Нури.  От
акации явственно донесся приглушенный смешок.


   Ночью дежурил Хогард. Он обошел спальни, укрывал тех, кто был  раскрыт,
проверял еще раз защиту от летающих и ползающих насекомых. Лесные шорохи и
звуки не мешали ему, от океана доносился пахнущий  соснами  и  водорослями
ветерок. Было спокойно, и легко думалось.
   А на окне, в аквариуме, мутант бувескул высветлял кем-то тайно  налитый
вишневый компот. Без косточек.



ВАСИЛИСК

   - Значит, так, сказка будет вот  о  чем.  -  Нури  оглядел  слушателей,
поправил панамку на чьей-то голове, вытряхнул песок из чьей-то сандалии.


   Не очень далеко, но и не  совсем  близко,  не  очень  давно,  но  и  не
сказать, что вчера, жил-был пес  Кузя,  а  по  соседству,  через  дырку  в
заборе, тоже жил-был кролик Капусткин. Иногда они обменивались мнениями. И
как-то пес Кузя сказал:
   - Посмотри, Капусткин. Мне хозяин новый ошейник  подарил.  Правда  ведь
красиво, а?
   Кролик осмотрел обновку через выпавший сучок.
   - Да, ошейник тебе к лицу, - ответил он. - И цепь, которой ты привязан,
тебе тоже идет. Но больше всего мне нравится, когда ты еще и в наморднике.
   Капусткин так говорил потому, что он был зайцем, а притворялся домашним
кроликом, чтобы в него не стреляли.
   Тут и сказке конец.


   Нури закинул руки за голову, шевельнул бицепсами. Самым трудным в  деле
воспитателя он считал необходимость  сочинять  сказки  и  сейчас  гордился
удачей. Акселерат и вундеркинд  Алешка,  случайно  затесавшийся  в  группу
малышей, одобрительно хмыкнул и сказал:
   - Обрати внимание на реакцию слушателей,  воспитатель  Нури.  Никто  не
усомнился в способности пса и кролика говорить. А почему? Ты не знаешь,  а
я знаю, потому что я ребенок и помню: во всех сказках звери говорят.  Ведь
сначала все были братья - и люди, и звери. И понимали друг друга. А  потом
люди стали плохо себя вести, звери  обиделись,  ушли  в  леса,  пустыни  и
тундру. Белый медведь - тот вообще на льдину сбежал. А те, что остались по
доброте, например собаки, или из лени - кошки, или из слабохарактерности -
коровы там и прочие жвачные, те замкнулись, постепенно поглупели и  вообще
говорить разучились. Но память о временах, когда все были в родстве, когда
люди понимали зверей, в звериной душе осталась. И в человеческой тоже...
   Слушатели разбежались.  Нури  и  Алешка  расставили  шахматы  и  быстро
разыграли дебют.  Детская  площадка,  одна  из  многих,  расположенных  на
окраине жилого массива океанского центра  Института  реставрации  природы,
звенела голосами: детвора впитывала солнце и наливалась жизненными соками.
Пахло скошенной травой и соснами, радостно лаял щенок.
   - Чего я понять  не  могу,  так  это  свойств  памяти,  -  акселерат  и
вундеркинд Алешка сделал коварный ход конем и индифферентно отвернулся.
   На стол спланировал говорящий  институтский  ворон,  перебрал  в  ящике
сбитые пешки и осмотрел доску взглядом знатока.  Алешка  подергал  его  за
хвост, и Ворон предостерегающе раскрыл клюв.
   - Знаю, что взрослый начисто забывает о детстве. Но  почему?  И  когда?
Вот она, - Алешка поправил бант на косичке пробегавшей  мимо  девчушки,  -
она может силой воображения и даже не напрягаясь одушевить свою  куклу.  Я
тоже раньше мог, а теперь вот не могу. Не знаю, как ты, а я ощущаю это как
потерю.
   Нури сделал рокировку, привычно оглядел площадку и убедился, что все  в
порядке, все заняты важнейшим в жизни делом - игрой.
   - Одушевляет, - согласился он. - Я тоже думал об  этом.  Но  до  какого
предела, вот вопрос.
   - Полагаю, пределов нет. Ведь нет пределов воображению и фантазии.
   И тут из зарослей орешника, что на краю  площадки,  вышел  человек.  Не
бородатый волхв, работник службы экопрогнозов, и не дровосек-дендролог,  и
вообще не похожий ни на кого из сотрудников ИРП. И  потому  его  появление
было сразу замечено: на площадке стало тихо. Нури смешал фигуры, отодвинул
доску и подпер голову кулаком. Гость был  в  домотканых  портках  в  синюю
полоску, чистых онучах и новых лыковых лаптях. Домотканая  же  рубаха  без
ворота была подпоясана пеньковой веревкой, а  светлые  волосы,  стриженные
под горшок, топорщились. От всего этого Нури  пришел  в  состояние  тихого
умиления, а малыши забыли про игры, разглядывая гостя.
   Человек держал в руке лукошко.
   - Вот как, значит! - Он поставил лукошко на стол и слегка поклонился. -
Вывелся, выходит... Я бы сказал, возник...
   Он  откинул  тряпицу  с  лукошка,  и  оттуда  выглянули   две   головы,
светло-коричневые, с черными ноздрятыми носами и стоячими ушками,  похожие
на детенышей лани, но поменьше.
   Ребятишки обступили стол,  тянулись  на  цыпочках,  пытаясь  разглядеть
зверенышей. Гость сделал козу, головы поймали пальцы, зачмокали.
   - Сосет, - сладким голосом сказал гость.
   - Сосут, - машинально поправил Нури.
   - Вот... это самое, не можем мы. Убедились: недостойны. Потому - грехи!
Я бы сказал - эгоизьм. И опасаемся, как бы чего... А он единственный.  Ему
безопасность нужна, ему настоящее молоко надоть. Мы не против, берите, а?
   Вот так, вплотную,  жителя  Заколдованного  Леса  Нури  видел  впервые.
Конечно, он был  оттуда:  никто  из  сотрудников  ИРП  не  носил  подобной
спецодежды и не говорил столь косноязычно.
   Гость сощурил васильковые глаза, обтер тряпицей пальцы.
   - Так я пойду, значит. А ему б это, как  его,  детское  питание.  Я  бы
сказал, натуральное, а?.. До свиданьица.
   - Вы еще придете?
   - Придете вы, мастер Нури. Туда. - Гость показал большим пальцем  через
плечо.
   - И не думал, с чего бы?
   - Вам на роду написано... прийти.
   - Ну, если на роду, тогда конечно...
   - Дядя, - перебил кто-то из малышей, - а как вас зовут?
   - Иванушкой меня кличут.
   - Э... - сказал Нури.
   - А чего?
   - Да нет, пожалуйста...  Только  вот  детенышей  из  леса  выносить  не
стоило, погибнут они без матери.
   - Нет у него матери!
   С этими словами Иванушка перевернул лукошко. И  все  ахнули.  На  столе
желтенький, в темных пятнах, лежал теленок тянитолкая.
   На  следующий  день  вундеркинд  и  акселерат   Алешка   воспользовался
отсутствием Нури, чтобы внести свою, не предусмотренную программой лепту в
дело экологического воспитания молодого поколения.  Ему  трепетно  внимали
пятилетние подопечные.
   - Я вам скажу, товарищи, что, увидев тянитолкая, дедушка Сатон  сначала
было сомлел, но быстро взял себя в руки и собрал  весь  цвет  нашего  ИРП.
Пришли самые широкие специалисты -  этологи,  биологи  и  генетики;  очень
широкие  -  ботаники  и  фаунисты;  просто  широкие   -   позвоночники   и
беспозвоночники; широкие, но поуже -  жвачники,  хищнисты,  грызуноведы  и
пресмыкатели;  узкие  -  волковеды,  коровяки,  козловеды,   медвежатники,
кинологи и котисты; самые узкие  -  овчарочники,  болонеры,  беспородники,
кис-кисники, бело- и, отдельно, серомышатники и многие другие причастные к
реставрации природы. И не зря собрались, ибо  сломать  всегда  легче,  чем
построить. Пиф-паф - и вот уже нет красного  волка.  Трах-бах  -  и  конец
стеллеровой корове. Еще трах, еще бах, и ты!  убил!  последнего  на  Земле
камышового кота. Небольшой такой, изящный и без хвоста... Ты скажешь:  что
мне камышовый кот, я и без него могу. Говори за себя, а не за всю планету.
Земля без камышового кота не может!  Для  Земли  камышовый  кот  такое  же
неповторимое дитя, как и ты,  человек!..  Воссоздать  утраченный  вид  так
трудно, что удача становится праздником для всего человечества.  А  тут  -
тянитолкай...
   Эмоциональная речь, украшенная добротными паузами, проникала  в  сердца
слушателей. Алешка не так уж далеко отошел от истины. В общем,  почти  так
оно и было. На чрезвычайном совещании в кабинете директора  ИРП  известные
специалисты столпились вокруг лукошка, разглядывая сонного детеныша.
   - Подумать только! - сказал директор.
   - Н-да, - ведущий специалист по зоогенетике откровенно чесал затылок. -
Как правильно заметил доктор Сатон: подумать только.
   К  столу  протиснулся  знаток   палеофольклора,   в   срочном   порядке
доставленный  на  совещание.  Усилием  воли  он  заставил  себя  подтянуть
челюсть, в изумлении отвисшую на кружевной воротник.
   - Тянитолкай! О нем мало что известно.  -  Знаток  поднял  указательный
палец, и все посмотрели на перстень с агатом. - Мало чего... Змей Горыныч,
он же дракон, - это да, это получило отражение, равно как и пернатый  змей
у инков, именуемый Кетцалькоатль.  Или  серый,  к  примеру,  волк.  Хорошо
разработан Конек-Горбунок, хотя источников по нему -  раз-два  и  обчелся.
Жар-птица... она же у многих  народов  идет  как  птица  Феникс,  мне  так
кажется. Обратно единорог, он и в  геральдику  вошел...  Саламандра  тоже.
С