опытов и согласен потратить день на гостя с Земли.

Привычно  ввинчиваюсь  в  подпространство, потом вывинчиваюсь. Измочален, но
не  потрясен.  Неизбежное  зло для космического туриста. Воспринимаю его как
шприц  с  лекарством,  как  бормашину.  Неприятно, но терпеть надо. Взрослый
человек  морщится,  но  не  охает.  А путь от астродрома до полигона и вовсе
приятен.

Сидишь  в  мягком кресле, спину нежишь, забот никаких, ведет ракету автомат.
Поглядываешь  в  окошко  на  незнакомый  узор  созвездий,  думаешь в ленивой
истоме: "Куда занесло!"

Вспоминается  мое  первое  и  единственное путешествие за океан, в Канаду на
всемирную  выставку.  И тогда было сходное чувство: вывернув шею, смотрел на
синие   кудряшки   лесов  (американских!),  расчерченных  на  прямоугольники
автодорогами,  на  серебряную  фольгу рек (американских!) и тоже охал: "Куда
занесло!  На  чужой  материк!  За шесть тысяч километров от дома! Кто бы мог
подумать!"

Кто  бы  мог  подумать тогда, что через два года меня занесет в звездный шар
М-13,  за  тридцать  тысяч световых лет и от Москвы и от Канады. После этого
чему удивляться?

Рядом  со  мной  Граве.  После  приключения  с восьминулевыми он не решается
отпускать  меня  в  одиночку.  Ну  и,  пожалуйста,  мне  даже удобнее так. Я
полеживаю,  коллекционирую впечатления, разбавляю их глубокомыслием, а Граве
беспокоится  о  моей  безопасности,  ерзает,  вглядывается  в  звезды, рацию
теребит.

- Что вам не сидится, Граве? Автомат же у руля.

-  Не  пойму,  куда  он ведет, с картой не совпадает. Глядите, сколько звезд
высыпало. Боюсь, что мы попали на опытное поле.

"Правильно, бойся. Это твоя обязанность - бояться за меня".

Немного погодя:

-  Человек,  впереди  по  курсу планета. Я хочу высадиться и подождать, пока
наладится связь. Опасаюсь, что автомат ведет нас не туда.

"Давай  опасайся,  не  возражаю,  это  твой  долг  - опасаться, высаживать и
налаживать. Мое дело - смотреть и запоминать, как и что выглядит".

Выглядит  эта  планета  как Восточный Крым. Невысокие горы с жесткой травой,
колючие кусты, изредка

отдельные  деревья,  точнее,  что-то  среднее  между  деревом  и  кактусом -
мясистые   и   извилистые,   как   ветки,  листья.  Возможно,  суждение  мое
скороспелое.  Вероятнее,  планета  разнообразна.  Но  в  этом  районе  сухие
предгорья, древокактусы и ночь.

Связь  никак  не  налаживается.  Граве  кряхтит,  колдует  с манипуляторами,
ничего  у  него  не  получается.  В  конце  концов он объявляет, что виноват
корпус   ракеты,   видимо,  намагнитился  в  какой-нибудь  заряженной  зоне,
предлагает  оттащить  рацию в сторону, метров за триста. И опять он стучит и
кряхтит,  а  я  сижу рядом и любуюсь созвездиями. Кажется, это слова Сенеки:
"Если  бы  звезды  были  видны  только в одной местности, люди со всех стран
стекались  бы  туда,  чтобы  полюбоваться".  Интересно, что изрек бы римский
стоик,  увидев  небо  шарового. Не узор, а звездная сыпь. Особенно здесь, на
полигоне.   И   мигают  и  разгораются.  И  новые  появляются.  Вот  в  этом
пятиугольнике не было ничего, а теперь появилась звезда... и какая яркая.

-  Граве,  я, кажется, открыл сверхновую. Вот там - в пятиугольнике. Стойте,
там еще одна. Это бывает у вас?

Хотел  было привстать, чтобы рассмотреть получше, и вдруг чувствую - не могу
подняться.  Отяжелел. Тело налилось свинцом, как в ракете при перегрузке. Но
на  планете-то  с  какой  стати  перегрузка? С ускорением движется она? Курс
меняет?

Впрочем,  это  я  потом  подумал  -  тогда  не  до размышлений было. Тяжесть
распластала,  вдавила  в  острые камни. И надо было ползти, помнил: в ракете
спасение - противоперегрузочное кресло.

Но  триста  метров! Шутя отошли мы с рацией на ближний холм, еще и в лощинку
спустились   ради   экранирования.   А  теперь,  обезноженные,  барахтались,
подтягивались,  хватаясь  за  корни,  перекатывались.  Ползли,  словно бы из
груды мешков выбирались, а на нас все валили и валили невидимые мешки.

Вот попали!

Перегрузка  исчезла  так же внезапно, как появилась. Сползли со спины мешки,
расправились сдавленные ребра. Вдохнул полной грудью, встал, потянулся...

- Что это было, Граве?

Мой проводник не без труда взгромоздил тело на подгибающиеся ноги.

- Идем, Человек. Скорее. Небезопасно тут.

- Подождите, Граве, дайте дух перевести.

- Не мешкай. Скорее, скорее к ракете!

Да,  мешкать  не  стоило. Аттракцион, оказывается, не был закончен. На смену
перегрузке  пришла  недогрузка.  Вес  убывал,  убывал,  шаги становились все
длиннее.  Шагнул,  и  плывешь-плывешь, никак не дотянешься до твердой почвы.
Несет  куда-то  над  кустами,  над  ямами, совсем не туда, куда прицеливался
ступить.  Меня вынесло на отвесную скалу. Оттолкнулся руками, что есть силы.
Теперь назад понесло, а сзади кактусы с колючками в локоть длиной.

- Ракетницу вынь, Человек. Ракетницей правь.

Хорошо,   что   ракетница   была  при  себе.  Вообще-то  она  нужна  в  мире
невесомости,  в межпланетном пространстве. Стреляешь налево - несет направо.
Принцип движения каракатицы.

Вытащил из наружной кобуры. Соображаю, куда же стрелять.

И    тут   очередной   фокус.   Мир   переворачивается.   Планета   бесшумно
выворачивается   из-под   ног   со   всеми  своими  кактусами  и  колючками.
Выворачивается  и  начинает медлительно удаляться вверх. Задрав голову, вижу
Граве,  уцепившегося  за  кусты. Тянусь к нему руками, но отстаю безнадежно,
отстаю, как пассажир, упавший за борт.

- Стреляй же, Человек!

Ах  да,  ракетница  в  руке. Вспышка, вспышка, вспышка! Хватит ли зарядов? К
счастью,  пересилил,  начинаю  догонять.  Навстречу  сыплется град камушков,
свалившихся  с  твердого  неба,  бывшей почвы. Стучат по шлему, но несильно.
Тут  еще  невысоко, не успели разогнаться. Еще стреляю, еще. Граве свесился,
как  акробат  на  трапеции,  сумел  ухватить  меня  за руку, молодец старик!
Картина:  наш  космический  корреспондент  под  куполом  цирка! Помогаю себе
последним зарядом и с разбегу врезаюсь в ветви.

Держимся  за  верхушку  дерева,  под  ногами звездная бездна. Туда, в черное
ничто,  валятся  камни,  здоровущие  валуны  и  целые  утесы, те, что стояли
непрочно.  И видим мы, как скользит вниз нечто удлиненное и блестящее - наша
собственная  ракета.  Причалив,  мы  просто  поставили  ее  на ноги, нам и в
голову  не  пришло  крепить  намертво.  И  этот  коварный  мир  стряхнул наш
корабль, сбросил, словно котенка, со своей спины.

Но  в  тот момент мы не думаем о ракете. Как бы и нас не стряхнуло - вот чем
мы  озабочены.  Мимо  проносится  соседнее дерево. Собственная крона вырвала
корень  из  грунта  как  морковку, дерево само себя вытащило за волосы. Наше
держится пока. Надолго ли?

- Граве, когда нас записывали в последний раз?

-  Каждый  межзвездный  спутник  записывается  на  старте.  Так что потеряем
только один день.

Один  день  потеряем,  начнем  жить заново на межзвездном вокзале. Но сейчас
меня  что-то не утешает эта звездная страховка. Да, гражданин К. сохранится,
он  потеряет только один день жизни, у его жены будет тот же муж, у его сына
тот  же  отец.  Но  я-то сорвусь в пространство, буду там болтаться, пока не
задохнусь,  исчерпав кислород в баллонах. Едва ли даже сапиенсы с их могучей
техникой найдут одинокий скафандр в космосе.

- Караул, трещит!

Трещит  дерево,  за  которое  мы  цепляемся.  Вот один из корней выдернут из
почвы,  вылез  как  шатающийся  зуб.  Обнажается  и второй корень, голый, не
защищенный  корой.  Карабкаемся  вверх  от  макушки, подтягиваемся к корням,
хотим  зацепиться за край ямы. Непрочные комья крошатся, сыплются на голову.
Ой, сорвусь?

[Image]

И падаю вниз головой в яму, за которую хотел зацепиться.

Опять перевернулось!

Шмякаются  с  неба  вернувшиеся  комья,  камни,  камушки и валуны. Улетевшее
раньше,  возвращается позднее. А вот и наша ракета. Иголка, поблескивающая в
небе,   превращается  в  веретено,  в  снаряд  среднего  калибра,  большого,
максимального...  Сработает  ли  система  автоматического  торможения?  Если
сработает,  есть шанс удрать из этого ненадежного мира. Ближе, ближе! Ракета
скрывается за ближайшим пригорком...

Тугие клубы оранжевого, подцвеченного пламенем дыма вспухают за холмом.

Не включилась автоматика.

Перед  нами  все  та  же  перспектива  медленной смерти, но в ином варианте.
Недельный   или   двухнедельный   запас   воздуха  и  энергии  в  скафандре.
Робинзонады не удаются в космосе. Едва ли мы сумеем жевать местные кактусы.

И тут приходит спасение. Объявляется в наших собственных наушниках:

-  Внимание,  всем,  всем, всем! Утеряна связь с автоматической пассажирской
ракетой,  следовавшей  на  полигон  имени  Здарга. Всех находящихся в данном
районе просим принять меры к розыску. Держим связь на волне...

Конец   того  же  дня.  Сижу  в  уютной  кают-компании  космической  сганции
полигона.  Уют,  конечно,  в  звездном  духе:  почти  пустая комната, низкие
складные  кресла  расставлены  вдоль  стен  у  откидных  столиков. На стенах
дверцы,  дверцы  и  экраны,  экраны,  экраны.  К  дверцам подведены трубы из
кухни,  кладовой,  библиотеки, мастерской, к экранам - провода от аппаратуры
и  информатория.  На  свободных экранах картины: бурное море, лес, подводные
скалы,     городская     улица.    Цвет    великолепен,    стереоскопичность
безукоризненная,   не  экраны  -  окна  в  мир.  Забываешь,  что  за  стеной
космическая пустота. Считается, что эта иллюзия поднимает настроение.

Сижу,  развалившись  в  удобном  кресле.  Светло,  тепло,  безопасно,  рядом
приятные  собеседники.  Приятными на вид их делает мой анапод, конечно. Но в
обществе  я не снимаю анапода, предпочитаю беседовать с человекоподобными, а
не  со  слизнями  и  скелетами,  преодолевая  тошноту и жуть, гадать, что же
выражает игра пятен на их лице.

А  так,  спасибо  анаподу, передо мной люди. Вот начальник станции, он похож
на  ленинградского  Физика, того, что честил меня, а потом угощал до отвала.
И  жена  его  тут  же  -  их  звездная  Дальмира.  Здесь  на ней простенький
сизо-голубой  чистый  комбинезон, в разговоре она уверенно сыплет формулами.
Но  анапод  упорно  показывает  мне Дальмиру. Подозреваю, что и эта звездная
красавица  только  разыгрывает интерес к физике, на самом же деле ищет новые
чувства.  Возможно,  ей  нравится  быть  единственной  женщиной  в  компании
молодых талантов, наперебой старающихся привлечь ее внимание.

Больше  всех старается выделиться бойкий молодой физик, смуглый, горбоносый,
с  острой  бородкой,  этакий оперный Мефистофель. Но это не желчный, угрюмый
немецкий  черт  с  больной печенью. Здешний Мефистофель жизнерадостен, остер
на  язык,  колюче-насмешлив,  любитель похохотать. Тут же главный объект его
насмешек  -  молчаливый  румяный  толстяк  с  кудрявыми баками. Он все время
благодушно  улыбается  и  сонно  жует,  глядя  на мир, прищурившись то одним
глазом,  то  другим.  Видимо,  считает,  что  поднимать  сразу  оба  века  -
нерациональный труд.

-  Журналисты  посещают  нас часто и даже чаще, чем нужно, - говорит старший
физик.  Он  держится  сухо, сдержанно и уверенно. Возможно, что и мой земной
физик  так  же разговаривает в своем НИИ. - В Звездном Шаре широко известно,
что  наш  полигон  - форпост науки, как бы выдвинутый в будущее, в следующие
века.  Мы  заняты  делами  последующей  эпохи  и  мыслим  в  ее категориях -
количественно,  точных  -  математическими  уравнениями.  К  сожалению, этот
образ  мышления  распространяется  туго,  он  требует  мысленных  усилий. Не
понимая    математики,   журналисты   пытаются   подменить   ее   неточными,
несовершенными  словами, в результате искажают суть и попадают впросак. Ваше
приключение  -  яркий  пример подобной подмены. Безукоризненно выверенный до
четвертой  девятки,  идеально  запрограммированный  автомат  доставил бы вас
сюда  секунда  в  секунду. Но вы усомнились в нем, выключили легкомысленно и
чуть  не  погибли.  (Граве  сконфуженно  молчит.)  Вот я и опасаюсь, что мои
жестко  сформулированные объяснения вы тоже выключите, начнете переводить на
язык неточных образов, спутаете, исказите, вывернете наизнанку...

-  Шеф,  разрешите,  я  попробую, - вмешался веселый Мефистофель. - Иногда у
меня  получаются  переводы  с  научного  на житейский. Слушайте, гость. Я не
знаю,  на  вашей планете верят еще в богов, которые создали небо, сушу, воду
и  огонь? Большей частью разуверились? Поняли, что природа делает сама себя?
Превосходно.  Но  здесь  вы  попали  в  общество  всемогущих, можно сказать,
квазибогов.  Этот  сонный  жвачный  - тоже всемогущий, хотя он и спит, но во
сне  генерирует  идеи,  расчеты,  проекты  и пояснительные записки вариантов
переустройства  вселенных.  Я  же  личность трезвая и критически мыслящая, в
некотором  смысле антипод. Посочувствуйте мне; критическое мышление - тяжкий
крест.  Увы,  я первый вижу, что идеи и проекты моего жвачного друга задолго
до его рождения были воплощены слепой и бессмысленной природой.

Мы  же,  существа зрячие и осмысленные, не хотим подражать бессмысленной, не
рассуждая.  Мы  сомневаемся,  что новые миры надо лепить по образу и подобию
старых.  Вот  природа  штамповала  планеты  в  виде каменных шаров. А может,
лучше  шары  пустотелые  или ячеистые, как соты, или кубы, или пирамиды, или
даже  лепешки? И надо ли придерживаться всех законов, стихийно установленных
стихиями?  К  примеру,  хорош  ли закон тяготения? Удобно ли, что притяжение
убывает  пропорционально  квадрату  расстояния?  Не лучше ли куб расстояния?
Или   первая  степень?  Или  неубывание?  И  вообще,  стоит  ли  монтировать
вселенные  на скучнейшем принципе тяготения - все притягивается ко всему? Не
лучше   ли   электрический  принцип  -  что-то  притягивается,  а  что-то  и
отталкивается?  Или  же  химический  принцип: притягивается и отталкивается,
по-разному,  с  учетом валентности. Или клеточный принцип: слой наклеивается
на  слой  и  форма  любая. Или генетический... Мало ли принципов в природе и
технике.  Все это надо проверить. Мы проверяем, пробуем. Всемогущий, не спи.
Какие параметры мы покажем гостям завтра?

- Антитяготение разве, - пробормотал толстяк.

-  Стыдись, всемогущий. Даже твой мистический предшественник, невежественный
и  самовлюбленный,  неведающий  начал  теории  относительности,  был  все же
бесконечно  сообразительнее  тебя.  Антитяготение  наши  гости  уже испытали
сегодня, когда висели вверх тормашками на макушке дерева.

- А если метод "тыка"?

-  Боже,  сегодня  ты  дискредитируешь  себя  и  весь  наш Олимп. Иди спать,
продифференцируй  что-нибудь  умное  во  сне.  Кстати,  проводи  гостя,  его
комната рядом с твоей.

И  так  гибель не состоялась. Не раздавленный перегрузками, не сорвавшийся с
дерева  в  космос,  спасенный,  накормленный  и  обогретый,  лежу на удобной
кровати. "Эх, потягусеньки!" - как в детстве.

Заснуть  я,  однако,  не  успел, еще и не потянулся как следует. Стена вдруг
раскрылась надо мной, в проеме показалась Дальмира.

- Я жду тебя! - закричала она, протягивая руки.

Такого со мной еще не бывало в Звездном Шаре.

-  Вы  на  меня  не обижайтесь, - сказал я, - но это явное недоразумение. Мы
различные  существа,  совершенно  не  подходящие  друг  для друга. Вы анапод
снимите, иллюзия рассеется. Я эстетически неприятен для вас, вероятно.

- Иди же, иди!

Я  идти  не собирался, но кровать моя, вняв призыву, мягко снялась с ложек и
поплыла в объятия Их-Дальмиры.

- Снимите же анапод, - взывал я.

И  тут  ветреница исчезла. Я услышал рык ревнивого мужа, в проеме показалось
разгневанное лицо ушастого Физика.

-  Никак  не  ожидал,  -  прорычал он. - Тебя допустили на передовой форпост
науки,  выдвинутый  в  будущее.  А  ты,  позорный притворщик, думал только о
шашнях. Изгнать его... Нет! Утопить, и немедля!

Проем  в  стене  зарос, и в темноте я услышал журчание. Вода стекала по всем
стенкам,  на  полу  бурлили  ручьи.  Хорошо  еще, что кровать моя висела под
потолком, застряв на полпути к Дальмире.

- Откройте! - взывал я. - Это сплошное недоразумение.

И дверь приоткрылась. В светлую щель просунулась бородка клинышком.

[Image]

-  Не  пугайся, всемогущий, - сладко пропел знакомый голос. - Это всего лишь
вода  -  окись  водорода  в  жидкой  фазе,  абсолютно  безвредная для твоего
организма.  Но  неужели ты, всемогущий, не превратишь жидкую фазу мановением
руки  в твердую или газо... Ой, кто тут? Ребята, влопались! Здесь гость. Ой,
извините, пожалуйста!

Потом  я  ощупывал  стену  - ни швов, ни рамы, никаких следов проема. Должно
быть,  сама  окраска  была  светочувствительной, мне показали объемное кино.
Как  был  снят  фильм,  участвовала ли чета физиков в розыгрыше, не ведаю. А
вот вода была подлинная, мокрая и очень холодная.

Наутро,  скрывая  бесовский  огонек  под томными веками, Антибог говорил мне
сладчайшим голосом:

-  Я  понимаю,  что  вы  оскорблены  и  взбешены.  Право,  я предпочел бы не
показываться   вам  на  глаза.  Хотя,  в  сущности,  виноват  этот  хитрющий
всемогущий.  Он  нарочно засунул вас в свою комнату, у него нюх на спокойное
ложе.  В результате вы злы на меня, но положение у вас безвыходное: только я
могу  переводить  на  житейский.  Остальные  скажут  вам:  "Вот наша опытная
лаборатория,  она  оснащена  УМППП  и  УММПП  с  многоканальной семантикой и
продольно-поперечными  умножителями  ППУ".  И  вы пропали: уедете, ничего не
поняв  и  не  записав.  В  результате вы вынуждены сменить гнев на милость и
выслушивать мой перевод.

Итак,  приступим.  Ваш  спутник сказал мне вчера, что любимейшее развлечение
ваших  однопланетян  было: собравшись стройными толпами и одевши одинакового
цвета  одеяния,  убивать друг друга. Война! Не скрою, и мы забавлялись таким
способом  в  древние  времена.  Так,  или иначе, военные образы вам понятнее
физических,  поэтому  перевожу  нашу  физику  на военно-житейский. Тогда наш
полигон  - это армия гравиинициаторов... ох, непонятно... станций, создающих
искусственное  тяготение.  Шеф  командует  этой  армией,  мы  все - штаб, мы
готовим  планы  сражений. Всемогущий у нас генерирует стратегические идеи, я
их  развенчиваю,  прочие рассчитывают, шеф принимает решение и отдает приказ
личному  адъютанту  -  вот этому шкафу по имени УМППП - универсальной машине
программирования   произвольных   параметров.   Сейчас  же  машина  начинает
пошевеливать  своими  мозгами  -  печатными,  напыленными,  смонтированными,
ратомированными,  превращает  приказ  шефа в сто тысяч маленьких приказиков,
каждому  гравивоину  персональное  задание.  И по ста тысячам каналов скачут
волны-гонцы,  размахивая белыми гривами. А шеф наш следит за полем боя... на
экране,  разумеется...  смотрит, какие тела разваливаются, какие взрываются,
разгораются, растут или съеживаются. Правильно я излагаю, боженька?

- Вульгаризируешь.

- О боже, нет пророка в своем отечестве. А ты лучше изложишь?

- Точнее. Строже.

- Нет, продолжайте, - взмолился я. - Я не подготовлен к строгому изложению.

-  Ага,  чья взяла! Ты повержен, самонадеянный! Итак, продолжаю. Бывает, что
у  шефа не хватает сил. То есть не у самого шефа, мыслительные силы у него в
избытке,  сил  может  не  хватить  у полигона, чтобы разыграть замысел шефа.
Допустим,  надо  проверить  что-нибудь  вселенское  -  взрыв  радиогалактики
например.  Галактику  на  полигон  не  втащишь  при  всем желании. Тогда шеф
призывает  другого  помощника  -  не  УМППП,  а УММПП - универсальную машину
моделирования  произвольных  параметров, - не адъютанта, а консультанта. Шеф
дает  команду:  "Просчитай-ка  мне  ситуацию  в радиогалактике при включении
кубического  принципа  гравитации".  Командует  мысленно; УММПП умеет читать
мысли.  И, прочтя, пошевеливает извилинами своего машинного мозга, туда-сюда
рассылает  электрончики  и  выдает