шные, голодные-преголодные. Когда корабль

приближается, хватают его, глотают целиком с мачтами

и веслами. Плавать туда? Алат упаси!

.  Торговой  улицы  не  было, стен, ограждающих ее, тоже не было. Ветер съел
стены  за  это  время,  только  с воздуха при боковом освещении, разглядел я
продолговатые  бугры.  Выше,  насколько  я  помнил, в низине меж двух холмов
были  прежде  сады,  ступенчатый каскад подводил к ним лаву из океана, сотни
кнэ  и  рабов  крутили  колеса  с  черпаками.  Ступени каскада я нашел, даже
колеса  кое-где  сохранились,  заброшенные,  проржавевшие, ненужные... Но на
месте  садов ветер пересыпал пыль. И несколько десятков огнеупорцев, пыхтя и
обливаясь   серебристым   потом,   складывали   кучу  камней.  Должно  быть,
собирались продавить кору "молитвенным холмом".

- Почему же вы не используете каскад и колеса? - спросил я.

И услышал в ответ:

-  Алат  рек: "Все необходимое я вам поведал. Большего не скажу, чтобы разум
ваш  не  привести  в  смятение".  В песнях не сказано о колесах, стало быть,
колеса - смятение и суемудрие.

Действительно, не говорил я о колесах. Но ведь они и без меня были известны.

И  вот  стою я перед экзаменаторами, разоблаченный, уличенный в невежестве и
несообразительности, развожу в растерянности руками:

-  Не  гожусь  в  дипломаты, извините. Два раза летал, так и не выбрал время
для  переговоров. В первый раз отложил и опять откладываю. Извините, ошибся,
попал  в  мир  ленивого  разума.  Эти  огнеупорные  дураки еще не доросли до
мышления.   Они   из   тех,   кто   крестится,  когда  грянет  гром,  только
проголодавшись,  хлеба достать догадаются. Жевать, спать, любить - больше им
ничего  не  нужно.  Любознательности  ни  на  йоту, все непонятное объясняют
единообразно:   так  устроил  бог.  Философы  были  среди  них  исключением,
болезненным  отклонением  от нормы. А правило: темнота и лень. Порода такая:
разум ленивый.

-  Значит,  вы предлагаете отказаться от сношений с этой планетой? - ледяным
голосом спрашивает Техник.

-  Отказаться  жалко,  даже  нецелесообразно как-то. Планета нужна Звездному
Шару.  Сорок девять земных масс, можно слепить сорок девять земель или сорок
тысяч  искусственных спутников из этого материала. Ведь это расточительство:
использовать  свою планету так, как огнеупорцы. Кое-где поверхность скребут;
их  шахты  словно  булавочные  уколы  в кожуре, о недрах они и не помышляют.
Сорок  восемь  масс  из  сорока  девяти  можно взять безболезненно. Конечно,
раскалывать  чужую  планету  на куски нельзя, оболочку им сохранить надо, но
недра  можно  выкачать.  Кое-что  придется  переделать  при  этом:  заменить
естественную    гравитацию   искусственной,   подземный   подогрев   ядерным
отоплением,   освещение   дать  на  огороды.  Само  собой  разумеется,  надо
согласовать  с  хозяевами  такие  перемены, в обмен на сорок восемь ненужных
масс  преподнести  им  всю  культуру Звездного Шара. Преподнести можно... но
некому   предлагать.   Какой-то  странный  мозг  у  огнеупорцев.  Рассуждать
способны,  но  не  любят,  предпочитают  верить  на  слово. Поверят, а потом
разуверятся, проклинать будут.

-  Может  быть,  природа  этих  существ такова, против природы не поспоришь.
Правильно я вас понимаю? - Лирик задает вопрос.

- В том-то и дело, что мозг приспособлен к мышлению, а мыслить не хотят.

- Раньше вы иначе объясняли, - напоминает Граве.

-  Иначе?  Да,  объяснял  иначе,  говорил  об  экономии мышления, о том, что
огнеупорные  не  склонны  думать  о ненужном. Впрочем, противоречия тут нет.
Экономии  ради  каждый  размышляет  о  собственных  делах,  а  общепланетные
принимает  на  веру.  Даже  причина есть. Собственную жизнь огнеупорец может
организовать:  выбрать  профессию, жену, дом построить, детей вырастить - об
этом  он и думает. А изменить весь строй производства не в его силах. Деды и
отцы  добывали  хлеб, воздвигая каменные холмы, еще двадцать поколений будут
добывать  "хлеб  каменными  холмами.  Ничего  не  меняется  в течение одного
поколения.  Даже  в  песнопениях  изрекается: "Коротка их память, потому что
коротка жизнь". И всем представляется: так было, так будет.

- Значит, так и будет? Срок жизни-то не меняется. - Это замечание Лирика.

- Ничего не меняется? - уточняет вопрос Граве.

-  Нет,  не  меняется, срок жизни тот же. Хотя нет, меняется кое-что. Растет
темп   перемен.   Сейчас   холмами   продавлено   примерно  шесть  процентов
территории.  Шесть  процентов  или  восемь  -  невелика  разница,  все равно
просторно.  Но  вот  будет использована четверть территории, потом половина,
три  четверти...  Придет  поколение, которому некуда будет распространяться.
Простор  или  теснота  - разница существенная. Этим уже придется придумывать
что-то  новое:  шахты вместо холмов или же какое-то искусственное освещение.
Одна  выдумка  выручит  одно  поколение,  другая  - полпоколения, треть. Три
перемены  за  одно поколение, появится психологическая привычка к переменам.
И  старинное  "так  было,  так будет" сменится на "все течет, все меняется".
Глобальные  перемены  станут  насущной  необходимостью. Тогда и придет время
для космических переговоров.

- Не очень скоро? - Опять вопрос Лирика.

-  От  шести  процентов  до  сорока-пятидесяти  не  прыгнешь  сразу.  Но  на
Огнеупории развитие идет быстро.

- А нельзя ли его ускорить? - Техник спрашивает.

-  Вот  пробовал  я  ускорить, получился застой: двадцать поколений жующих и
молящихся.  И  если  бы сами они изобрели каменные холмы, все равно двадцать
поколений  жевали  бы  и  молились. Тут география задает темп, огнеграфия их
экономическая.  Сколько ни дергай волосы, они не растут быстрее. Если в доме
хлеба  полно,  в булочную не торопятся. Правда, тогда запросы были невелики,
теперешних  одним  хлебом  не  накормишь, этим подавай комфорт, кино, книги.
Как  ускорить  развитие?  Увеличить запросы. Может быть, показать им ваш мир
со всей его заманчивостью? Ничего другого не могу придумать. Не знаю.

- У кого еще есть вопросы?

Лирик смотрит на Техника, на Граве.

- Не достаточно ли?

И,  вытянувшись  во  весь  рост,  выставив  вперед  грудь и бородку, говорит
неожиданно:

-  Человек  с  планеты  Земля,  из второй спиральной ветви, квалификационная
комиссия  после  проведения  испытания  считает,  что  ты  сдал испытание на
"хорошо";    отныне   можешь   работать   в   качестве   астродипломата   на
необследованных планетах в Шаре и за его пределами.

Поздравляют!   "Хорошо"   за   испытание!   Сдал,   сдал,  ур-ра!  Гожусь  в
астродипломаты,  допущен  на необследованные планеты! Сдал экзамен наравне с
земноводными,  Земли не посрамил, сдал на "хорошо"! А мне-то представлялось,
что я запутался окончательно. Первый астродипломат из людей! Ай да я!

Благодарю   в   суетливо-радостном   оживлении,   порываюсь   руки   пожать,
преисполнен  симпатии  к  Технику,  Лирику,  Граве и ко всем огнеупорцам, на
плечах  которых  я  выбрался  в  астродипломаты.  Хорошо ли я им помогал, не
напортил ли чего по неопытности?

-  Но  вы не оставляйте без внимания мою Огнеупорию, - прошу я. - У них темп
жизни  стремительный. Они догонят вас очень скоро, надо следить беспрерывно.
И пошлите туда бывалого старого астродипломата, не зеленого новичка...

Пауза.

Граве смотрит на меня с удивлением, потом говорит раздельно:

- Огнеупория давным-давно полноправный член Звездной федерации.

?!

- Когда же?

Но тут же все объясняется. И случайно объясняется наглядно.

За  спиной  раздаются  сдавленные  крики,  частый стук, трещат электрические
разряды.  Оборачиваюсь.  Бордовая  кабина,  что стояла рядом с моей зеленой,
содрогается,   гремит,   из-под  двери  течет  вода.  Техник,  выругав  "эту
проклятую   дряхлую   аппаратуру",   рывком   вырубает   ток.  Двери  кабины
распахиваются,   вываливается   разбитый   бак,  в  нем,  задыхаясь,  бьется
земноводное.  Задыхается,  но  выпученными  глазами смотрит на заднюю стенку
кабины,  вернее,  не  на стенку - ее нет. За кабиной овальный экран. Я узнаю
его  с  первого  взгляда,  точно  такой  я видел на Полигоне Здарга у бойких
физиков.

- УММПП? - спрашиваю горестно. Граве кивает утвердительно.

-  Она  самая:  универсальная  машина моделирования произвольных параметров.
"Если-машиной" прозвали ее наши студенты.

Машина! Моделирующая! И высчитывающая, "что

будет,  если...".  И показывающая... "что будет, если..." на экране. Значит,
никуда  я  не  летал,  не  ввинчивался  и  не  вывинчивался, сидел в кабине,
погруженный   в   гипнотический  транс,  рассматривал  на  экране  условного
противника,   принимал   решения,   видел   их   условно-мнимые  результаты,
вычисленные и смоделированные машиной.

Но   воображал,   что  это  мир  подлинный.  Волновался,  жалел,  ненавидел,
проклинал,  вмешивался,  возлагал  надежды  на  тени,  мелькавшие на экране.
Голову ломал, клял себя, раскаивался!

- Тьфу!

Испарилась вся радость.

- Стало быть, это казус учебно-дипломатический? И нет никакой Огнеупории?

-  Огнеупория  есть, конечно, - возражает Граве. - Не могла же в твоем мозгу
сама  собой  родиться  невиданная  страна.  Как условие задачи тебе давались
документальные  фильмы,  некогда  снятые там космонавтами. На этом мотиве ты
наигрывал  вариации.  А как же иначе? Разве можно послать на живую планету с
учебной     целью     неопытного     астродипломата?    Все    равно,    что
студенту-первокурснику  поручить  операцию на сердце. Огнеупория существует,
тебя не было там.

И  еще один вопрос волновал меня. Но только через два дня я решился спросить
у Граве:

-  А почему мне поставили хорошую отметку? Ведь я же так и не нашел решения.
Сделал  вывод,  отказался.  от вывода, переговоры не начинал. Так и не знаю,
как следовало действовать.

-  Нам  понравилась твоя непредвзятость, - сказал мой куратор. - Ты старался
разобраться,  не  пришел  с  готовой  формулой.  У нас ведь тоже нет единого
мнения  о перестройке планет. И в результате, как ни странно, ты всем угодил
своей  неудачей.  Технику  понравилось,  что  ты  не забывал о сорока восьми
неиспользованных  массах, не отказался от них наотрез. А Лирик даже рад был,
что  ты  зашел в тупик. Он же доказывает, что чужие планеты не надо трогать.
И с удовольствием ссылался на тебя на Диспуте.

-  Ах,  Диспут  продолжается?  И  обо мне говорят там? Гилик, где ты, Гилик?
Скорее закажи информацию о Диспуте.



                            ДИСПУТ ПРОДОЛЖАЕТСЯ



Опять  на  экране  знакомый зал с баками, газовыми и жидкостными. И знакомое
лицо  на  трибуне:  пухлое,  румяное,  с  седыми кудрями и холеной бородкой.
Таким  я  запомнил  земного Лирика, таким показывает мне анапод их звездного
Лирика.

-   Признаюсь,  без  вдохновения  слушал  я  темпераментные  призывы  нашего
высокоученого  докладчика, - так начал Их-Лирик. - Десять миллиардов светил,
сверхгалактический  материк,  сверхдавления,  сверхтяготение.  И  ради этого
меня  заставляют  покинуть милые сердцу родные болота (Их-Лирик так и сказал
"болота"  - он был из болотных существ). А мне, извините, просто не хочется.
И я первым делом думаю: "Нельзя ли обойтись?"

Как  метко сказал докладчик: бывает развитие количественное, плоское - вширь
и  бывает  качественное  -  ввысь  и  вглубь.  Мне  представляется, что наше
прошлое   и  было  количественным  -  недаром  в  докладе  бренчало  столько
металлических   цифр:   миллиарды  звезд,  79  ступеней  материи,  144  слоя
сверхпространства.  Все количества, все сногсшибательные цифры. А о качестве
ни полслова.

И  это  не  случайность.  Это  показатель  того,  что наша техницизированная
культура, растекаясь и растекаясь

по  космосу,  очень  скромно продвинулась качественно. Вот наглядный пример:
недавно  в наш мир доставили экземпляр из числа аборигенов весьма отдаленной
планеты,  не  входящей  в  Звездную  федерацию.  ("Это я экземпляр? Спасибо,
товарищ  Лирик!")  Судя по техническому уровню, культура той планеты - почти
первобытная  (я  поежился).  О суперсвете там не ведают, отрицают суперсвет,
летают  на  четыре  порядка  медленнее  световых  лучей,  не проникли даже в
первый  смежный  слой  подпространства. Но мы знакомились с этим экземпляром
(опять!)  и  не  ощутили  большого  разрыва  (ага, не ощутили!). У него есть
понятие  о  добре, о совести, о долге, о нравственности. Правда, он не умеет
подавлять   свои   эмоциональные   порывы  ради  долга,  но  разве  мы  сами
безукоризненны?  Разве нет у нас, у уважаемого докладчика, да и у меня тоже,
самолюбия,  самомнения, пристрастия, однобокости? Да, мы некорыстолюбивы. Но
вещи  у  нас  доступны,  как  воздух, нет интереса в вещах. Да, мы вежливы и
уступчивы.  Но  ведь  у  нас  нет повода для столкновений, мы давно забыли о
войнах  и  насилии.  Так  в  чем же, спрашиваю я, мы превосходим ту отсталую
планету?

Цифрами, цифрами и только цифрами.

Так  было, так предлагается на будущее. Не сто тысяч солнц, а сто миллионов,
сто  миллиардов. Не квадратные километры, а квадратные светогоды. Миллиарды,
биллионы,   триллионы,   квадриллионы...   Единицы   с  десятью,  двадцатью,
тридцатью нулями... Жуткое нашествие нулей.

А не привлекательнее ли противоположное: поменьше, да получше?

Пусть  будет столько же планет и столько же сапиенсов, но давайте подумаем о
качестве.  Я хочу услышать на следующем совещании доклад об экспоненциальном
росте  благородства,  о  том,  что  любовь становится крепче на 0,7 процента
ежегодно  и  на  1,5 процента красивее. О том, что сапиенсы стали счастливее
на порядок. Счастливее у себя дома, а не в сомнительном обществе недоносков.

Короче, я предложил бы обойтись без Галактического ядра.

Сразу  послышался  говорок  Дятла.  И  на экране он появился. Знакомая поза:
голова  набок,  ухо  на  плече. Прищурил левый глаз, потом правый. Чувствую:
сейчас начнет расковыривать Лирика.

-  У  меня  частный вопрос, - начал Дятел голосом сладким, но преисполненным
ехидства. - Скажите, у вас есть семья?

Лирик пожал плечами:

-  Какое  это  имеет отношение к делу? Даже странно. Ну, есть. Жена и четыре
дочери. Хорошие девочки, ласковые.

-  Еще вопрос: кто у вас в семье любит сильнее - дети родителей или родители
детей?

-  Час  от  часу не легче. Кто может измерить теплоту чувств? Спросите моего
коллегу Физика: есть у него такой термометр?

-  Поставим  вопрос  иначе  -  кто  скучает,  кто  горюет  больше:  дети без
родителей или родители, потерявшие детей? Кто кому нужнее?

-  Понял  вас,  -  сказал  Лирик. - Вы полагаете, что забота о кровожадных и
грязных   дикарях   подобна   родительской.   Нет,   не  подобна.  Возясь  с
безнравственными   субсапиенсами,  мы  сами  теряем  нравственные  принципы,
уровень культуры теряем.

- Нельзя ли наоборот: поднять их уровень, приблизить к нашему?

-  Но  дело  тут  не  в  линейных  измерениях:  выше,  ниже. Каждая культура
оригинальна  и  своеобразна.  Мы  не  имеем  права причесывать всех по своей
моде,  унифицировать,  выпалывать  ростки  самобытности.  Нам  давно следует
отказаться от менторства и заняться вплотную самовоспитанием.

-  У  меня  еще один вопрос тогда, - настаивал Дятел. - Уж если речь зашла о
самовоспитании,  вы,  конечно,  знакомы с историей яхты Здарга? Учитывали ее
опыт?

?!?

Гилик,  что  это за яхта? Почему все смеются, переглядываются? Общеизвестный
исторический пример, да? Тогда достань мне материалы о Здарге и его яхте.



                                   ЗДАРГ

                         Анаподированная биография



Повесть эта - первая из серии ЖЗН - "Жизнь Замечательных Нелюдей".

Я  задумал  такую  серию давно, еще в первые дни пребывания в Звездном Шаре,
когда,   ошеломленный   мгновенным   перемещением,  отлеживался  в  небесной
клинике,  и Гилик чирикающим своим голоском повествовал о кодах форм и кодах
бесформенного,   о   видении   адекватном,  параллельном  и  касательном,  о
метаморфозе  типа  ТТ,  типа  СС  и  типа  Ноль,  теттеитации, сессеизации и
нулетесации,  макробации,  миллитации  и  смещении  по  лестнице  Здарга. И,
отупев  от  бренчания  незнакомых  слов,  в  ужасе думая, что вместо путевых
заметок  мне  придется  писать  комплект  учебников,  я  вспомнил испытанный
журналистский     прием:    если    изобретатель    сконструировал    что-то
узкоспециальное  и  сверхсложное,  просишь  его  рассказать  биографию - чем
увлекался  в  детстве, как нашел тему, через какие пробирался трудности, как
осенило...

Об  иерархической  лестнице  Здарга  я  услышал уже тогда. Потом упоминались
матрицы  Здарга,  зигзаг  Здарга,  преобразования Здарга, энергетика Здарга,
полигон тоже был имени Здарга.

А тут еще и яхта Здарга.

"Решено!"  -  сказал  я  себе.  Заказал  Гилику  биографию Здарга и принялся
переводить старательно.

Во что начало у меня получаться:

"Всего  час  езды  под мохом, и, выпрыгнув на сеть, вы залюбуетесь цветущими
болотами.  Народу  полно.  У  околей  черной  воды  на  глянцевитых  листьях
глянцевито  сверкают тела горожан. Лучи солнца 5219 багровеют в их воздушных
глазках.  На  горизонте  -  шпалеры  кусающихся.  Вот  за такими шпалерами в
скромном гнезде кусаероба и отпочковался, детеныш, которому предстояла..."

Получили представление? И какое?

Видимо,  надо  пояснить,  что  все это происходит на далекой планете Вдаг, с
Земли  она  не видна ни в какие телескопы. Вдаг - третий спутник звезды 5219
по  каталогу  Шара,  название  ее  неудобопроизносимо,  не  поддается земной
фонетике.  Сама  планета  несколько  больше  Земли,  раза  в  полтора,  а на
небесных   телах   такого   размера   (в   Звездном   Шаре   это   считается
закономерностью)  атмосфера  куда  плотнее, тучи, как правило, непроглядные,
греться  на солнце - редчайшее удовольствие. Океаны же вдвое глубже наших, и
только   самые   высокие   хребты   поднимаются  над  водой.  Следовательно,
сухопутная  жизнь  не  очень  развита,  развернуться  негде. А так как разум
развивается   в   самой   активной  зоне,  где  труднее  всего  бороться  за
существование   (это   тоже   считается   закономерностью),  сапиенсы  Вдага
появились  на  мелководье, в прибрежных зарослях вроде мангровых. И культуру
создали  мыслящие  земноводные  -  длиннотелые, плоские, с глазками по всему
телу  -  глазками  воздушными  и  подводными.  Здарг  был одним из них. И он
отпочковался  (родился)  в  доме  скромного садовника-кусаероба, разводящего
кусающиеся цветы для живых изгородей.

Кажется, все объяснил.

-  Напрасно  стараешься,  -  сказал  Гилик,  -  пишешь  адекватно,  а поймут
превратно.

И,  пожалуй,  он был прав. В самом деле, если во всех подробностях описывать
черные  лентолистья  с  бахромчатыми  фестончиками,  черные  тела  с  рядами
глазок-пуговичек,  не  заслонят  ли  все эти аксессуары основное: ход мыслей
одного из величайших ученых Звездного Шара.

-  Ладно,  ничего  не  поделаешь,  -  вздохнул  я.  -  Пристегни мне анапод,
пожалуйста.

И  анапод  стер, изгнал из сознания черные листья, черные ленты тел и черные
оконца  в  болоте. Вместо сети появилась дачная платформа, вместо кусающихся
цветов  - заборы, очертания мирной среднеевропейской деревни начала XX века,
помещицы,  гарцующие на иноходцах, крестьяне в широкополых шляпах, тележки с
брюквой,  запряженные  мулы.  И  среди  них вышагивает по грязи широкогрудый
богатырь,  лобастый,  губастый,  с  курчавой  бородой,  в  чересчур коротком
плаще. Видимо, подходящего не нашлось в магазине готового платья.

Таким  нарисовал  мне его анапод, таким прошу изображать на иллюстрациях, не
изобретать  переплетение  лент  с  глазками.  В  Здарге  нам  важен разум...
аналогичный человеческому. И художников прошу: "Рисуйте человека".

А нарисуете адекватно, поймут превратно.

Итак...

Среди  людей,  и  среди  нелюдей  тоже, существует ходячее мнение о том, что
гениальность  -  это  болезнь,  н