сех.

Как объяснить ему принцип лазера? И надо ли объяснять?

- Все дело в обработке, - сказал я.

-   Слово  надо  знать  волшебное,  заговорную  молитву,  -  вмешался  Жрец,
услышавший наш разговор. Кузнец, недовольно оглянувшись, понизил голос:

-  Откровенно  говоря,  чужак, не помогают в нашем кузнечном деле заговорные
слова.  Есть секреты в шихте, есть секреты дутья, и секреты ковки, и секреты
закалки. Полжизни отдал бы я, чужак, за секреты твоих мастеров.

- Дай подумаю, - пробормотал кибер. - А я добавил:

- И жизни не хватит. И трех твоих жизней не хватит.

- А страна твоя далеко? Дорогу я одолею?

-  Дай  подумаю.  Нет, не одолеешь, Кузнец. Хоть и молодой ты, а жизни твоей
не хватит.

-  Странные слова говоришь ты, Долгодумающий. Почему же я не одолею, если ты
одолел?

Но  тут  разговор  изменил направление. Рыжий боец и его товарищ (Хитрецом я
его  назвал  мысленно)  шумно  требовали  еще  хмельной  лавы  за  счет отца
спасенной  девушки,  самого робкого, самого тщедушного и самого отуманенного
из всех огнеупорных.

-  А  велика ли мне радость от этого спасения? - мямлил Отец (для слушателей
мямлил,  для  меня  тараторил). - Всю истерзал проклятый лфэ, калекой сделал
на  всю жизнь. Кто ее замуж возьмет такую, в шрамах? Уж лучше бы бог прибрал
ее  сразу,  чем оставил родителям обузой, младшим братьям-сестрам объедалой.
Ведь порции-то на нее господин не выделит. Тут все встрепенулись.

-  Да  уж, господин своего не упустит. Зачем ему больная? Здоровую взял бы в
охотку.

- Наших девок берет. Нашу силушку выматывает. А стариков на свалку.

- В вашей стороне, чужак, господа такие же?

- Слова не скажи поперек. Тут же кнутом.

- Будто нам не больно. Будто мы не живые.

-  Его  бог  сильнее  наших  богов,  - разъяснил Жрец. - Уж как мы молились,
какие  жертвы  возжигали.  Все  напрасно. Всех нас повязали, забрали в плен.
Тут ничего не поделаешь. Рок. Воля богов.

- Боги оплошали, а нам терпеть.

И  тут  я  не  выдержал,  презрел  наставления  астродипломатии.  Впервые  я
вплотную  столкнулся с тем, что никак не мог понять на уроках земной истории
-   с   удивительным  и  возмутительным  долготерпением  угнетенных:  рабов,
крепостных,  фабричных.  Почему  терпят,  почему  подчиняются безропотно? Из
трусости?

-  Так ушли бы куда глаза глядят, - сказал я. - Кругом простор. Разве найдут
вас в пустыне?

Я  ожидал,  что  мне  скажут  робко:  "У господ сила, у них стража, догонят,
вернут".  Ожидал,  что  сошлются  на  лфэ, приготовился спорить, стыдить их.
Позор:  их  унижают,  бьют,  а  они  терпят, только языком болтают, жмутся к
своим  норам.  По  привычке, что ли? О, эта подлая инерция, покорная леность
мысли!   Терпеть   лече,  чем  подумать,  тысяча  шагов  в  затылок  предкам
предпочтительнее одного самостоятельного шага в сторонку.

Отец мне ответил, самый робкий и приземленный:

-  Уйти  в  пустыню можно. Что есть и пить в пустыне? У меня девять душ, все
рты  разевают.  Тут хотя бы впроголодь, хотя бы половина выживет. А уйдешь в
пустыню, похоронишь всех девятерых.

Вот  что  держит  их  в  рабстве  - кормежка! Про еду забыл я, уроженец мира
всесильной  техники,  эпохи  многих  тысяч профессий. Упустил из виду, что в
Огнеупории  известен  один-единственный  способ  добычи  пищи: земледелие на
откосах, освещенных лавой. Желудок держит в рабстве прочнее цепей и плетей.

- Могила страшнее кнута, - вздохнул Отец.

-  Но  вас больше, вы сила, - настаивал я. - У них копья, и у вас копья. - И
рассказал  наш  земной  исторический  анекдот про римских сенаторов, которые
побоялись  дать рабам особую одежду... чтобы рабы не увидели, как их много в
Риме.

Слова  упали  на  благодатную  почву.  Ражий боец схватился за оружие. Певец
крикнул:

- Да здравствует священный бунт!

- А ты со своим копьем поможешь нам, Медлительный? - спросил Кузнец.

-   Дай  подумать.  -  Вот  именно,  надо  подумать.  Устав  астродипломатии
категорически  запрещает  космонавту  принимать  участие  во внутрипланетных
войнах,  как  бы  очевидна  ни  представлялась справедливость одной стороны.
Нельзя  оставлять  воспоминание,  что  ты,  небесный гость, приносил с собой
смерть,  погубил  сто или тысячу местных уроженцев. Авторитет астродипломата
не должен строиться на страхе. "Подумать дай!"

Но  думать  было  некогда. Вдруг Кузнец толкнул меня что есть силы. Падая со
своей   тумбы,   я  увидел  толпу  солдат,  ворвавшихся  в  двери,  и  успел
скомандовать   гипномаске:  "Я  пол,  я  рыхлый  песок  со  следами  тумб  и
ногоподушек".  Гипномаска сделала меня невидимкой, позволила отползти, потом
перебраться  на  полки  с  кружками.  "Я  стена,  я  темно-серый шероховатый
базальт с черными крапинками".

Видимо,  Жрец  предал  нас  -  апологет покорности и надежд на потусторонние
силы.  Видя,  что боги господина медлят, он призвал стражу. Оттеснив толпу в
один  угол,  воины  в  блестящих шлемах вроде пожарных касок бегали по залу,
крича:

-  Где  он,  где  вонючий чужак в клетчатых заплатах? Сейчас мы проткнем его
тухлое  пузо.  -  Напрасная  похвальба.  Они  меня  не  видели,  а если бы и
увидели, все равно не пробили бы стеклоэластик. Потом я услышал:

-  Всех забрать в подвал! - Офицер, доказывая свое усердие, решил арестовать
побольше,  хотя бы и невиновных, поскольку главный подстрекатель ускользнул.
Я  так  и  представил себе, как он докладывает "господину": "Бунт подавлен в
зародыше,  бунтовщики  схвачены,  а  колдун  вынужден был провалиться сквозь
землю".

Для  меня, Медлительного, все совершалось мгновенно в этом пылком мире. Едва
я  услышал  слова  кибера  о подвале, глядь, зал опустел. Только опрокинутые
ступы  и  битые  кружки  напоминали  о  происшествии.  Да  у  дверей колесом
каталась  огневичка,  причитая:  "Убьют  моего  желанного,  отсекут кудрявую
головушку".

Из  причитаний  я  понял  еще, что рабовладельцы обычно не медлят с казнями,
совершают  их  в  ближайший  же  день, завтра по их счету, а по моему - часа
через полтора.

Дай подумать!

Заварил я кашу, теперь расхлебывать надо.

Конечно,  не  надо  преувеличивать  мою  роль,  считать, что я один виноват.
Бунтовщики  идут  за  подстрекателей,  когда  им самим невмоготу. От хорошей
жизни  никто  не  бунтует.  Но  все-таки и я вложил свою лепту, сказал слова
против  терпения,  поселил надежду на помощь моего лазера. И вот результат -
их казнят завтра. Хочешь - не хочешь, надо действовать.

Справедлив параграф первый: "Наблюдай скрытно..."

Надо  действовать,  но  как?  Ну,  узников  я освобожу, разрежу стены лучом.
Может  быть,  придется  рассечь  и  нескольких  тюремщиков. Да, потом я буду
отвечать  за  нарушение  Космического  Устава.  Ну и пусть отчитывают, пусть
наказывают,  тут  дело  о  смерти идет. Заключенных я выручу. Но дальше что?
Господа  помчатся  за помощью в Город. Оттуда пошлют большое войско, это уже
целая  война,  тысячи  и  тысячи  убитых.  И  смогу ли я обеспечить победу с
одним-единственным  лазером?  Нет,  нет, войну я не должен затевать, не имею
на  это права. Побег приговоренных к казни - вот предел моего самоуправства.
Но куда они побегут? Желудок пуповиной привязывает их к лаве, к берегу...

И  вдруг  у меня мелькнуло: "На самом-то деле, в пустыне тоже есть лава. Она
скрыта  под  каменной  коркой,  но  толщина  покрова  всего  лишь  несколько
десятков  метров. Прорежу я колодец своим лазером? Может быть, и нет. Но вот
простое  решение  -  корку  можно  продавить  тяжестью: навалить на нее гору
камней, кора

треснет,  и  лава  пробьется наружу. Какого размера делать гору? Вероятно, в
несколько  десятков  метров,  едва  ли  есть большой запас прочности у этого
природного  свода. Итак, вот в чем моя задача: освободить смертников, увести
их  в  пустыню  и  научить  там  добывать лаву, возводя каменные холмы. План
составлен.  Вперед,  на штурм Бастилии! Хорошо бы, не слишком много пришлось
убивать.

А  час  спустя  я  уже  шагал  по  пустыне,  во главе каравана освобожденных
узников,  беглых рабов, их жен, детей и престарелых родителей, домашних кнэ,
повозок, тележек и всяческого барахла.

Друг  мой,  терпеливый  читатель,  горячо  желаю  тебе  никогда  в  жизни не
оказаться  в  незавидной  роли пророка. Верующие тяжкий народ: они послушны,
лестно-восторженны,    но    беспомощны,    слабодушны    и    требовательны
необыкновенно,  требовательны, как юная жена. "Я твоя, - говорит влюбленная,
-  я  пойду за тобой на край света". Но подразумевает: "Неси меня на руках в
свой  дворец,  что  на  краю света, сдувай с меня пылинки, ублажай, угадывай
желания, предупреждай капризы".

"Мы  твои,  -  говорят  обращенные.  -  Веди  нас  хоть  на  край света!" Но
подразумевают:  "Неси  нас  в  свои  райские  кущи,  корми  молоком и медом,
охраняй,  обеспечивай,  ублажай!" Почему неси? За что ублажай? "А за то, что
мы  в  тебя  поверили и верой оплатили всђ. Не желаешь ублажать? Тогда будем
роптать. Перестанем тебе поклоняться, назовем лжепророком, побьем камнями".

Допустим,  я  был  виноват,  подстрекал  их к бунту, навлек неприятности. Но
даже  если я был виноват немножечко, свою вину я искупил: выручил смертников
из  тюрьмы,  жизнь  им  спас.  Мало! Мало, что спас жизнь, помоги сохранить!
Советую  спрятаться  в  пустыне. Но там нет лавы, нет растений, что мы будем
кушать и пить? "Хорошо, я вас научу доставать лаву в пустыне".-

"Ура! Веди нас хоть на край света! Веди, охраняй, корми, обеспечивай!?

Так  я,  неопытный  астродипломат,  без диплома даже, стал пророком, а также
вождем,  проводником,  генералом,  целителем и заодно интендантом-снабженцем
по  части  еды,  питья, фуража, транспорта, топлива, жилья, одежды, оружия и
всего на свете.

Лаву  можно  было  достать в Огнеупории где угодно, даже под стенами тюрьмы.
Но  безопасности  ради  я посоветовал углубиться в пустыню, отойти от Города
хотя  бы  километров  на  триста.  Огнеупорные согласились. Пошли. Но устали
через  десять  минут  (по  моему  счету).  И  начали роптать. Захотели есть.
Роптали.  И  ветер  застал  их в пути. Роптали. Роптали, когда было холодно.
Роптали,  когда  было  сухо  и знойно. Лфэ нападали на отставших. Роптали на
меня:  "Почему  не  прогнал  всех  лфэ  пустыни?"  Старики болели и умирали.
"Почему  я завел их так далеко от могил предков?" Молодые любили и женились.
"Почему  я  завел  их  в  пустыню, где свадьбу нельзя сыграть, как положено;
позвать  гостей,  поставить  угощение?"  Рождались  дети.  Почему в пустыне?
Матери  роптали.  На  кого? На меня. И подстрекали отцов хвататься за камни,
побить  камнями лжепророка. А многие повернули назад к господину, в рабство.
Сказали:  "Не  всех  же  он  казнит.  Повинную голову и меч не сечет. Поучит
маленько  кнутом,  потешит  душу  и  успокоится.  Зато позволит жить в своей
хижине, накормит кое-как, хоть и не досыта, а с голоду не умрешь".

Конечно,  господин  того  селения  и  прочие  господа из Города организовали
погоню,   захотели   вернуть   непокорную   рабочую  силу.  Даже  мне  стало
страшновато,  когда  я  увидел тысячное войско, щетину копий, огненный строй
щитов  и  шлемов.  Как  я  оградил  свою  паству? Все той же гипномаской. "Я
пропасть,  непроходимая пропасть, края обрывистые, стены отвесные, в глубине
черным-черно".  Забавно  было  смотреть,  как  свирепые воины стояли посреди
ровного  поля,  потрясали  копьями,  слали проклятия... и с опаской смотрели
себе под ноги, где ничего не было, ровно ничего!

Один  раз  для  разнообразия  вместо пропасти я заказал маске поток лавы. "Я
лава,  я  светлая лава, соломенно-желтая, ослепительно сверкающая, я освещаю
скалы,  я  грохочу,  я  плыву,  переворачивая  камни".  Некоторых  воинов  в
суматохе  столкнули  в  эту  мнимую  лаву.  Они  дико вопили от воображаемых
ожогов. И ожоги действительно появлялись. Еще один грех на моей совести!

Итак,  от  погони  маска  избавила нас. Накормить, увы, не могла. Пробовал я
расставить  воображаемые столы в пустыне, угостить свою команду воображаемым
хлебом.  Жевали,  чавкали,  смаковали,  благодарили,  вставали  из-за столов
рыгая.  Говорили,  что  живот  набит,  больше не влезет ни крошки. Сыты были
воображаемым  хлебом,  но  силы он не давал. После двух-трех обманных трапез
мои  спутники  начали  падать  от  бессилия.  Пришлось  позаботиться  о  еде
всерьез.   Я  организовал  отряды  фуражиров  и,  ограждая  их  гипномаской,
совершил налет на берега канала, обобрал все несжатые огороды.

Углубившись  в пустыню километров на триста, я выбрал долинку, где кора была
потоньше;  даже  без  сейсмографа  нашел ее. Ведь кора прогревалась изнутри,
была  горячее  и  светлее  в  самых  тонких  местах. Сразу в глаза бросались
оранжеватые  и  алые  пятна  на  общем  вишневом  фоне  равнины. На одном из
оранжеватых  пятен  я  велел складывать каменный холм. Таскали усердно, грех
жаловаться.  Таскал  ражий Боец и таскал Хитрец, его приятель, этот старался
взять  ношу  полегче.  Таскал  безответный  трудяга  Отец и все другие отцы,
матери  и  дети даже. Кузнец таскал увесистые глыбы и все старался придумать
разные  рычаги  и  волокуши  для  облегчения  дела.  Толковый малый был этот
Кузнец.  И  Певец  таскал  по силе возможности, а в перерывах брался за свои
свистки  и  пел  о том, как бог Этрэ строил дворец для своей возлюбленной О.
Труд прославлял по-своему.

Таскали  все.  Но  роптали. Уставали и роптали. Голодали и роптали. А матери
подзуживали  отцов  и  требовали  лаву  сию  же  секунду.  Впрочем, их можно
понять,  у  них  детишки  кричали  криком,  есть просили по три раза в день.
Напрасно  я  объяснял,  что  холм  еще  не  дошел  до проектной отметки. Они
рассуждали  по-своему:  "Если  ты пророк и чародей, не считайся с проектными
отметками".  -  "Я  не  пророк, я астродипломат", - пытался признаться я. Но
они хотели пророка и требовали, чтобы я был пророком.

-  Покажи  нам  лаву,  Астралат!  - кричали они. - Где лава? Может, ее и нет
вообще?

И  Жрец  (он  тоже  увязался  за  нами, я так и не понял для чего. Камней не
носил, а за стол садился первый) нашептывал труженикам:

-  Астралат  -  лжепророк.  Он  завел  вас в пустыню, чтобы погубить. Побьем
камнями лжепророка.

В конце концов, они взялись-таки за камни.

Катастрофа была причиной.

Ведь  строили  мы вручную. Атомной техники не было при мне, да я и не пустил
бы  ее  в ход. Важно было научить огнеупорцев доставать лаву в пустыне, а не
достать  один  раз. Итак, мы таскали камни на горбу, подбирали подходящие по
размеру,  щели  затыкали щебенкой. Тесать и сглаживать плиты не было смысла,
на  это  ушли  бы  годы.  Естественно,  примитивная наша кладка держалась на
честном  слове, а честное слово не котируется в технике безопасности. И один
из   откосов   рухнул,  каменная  лавина  ринулась  на  лагерь,  погребла  и
изуродовала  несколько  десятков  огнеупорцев.  Женщинам,  старикам  и детям
достается в таких случаях больше всего: самым слабым и неповоротливым.

Как они выглядели, эти раздавленные! И сейчас мутит, как вспомню.

Раздавлены!  Изуродованы!  А  где  был  пророк?  Почему не остановил лавину?
Значит, лжепророк.

Жрец  сказал:  бог  Этрэ  недоволен  нечестивым  делом.  Он создал океан для
жизни,  а  пустыню  для  смерти,  так  было  испокон  веков.  Вот он покарал
ослушников,   тщеславных   и   суемудрых   нарушителей   его   закона.   Это
предупреждение  свыше.  Все  будут  побиты  камнями...  если  мы  не  побьем
лжепророка.   И   обезумевшие  от  горя  родные  убитых  взялись  за  камни.
Гимномаска. Срочно!

"Я  груда  камней, груда камней, спекшихся кусков туфа с черточками от ломов
на  боках.  Я  груда  камней, присыпанных щебенкой и пылью. Я туф, туф, туф,
никакого Астралата нет здесь".

Опустили  руки, глядят растерянно. Хорошо, что отвел им глаза. Могли разбить
гипномаску камнями, тогда не скроешься.

Тут  я  мог  бы  спокойно  удрать, но совесть не позволила. Несмышленыши эти
огнеупорные,  что  с  них  спрашивать? Если ребенок выплюнул на тебя горькое
лекарство,  нельзя  же  прекратить  лечение обидевшись. Ну, покинул бы я эту
толпу,  а  дальше  что?  Тысячи  разочарованных  побредут  назад  в рабство,
деваться  им больше некуда. Триста километров через пустыню, половина вообще
не  дойдет, погибнет от жажды, сложит головы вдоль пути. Половина оставшихся
сложит  головы на плахе. Господам надо же будет отпраздновать победу. Прочим
наденут  ошейники  и до конца жизни будут напоминать кнутом о побеге. Тысячи
мертвых  и  тысячи  несчастных  -  великовато  наказание  за  несостоявшееся
избиение одного пророка.

И,  подождав, пока остывшие и унылые огнеупорцы начнут увязывать свой скарб,
я снова явился к ним в привычном образе чужеземца в клетчатом плаще.

- Три дня! - сказал я. - Дайте мне три дня, и лава придет.

Классические три дня срока, как в старой сказке.

Нет,  я  совсем  не был уверен, что все будет завершено именно в три дня. Но
расчетную  высоту  мы  уже  набрали.  Из-под  земли  слышался  гул и грохот;
возможно,  кора  начинала  лопаться.  И холм стал заметно оседать. Вероятнее
всего, неравномерным оседанием и была вызвана катастрофа.

По-видимому,   огнеупорцы   и   сами   страшились   возвращения.  Они  легко
согласились  на  отсрочку,  с  охотой  взялись за волокуши. И чтобы ускорить
дело,  я  пошел  по  периметру  с  лазером, подрезая грунт там, где слышался
подземный  гул. Резал базальт у подножия, а мои последователи с песнопениями
волокли  камни  наверх.  В  песнях  они  просили  бога  Этрэ  не  гневаться,
разрешить им добывать жизненно необходимую лаву в его пустыне.

И  древний  бог Этрэ не сумел совладать с законами сопротивления материалов.
В  надлежащий момент напряжения сдвига превзошли предел прочности, основание
холма  отслоилось,  все  наше  сооружение начало погружаться, тонуть, словно
пароход  с  пробитым  днищем.  А  у  бортов  его,  там,  где  я ослабил кору
разрезами,  прорвалась  лава;  сверкающая, светоносная, брызнув алым сиянием
на  мутно-багровые  тучи.  Бурая  ночь  превратилась  в  оранжевый день. При
всеобщем  ликовании  в  пустыне  родилось  вулканическое  озеро. По понятиям
огнеупорцев - родилась жизнь.

-  Это  ты сделал лаву, Неторопливо Думающий? - спросил любопытный Кузнец. -
Как ты делаешь лаву в глубине?

- Я не сделал. Она была там всегда.

-  Откуда  она  взялась?  Как  я  мог  объяснить ему? Рассказать о подлинных
размерах  его  планеты,  изложить  закон  тяготения, сообщить, что тяготение
рождает давление и при таком-то

давлении   начинаются   ядерные   реакции,   выделяющие   столько-то  тепла;
достаточного  для  расплавления  всего  мира. И поведать еще, что вокруг них
ледяное  космическое  пространство;  в  результате с поверхности идет утечка
тепла  и  образуется  корка, как бы пенка на остывающем молоке, которую мы и
продавили тяжестью холма. Мог я все это объяснять? Мог он это понять?

- Всегда была лава, - сказал я.

-  Почему  жрецы  не знали о ней? Почему бог Этрэ не сказал им? Наверное, не
было все-таки лавы, ты сам ее сделал.

- Не я, а ядерная энергия.

- Ядрэ-Нерэ - это твой бог?

Вот  поговорите  с  ними.  И  это  еще  был  самый  толковый. Так у них были
настроены  мозги,  чтобы непонятное объяснять вмешательством бога. Смертным,
доступно  только  продолжение  по прямой линии, а все перемены и повороты от
богов.  Ветер  подул  - от бога, ребенок родился - от бога, умер старик - от
бога. Лава появилась в пустыне - явно от бога.

Но  в  мою  задачу  не  входило  читать  курс  естествознания.  Я сам сдавал
экзамен.  И так задержался на столько дней. Давно пора было менять фильтры в
скафандре.  Воздух  стал  затхлым и кислым, я дышал с трудом. А мне еще надо
было  добраться  до  ракеты,  проверить  ее,  стартовать...  Так что, улучив
минуту,  как  только  утихло  ликование,  я  собрал  свою  паству и произнес
прощальную речь. Убеждал жить в мире и друж