Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
ться хитрой подменой. И
старик совсем другой. Тот чекист вовремя умер в шикарном госпитале обкома
КПСС для ветеранов партии. А юный мечтатель давно превратился в старого
брюзгу, заплутавшего в чужих кварталах, в поисках утраченного времени.
Чтобы замкнуть кольцо путешествия, ему теперь надо было идти кружным
путем. О, этот кружной путь!
Георг взглянул на часы. "Е-мое! Уже - 4-30!"
Он бросился бежать. Он опаздывал.
3
Запыхавшись, Георг подбежал ко входу в кафе. И все же он опоздал. Инга
стояла у дверей, одиноко оглядываясь по сторонам, и уже, кажется, собиралась
уходить.
- Опаздываете, маэстро! - сказала она нарочито строгим голосом, но не
доиграла роли до конца, улыбка тронула ее перламутровые губы, когда увидела
она цветы. - Привет!.. Это мне?
- Здравствуй, дорогая! - ответил Георг, тяжело дыша и вручая букет
своей возлюбленной.
- Ой-ей-ей, какая прелесть! - Она погрузила лицо в цветы, словно
припала к роднику. - Спасибо.
- Прошу великодушно простить меня. Случайно перепутал остановки, сошел
на станции "Детство", а враги отрезали дорогу. Пришлось бежать в обход.
- Загадками изъясняешься? - сказала Инга, склонив голову к плечу.
Что-то случилось?
- Можешь меня поздравить. Сегодня украли мою картину из салона мадам
Нюры.
- Да ты что! О Боже! Как же это... а деньги?
- Что деньги - тлен. Впрочем, с деньгами все в порядке. - Георг
похлопал ладонью по карману. - Главное, что украли мою картину... Словно
работу какого-нибудь Ван Гога или другой знаменитости. Надеюсь, что она
попала в руки настоящего любителя искусства.
- Ты так радуешься, просто странно...
- По-моему, лучшего признания таланта художника быть не может. Кое-кто,
узнай он об этом происшествии со мной, лопнул бы от зависти. Ведь многие их
картины даром никому не нужны!
- Хвастаешься? - глаза Инги искрились.
- Ну, разве что чуть-чуть, - засмущался Георг. - Себя не похвалишь -
сто лет будешь ходить оплеванным.
- Странные вы люди - художники... Ну что, мы так и будем стоять у
входа?
- Пардон! - воскликнул художник и с силой хозяина жизни рывком
распахнул тяжелую дверь. - Войдем же, любимая, и воздадим должное Бахусу!
Отметим сие торжественное событие!.. Боже! я совсем забыл сказать тебе: ты
просто потрясающе выглядишь!
- Наконец-то ты заметил мое новое платье...
КАФЕ "НОСТАЛЬГИЯ"
1
Они оказались в маленьком холле, где располагалась раздевалка, закрытая
по случаю лета. Вымыли руки, над раковиной, причесались, глядя в настенное
зеркало, и прошли в полупустой зал.
Здесь все изменись. Сильно. Что называется, полная перемена декораций.
Спартанская простота дизайна конца 60-х и непритязательные интерьеры 70 -
80-х годов сменились кричащим шиком и излишней роскошью 90-х, обычно
свойственной всем эпохам периода упадка. Той роскошью, что подавляет
новичков, заставляя их деревянно сидеть на кончике стула, робко поглядывая
по сторонам.
Георг, не бывший здесь черт знает с каких времен, инстинктивно
направился в сторону всегдашнего своего места. Где-то там, за решетчатым
стеллажом, на полках которого громоздились горшки с растениями, у
предпоследнего окна, недалеко от музыкального ящика, стоял ЕГО стол. С того
места весь зал был как на ладони, а тебя, укрытого стеллажом, видели только
избранные. Но здесь все стало по-другому. Все старое, привычное, родное:
музыкальный автомат, стеллаж и многое другое выброшено было на свалку
истории.
Он усадил подругу и сел сам, спиной к зашторенному окну. Инга положила
цветы поперек стола. Тут же возник официант, как чертик из коробочки. Только
что его не было, и вот он есть. Стоит, приняв полупочтительную,
полупрезрительную позу, нервно теребит блокнотик. Эта двусмысленность в его
позе сразу исчезнет и приобретет вполне определенную направленность
(по-хамски пренебрежительную или лакейски угодливую, смотря по тому, каким
будет заказ клиента).
- Что будем заказывать? - легкий реверанс гибким станом в сторону
стола.
- Вот что... - сказал Георг, закрывая глянцевую книжечку меню, потому
что все равно ничего не мог прочесть без очков. - Вы, пожалуйста, зачитайте
нам списочек, а мы выберем, хорошо?
Официант закатил выпуклые глаза под потолок и стал шпарить
скороговоркой, словно читал меню с листа:
- Из первых блюд имеются: стерляжья уха, сборная солянка "Слава
КПСС!"... - Георг сделал знак рукой - пропустить. - ...Из горячих блюд
имеются: антрекоты - антрекоты надо подождать, - шашлык на ребрышках,
телячье контр-филе, ромштекс по-монастырски, ростбиф с кровью и без, свиные
отбивные с косточкой, гамбургеры...
- Хам-бур-херов нам не надобно, а возьмем мы, пожалуй... - Георг
задумался и вопросительно глянул на Ингу.
Она выбрала телячье филе.
- А мне ростбиф, - заказал Георг, - только, пожалуйста, без крови.
- Слушаюсь, - тоном расторопного адъютанта командующего ответил
официант и деловито осведомился у дамы: - Филе с белым перцем или с черным?
- Без разницы, - ответила клиентка.
- Из холодных закусок имеются... - продолжил свою арию официант, -
имеются: икра черная, икра красная, лососина копченая, язык говяжий, балык,
ветчина английская, шампиньоны с крабами, креветки, омары из Сингапура...
- Простите, - поднял палец клиент, - откуда, вы сказали, омары?
- Из Сингапура... а что?
- Ничего-ничего, продолжайте, пожалуйста.
- Из рыбных блюд: осетрина по-купечески, севрюжина с хреном... Все из
России, - на всякий случай уточнил официант.
- Немного красной икры, немного копченой лососины, - сказал Георг, -
Бутылку шампанского, какой-нибудь тоник... Да! и плитку шоколада.
- Шампанское - только французское, другого еще не подвезли - сказал,
как отрезал паренек с полотенцем через руку.
- Сойдет.
- Водка, коньяк, виски, ликеры желаете?
- "Старый Каузинас" есть?.. Двести грамм, пожалуйста.
- Фрукты какие прикажите подать? Правда, выбор небольшой: ананасы,
бананы, да яблоки. Сами знаете - прежних-то поставщиков разогнали, а новые
еще не совсем вошли в курс дела...
- Шампанское с ананасами употребляли только недорезанные большевиками
буржуи, - засмеялся Георг, - а мы люди простые, согласны и на яблоки.
Инга молча кивнула головой, а потом попросила официанта как-нибудь
пристроить ее цветы.
Официант ответил, что не извольте, мол, беспокоиться, все записал и
чинно удалился. Инга придвинулась ближе и сказала, улыбаясь:
- Мы не буржуи, говоришь? А сам французское шампанское заказываешь.
Наверняка, у них есть "Советское шампанское" или Крымское, "Князь Голицын".
- Да ладно. Гулять так гулять. У меня сегодня удачный день - деньги за
картину получил. Как никак - три "орла" все-таки дали, думаю, хватит. А если
нет - брошу живопись к чертовой матери и пойду торговать с лотка. Если
какой-то паршивый ужин в кабаке ценится выше искусства!..
- Ничего ты не бросишь, - опять засмеялась Инга, - кто творчеством
заболел, тот до конца жизни обречен корпеть над столом, мольбертом,
верстаком или над чем вы там корпите.
- Ты права, я обречен.
Георг взял ее руку в свои, погладил по ладони. Он отвлекся на минуту,
оглядывая зал, по-прежнему полупустой в этот час. Дневные клиенты, отобедав,
разошлись, вечерние завсегдатаи еще не явились и, очевидно, не появятся, в
связи с надвигающимся комендантским часом. Если не считать скромного дядечку
в очках, по-заячьи уплетавшего зеленые листья салата в своем дальнем уголке,
почти у двери, была еще только одна компания. Зато гуляли они во всю ширь,
занимая весь огромный центральный стол, предназначавшийся обычно для
банкета.
Одного взгляда было достаточно, чтобы определить - перед вами хозяева
жизни сей: рэкетиры и проститутки. Плечистые, как на подбор, парни все были
одеты в свою любимую униформу - кожанки, пестрые спортивные костюмы,
кроссовки гигантских размеров. Несколько раз они снисходительно бросали
косые взгляды в сторону Инги. Проститутки, скорее раздетые, чем одетые,
естественно, посматривали нагловатыми глазками на Георга.
Вот же времена пошли, с горечью думал он, простому человеку теперь
никуда нельзя зайти, посидеть, отдохнуть без того, чтобы не встретить
этих... Эту волчью породу. Нет, против женщин он ничего не имел. Каждый
зарабатывает на жизнь как может. Женщина продает свое тело за деньги,
рискует своим здоровьем, терпит унижения - это, безусловно, плохая и весьма
сомнительная в нравственном отношении, но все же работа. Их можно понять,
пожалеть и простить, как пожалел Господь блудницу. Но этих волков в кожанках
Георг на дух переносить не мог. Они же ничего не могут и не умеют делать,
только избивать, грабить, насиловать и убивать. Они, как чума, обрушившая на
родные дома. Они хуже чумы. От любой чумы, в конце концов, можно найти
лекарство. Какими же химикатами вывести эту чуму? Они ударили по щеке
Отечество, и уже многие спешат подставить другую щеку. Сколько же это
унижение будет продолжаться?.. Когда же Адам сдержит свои предвыборные
обещания - очистить город от этих тварей? Или все не так просто, как думают
наивные граждане? Подхватить заразу очень легко, вылечиться трудно.
2
- Эй, ты где? - окликнула его Инга.
- Здесь я, дорогая, здесь, - ответил Георг и постарался придать своему
лицу веселое выражение, но, по-видимому, это ему никогда не удавалось в
достаточной мере - и раньше, и особенно в последние годы.
- Отчего у тебя такой грустный вид?
Этот вопрос, кажется, написан был у него на лбу. Все женщины, которых
он знал близко, задавали его. И он уже автоматически отвечал:
- Не обращай внимания. Таково, очевидно, анатомическое строение моего
лица. И тут уж ничего не поделаешь. Знаешь, есть люди, у которых рот до ушей
и уголки губ загнуты кверху. Сама природа повелела им быть комиками. А у
меня - все наоборот.
- Я поняла тебя. Ты трагик в жизни, но комик в душе.
- А ведь верно. Это ты здорово подметила! Страсть как люблю анекдоты,
всякие хохмы и приколы. Вот дежурный анекдот моего отца. Посетитель
спрашивает официанта: "Что у вас на десерт?" Официант отвечает: "Ромовая
баба". Посетитель тогда говорит: "Мне, пожалуйста, ром отдельно, бабу
отдельно".
Появился официант с бутылкой шампанского, профессионально ее открыл с
умеренным хлопком, наполнил бокалы, поставил бутылку в центр стола, зажег
свечи и удалился. Инга подняла свой бокал и сказала:
- Хочу нарушить традицию и выпить первый тост за тебя, за рыцаря
печального образа!
- О, это такая честь. Я не стою того. Из всех его характерных черт,
разве что худоба мне соответствует. Безрассудной храбростью не обладаю, увы!
Потому что слишком эгоистичен и тщеславен. Это, наверное, мои главные грехи.
Очевидно, каждый бы хотел быть праведником, но не каждому это дано.
- Не было бы грешников, не было бы и спасения. Терпеть не могу
праведников! - воскликнула Инга, подставляя пустой бокал для новой порции
шампанского. - И словечка этого не выношу. Я тебя люблю именно за то, что ты
грешен. Я сама грешница, вот и выбираю, что ближе моей душе...
- Ты вправду меня любишь? Мне ведь скоро полтинник отвалится...
- Это ничего, лишь бы что-нибудь другое не отвалилось... Шучу. А
вообще-то, я из тех женщин, которым нравятся зрелые мужчины. Такие вот, как
ты: мужественного вида, умные... талантливые!
- Слушай, я сейчас провалюсь сквозь землю... - Георг в смущении закрыл
лицо бокалом и опрокинул в себя шипяще-ледяной хмельной напиток.
- Не проваливайся, не надо. Не то ты многое потеряешь... Я когда тебя
увидела в первый раз, тогда, на выставке, сразу сказала себе: Почему бы
этому симпатичному мужчине не стать моим...
- Значит, ты из тех женщин, которые сами выбирают? А мне казалось, что
инициатором знакомства был я.
- Господи, выбирают все женщины! Только делают это боле тонко, чем вы.
Было бы глупо, пускать такое ответственное дело на самотек, надеясь только
на мужчину.
- Мне здорово повезло, что ты выбрала именно меня, ведь там были
художники и помоложе. Я благодарен судьбе... и тебе лично. Именно твоя
любовь мне нужна сейчас, как никогда. Я тоже тебя люблю. И еще я благодарю
тебя за то, что ты поможешь мне вылечиться от одной ужасной болезни...
- От какой еще болезни? - вскинула длинные ресницы Инга.
- От ностальгии... Хотя, если разобраться: моя тоска по родине лишь
своеобразная гипертрофия тоски по утраченному детству. Хочется домой, в
1955-й год, к деду на печку... Бывало, заберемся туда с сестрой, там тепло,
пахло пылью, нагретыми кирпичами, сушеными травами; сидим и смотрим в
окошко, сквозь морозные узоры. За окошком виднелось широкое поле, занесенное
снегом, ослепительно белое. И, если это было воскресение, по этому полю, как
по скатерти, скользили далекие фигурки лыжников, направлявшиеся к близкому
лесу...
Георг словно очнулся.
- Я понимаю, - сказал он смущенно, - это первые признаки наступающей
старости. Порой эти приступы бывают сладостны и желанны, но чаще приносят
лишь ненужные страдания и запоздалые сожаления.
- Пойми и прими как факт тройственную формулу человеческого бытия:
невозвратимость, несбыточность, неизбежность. Прошлое прошло, будущее
туманно, если оно вообще наступит. У нас есть только настоящее. Hic et nuns
- "здесь и сейчас". И этим будем жить.
- Женщинам легче постигнуть эту мудрость. Потому что женщина живет
настоящим, "hic et nuns", как ты говоришь, а мужчина - прошлым... стареющий
мужчина.
- Вообще-то, жить прошлым не так плохо, - пожалев художника, пошла на
попятную Инга. - Иногда приятные воспоминания, особенно детства, лечат душу
лучше всякого бальзама... Хуже всего жить будущим. Все откладывать на потом.
Для примера, сравни лозунг еврейства - "все очень хорошо" и лозунг русского
- "все будет хорошо". Чувствуешь разницу?
- У тебя ума палата.
- Как-никак я окончила три курса историко-философского факультета в
Каузинасском университете.
- А почему бросила?
- Ланард заставил. Говорит: "Слишком для меня умная будешь".
- Крепко же он тебя держал.
Георг замолчал, наблюдая, как его женщина мелкими глотками пьет
шампанское из широкого хрустального бокала.
- Почему ты так странно на меня смотришь?
- Это прозвучит банально, - смущенно ответил Георг, - но я все пытаюсь
решить одну загадку моей памяти, будто силюсь подковырнуть тяжелый гладкий
предмет. Еще немного, и мне откроется... Я абсолютно уверен, что где-то тебя
видел раньше. И вроде бы недавно, и одновременно словно бы очень давно. То
ли наяву, то ли во сне...
- Вероятно, мы встречались в предыдущей жизни.
- Нет, здесь что-то другое, без тумана метемпсихоза. Впрочем, все это
пустяки. Главное, что мы встретились. Для меня, быть может, это последний
подарок судьбы. Последний поезд в нормальную жизнь.
Тут явился официант, и стол, как по волшебству, украсился цветами,
напитками, закусками и горячими блюдами. Инга и Георг принялись за еду. Но
перед этим он тяпнул рюмочку "Старого Каузинаса", шоколадного цвета,
разбавив его тоником до приемлемых градусов. Водку Георг не любил ( в
отличие от брата) и это был единственный крепкий напиток, ароматный,
вкусный, который он полюбил в Прибалтике.
- Ну, как ликерчик, нравится? - спросила Инга, разрезая мясо на тарелке
заученными движениями выпускницы института благородных девиц.
- Божественная амброзия, - ответил Георг на выдохе севшим голосом и
затолкал в рот половину бутерброда с икрой.
- Может, выпьешь со мной, - сказал он, прожевавшись. - Я закажу еще.
- Нет, спасибо, я крепких напитков не употребляю.
Они молча ели свой ужин, потом Георг обратился к подруге с вопросом:
- Скажи мне, пожалуйста, Инга, что думает современный философ о такой
категории, как вера?
- Ты меня спрашиваешь?
- Ну, ты же у нас историк, философ - я университетов не кончал.
- Неверующих людей нет, как сказал один вороватый пастор из известной
советской комедии, - ответила Инга, отломив кусочек шоколада и бросая его в
бокал с шампанским. Шоколад, несмотря на обилие пузырьков, поддерживавших
его, опустился на дно. - Просто одни верят, что пить вредно, а другие верят,
что алкоголь благотворно расширяет сосуды.
Они посмеялись. Георг достал сигарету и прикурил от горящей свечи.
- Никогда не прикуривай от свечей, - сделала внушение Инга. - Душа
сгорит.
- Уй, какие страсти! - воскликнул он и выпустил дым в потолок.
Понаблюдав, как дым расползается причудливой туманностью, расслаивается
тонкими нитями, спросил серьезно:
- Ну, хорошо, а все-таки... веришь ли ты в Судьбу?
Подруга искоса на него взглянула, промокнула губы салфеткой и ответила:
- Редкая женщина не верит в судьбу...
- Редкая птица долетит до середины Нерана, не отравившись ядовитыми
выбросами из заводских труб Непобединска, а если и долетит... Все это
шуточки, а если серьезно... У меня такое чувство, что встреча с тобой как-то
по-особому изменит всю мою жизнь. Очень странное предчувствие, почти
мистическое. Никогда у меня такого не было, ни с одной женщиной. Можно
сказать, ты для меня - роковая женщина.
Инга протянула гибкую руку с тонкими аристократическими пальцами, с
узкими, ярко накрашенными ногтями, открыла сумочку и достала зеленую с
золотом пачку сигарет "Данхил". Георг поспешно вынул из кармана зажигалку, и
когда губы Инги обняли белый фильтр, преподнес даме огонек.
- Мерси... - кивнула Инга, и заговорила, по-женски часто затягиваясь
сигаретой:
- Я понимаю, что ты хочешь услышать от меня... Дай мне подумать. Завтра
утром я приму окончательное решение. Согласен?
- Завтра, завтра... - Георг покачал головой. - Сама-то, по какому
лозунгу живешь?
- Я же не еврейка, - рассмеялась Инга. - И потом, мое "завтра" -
бытовое.
- Хорошо, подождем, - вздохнул Георг.
Он бросил в пепельницу сигарету, докуренную до фильтра.
Инга, как бы с трудом что-то отогнав от себя, ослепительно улыбнулась,
и тень, легшая было на ее лицо, мгновенно улетучилась:
- Во что я точно верю, так это в хиромантию. Если хочешь, могу прочесть
твою индивидуальную судьбу.
- Не знал, что ты умеешь гадать, поостерегся бы с тобой
откровенничать...
- Да, меня научила этому моя тетка из Молдавии. Давай руку... любую...
Впрочем, для точного прогноза, лучше - обе.
Ваза с цветами мешала, и Георг переставил ее на соседний пустой столик.
Инга развернула его ладони, как книгу, и стала читать по ней:
- У-у-у, какая у тебя длинная линия жизни! И кольца на запястье говорят
о том же.
- Я буду жить до ста одного года.
- Кто это тебе сказал?
- Я сам так решил. Еще в пятнадцатилетнем возрасте. Между прочим, у
меня в роду много долгожителей, а один предок, Макар, прожил аж 124 года!
Казак. Из терских казаков. Станичный атаман, в переводе на армейское звание
- приравнивается к генералу. Полный георгиевский кавалер. С Шамилем воевал.
То есть, против него... в тогдашней Чечне. Как настоящий вояка, невесту себе
добыл в бою... Самолично пленил какого-то Мурзу - князя! - и все его
семейство. Поселил их