й дирижер уличного движения, наконец, занял свое место и твердой
рукой  стал  исправлять  ситуацию.  В результате его  умелых действий пробка
быстро  рассосалась, и городская  артерия  вновь  запульсировала в привычном
ритме.



     "ТУПОГРАФИЯ" И МОЛОЧНЫЕ РЕКИ

     1

     В  полуподвальном  помещении   штаба  ГО  было  тесно.   Большую  часть
пространства комнат занимали громадные столы  с разложенными на них картами.
Со    всех    сторон    этих    столов   над   картами   склонялись   головы
художников-оформителей.  Цветными   фломастерами  они  старательно  выводили
замысловатые цветные линии  и  рисовали еще  более непонятные значки.  Среди
присутствующих  оформителей никого знакомых Георгу  не оказалось. Да и какие
могут быть знакомые среди этой братии теперь, когда  прошло столько времени.
Старые товарищи частью спились, частью вымерли. Короче  говоря, иных уж нет,
а те далече. Один Анатолий и остался у него товарищем по старому ремеслу.
     Вскоре и Георг  с Анатолием получили персональные  задания и свою часть
стола  для  работы.   Карты  были  строго  секретными,  поэтому  сначала   с
новоприбывших  взяли  подписку  (какую  по  счету?)  о  неразглашении  всего
увиденного.
     Георгу досталось задание не  столько трудное,  сколь нудное.  На  одной
карте требовалось нанести маршруты эвакуации и рассредоточения населения, на
другой  -  обозначить  зону  затопления. Выводя  линию  зоны  затопления  по
100-метровой отметке, Георг отыскал свой квартал и с удовольствием убедился,
что   его  микрорайон,  расположенный   на  высотке,   не  пострадает,  если
потенциальному противнику - кто бы он ни был  -  придет  в  голову разрушить
защитную  дамбу  Неранского водохранилища. Однако, подумал он, большая часть
Непобединска, расположенная в низине, будет полностью сметена с  лика земли.
На  каких  же хрупких  опорах держится наше существование. Чтобы  уничтожить
город,  его  даже  бомбить  не  надо.  Достаточно  нанести точечный удар  по
плотине, все остальное сделает вырвавшаяся на свободу стихия...

     Гигантская стена воды,  злотворная Ниагара с кажущейся медлительностью,
но  совершенно неотвратимая обрушилась в русло реки и на прилегающие  земли.
Водная пыль достигла неба, и над  местом катастрофы повисли  веселые радуги.
Море,  сотворенное  человеком, двинулось  на  человека. Природа  веселилась:
"Горе,  горе,  живущим  на земле!.."  Миллиарды тонн воды устремились  вдоль
русла  реки  со  скоростью курьерского  поезда,  сметая  на  своем пути  все
препятствия. Десятки заводов  и предприятий взлетели на воздух и погрузились
в пучину вод. С апокалиптическим грохотом, разогнавшись на прямом участке от
рухнувшей плотины до изгиба реки,  откуда начинался центр города, гигантский
водяной  кулак ударил  по  жилым  кварталам левобережья с чудовищной  силой.
Стометровая цунами  снесла  в мгновение  ока двухсот восьмидесятилетний труд
людей, некогда населявших уничтоженный теперь город.

     "Веселитесь небеса и обитающие на них!
     Горе живущим на земле...
     потому что к вам сошел диавол в сильной
     ярости..."

     Боже! вдруг ужаснулся Георг, стоя на высоком  мысу,  а ведь вода сметет
не только наш город, но и десятки  городов и селений,  расположенных ниже по
течению.  Вот  уж  действительно  будет горе  так  горе!  Георг почувствовал
гнетущую апатию и бессильно упал на каменистую  почву.  Господи, подумал он,
кого  мы  спасем  этими  крестиками-ноликами, нанесенными на карту.  Детский
сад...


     2

     -  Не спать, господа, не  спать!  -  хлопая  в ладоши  и пробегая мимо,
вскричал один из работников штаба. - На том свете отдохнем.
     Все оживились, всколыхнулись, демонстрируя очередной приступ усердия.
     Работу  оформителей  курировали  старички-пенсионеры,  бывшие  военные.
Несмотря  на очевидную  усталость,  о  чем свидетельствовали их  красные  от
бессонницы глаза, - они не утратили своего ветеранского задора. Работали они
не  покладая рук, а также  ног и  не жалея  поясницы; с плоскими  армейскими
шутками-прибаутками,  и этим поддерживали в штабе атмосферу  деловитости. От
их  энтузиазма,   заквашенного   на  великих   достижениях  прошлого  нашего
Отечества,  даже  явно  бессмысленная  работа  представлялась  не  такой  уж
бессмысленной. Напротив,  временами  казалось, что все  заняты крайне важным
делом. Даже Георг,  с  его  приобретенным  с годами скептицизмом, поверил  в
значимость своего задания. И, стерев с лица  липкую паутину сна, он опять  с
головой окунулся в работу.
     Нанося на одну из карт-километровок очередной маршрут эвакуации и рисуя
значки,  обозначающие  места складирования  продовольствия  и  медикаментов,
Георг  обнаружил  знакомые очертания берега реки Кайвы  и озера Ярвеек, куда
она  впадала. Здесь  он  бывал  не  раз,  ездили с заводчанами  по грибы.  С
высокого берега  открывалась величественная ширь озера. Под вольными ветрами
на  серебре  вод ходила  рябь, словно  шевелилась чешуя на  теле гигантского
змея.  На  той  стороне  залива  вековой еловый лес  спускался к самой воде,
разглядывая свое темное отражение. На этом берегу, взбираясь  по кручи, рос,
ширился  дачный  поселок  Сенджа.  "Наша  Швейцария"  -  сказала,   улыбаясь
искусственной белозубой улыбкой, престарелая дачница, весьма интеллигентного
вида,  копавшаяся в  огороде. Да, согласился  Георг, думая, однако, совсем о
другой стороне. Эти деревянные дачи,  и  елки, и лодка на озере казались ему
более русскими, чем сама Россия, особенно ценились, как что-то запретное.
     Поселок,  однако, на  карте почему-то отмечен  не был.  Георг продолжил
свои исследования и обнаружил, что названия  близлежащих  населенных пунктов
были  беспардонно  перевраны  и  расположение  их  явно  не  соответствовало
истинному расположению тамошних  хуторов и поселков. Вот, к примеру, что это
за населенный пункт - "Манино"?  Отродясь тут  не  было никакого "Манино". А
вот какие-то "Клопы" в пяти  километрах севернее мифического "Манино", когда
здесь должны быть населенные пункты Тагнекс и Асахле. А  что у нас находится
в трех километрах южнее? Болото. Какое-то " ...гийское", первый слог затерт,
не  разобрать,  но  название явно  не литавское.  Вот  те раз!.. Тут же  все
литавские   хутора   стояли...   Ведь   что   такое,   по   сути,   Леберли?
Город-государство.  Даже  полгорода.   А  вокруг  литавские  хутора.  Своего
сельского хозяйства у нас практически нет, если не считать за оное заводские
подсобные хозяйства и так называемые "мичуринские сады", это, чисто русское,
порождение  садоводства  и  огородничества.  Основная  масса  продовольствия
поступает из России (потому что цены более низкие) по так называемой "дороге
жизни". Узкий коридор, соединяющий Леберли  с Россией,  проложен через земли
литавских фермеров.
     Может быть,  это уже территория России? - пришла  удивленная мысль. Или
какая-то   неизвестная   земля?   Terra   incognita!   Странно...  А  может,
действительно, все поменялось, за два года,  когда последний раз был в  этих
местах Георг. Литавцы ушли, бросив хутора, из ненависти к "оккупантам". Хотя
в  данном случае кавычки, наверное,  уже не  уместны. Леберли расширяет свое
жизненное  пространство,  это  очевидно. И, стало быть, войны  с Литавией не
избежать.
     Георг  поймал за  полу  пиджака  пробегавшего мимо старичка-куратора  и
указал ему на это явное несоответствие. Старичок склонился над картой, обдав
Георга запахом пота и дешевенького одеколона. Вникнув в суть дела,  старичок
бодрым голосом сказал с явным белорусским акцентом:
     -  Усе верно. Так и  должно  быть. Ввиду  секретности, местоположение и
названия  населенных  пунктов  специально  изменены.  У  командиров  отрядов
имеются  другие  карты.  Потом,  по  ходу  дела,  они  будут  соответственно
корректировать маршрут.
     Георг приуныл. Видя это, старичок подбодрил его:
     -  Так надо, понимаешь? Ты делай, как  говорят, и  ни о  чем  не думай.
Нехай начальство думает, а наше дело - исполнять.
     Георг  понимающе кивнул  и  вновь  принялся  за работу: проводить линии
секретных маршрутов к  несуществующим деревням. Старичок же, урвав свободную
минутку, впервые  за последние несколько часов опустился на старинный диван,
обитый  потрескавшимся  дерматином.   К   нему  присоединился  его  коллега,
возрастом чуть помоложе. Он примостился на валике дивана и закурил.
     - Покури, Егорыч, - сказал  коллега  помоложе,  -  а  то  ты сегодня не
разгибался.
     Старичок махнул рукой и погладил усталые свои ноги.
     - И то верно, - согласился он, -  малость  посидеть надо,  а то цельный
день на ногах, как заведенный...
     В это  время из личного  своего кабинета вышел упитанного  вида  майор.
Лицо его  было  красным - то ли  от  духоты  помещения, то  ли  от хорошего,
высококалорийного  ужина, который  ему  принес  его  денщик.  Начальственный
грозный взгляд  обежал  комнату.  Все  молча работали,  как мышки-норушки. И
только те  двое штабных так не  кстати устроились отдыхать.  Закон подлости!
Увидев  бездельничающих кураторов, майор сейчас же  подошел  к ним вплотную,
громко бухая по полу  своими сапогами. Толстое брюхо,  перехваченное широким
офицерским  ремнем,  нависло  над худенькими  старичками.  Глаза  начальника
постепенно наливались кровью. Казалось, от возмущения он не может выговорить
ни слова.
     Георг,  найдя  ситуацию  забавной,  откинулся  на спинку  стула,  чтобы
свободнее наблюдать за сценой под  названием: "Праведный начальственный гнев
обрушивается  на головы  нерадивых  подчиненных".  Онемевший майор, взглядом
приказывал кураторам встать  по стойке смирно,  хотя старички-пенсионеры, по
всей видимости, вовсе не обязаны были это  делать. Коллега с папиросочкой не
выдержал пытки взглядом, беззвучного гневного напора и робко поднялся, пряча
в  рукав  окурок,  как  провинившийся  школьник.  Егорыч   подавил   в  себе
аналогичное желание и  продолжал сидеть в позе  кучера,  устало опустив руки
между коленями. Несмотря на покорность, проявленную коллегой с папиросочкой,
тот  все  же получил  свою  порцию  нагоняя.  Майора наконец  прорвало, и он
гаркнул, багровея:
     - Почему здесь курим?!
     Робкого  десятка  старичок  попятился  в  коридор, а белорус  продолжал
сидеть, искоса поглядывая на блестящие сапоги начальства.
     - Ну, чего сидим?.. - Майор уже посинел от злости.
     - Да  ведь цельный же день бегали... - проговорил упрямец, и унылая его
физиономия стала совершенно несчастной. - Ноги так и гудут...
     Майор запыхтел как паровоз,  взбрыкнул ногами  и  рысью сделал  круг по
комнате. От его сапог и портупеи пахнуло креозотом.
     -  Почему  обрезки валяются?! - блестящим носком сапога майор указал на
узкие бело-зеленые полоски бумаги, оставшейся после  склейки карт в  большой
формат.  -  Все  аккуратно  собрать  в  мешок  и  сдать  мне  под  расписку.
Шевелитесь, шевелитесь!
     Наконец старичок-куратор кряхтя встал  с дивана и принялся  собирать  с
полу обрезки секретных карт, чтобы, не дай Бог,  подлый  враг  не сделал  бы
этого за него и, склеив пятимиллиметровые полоски, не разгадал бы хитроумные
планы национальной обороны.
     Майор для острастки сделал по комнате еще один круг, сверкнул глазами и
скрылся в своем кабинете, с грохотом затворив за собой тяжелую, обитую кожей
дверь. Старичок тоже удалился, в подсобку за мешком.
     Анатолий  засипел,  словно кран, лишенный воды, - это он  так смеялся -
бросил на стол очки.
     -  Вот  это начальник! - сказал он, отсмеявшись  и вытирая  слезы двумя
кулаками, как это обычно делают дети. - Зверь!.. А этот - "ноги гудут"... ну
умора...
     Он  снова  засипел,  потом  достал  пачку  "Беломора"  и позвал  Георга
перекурить.

     3

     В штабе ГО они  проработали всю ночь. Под утро Георг почувствовал,  что
переутомился, когда  минут  десять пытался  провести  линию.  Только это  он
нацелится, как  вдруг  происходит  какой-то неуловимо быстрый наплыв, и  все
приходилось  начинать  сначала. Он  разозлился,  взял  себя  в руки,  напряг
внимание и... начертил три линии вместо одной. Пришлось пойти покурить, хотя
голова и так раскалывалась, а в горле стоял противный привкус от переизбытка
никотина в организме.
     В 6-00 их освободили от каторги. К тому времени практически и так никто
не работал. Вся оформительская  братия  сошлась  в одном  углу  и  принялась
допивать  спирт,  выданный  для  оживления засохших фломастеров.  Лишь Георг
упорно  старался  добить  свою  последнюю  карту. Имел  он  такую  привычку:
доводить дело до конца.
     - Колос! - позвал Анатолий. - Кончай ты эту бодягу, иди быстрей сюда, а
то они все сейчас выпьют.
     - Ну и на здоровье, - отмахнулся Георг. - Я не хочу.
     - Не  теряйте времени зря, молодой человек,  - сказал подошедший к нему
старичок-куратор. - Мы за вас тут все закончим.
     Старичка  изрядно пошатывало,  то  ли  от  выпитого спирта,  то  ли  от
усталости.  Скорее, от того и другого вместе. Глаза его были безумны. Георгу
стало стыдно, но соблазн был слишком велик, и он подчинился. И еще ему очень
польстило обращение - "молодой человек". Давно уж - ох, как  давно!  - никто
его так не называл.
     Потом они сходили  к майору, тоже  не  смыкавшему  глаз,  отметились  в
журнале  и получили  пропуска "на два гражданских  лица  и одно транспортное
средство", поскольку комендантский час еще не закончился.


     4

     Несмотря на утреннюю прохладу,  царившую в салоне машины,  Георг сразу,
как  только упал на  скрипучее сидение, погрузился в тяжелый тревожный  сон.
Сознание его то  внезапно выплывало  на зыбкую  поверхность реальности, куда
тут же вплетались нелепые, вязкие какие-то видения.
     Вдруг  равномерное,  потряхивающее  движение  прекратилось.  Автомобиль
остановился. Георг сразу проснулся и сел прямо.
     - Что, приехали? - спросил он товарища, вытирая слюну с уголка рта.
     - Да  нет  еще...  -  отозвался  Анатолий,  высматривая  дорогу  сквозь
запотевшее  ветровое стекло. -  Впереди  какое-то оцепление,  так  что  сопи
дальше.
     -  А я уже выспался. Всего несколько  минут, а голова ясная, как пустой
бокал.
     - И так же звенит? - усмехнулся Анатолий и протянул другу "беломорину".
- Ладно, перекур.
     - Спасибо. У меня свои. Я привык - с фильтром...
     - А я  не могу с фильтром, ничего не чувствую. Мне надо, чтобы пробрало
до самого турсун-заде.
     -  Проверка  документов,  что  ли? - сделал предположение Георг и  стал
рукой протирать окно. - Ни хрена не видно...
     - По-моему, хуже,  - буркнул Анатолий и,  двинув локтем дверцу  кабины,
вышел наружу.
     Что может быть  хуже  проверки документов, весело подумал Георг и  тоже
ступил на асфальт размяться и глотнуть кислорода. Небо было ясное, глубокое,
бездонное,  темно-голубое на западе  и розовато-искристое  на востоке. Сунув
руки в  карманы, зябко поеживаясь  от прохладного утреннего ветерка, они  не
спеша  пошли  по  дороге  к  перекрестку.  Там,  впереди, кучковался  народ,
загораживая движение (и чего  ему, народу, не спится?). Впрочем, машин  не в
пример было меньше. Раз, два - и обчелся.
     Дорогу,  на  которой  они  стояли,  пересекала  улица,  спускавшаяся  в
направлении реки Неран, главной реки города, и по этой улице, перекрывая все
движение,  текла молочно-белая густая  жидкость. Медленно  текла  она, точно
лава. Но в отличие от лавы, никакого жара  не излучала. Просто текла  этакая
густая, двухметровой ширины речка,  как  будто  так и  должно быть. Со  всех
сторон к  этой речке подбегали люди с пустой посудой - кто с бидоном, кто со
стеклянной банкой, набирали жидкость и спешили обратно, домой, по-видимому.
     - Что  за притча? -  озабоченно  сказал Анатолий и  привычным движением
поскреб затылок, потом пригладил растрепавшиеся волосы вокруг лысины.
     - Да вот,  говорят,  что  это,  вроде  бы,  сгущенка,  -  с готовностью
отозвался пожилой мужчина, слишком легко одетый для прохладного утра. На нем
были  только майка, трусы да сандалии, надетые на босую ногу. Зато на голову
мужчина нахлобучил громадных размеров, вязанную  из  пушистого мохера кепку.
Его мучила  тяжелая одышка, но страсть  к просвещению народа была сильней. -
Вы  не  верите?  Я  тоже сначала не  поверил... пых-пых... пока сосед мой не
попробовал.  Клянется,  что...  пых-пых...   настоящее  сгущенное  молоко!..
пых-пых...
     Анатолий   с  сомнением  поджал  губы  и  усмехнулся,  чем  еще  больше
раззадорил  человека в кепи. Георг, стараясь  чтобы его не толкнули в вязкую
жидкость, повел взглядом  вниз  по  течению.  Странная  речка пересекала еще
несколько улиц  и терялась  в дымке начинающегося дня. "Небось, уже в  Неран
льется", -  подумал он  и перевел взгляд  в противоположную сторону.  Яркое,
низко  стоящее  солнце  слепило  глаза.  Прикрывшись  ладонью,  Георг увидел
довольно   близко,  примерно   в  полуквартале  вверх   по  улице,  источник
чудо-речки. Посредине  дороги,  раскорячившись  и подломив  одну  из четырех
посадочных   ног,   громоздился   бочкообразный  аппарат,   явно   неземного
происхождения;  весь  какой-то  нелепый,  точно  модернистская  скульптурная
композиция. Одним боком он касался дороги,  и в этом боку  виднелась большая
звездообразная трещина.  Из  нее-то и выливалась судорожными  толчками белая
жидкость, видом и, возможно вкусом, похожая на сгущенное молоко.
     - ...А еще, - продолжал человек  в вязаной кепке, обращаясь уже ко всем
присутствующим, - не слыхали? Вчера сообщили по телевизору... пых-пых... что
в Бяйде...  пых-пых...  из городской  колонки  вдруг...  пых-пых...  потекла
водка. Ей-богу! Говорят, градусов 45-50.  Вы бы видели, что  там началось! -
словоохотливый гражданин закатил глаза и совсем захрипел, словно вожделенная
жидкость уже  попала ему в горло. -  Пришлось  ОМОН вызывать... хр-пых-хр...
охр-рану  ставить, пост  вводить...  пых-хр...  кор-роче,  зону  устраивать,
понимаете... пых-пых...
     - Да  ладно врать-то, - сказал кто-то обиженным голосом.  -  Получается
как у Высоцкого:  "... откопали две коньячные струи...", сплетни все это.  И
не бывает пятидесятиградусной водки, по ГОСТУ она должна быть 40.
     - Госты-шмосты, - передразнил человек в кепке и ткнул пальцем в небо. -
Они там не скупятся на градусы, знают - чем  больше градусов, тем для народа
лучше.
     - Кого вы имеете в виду? - поинтересовался оппонент.
     - Да уж ясно - "кого"... Сплетни, сплетни... А это что, по-вашему? Ведь
факт же, что молоко! Гляди сам - течет!
     - А ты пробовал? - подзадоривал другой скептик.
     - Надо  будет,  попробую,  - отозвался энтузиаст, однако с  дегустацией
явно не спешил.
     Георг присел на  корточки  возле  текущей жидкости, достал  из  кармана
карандаш и сунул его в  массу. Вытащив  карандаш обратно,  он понюхал нехотя
капающую жидкость. Пахло приятно. Свежим продуктом, с едва уловимым ароматом
каких-то  луговых трав.  Конечно,  не все  съедобно, что  приятно пахнет,  и
потому  пришлось подавить в себе инстинктивный импульс, заставлявший лизнуть
жидкость.
     -  Вообще-то,  действительно похожа на сгущенку,  - подтвердил Георг  и
бросил карандаш обратно  в  массу. Карандаш поплыл,  увлекаемый  течением  и
вскоре исчез, поглощенный вязкой субстанцией.
     Тут  подъехал  бэтээр,  утробно  рыча двигателем,  как  голодный  тигр.
Откинулись люки,  и солдаты с автоматами, в бронежилетах выскочили из боевой
машины и принялись  разгонять толпу. Один  из военных  с  погонами капитана,
казавшийся чрезмерно толстым из-за надетого  бронежилета, поднес  мегафон  к
своим усам, постепенно переходившим в  монархические  бакенбарды,  и гаркнул
так, что с ближайших деревьев разлетелись голуби:
     - А  ну-ка, давайте назад!  Все назад!  Очистили перекресток... И  - по
домам, быстро! Быстро! Комендантский час еще не кончился... - капитан слегка
приседал, вертел головой, всматриваясь в  толпу и вы