этой Долгой Тьмой, так следующей.
   Троих  друзей  охватили  тревожные   предчувствия.   Прыгающий   Заяц
зарделся:
   - Я не верю!
   - Уж поверь. Издающий Клич дело говорит. Если мы нашли это место,  то
и Другие найдут. Прыгающий Заяц беспомощно поднял руку:
   - Мы должны пойти на Обновление! Это путь Народа. Так было всегда.  В
этом вся наша жизнь...
   - Да, путь... - печально отозвался Издающий Клич. Остальные молчали.

20

   Покрытые травой холмы зелеными волнами лежали вокруг  Пляшущей  Лисы;
между ними поблескивали разбросанные там и сям болотца.  Зеленые  листья
пробивались на кустах вдоль бурлящих ручьев; ветер разносил острый запах
полыни и ивовых веток.
   Лиса забралась в нору, которую она вырыла на  склоне  холма.  Восторг
охватил ее. Жажда движения томила ее, ей не терпелось  размять  затекшие
ноги...
   Движение.
   Она замерла и тяжело вздохнула.  Склон  холма,  сколько  она  видела,
порос  густой  осокой,   но   она   различила   среди   травы   какое-то
серовато-бурое пятно. Сердце ее сжалось от ужаса. Только бы  не  Дедушка
Бурый Медведь! Утро выдалось на редкость теплое, и он наверняка выбрался
из берлоги, изголодавшийся после зимней спячки, и высматривает добычу.
   Хорошо еще, что ветер дул ей в лицо, скрывая ее запах от хищников.
   Сердце ее бешено колотилось. Она ждала, вглядываясь в бурое пятнышко.
Зверь качнул головой; ветер донес до нее легкое фырканье. Лось! Когда же
она в последний раз видела живого лося? Пять лет назад?  Или  больше?  И
было это далеко на западе, в  местах,  давным-давно  отвоеванных  у  них
Другими.
   Страх сковал ее тело. Он был сильнее голода и  усталости.  Пальцы  ее
судорожно сжимали деревянную рукоятку копья. Она на  ощупь  чувствовала,
что тетива атлатла все еще держится в пазу. Может, сегодня выстрел будет
удачным... Может быть.
   Пляшущая Лиса припомнила, как на прошлой неделе  она  поторопилась  и
метнула копье слитком быстро. Оно отскочило от рога карибу и не попало в
цель, только спугнуло животное. Лишь бы это не повторилось сегодня!
   Она ждала, припоминая все,  что  ей  доводилось  слышать  о  повадках
лосей. Не больно много... Редко заходили они в их северные  плоскогорья.
По большей части лоси водились по ту сторону горного  хребта,  дальше  к
югу, где трава погуще, близ покрытых лесом равнин, о которых  она  знала
лишь понаслышке. Сколько земель отняли у Народа Другие!
   Лось подошел поближе, и ей удалось кое-что разглядеть сквозь  заросли
осоки. Может, это погода загнала  их  так  далеко  к  востоку?  Животное
опустило голову и пошевелило длинным ухом.
   Шаг за шагом лось приближался. Она ждала; мышцы ее напряглись; немоты
в ступнях как не бывало.
   "Сейчас? Нет, подожду-ка еще немного".
   Лось поднял голову и  поглядел  на  север,  к  чему-то  принюхиваясь,
раздувая  широкие  ноздри,  вслушиваясь  в  отдаленный  шорох.  В  траве
появилось второе животное  -  теленок.  Он  шел  по  пятам  за  взрослой
лосихой.
   У Пляшущей Лисы пересохло  в  горле,  сердце  ее  бешено  колотилось.
Столько мяса! Столько сразу!
   Лосиха прошла еще несколько шагов, задрав голову. Она принюхивалась к
ветерку: видела она скверно, и только нюх мог ее выручить.  Теленок  шел
вдоль русла ручейка, хорошо заметного из убежища  Лисы,  шел  осторожно,
опасаясь засады.
   Она выбрала лучшее место из всех, какие  только  были.  В  это  время
года, ранней весной, вода обычно бывает только талая, и потому  к  этому
ручью сбегалась дичь со всей округи, прямо как мухи на открытую рану.
   Подожди, сказала она  себе.  Звери,  как  попьют,  всегда  размякают.
Потерпи. Лосиха наклонила голову, чтобы попить вслед за своим детенышем,
и пошла назад, погружаясь мордой в траву. Она подошла еще ближе к Лисе.
   У лосей хороший нюх и хороший слух, но дыхание у них слабое.  Хороший
удар по ребрам - и с  них  довольно.  Она  стала  припоминать  все,  что
слышала об этих животных. Такая огромная тварь - и  только  одно  слабое
место. Да и кожа у них толстая - не такая, чтобы строить чумы  или  шить
одежду, но все-таки...
   Вдруг лосиха, шагах в десяти  от  нее,  повернулась  и  стала  щипать
траву. Из своего укрытия Лиса могла различить даже белые волосы у нее на
ноге.
   Сейчас!
   Пляшущая Лиса, не торопясь, гибко выпрямилась и, изо всех  своих  сил
разогнув рукоятку атлатла, послала копье в цель. Копье вошло точь-в-точь
между движущихся ребер, протолкнувшись чуть вперед.
   Огромная лосиха с криком  отпрянула,  вытянула  задние  ноги,  дважды
фыркнула и пустилась наутек. Лосенок пискливо взвизгнул и бросился вслед
за ней.
   Пляшущая Лиса прицелилась и  метнула  второе  копье  вслед  убегающей
лосихе и ни на шаг не отстающему от нее испуганному лосенку.  В  лосенка
копье не попало.
   - Все  в  порядке!  Ты  убила  мать!  -  закричала  откуда-то  сверху
Кого-ток. - Хороший выстрел! Копье вошло глубоко. Ты убила ее, Лиса.
   Она кивнула,  довольная  собой.  Старуха  стала  спускаться  вниз  по
каменной террасе. Лиса слышала, как перекатываются булыжники у  нее  под
ногами.
   Лосиха тем временем ковыляла среди оставшихся еще у  подножия  холмов
сугробов. С трудом она поднялась по склону и скрылась из виду.
   Пляшущая Лиса отметила для себя место и пошла  по  следам  животного.
Там, где лосиху настигло ее копье, виднелась свежая горка навоза.
   Кого-ток склонилась над  зарослями  осоки  и  усмехнулась,  глядя  на
глубоко отпечатавшиеся в земле следы.
   - Видишь, - заметила она, - я  же  говорила  тебе,  что  здесь  места
отменные. Я их запомнила, еще когда мы стояли здесь лагерем -  когда?  -
десять лет назад? Давно это было. Никогда раньше я не бывала так  далеко
на юге. Мужик мой привел меня сюда. Хотел идти дальше,  да  не  решился:
чем дальше к югу, тем короче весна, травы быстрее отцветают.
   - А Бегущий-в-Свете ушел куда дальше  на  юг!  -  вздохнула  Пляшущая
Лиса, вглядываясь в сверкающие ледяные горы на горизонте. - Ну так  что,
Бабушка, можешь ты идти? Это, должно быть,  не  далеко:  когда  я  ее  в
последний раз видела, она уже еле двигалась.
   Кого-ток пошамкала губами, цепко вглядываясь в следы.
   - Вот кровь... Темная. Нутряная кровь. Ты ее до печенок пробила.
   - Ты, я погляжу, не растеряла своего искусства.
   - Не капельки, деточка моя, - кашлянула старуха. - Только вот в  теле
уже нет силенки.
   Они двинулись. Солнце тускло сияло на западе.
   - Она пошла вот сюда, - говорила Лиса, указывая на  следы.  На  земле
запеклись густые подтеки крови. Лиса на глаз измерила высоту солнца. Три
ширины ладони над горизонтом... Того и гляди, зайдет. Мысль о  том,  что
убитая олениха останется на съедение водкам, глубоко ранила ее.
   - Недалеко уже, - утешила ее старуха. - Смотри-ка - пена. Это вытекло
у нее из носа. Она издохла, пока мы с тобой толковали.
   - Или просто упала.
   - В любом случае сейчас-то она  мертвая.  Когда  они  падают,  у  них
внутри начинается кровотечение, и им приходит конец. Сейчас  мы  до  нее
доберемся.
   Они шли дальше по следам. Кровавых пятен  было  все  больше.  Лосиха,
видно, ковыляла из последних сил, пытаясь уйти от охотников,  а  лосенок
увивался за ней.
   - А тебя хватило надолго. Я и думать не могла... - удивленно заметила
старуха.
   - Еще не то предстоит... - отозвалась Лиса, обернувшись на закат.
   - Дивные дела! Не ожидала я, что у  тебя  настолько  хватит  силы.  Я
думала, ты через неделю как миленькая вернешься в племя.
   - Тогда почему же ты ушла вместе со мной? Старуха криво улыбнулась:
   - Ох, сама не знаю. Думала, посмотрю-ка, что у тебя выйдет. Давненько
уже женщины не покидали свой народ, чтобы жить в одиночку. Мужчины - да,
бывали такие, хоть и немного. Но женщина?  Цапля  -  последняя,  кого  я
упомню, а ведь с тех пор уж раз двадцать с лишним миновал Долгий Свет.
   Лиса покачала головой. Вот бы ей дар Сновидицы, как у Цапли, -  тогда
бы она точно знала, как поступать! Сейчас все тяжелее...
   - Я не могла остаться, - просто сказала она.
   - Не любишь Вороньего Ловчего, да?
   Лиса качнула головой, потом вдруг задумалась.
   - Я... Правду тебе  сказать,  я  и  сама  не  знаю.  Не  то  чтобы  я
по-настоящему его ненавидела. - Она усмехнулась себе под нос.  -  Можешь
ты поверить? Ведь он приволок меня обратно  к  Кричащему  Петухом  -  на
позор и поругание. Он насиловал меня каждую ночь, пока ты не стала спать
со мной под одним плащом. А я... сама не знаю, как я отношусь к нему.
   - Поэтому ты и ушла? Она улыбнулась:
   - И в первый раз в жизни, Бабушка, я свободна!
   - А дальше что?
   Пляшущая Лиса пожала плечами:
   - На Обновление придет Бегущий-в-Свете.
   - Если он жив.
   Внутри у Лисы похолодело. Она закусила губу.
   - Нет, он жив...
   - Ты хочешь выйти за него замуж?
   - Не знаю, если он все еще хочет...
   - Что ж, попробуй. Только не забывай: Вороний Ловчий тоже там  будет.
И Кричащий Петухом. - Косматые брови старухи нахмурились. - И зачем этот
старый плут все еще жив?  Столько  добрых  людей  померло  от  голода  и
холода, а ему - хоть бы хны...
   Пляшущая Лиса покачала головой:
   - Везет ему, вот и все. Кого-ток покосилась на нее:
   - Никто тебя не осудит. Женщина имеет право уйти  от  мужа,  если  он
дурно с ней обращается. А Кричащий  Петухом  с  тобой  обращался  дурно.
Теперь это все знают.
   Лиса беспомощно подняла  руки,  чуя,  как  вечерний  туман  окутывает
равнину. Последние лучи солнца оставляли  повсюду  глубокие  тени;  роса
серебрилась на листьях осоки и полыни.
   - Ты думаешь, я правильно поступила? Старуха вздохнула:
   - Не спрашивай меня, деточка. Какой из меня судья? Я и так уж заживаю
чужой век. Кабы не ты, меня давно уж занесло бы снегом. Пока я  таскаюсь
на ногах, я у тебя в долгу. Да только уж позволь старухе заглянуть  чуть
вперед. В конце концов нас съест медведь. Что ж, это почетная смерть, не
всякому выпадает. А если я прежде  помру,  ты  отпоешь  меня,  посвятишь
Звездному Народу. С меня довольно.
   - Теперь и с меня этого довольно.
   Старуха озабоченно на нее поглядела:
   - Знаешь, ты ведь долго так не протянешь. Какой-нибудь мужчина  силой
возьмет тебя и оставит в тебе свое семя. И  тогда  уже  тебе  не  выжить
одной.  Это  уж  на  всех  женщинах  такое  проклятие!  Всегда  найдется
какой-нибудь мужичонка - и засунет в тебя свое  орудие.  Или  они  ранят
тебе душу до крови, а потом и знать тебя не хотят, или  раздвигают  тебе
ноги и берут тебя силой!
   - Ну, пока Вороний Ловчий не настиг меня, мне  ни  то  ни  другое  не
грозит, - с надеждой сказала Пляшущая
   - Конечно... - признал он. Еще бы ему не нравилось! Это как  огонь  в
зимнюю ночь.
   - Но тебе не хочется отдавать за это свою душу? Ты хотел бы играть  с
огнем, как ребенок, но не жертвовать собой, чтобы узнать тайну огня?
   - Я всего лишь Бегущий-в-Свете. Ублюдок какого-то Другого,  -  горячо
возразил он. - Я не...
   - Ну и что же с  того?  -  Она  запрокинула  голову  и  вопросительно
подняла бровь.
   Душу его ел и страх - и тоска  по  прежним  временам.  Он  готов  был
разрыдаться, вспоминая, как легко жилось ему до  Волчьего  Сна.  Да,  он
голодал, но душа его  была  цельной  и  нетронутой.  А  сейчас  она  как
раздвоенный наконечник копья.
   - Я даже не принадлежу по-настоящему к Народу. Я недостоин!
   - Почему?
   - Я больше не гожусь. У меня сил нет...
   - Каждому кажется, что он не годится, не  подходит  для  своей  роли.
Такова уж доля человеческая.
   - Со мной такого прежде не бывало - пока Волк не позвал меня.
   - А теперь что же случилось?  Он  поежился,  борясь  с  недомоганием,
которое всякий раз вызывало у него воспоминание о Сне.
   - Теперь я совсем другой.
   - Конечно!
   В горле у него образовался комок.
   - Но почему я? - через силу произнес он.
   - Потому что тебя коснулась душа мира. Ты видел вблизи, как сражаются
Дети-Чудища, как в жуткой тишине сталкиваются их копья. И  себя  самого,
сверкающий мрак твоей души, увидел ты в их глазах.
   - Слова,  -  печально  сказал  он.  -  Это  только  слова.  -  Но  их
ошеломляющая правда колотилась в груди его, как барабанный бой.
   - Да, ты другой. Бегущий-в-Свете  умер,  когда  Волк  вызвал  его  из
Мамонтового Лагеря.
   Бросив взгляд  на  залитую  солнцем  каменистую  равнину,  он  тяжело
вздохнул: "Да, она права, я уже наполовину умер. Но почему же  я  совсем
не в силах больше жить? Где Пляшущая Лиса? Что случилось со мной?
   Все, что я хочу, - это оказаться  в  безопасном  лагере  с  женщиной,
которую люблю, и смотреть, как растут мои дети. Разве это так страшно?"
   Цапля обошла его, стала перед  ним  лицом  к  лицу,  взялась  за  его
развевающийся на ветру локон и изо всех сил натянула его,  так  что  ему
поневоле пришлось смотреть ей прямо в лицо.
   - Ты что, не понимаешь, что ты делаешь?
   - Нет.
   - Ты изо всех сил  пытаешься  соединить  осколки  Бегущего-в-Свете  в
какое-то целое. А надо наоборот - дать им умереть, умереть до конца.
   - Не хочу! - горько воскликнул он. - Ведь это я! Это все, что у  меня
есть. Я сам...
   - Ба! Какой же ты глупец. Да будь ты  только  Бегущим-в-Свете,  разве
услышал бы ты зов Волка? Отчаяние разрывало его.
   - Не понимаю я, о чем ты толкуешь!
   - Не понимаешь? - Ее скрипучий старческий голос неожиданно смягчился.
- Мне нет нужды объяснять, что ты чувствуешь. Тебя  разрывают  на  части
два мира - мир яви и мир Сна. Со мною все  это  тоже  было.  К  счастью,
Обрубленная Ветвь помогла мне сделать выбор. Годы прошли, прежде  чем  я
научилась отворять врата моей души. Если я помогу тебе, ты  освоишь  это
вдесятеро быстрее.
   - Не  нужно  мне  твоей  помощи  и  твоей  науки!  Она  улыбнулась  -
по-доброму, понимающе:
   - Хочешь на всю жизнь остаться недоучкой?
   - Может, и так.
   - Что ж, предупреждаю... ты кончишь как Кричащий  Петухом,  потеряешь
свою Силу и не сможешь ее  вернуть,  будешь  метаться  между  правдой  и
ложью.
   - Мне все равно! - хрипло воскликнул он, повернувшись к ней спиной. -
Это мой выбор!
   - Тогда и спорить не о чем.
   Он слышал, как она спускается вниз  по  тропе,  возвращаясь  к  своим
горячим ключам, и  судорожно  сглотнул  слюну.  Сердце  его  колотилось.
Поглядев вниз, он увидел Народ. Людей было уже не разглядеть  -  черными
точками медленно двигались они к  оледенелым  скалам,  покрытым  вечными
снегами.
   Искушение пойти вслед за ними не давало ему покоя. Ведь их  путь  шел
обратно - в знакомые места, туда где он без забот провел  свое  детство.
Там остались смех и старинные сказания, и горячие огни в ночи. Последняя
связь его с этим миром оборвется, когда занесет их следы на снегу.
   "Хватит с меня! У меня больше нет сил!" Он  спустился,  отыскал  свои
копья и снегоходы и пошел по тропе - вслед за Народом. Сделав  несколько
шагов, он оглянулся, поглядев на гребень, на  Цаплю.  По  спине  у  него
пошли мурашки.
   - Нет, - прошептал он, убеждая себя. - Я не тот.  Он  вновь  заставил
себя идти по тропе, все еще  чувствуя  в  глубине  души,  что  поступает
неверно. Но ноги не слушались его.
   Ночь застала  его  в  расселине.  Облака  ползли  рядами  с  дальнего
горизонта, багровея в лучах заката.  Он  примостился  во  впадине  среди
камней, где до утра могло сохраниться тепло  Отца  Солнца.  Усталый,  он
попытался уснуть.
   Его преследовали образы его Снов, не давая  ему  покоя,  -  Священная
Охота, зеленые долины, переполненные дичью, тяжелое дыхание  Волка.  Они
сжимали  его  в  объятиях,  как  влюбленная  женщина.  Горьковатый  вкус
волчьего мяса стоял у него во рту. Во Сне Волк выбегал из густой зеленой
травы и глядел на него, высоко задрав нос.
   - Ты пренебрег моим обетом? - спрашивал он.
   - Нет! Я... есть кто-то лучше, кто-то, кто может...
   - Я выбрал тебя.
   - Нет!
   Раздался звук, похожий на удар грома, и он  проснулся  весь  в  поту.
Сквозь кожу своих  мокасин  он  чувствовал  прикосновение  остроугольных
камней и ночной холодок.
   - Мне страшно! - прошептал он весь в слезах.  Он  ударил  кулаком  по
камню. - Что со мной творится?
   Ветер принес едкий запах. Он лежал опершись на локоть. В  ночи  завыл
волк - хищный, ищущий добычи. Эхо повторяло и усиливало его вой.

22

   Свежий ветер поднимал на реке белоголовые  волны  и  шевелил  обшлага
рукавов  Ледяного  Огня.  Со  своего  высокого  камня  он  хорошо  видел
противоположный берег Большой Реки - неровный и  изрезанный.  На  холмах
проглядывала бледная зелень.  Далеко  на  востоке  сверкала  белоснежная
громада Великого Ледника. А дальше уходили в облака  заснеженные  горные
вершины. Наступала середина Долгого Света. Жизнь наполнила землю.
   Караваны гусей тянулись к югу по лазурному  небу.  Птицы  вились  над
водой, высматривая рыбу. Былые надежды пробудились у него  в  груди  при
взгляде на них.
   - Ты уже десять дней не сводишь глаз с белых гусей, - сказал  Красный
Кремень, подойдя к нему сзади. Ледяной Огонь даже не обернулся.
   - Птицы - это удивительные существа... Представь себе, что они увидят
там... - Он поглядел на юг. Гуси тем временем скрылись за горизонтом, их
крики понемногу стихли.
   - От этих птиц шуму много. Да и  глупые  они.  Подсунешь  им  набитое
травой чучело белого гуся - и вся стая полетит прямиком к тебе в сеть.
   Ледяной Огонь обернулся и, прищурившись, поглядел на своего приятеля:
   - Я думал, ты по делу меня беспокоишь.
   - Ты два дня не ел, вот что. Лунная Вода тревожится о твоем здоровье.
   - Твоя дочь вечно тревожится о моем здоровье. Будь я лет на  двадцать
моложе - подумал бы, что она глаз на меня положила.
   Красный Кремень, не изменившись в лице, сложил на груди руки.
   - Ей не нужно, чтобы ты был на двадцать лет моложе.
   Ледяной Огонь повернулся и снова  стал  глядеть  на  летящие  гусиные
караваны.
   - Я уже был однажды женат... а потом было это видение. На одну  жизнь
женщин довольно.
   Красный Кремень подошел поближе, шаркая ногами по гальке.
   - Я пошутил насчет Лунной Воды. Но она бы не отказалась,  ты  знаешь.
Она восхищается тобой с детства с тех пор как ты носил  ее  на  руках  и
рассказывал ей свои истории.
   Ледяной Огонь рассмеялся  при  воспоминании  о  круглолицей  визжащей
девочке, о том, как развевались  ее  волосы,  когда  он  подбрасывал  ее
кверху и ловил.
   - Ей бы кого-нибудь помоложе.
   - Хватит о  Лунной  Воде.  Ты  чем-то  озабочен?  -  Красный  Кремень
опустился на камень как раз  напротив  своего  друга.  -  Что  с  тобой,
Почтенный Старейшина? Что ты здесь ищешь? Что ты хочешь поведать нам?
   Ледяной Огонь обхватил рукою колено и  потянулся  вперед,  не  отводя
глаз от южного горизонта. Даже отсюда  он  видел,  как  возвышаются  там
холмы. Темно-синяя речная вода текла  по  гальке,  белая  пена  окружала
пороги. Не день и не два молил он Великую Тайну  даровать  ему  видение,
которое объяснило бы ту боль, то неизбывное напряжение,  которые  томили
его душу. Но не было ответа.
   - Я не могу сказать тебе. Только вот...  -  произнес  он,  поднося  к
груди морщинистую руку, - я это вот здесь чувствую. То, чего я так долго
ждал, настает, старый друг мой.
   - Хорошо это иди плохо? Ледяной Огонь криво улыбнулся:
   - Ни хорошо, ни плохо.
   - Тогда что же?
   - Тропа Великой Тайны открывается перед нами. К добру это или к  худу
- кто знает? То, что случится, будет не  похоже  на  то,  что  мы  знали
прежде. И сами мы тоже изменимся.
   Красный Кремень слушал его, слабо  кивая.  На  его  морщинистом  лице
появилась недоверчивая улыбка.
   - Когда ты эдак говоришь, я слова слышу... А что ты  хочешь  сказать,
мне порой невдомек.
   Ледяной Огонь  ласково  улыбнулся.  Положив  ладонь  на  руку  своему
старому другу, он сказал:
   - Я и сам не понимаю. Только какая разница? Мы все  равно  ничего  не
можем изменить.

23

   Издающий  Клич  чуть  не  кричал  от  страха.  Пальцы  его  судорожно
вцепились в деревянную рукоять копья.  Бизон  резко  повернулся