сообщила Найкери.
   - Я не знаю, что это такое, - пробормотал с набитым ртом Эсон.
   - Я говорила тебе. В это время йернии сгоняют в даны весь  скот  и  режут
часть животных. Мои родичи ходят к ним торговать. Издалека приходят со своим
товаром разные люди. Это самое важное время в году.
   - Ступай смотреть на этих мясников - мне не интересно.
   - В это время случаются и другие важные вещи. Выбирают быка-вождя. Именно
в эти дни Ар Ала должен стать новым быком-вождем.
   Эсон молча жевал жесткое вкусное мясо. Ар Ала будет  ждать  Эсона,  чтобы
стать вождем-быком - возможно, без Эсона он даже не  сумеет  этого  сделать.
Этим  варварам  неведомы  такие  вещи,  как  царская  кровь  и  наследование
престола. У варваров все не так, все неразумно.  Здесь  вождей  выбирают  за
крепкую глотку и могучие руки, если только выбирают вообще. Но  лучше,  если
быком-вождем станет Ар Ала. Эсон знает его, и он  знает  Эсона.  Знает  мощь
десницы его и устрашится. Пока в дане властвует Ар Ала,  Темный  Человек  не
посмеет явиться туда, некому будет подстрекать йерниев к  набегам  на  копь.
Эсон бился во многих битвах и знал цену флангам, он  понимал,  когда  о  них
следует позаботиться. Дан и пастбища тевты Ар Алы отделяли  копь  от  прочих
земель йерниев. Путь любого набега лежал через владения  Ар  Алы.  Пусть  же
вождем-быком станет Ар Ала. А добывать руду и выплавлять олово можно  и  без
Эсона... Время не пропадет зря.
   - Я иду на самайн, - громко объявил он.
   - Ты не можешь идти один, - возразила Найкери.
   - Это не твое дело, альбийка. Тебя я с собой не возьму, не рассчитывай.
   Она встретила  его  взгляд  с  такой  же  непреклонностью,  нисколько  не
испугавшись гнева Эсона.
   - Я пойду туда с родичами, мы всегда торгуем на самайне. Но ты -  великий
вождь, и о тебе знают. Великий вождь  в  такие  времена  не  путешествует  в
одиночку.
   Женщина говорила дело, но Эсон не хотел это признать открыто.
   - Может быть, ты пойдешь со мной, Интеб? Такое зрелище стоит увидеть.
   - Похоже, нас ждет скучными кровавый день на бойне, но я  пойду.  У  царя
должна быть свита. Пусть Эйас будет меченосцем. Я буду глашатаем.
   - Эйас нужен здесь, чтобы мальчишки работали.
   - Без тебя они все равно не будут  усердствовать.  Нужно  идти  всем:  мы
должны показать йерниям, что длинная рука Микен дотянулась досюда. Напомнить
как следует, так, чтобы не позабыли. Мы пойдем при оружии и в доспехах.  Кто
из йерниев знает, что я обращусь в бегство, едва заслышав шум  битвы?..  Или
что этот покрытый шрамами бугай безо всякого оружия кулаком уложит  насмерть
любого из них? Итак, идем все?
   - Наверно. Только кто-то должен остаться на копи.
   - Зачем? Если мальчишки  убегут  -  сходим  к  их  родителям  и  приведем
обратно. Олово само по себе бесполезно - пусть лежит, здесь  оно  не  ценнее
камней. На этом острове никто не знает,  зачем  оно  нам  понадобилось.  Эти
дикари думают, что мы с ума посходили, что так возимся с ним. Для  украшений
- тусклое, для оружия, - мягкое. Я видел, как они пробовали  его  на  зуб  и
удивлялись  отметинам.  Откуда  им  знать,  что  нам  оно   необходимо   для
изготовления их вожделенной бронзы? Даже если бы и узнали, - они же не умеют
выплавлять этот металл...
   Эсону вдруг пришла в голову мысль, и он остановил египтянина жестом руки:
   - А если корабль придет, когда нас здесь не будет? Придется остаться.
   - Мои люди следят за берегом, - заметила Найкери. - Они заметят корабль и
расскажут приплывшим, где вы. И до дана доведут - если вы не вернетесь.
   - Значит, идем? - спросил Эйас.
   - Придется, - ответил Эсон.
   - Бойня и коронация, - проговорил Интеб. - Кровь и попойка. Пиры и драки.
Тьфу.
   - Наоборот - здорово! - возразил, ухмыляясь, Эйас.  В  щели,  раскроившей
губу, мелькнул белый зуб.

Глава 2

   Они вышли ранним утром. На  Эсоне  был  только  что  покрашенный  кожаный
панцирь. Меч у пояса, на левой руке круглый щит с  полированными  бронзовыми
бляхами. На шее по обычаю йерниев висел бронзовый кинжал. Снятый с Дер  Дака
микенский шлем выправили, но потерянных прядей конских волос в  этой  стране
заменить было нечем. У здешних невысоких пони волос  был  мягок,  и  на  них
охотились ради мяса. Но Эсон сразил копьем здешнего вепря. Быстрые и могучие
звери были, пожалуй, даже опаснее арголидских,  и  жесткой  щетиной  удалось
заменить недостающие пряди. В этом не было бесчестья: могучего  вепря  здесь
ценили не меньше, чем благородных коней на его родине.  Воины-йернии  лепили
из своих усов и глины некое подобие  кабаньих  клыков,  по  той  же  причине
делали жесткими свои прически. Так что носить на шлеме гребень  из  кабаньей
щетины было даже, пожалуй, почетно.
   Эйас тоже производил впечатление в кожаной броне и медной  шапке-шлеме  -
той самой, в которой Эсон выступил на битву с Дер Даком. Кожаный полупанцирь
напоминал доспех Эсона,  однако  не  был  настолько  богатым.  Среди  вещей,
принадлежавших убитому вождю, они обнаружили бронзовый  топор  из  тех,  что
использовали для рубки леса. Но ничто не мешает рубить им воинов: для  этого
топор и взяли с собой.
   Как наименее воинственный из троих, Интеб  облачился  в  простую  кожаную
куртку и взял деревянный щит, обитый толстой кожей. Но  каменный  топор  его
был  неплохо  сработан.  Йернии  такими  гордились.  За  плечами  египтянина
находился небольшой мешок с едой. Эсон взял мешок побольше - с подарками для
нового вождя-быка.
   К ночи все устали и, поев,  завернулись  в  плащи  и  улеглись  ногами  к
костру. Интеб ночью проснулся - когда  Эйас  подкладывал  сучьев  в  костер.
Воздух стал настолько холоден, что обжигал лицо египтянина: из глаз полились
слезы, Интеб заморгал. В черной  чаше  неба,  опрокинутой  над  головой,  до
самого окоема горели  яркие  звезды.  Темноту  прочертила  падающая  звезда,
беззвучно исчезнувшая за холмами. Подобно  погибшей  душе,  вдали  захохотал
филин. Интеб поежился  и  придвинулся  к  теплому  Эсону,  ровно  и  глубоко
дышавшему возле него, черпая силы у могучего друга. Если бы не  Эсон,  сидел
бы сейчас он, Интеб, среди советников у ног фараона в  Фивах,  как  подобает
благородному зодчему, а не мерз на холодной земле, на самом краю света.  Что
за прихоть привела его в эти края? Египтянин улыбнулся и вновь провалился  в
сон, все еще улыбаясь. К середине четвертого дня они увидели впереди меловой
холм и поднимающиеся над ним плетеные стены дана. Дважды в этот день путники
обгоняли стада скота, бредущие в ту же сторону.  Но  пастухи  и  животные  с
опаской поглядывали на чужаков и старались  держаться  подальше.  Охранявшие
стада воины-йернии хмурились и хватались за топоры. Ближе к дану скота  было
еще больше, его держали во временных загонах. Всюду вздымались облака пыли.
   Тропа, по которой они шли, была густо  усеяна  коровьими  лепешками,  она
извивалась  между  невысокими   курганами   Владычицы,   обступившими   дан.
Погребенные  здесь  воины  всей   тевты,   возвратившись   к   Земле-Матери,
дожидались, когда Владычица Курганов отведет всех в Обещанные  Края.  Вокруг
некрополя складывалась вся жизнь племени, здесь проходили ежегодные сходки и
прочие важные события, здесь обдумывали набеги на  соседей  и  кражи  скота,
посвящали юношей в воины и выбирали быка-вождя.
   Миновав последний загон, они увидели толпу йерниев,  собравшуюся  у  стен
дана. Уже шел какой-то обряд. От  тонкого  воя  ныли  зубы.  Все  перекрывал
громкий мужской голос.
   Когда путники подошли ближе, им стало ясно - это похороны.  Уже  выстроен
смертный дом - сооружение без стен из одной только крыши:  маленькие  бревна
были наклонно приставлены к поперечине, получалась узкая и длинная  домовина
для одного тела. Женщины и  мальчики  не  один  день  разбивали  кирками  из
оленьих рогов твердый мед около смертного дома. Они набили достаточно камня,
их работа теперь была закончена, и захмелевшие воины внимали голосу высокого
мужчины в белых одеждах, что-то говорившего нараспев. Седиле волосы доходили
до плеч, лицо утопало в окладистой бороде. Однако на верхней губе  волос  не
было: у йерниев только воины носили усы. У ног мужчины лежал  обезглавленный
труп голова его была аккуратно подложена под правую руку, она  поблескивала
маслом и была прикрыта шкурой вепря. Возле покойника, скрестив  ноги,  сидел
другой человек, он дул в деревянную трубку, приделанную  к  раздутому  меху.
Мужчина пыхтел, лицо его  покраснело,  мехи  надувались.  Но  труды  эти  не
производили полезного действия: воздух попусту выходил через полую кость,  в
которой сбоку были проделаны дырки. Вспотевший человек то и  дело  прикрывал
то одну, то другую дырку своим пальцем - так возникал этот то усиливавшийся,
то спадавший непрекращающийся визг, впрочем не мешавший слышать песнопения.
   - Он жил как подобает воину, доброй жизнью, что  никогда  не  закончится.
Умер он в битве, умер он с криком, умер он с оружием - такую смерть назначил
Разящий мужчинам. И умерев так, он не познает смерти, но  вступит  на  тропу
воина, что ведет в Мой Мелл, Медовые Страны, и  Владычица  Курганов  поможет
ему в пути. Сейчас он уходит в земли вечной юности, где нет  боли,  где  нет
смерти, где нет печали, где нет ни конца, ни начала, где  нет  зависти,  где
нет ревности, где нет гордости, где  нет  страха.  Он  отправляется  в  край
изобилия, где повсюду стада и гурты, и глаз видит их, но не видит конца  им.
Там жарят длинных свиней таких, что и сорока мужам не поднять, и  он  первым
отрежет мясо от этой свиньи. Там чаши полны питьем  и  никогда  не  пустеют.
Туда он уходит, туда мы его отсылаем.
   Штуковина из мехов и полой кости завыла погромче. Пока  труп  заталкивали
под крышу, воины орали  до  хрипоты.  Когда  покойника  заложили  последними
бревнами, они принялись кидать плоски ми оленьими  лопатками  разбитый  мел,
каждый старался перещеголять  остальных.  Гора  мела  росла,  могильный  дом
скрылся под ней, воины шатались от опьянения и усталости. На  взгляд  Эсона,
зрелище было великолепным, он отвернулся, лишь когда рядом с ним появился Ар
Ала.
   - Ты здесь, - произнес воин-йерний, и в голосе его  слышалось  более  чем
просто облегчение. Наследовать вождю-быку дело не легкое. Присутствие  Эсона
укрепляло позиции Ар Алы.
   - Кого хоронят? - спросил Эсон, не отводя глаз от церемонии.
   - Дер Дака. Вождей-быков хоронят во время самайна.
   Эсон с нескрываемым интересом поглядел на образовавшийся курган,  который
к этому времени увенчала набитая сухой травой шкура быка.
   - Я убил его летом. Он давно должен был сгнить.
   - Наши друиды знают многое. Они  знают,  что  было  и  что  будет,  умеют
исцелять больных. Каждый день они покрывали тело его кедровым маслом, и  вот
видишь - оно твердое. Пойдем пить.
   Эсон бы остался еще послушать, но Эйас громко причмокнул губами, а  Интеб
решительно обратился спиной к примитивному обряду. Впрочем, подобное  грубое
бальзамирование в  известной  степени  напоминало  знакомый  ему  изощренный
египетский способ, который делал  тело  столь  же  стойким  к  гниению,  как
прочное дерево. Мимо длинной стойки, к которой были подвешены  туши  забитых
овец, они прошли прямо ко входу в дан.
   Там  царили  шум  и  смятение:  кричали  животные,  вопили  люди.  Внутри
просторного дана стояла такая же суета, как бывает в день пира в  Фивах  или
на погребальных боях в  Микенах.  Повсюду  были  воины-йернии,  с  мечами  и
топорами они толкались в толпе, то и  дело  горделиво  оглаживая  костяшками
пальцев твердые усы. Вокруг толпились женщины и многочисленные грязные дети
самые маленькие из них голышом путались под ногами, гоняя кусочки  мела.  Но
попадались среди них и чужие: смуглые альбии со своими  товарами  в  мешках
круглоглазые донбакшо тащили на жердях дичь и зайцев.  Попадались  и  другие
люди, светловолосые, таких Эсону не доводилось еще видеть. Они были  воинами
- на круглых шлемах торчали бычьи рога, длинные кинжалы  висели  на  поясах,
запястья этих людей украшали золотые браслеты, плащи были  скреплены  у  шеи
увесистыми золотыми застежками. Но за  спиной  они,  подобно  рабам,  тащили
большие корзины. У их женщин поклажа была едва ли не  еще  большей.  Корзины
опустили на землю, но пока они стояли закрытыми. Эсон гадал,  что  за  товар
доставили в них. В руку ему вложили чашу на ножке, и он жадно припал к элю.
   - Смотрите сюда! - закричал Эйас  с  круглыми  от  удивления  глазами.  -
Такого я еще не видел.
   Странно наряженный человек вспрыгнул на высокий помост  из  переплетенных
ветвей и ивовых прутьев. Еще  не  окончившие  сооружение  женщины  принялись
кричать на него, но он уклонился от тянущихся  к  нему  рук  и  пробрался  к
середине помоста, прогибавшегося и потрескивавшего под ним. Кожаная юбка его
доходила почти до лодыжек, капюшон оканчивался бахромой прямо  на  плечах  -
карикатура на воина в короткой юбке и длинном плаще с капюшоном. Лицо и руки
намазаны черной грязью или сажей, той же краской зачернены  волосы,  острием
вверх уложенные на макушке.
   - Друг, друг! - завопила толпа, со всех сторон люди кинулись поглядеть на
забаву.
   Друг легко вскочил на ноги и вдруг взвыл, словно от боли, и  заскакал  на
одной ноге,  удерживая  другую  руками  и  вылизывая  языком  -  как  собака
выкусывает колючку в лапе. Потом он довольно быстро и очень  похоже  показал
быка,  корову,  теленка,  разыскивающего  матку,  и  воина,   разыскивающего
теленка. Последняя сценка вызвала восторженные вопли даже со стороны воинов,
не намеревавшихся узнавать себя в чванном, важно выступающем и поглаживающем
усы шуте. Смех умолк, когда друг извлек из-под оттопыренной  юбки  несколько
вырезанных из дерева яблок. Они были раскрашены желтой и красной  краской  и
ярко блестели в лучах  солнца.  Он  подбросил  вверх  одно,  другое,  поймал
первое, подбросил еще и  еще,  удивляя  зрителей  своим  умением  держать  в
воздухе сразу несколько шаров. Эсон  вместе  с  Эйасом  радостно  вопили,  и
только Интеб, при дворе Тутмоса видевший еще и не такое, молчаливо потягивал
эль.
   Когда они наконец устали от представления. Ар Ала увел  их  к  ямам,  где
были разложены костры, над которыми коптились туши  коров  и  овец,  издавая
приятный аромат мяса и жира. Женщины отрезали полосы и ломти мяса кремневыми
ножами. Их мгновенно расхватывали жадные руки. Толчками  и  пинками  Ар  Ала
разогнал толпу и велел вырезать лучшие куски  для  Эсона  и  его  спутников.
Когда они получили мясо, он запустил руку в кисет и извлек из него пригоршню
белых кристалликов, перемешанных с крупицами грязи.
   - Соль, - горделиво объявил Ар Ала, присыпая куски, которые гости держали
в руках.
   Эсон ощутил, как рот наполнился слюной. Наверняка кто-нибудь из прибывших
привез с собой соль на продажу  -  следует  прикупить.  Соленое  мясо  вновь
пробудило жажду - тут же явился и эль. Нетрудно было понять,  почему  самайн
считался главным событием года.
   Свирепый лай и рычание отвлекли их внимание.
   Не  оставляя  чаш,   они   присоединились   к   толпе,   собравшейся   на
противоположной стороне  дана.  Чтобы  оказаться  в  первом  ряду,  пришлось
потолкаться.
   - И это собаки? - спросил Интеб, стараясь не выпускать из рук топор.
   Мохнатые и злобные псы оказались величиной  с  небольшого  медведя.  Эсон
слыхал о них, но видеть еще не доводилось. Йернийских волкодавов натаскивали
на волков и вепрей, их привезли для состязаний на погребальных играх. Теперь
два пса рвались друг к другу. Они  тянули  поводки  так,  что  хозяева  едва
удерживали их. Ощерив клыки и хрипя от  ярости,  псы  брызгали  слюной.  Оба
хозяина по ходу дела  бились  об  заклад,  выкрикивали  ругательства..,  псы
рычали,  наконец  соглашение  было  достигнуто.  Круг  разошелся  пошире,  и
огромных зверей спустили. Они набросились друг на друга.
   Свирепые псы были примерно равны по силе. Они  сцепились,  отпрыгнули  и,
щелкая  зубами,  попытались  укусить  друг  друга.  Потом  сцепились  снова.
Запустив морды в толстые шкуры, они старались добраться  до  плоти.  Наконец
один из них сумел пропороть ногу  своему  сопернику.  Хлынула  кровь,  драка
закончилась бы смертью раненого пса, если  бы  не  вмешались  хозяева.  Псов
удалось разнять лишь с помощью рукоятей топоров и древков копий.
   Проигравшие уплатили  заклады.  Послышался  громкий  визг  -  проигравший
хозяин вымещал неудачу, без жалости избивая побежденного пса.
   Невозможно было все увидеть и испробовать. Переплыв через  узкий  пролив,
торговцы-альбии привезли с зеленого острова Домнанн кованое золото и бронзу.
Воины-йернии толпились возле  них,  предлагали  за  драгоценности  все,  что
пожелают гости. Люди в рогатых шлемах, звавшиеся гераманиями, явились  из-за
моря с востока, они предлагали не только драгоценную соль, но и теплые куски
бурого янтаря. Внутри некоторых таились сказочные насекомые, их  можно  было
увидеть, поглядев через камень  на  солнце.  Еще  они  торговали  бронзовыми
кинжалами хорошей работы. Эсон все вертел один из них  под  бдительным  оком
владельца, жалея, что ничего не может предложить в обмен. Герамании принесли
с собой и египетские бусы. Интеб, усмехаясь, разглядывал их.
   - Ох, далеко они залетели от дома, как и я сам, - проговорил он, держа на
ладони одну из бусин и прищуриваясь. Потом он молча вернул ее  гераманию  и,
лишь отойдя от торговца подальше, пояснил Эсону:
   - Скверная работа, плохая глазурь - для Египта  не  годится,  но  в  этих
грубых краях большая ценность.
   Яств было много: свежие яблоки, сливы,  сладкий  мед  прямо  в  сотах.  А
йернийские колбасы, которых они до сих пор еще не  пробовали,  оказались  не
хуже,  чем  в  Арголиде.  Набитые  жиром,  мясом,  просоленные,   сдобренные
какими-то семенами, они были дотверда прокопчены над  огнем.  Был  еще  мед,
сваренный на орехах, пьяный сок вересковых ягод  и  эль..,  снова  и  снова.
Прежде чем солнце коснулось горизонта,  животы  их  оказались  туго  набиты,
глаза насытились зрелищами, а уши оглохли от криков.
   - Смотри-ка! - воскликнул Эйас, указав на толпу,  собравшуюся  на  другом
краю дана. Под его припухлыми веками вдруг вспыхнул радостный огонек.
   На расчищенном, посыпанном песком круге сцепились  два  мужа,  пытавшихся
бросить соперника на землю. Они  старались  сделать  порожку  или  бросок  и
одновременно молотили друг друга кулаками. Разойдясь, они принялись  осыпать
друг друга могучими ударами, по большей части попадавшими  мимо  цели.  Эйас
пренебрежительно хмыкнул. Наконец один  из  верзил  -  оба  были  рослыми  и
крепкими гераманиями  -  зацепил  другого  за  ногу  и  одновременно  ударил
кулаком, повергнув противника на  землю.  Половина  собравшихся  разразилась
радостными воплями, другие, ворча, принялись отдавать заклав. Шагнув вперед,
Эйас хриплым голосом завопил так, что слышали все:
   - Мешки с жиром, сальные туши! Это не бойцы, а две  бабы  с  титьками  на
заду. Я плюю на них обоих.
   Слова его обрели практическое подкрепление:
   Эйас и  впрямь  отвесил  по  объемистому  плевку  в  сторону  каждого  из
гераманиев, попав одному в живот, другому  в  щеку.  Разразившись  яростными
криками, они бросились бы на него, если бы их не удержали друзья.
   - Рассердились, а? Убить  меня  захотели?  -  захохотал  Эйас.  -  Ну-ка,
давайте сюда. Сразу оба! Обещаю, что повалю обоих. Кто ставит на то,  что  я
не смогу этого сделать?
   Желающих нашлось в избытке, Интеб и Эсон никому не отказывали. Их  убьют,
если Эйас проиграет: они успели прозакладывать все, что они имели и чего  не
имели вообще. Но они верили в  этого  смуглого  крепыша,  который  был  ниже
ростом каждого из соперников почти на голову. Пока  заключались  пари,  Эйас
горделиво расхаживал по кругу и усердно ярил гераманиев своими насмешками.
   Бой начался: по знаку оба  герамания  рванулись  с  места,  вытянув  руки
вперед, и Эйас отбежал в сторону. Под гневные крики  и  насме