в
ФСБ, где его искать. Арестованный, он расскажет им всю правду, но с
небольшой поправкой. Вместо вас будет фигурировать он. Программу
самоубийства мы также заложим в его мозг. Вы видите, Ратников? Я превращаю
вашу ошибку в свою победу. Я убиваю трех зайцев. Вы возвращаетесь героем,
вырвавшимся из плена террористов. Вы занимаете высокий пост в Москве. С
гибелью так называемых истинных виновников расследование прекращается.
   - Вы гениальны, Квадро, - с искренним восхищением сказал Ратников.
   Довольный смех мистера Брауна прокатился под сводами пещеры.
   - Поторопитесь передать Дорену новые инструкции, - приказал он, - как
бы этот дуралей и впрямь их не ликвидировал. Конец связи.
   - Подтверждаю, - Ратников выключил "Топ Флэш".
   Он вышел из приспособленной под пункт радиообмена дощатой будочки под
безжалостно палящие лучи прожекторов. Ричардса на базе не было - "Барс"
ушел в первый рейс за американским золотом. База осталась как будто без
руководства, но руководить тут было и нечем - бесконечно тянущиеся часы
были заполнены вынужденным бездействием.
   Через час по условленной процедуре выйдет на связь Дорен. Разыскать его
раньше невозможно, никаких экстренных каналов вызова не предусмотрено.
Только бы он не успел1
   Ратников сел на круглый валун у воды и принялся кидать в темное зеркало
озера мелкие камешки. Он сказал правду - СВОЮ правду - назвав мистера
Брауна гением. Гениальность, величие замысла, широта и масштаб грандиозных
идей - вот что покорило в нем Ратникова, вот почему он присоединился к
нему, стал его верным единомышленником, а не покорным исполнителем воли. И
это Квадро ценил в Ратникове.
   Но несмотря на неподдельное чувство сопричастности к помыслам великого
человека, Ратников все же считал его... чуть-чуть идеалистом. По его
мнению, мистеру Брауну не хватало связи с реальностью, притяжения к живой
земле, с живыми людьми. Идея - хорошая вещь, она способна организовывать,
сплотить и вести, но в конце всякой идеи обязательно должна стоять
единичка с энным количеством нулей, и тогда все становится простым и
понятным. Не то чтобы Ратников не верил Квадро, когда тот говорил, что не
ищет богатства и личной власти - скорее улавливал тут уязвимое место,
некую слабость, ахиллесову пяту главы организации.
   А слабостью можно воспользоваться, и вот тогда...
   Никто не вечен, и Квадро тоже.
   Нет, Ратников не строил планов дворцового переворота. Он умел ждать, он
настроился на долгое ожидание, быть может, на годы и годы, пока звезды не
сложатся для него в счастливое сочетание. А там - молниеносный удар и...
   Только одно всерьез тревожило Ратникова.
   Американцы никогда не прекратят поисков своего золота.
   Никогда.


   19


   Обложные тучи предвещали долгое царствие пасмурной погоды. Шебалдин
поднял воротник джинсовой куртки, перешел мокрую улицу и направился к
ничем не выделяющемуся среди прочих дому на проспекте Космонавтов. Лифт не
работал. Полковник взобрался на пятый этаж пешком и надавил кнопку звонка
у выкрашенной в бежевый цвет двери. Целую минуту он прислушивался к звукам
внутри квартиры, вернее, к их отсутствию, потом донесся звук шлепающих
шагов и загремел замок.
   Прежде чем отправляться на свидание с бывшей супругой Ратникова,
Шебалдин пристально ознакомился с ее биографией, хотя ничего особо
примечательного не вычитал Ольга Дмитриевна Воровская, тридцать восемь
лет, кандидат технических наук.
   Окончила физфак МГУ, работала в НИИ, потом в лабораториях Звездного
городка. Вышла замуж за Ратникова (первый брак) семь лет назад, два года
назад - развод по обоюдной инициативе, вполне тихий и пристойный ("не
сошлись характерами").
   Шебалдин подумал, что пять лет - пожалуй, чрезмерный срок для взаимного
изучения характеров.
   Детьми чета Ратниковых так и не обзавелась.
   Ольга Дмитриевна открыла дверь на цепочке, одетая в домашний халат, в
тапочках. Шебалдин видел ее фотографии в деле, но персональным
впечатлениям всегда доверял больше. На него смотрели серые глаза еще
красивой женщины с каштановыми волосами до плеч, выглядящей старше своего
возраста. Печать хронической усталости лежала на ее лице, но не такая,
какая бывает у женщин, постоянно перегруженных работой и хлопотами по дому.
   Ольга Дмитриевна будто устала от самой себя. Она была не накрашена и
встрепана, словно только что из постели. В пожелтевших пальцах дымилась
сигарета без фильтра.
   - Добрый день, - вежливо поздоровался Шебалдин и предъявил служебное
удостоверение. - Я полковник Федеральной службы безопасности Шебалдин
Станислав Михайлович. Я хотел бы поговорить о вашем муже... Бывшем муже, -
поправился он.
   Женщина молча откинула цепочку, не выразив ни положительных, ни
отрицательных эмоций по поводу визита контрразведчика, как если бы всю
жизнь того и ждала. Шебалдин шагнул в тесную прихожую, а оттуда в
единственную комнату, служившую по этой причине и гостиной, и столовой, и
спальней.
   Обычно, попадая в незнакомую обстановку в процессе расследования, он
старался незаметно подмечать все подробности, справедливо полагая, что дом
зеркально отражает личность хозяина. Но в данном случае зацепиться было не
за что. Никаких фотографий на стенах, любимых пластинок (и проигрывателя
нет - только радио и телевизор), следов отделки квартиры по своему вкусу.
Ощущение пустоты усиливало и то, что в комнате практически не было мебели,
кроме безликого набора, модного у обитателей "хрущоб" лет тридцать назад -
два кресла, журнальный столик и тахта, сейчас незастланная. На столике
красовалась початая бутылка некогда отечественного коньяка (того, что
умельцы из ближнего зарубежья выдают за "Апшерон") и захватанная рюмка.
Рядом - пепельница, переполненная вываливающимися на стол окурками сигарет
"Полет". Сине-белые смятые пачки виднелись там и тут.
   "Странно, - подумал Шебалдин. - В деле не было упоминания о том, что
она закладывает за воротник, и на работе ее ценят и хорошо отзываются. И
по внешности не скажешь, что алкоголичка.
   Может, тихая бытовая пьяница из тех, что не любят выносить сор из избы?"
   Следуя жесту хозяйки, Шебалдин опустился в предложенное кресло. Перед
ним блеснула вторая рюмка, наполнилась коньяком, - все молча, ни слова
даже приветствия! Ольга Дмитриевна пригубила напиток, и лишь тогда
Шебалдин впервые услышал ее хрипловатый приятный голос.
   - Извините, что не предлагаю закурить. Сами видите, какие у меня
сигареты. Вы, наверное, к "Мальборо" привыкли.
   Шебалдин курил только "Яву", но не стал углубляться в дискуссию о
сортах табака.
   - Ольга Дмитриевна, я хотел...
   - Да, да. - Она махнула рукой, пепел упал с сигареты и рассыпался по
халату. Она не заметила этого. - Вы пришли поговорить об Александре.
   Только что ж говорить, раз он погиб... Ведь он погиб? - Женщина с
неожиданной проницательностью взглянула на Шебалдина.
   - Вы как будто сомневаетесь, - неопределенно ответил полковник.
   Боровская негромко засмеялась.
   - Станислав Михайлович, вы не журналист, которому поручили написать
очерк о подвиге героя.
   Вы человек контрразведки, а контрразведка не интересуется мертвыми. Ее
сфера деятельности - живые.
   - Не всегда, - увернулся Шебалдин. - Иногда информация о мертвых значит
больше.
   Боровская потушила сигарету и сразу зажгла новую.
   - Из того, что вы избегаете внятных ответов, я заключаю, что либо вы
сами ни черта не знаете, либо играете в прятки, -" сказала она. - Скорее
первое, иначе зачем бы вы пришли ко мне... Да не смотрите на меня, как
новобранец на сержанта!
   Я готова к разговору, мне скрывать нечего...
   - Я не думаю, что вы что-то скрываете. И у меня нет списка хитрых
вопросов, дабы загнать вас в угол. Ничего конкретного. Просто расскажите о
Ратникове. Характер, привычки... Каким он был?
   - Зачем? - передернула плечами Боровская. - Неужели ваши компьютеры
знают о нем меньше, чем я?
   - Больше, Ольга Дмитриевна, - уверил Шебалдин. - Но они не прожили с
ним пять лет и не знают того, что известно вам.
   Женщина налила коньяк в свою опустевшую рюмку, сделала движение в
сторону Шебалдина, но у него не убавилось. Она смущенно (первая явная
эмоция с момента прихода полковника) поставила бутылку обратно.
   - Начинать, наверное, полагается со знакомства? Тут все было
обыкновенно. Я влюбилась. А кто же не влюбится в человека романтической
профессии, симпатичного, открытого, заботливого, щедрого?
   - Значит, вот каким он вам показался, - пробормотал Шебалдин.
   - Почему "показался"? Он и был таким. Поначалу.
   Шебалдин промолчал, ожидая стереотипного женского продолжения: мол,
поглядишь - хороший человек, а копнешь - подлец и бабник. Но Боровская
сказала совсем другое.
   - Мне думалось тогда, да и теперь тоже, что Александр был... Не равен
себе. Не понимаете? Ну, каждому человеку предназначено занять в жизни
определенный объем, каждого ждет своя ячейка.
   Для одних - больше, для других - меньше. Вот если человек заполняет
ячейку собой так, что не остается в ней пустого места, - все, он
состоялся, будь он писатель или слесарь. А у другого все устроено, все ему
дано, вот как Александру - а ячейка намного больше его. И нет покоя...
   Последнюю фразу она выделила так, что Шебалдин невольно усомнился,
заполнила ли свою ячейку сама Ольга Дмитриевна. Она унеслась в какие-то
свои неясные мысли, рассеянно чертя огоньком сигареты колечки в воздухе.
Шебалдин несмело кашлянул, напоминая о себе.
   - Да, - очнулась женщина. - О чем я? Это состояние мятущейся души...
   - Но из-за этого не разводятся, - осмелился предположить Шебалдин. -
Тысячи людей не равны себе, и ничего, живут...
   - Да, конечно, - она вздохнула. - Дело не в этом. Трещина пробежала
примерно за год до развода. Я не смогла бы в точности утверждать, в чем
это заключалось. Мне трудно говорить об этом. Я технарь, психология - не
мой конек. Положите передо мной чертеж узла ракеты, я скажу вам: эта
железка туда, эта сюда, все понятно. А тут... Не хотите же вы, чтобы я
исповедовалась в грехе иллюзорных предчувствий...
   - Нет-нет, - торопливо отказался Шебалдин, соображая, как переключить
разговор в более удобоваримое русло. - Не надо. Я не священник и не
психоаналитик. Меня занимают проблемы попроще. Вы говорили, что за год до
развода Ратников изменился. В чем это проявлялось? Есть такое выражение:
"любит пожить". Любил ли Ратников пожить?
   Женщина задумчиво провожала взглядом поднимающийся к потолку дымок.
   - Любил ли? - повторила она, словно обкатывая эти слова во рту, как
леденцы. - Я бы не сказала. Да и что это значит? Рестораны, девочки,
загулы? Это у космонавта?
   - Я не то подразумевал, - объяснил Шебалдин. - Вот вы рассуждали о
самодостаточности человека. Примерно ту же схему можно пристегнуть к
отношению к жизни, к деньгам и благам. Существуют соблазны, инстинкты,
тайные побуждения и скрытые мотивы. Каким в этом смысле был Ратников?
   Глаза женщины заблестели, румянец окрасил ее щеки, но это скорее была
не реакция на тираду Шебалдина, а действие плохого коньяка. Она налила еще
рюмку.
   - Нет, - твердо произнесла она. - Если бы он рвался к деньгам и благам,
избрал бы другую профессию, и, уверена, преуспел бы в ней. Знаете, он был
талантлив во всем. Ему бы ничего не стоило стать директором банка. Но я
вас поняла. Соблазны, инстинкты - неудачные слова, они стреляют вхолостую.
Ему не давали спокойно жить, я бы сказала - призраки. Последний год до
развода он жил словно в постоянном ожидании чего-то... Такого, чего он
жаждал и боялся. Говорил со мной, простите, спал со мной, а сам находился
далеко-далеко...
   - Но, может быть, он был поглощен подготовкой к полету? Нормальный
мандраж космонавта.
   - Полет на "Шаттле" тогда еще пребывал в стадии застольных бесед, -
возразила Боровская. - А наши полеты никогда не вызывали у него такого...
Опустошения. Нет, это совершенно иное.
   Самое время переходить к реалиям, мелькнуло у Шебалдина.
   - Ольга Дмитриевна, как вы полагаете, эти изменения в поведении
Ратникова были вызваны внешними причинами? Возможно, в его окружении
появился новый знакомый. Или какие-то необычные звонки по телефону,
неурочные отлучки из дома? Вспомните, пожалуйста.
   - Вы его в чем-то подозреваете? - Боровская пошла напролом. Полковник
слегка улыбнулся.
   - Прямой вопрос заслуживает прямого ответа.
   Конечно, я заглянул к вам не из чистого любопытства. Предполагается,
что катастрофа "Атлантиса"
   явилась следствием ошибочных действий одного из членов экипажа - пока
неизвестно, кого. Проверяются все. И мы не исключаем, что на эти действия
космонавта могло спровоцировать некое лицо или группа лиц. Вот вам честно
и откровенно причина моей заинтересованности.
   Она была ошеломлена.
   - Вы что, всерьез считаете, что Саша мог подстроить крушение корабля?!
Убить себя и шестерых товарищей?
   - Я сказал "ошибочные". А ошибки могут быть отзвуками добросовестных
заблуждений... Или чьей-то злой воли.
   Боровская наклонила голову то ли в знак согласия, то ли оттого, что ее
потянуло в сон.
   - Так я о знакомых Александра, - напомнил полковник.
   - Да, - встрепенулась она. - Знакомые... Как будто всех я знала. Отряд
космонавтов, ребята из нашей лаборатории. У него были ровные, спокойные
отношения с людьми. Ни близких друзей, ни явных недоброжелателей. И вроде
бы никого нового не возникало. . Хотя постойте... - Шебалдин обратился в
слух и мысленно взмолился, чтобы пленка в его карманном диктофоне не
кончилась как раз сейчас, когда из тумана неопределенностей и домыслов
начинает показываться верхушка островка твердой почвы фактов. - Был один
случай перед самым разводом. . Мы вышли прогуляться по аллее и обсудить
наши невеселые дела... Саша увидел на углу незнакомого мне человека.
Попросил меня посидеть на лавочке, а сам прямо-таки рванулся к нему Они
свернули за угол... Я ждала минут двадцать. Саша вернулся один. Он был
очень возбужден и все толковал о каких-то странных вещах, я ничего не
понимала... Ни до этого, ни после я никогда не видела его таким.
   - О КАКИХ вещах? - подался вперед Шебалдин. - Прошу вас, припомните,
что именно говорил Ратников после встречи с незнакомцем?
   С виноватой улыбкой Боровская развела руками.
   - Не помню Я очень разозлилась тогда, мне-то хотелось решить житейские
проблемы, и я почти не слушала, все пыталась перебить. Какая-то дикая
смесь политики, философии и фантазий, совершенно на него не похоже.
   - Ну хорошо, - Шебалдин беспокоился о пленке. - Перейдем к
таинственному незнакомцу.
   Описать его вы можете?
   - Я видела его издали, секунд десять, да и не присматривалась особенно,
- она наморщила лоб. - У меня не очень хорошее зрение... Средних лет, хотя
скорее пожилой... В общем, не мальчик...
   Одет обыкновенно, в темный костюм... По-моему, лысый. Ну, не совсем, а
с залысинами.
   - Плешивый, - уточнил Шебалдин.
   - Может, и так... Не помню. Я так рассердилась на Ратникова, что мне
было не до того.
   Исчерпывающая информация, грустно усмехнулся про себя Шебалдин.
   - А когда это было? - вернулся полковник к вопросам. - Дату не
припомните?
   - Через три года?! Вы с ума сошли. Разве что приблизительно... Это было
летом... Разошлись мы девятого июня, ну а это произошло примерно за
неделю... Второго или третьего.
   - Так, - Шебалдин с досадой уловил сухой щелчок в кармане. Сработал
автостоп диктофона. - И после этого вы больше никогда того человека не
видели и никаких упоминаний о нем не слышали?
   - А я после развода и Ратникова не видела ни разу. Квартиру менял он
сам, сам и мебель перевозил, пока я жила у мамы. Он позвонил, и я перехала
сюда.
   Больше ничего интересного Боровская в разговоре не сказала. Она снова
потянулась к бутылке, но, взглянув на гостя, отвела руку.
   Шебалдин довольно скоро перестал сожалеть о том, что не хватило пленки.
Может, и та, что использована, была потрачена впустую. Вряд ли он узнал
что-то ценное. Ратников встречался с неизвестным Боровской человеком - что
из того? К нему мог приехать однокашник, или школьный друг направлялся к
Ратникову домой и перехватил его на улице... Нет, не проходит. В этом
случае непонятно, почему Ратников не представил его Боровской. Не хотел
знакомить друга с фактически бывшей женой, к тому же находящейся не в
лучшем расположении духа? Но почему он хотя бы из вежливости не рассказал
ей потом, кого встретил. И что это за беседа с давним другом - двадцать
минут?
   Шебалдин поднялся, поблагодарил за гостеприимство и двинулся к двери. У
выхода женщина догнала его, вцепилась в рукав, развернула к себе, дыша в
лицо перегаром.
   - Скажите мне только одно, полковник... Саша жив?
   - Нет, - произнес Шебалдин и вышел.
   Тучи, клубящиеся едва ли не над самой головой, опять разродились хилым
дождиком. Шебалдин шагал с поднятым воротником, засунув руки в карманы. Он
направлялся в ресторан, куда должен был подойти Ласкеров. Их расследование
считалось полуофициальным, и встречи в неформальной обстановке лучше
соответствовали его духу. Вся информация американской стороны, исходящая
от ЦРУ, поступала через помощника Рубинова полковника Бертенева -
непосредственного контакта с ЦРУ у Шебалдина и Ласкерова не было. Тем не
менее обмен сведениями происходил регулярно, ибо успех могло обеспечить
только тесное взаимодействие спецслужб двух государств.
   В ресторане "Космос" (Бог мой, ну конечно же, "Космос", а что же еще?!)
Шебалдин выбрал столик в углу за традиционной пальмой в кадке и заказал
легкий ужин. Он не переставал размышлять о странностях Ратникова, но не
спешил делать выводы. Возможно, что-то прояснится после беседы с
Ласкеровым, взявшим на себя Шалимова и Данилина.
   Шебалдин хмуро ковырял вилкой бесцветное варево. Он не любил таких
состояний: Ратников УСКОЛЬЗАЛ. Ни изучение его досье, ни послужного
списка, ни допросы сослуживцев и разговор с Боровской не помогли ему в
главном: не просто составить представление о человеке, а почувствовать
его, СТАТЬ им на то время, которое необходимо для выявления его роли.
Ратников виделся Шебалдину резиновой оболочкой, которую можно рассмотреть
и потрогать, но в которую нельзя влезть.
   И там, внутри... что?


   20


   Собрав доступные сведения о Шалимове, Ласкеров встретился с доктором
Котельниковым (любившим подчеркивать, что он не родственник физика В. А.
Котельникова, творца знаменитой теоремы о выборках, на основе которой был
сконструирован и передатчик "Топ Флэш").
   - Типичнейший грипп, - говорил пожилой доктор, - поверьте мне,
уважаемый Леонид Савельевич. Неужели достижения контрразведки в медицине
подвинулись так далеко, что вы ставите под сомнение диагноз врача? -
добавил он обиженно.
   - Ни в коем случае, - обеими руками отгородился Ласкеров. - Я понимаю,
что это не могло быть, скажем, пищевое отравление.
   - Нет, нет. У пищевого отравления совсем другие симптомы.
   Ласкеров помялся, не зная, как перекинуть мостик к опасному вопросу, и
решил подобраться издалека.
   - Скажите, доктор, ведь здесь, в Звездном, нет вспышки гриппа?
   - Нет, разумеется.
   - А не показался ли вам странным случай единственного заболевания?
   Котельников ответил обтекаемо, чтобы не обидеть собеседника слишком
явным указанием на его медицинский дилетантизм.
   - Видите ли, Леонид Савельевич, к сожалению, мы с вами живем в мире
микробов и вирусов. Вирус гриппа никуда не исчезает, он только мутирует,
когда у большинства людей вырабатывается иммунитет к предыдущей... мм... -
он поискал термин, понятный полковнику, - ... модификации. Тогда
распространяются эпидемии. Но и в спокойное время кто-нибудь нет-нет да и
заболевает. Это не частое явление, но, смею вас уверить, ничего
сверхъестественного здесь нет.
   - Доктор, - решился напрямую спросить Ласкеров, - как, по-вашему, есть
ли реальная возможность преднамеренно заразить человека гриппом?
   - Конечно. Чихнуть на него, к примеру, если вы больны.
   - Я имел в виду не это. Например, если бы