- И что?
   - Да ничего. Больные, я имею в виду...
   - А я, по-вашему, здоровый?
   - Ну да, - сказал  Терехов  с  нескрываемым  злорадством.  -  Больной
нашелся,  тоже  мне...  Пробы  негде   ставить...   Вы,   хороший   мой,
стопроцентный симулянт, бухгалтер Берлага... Помните такой  персонаж?  И
даже если вы на моих глазах выхлебаете чернила из  этой  вот  скляночки,
нисколько меня не разубедите, наоборот... Ну, будете хлебать чернила?
   - Зачем? - угрюмо отозвался Кирьянов, не меняя позы.
   - Так вы ж шизофреник, что вам стоит?
   - А что, шизофреник непременно обязан чернила хлебать?
   - Ну что вы, вовсе нет, - сказал доктор Терехов.  -  Тут  все  сугубо
индивидуально...  -  он  задумчиво  потыкал  себя  большими  пальцами  в
подбородок. - Константин Степаныч...
   - А?
   -  Может,  разойдемся  по-хорошему?  Без  долгой  болтовни?  Вы   мне
культурно  признаетесь,  что  симулировали  весь  этот  месяц,   я   вас
моментально на выписку оформлю - и грядеши вы  себе,  камо  хотите.  Ну?
Нет, вижу, нет... Придется мне убивать  на  вас  массу  времени,  словно
ловеласу на капризную красотку... Ладно, ничего не  поделаешь,  время  у
меня есть... Константин Степаныч?
   - А?
   - Если уж по всем правилам, давайте заходить  издалека...  Вот  вы  -
пожарный. Ну, предположим, не простой топорник,  а  целый  подполковник,
начальствуете... Не в том дело. Если мы  с  вами  встретимся  где-нибудь
случайно,  в  поезде,  скажем,  и  начну  я  выдавать  себя  за  старого
пожарного, имея о сем предмете  самые  смутные  представления,  вы  меня
быстро разоблачите или много времени пройдет?
   - Ну...
   - А вы не нукайте и не зыркайте так настороженно. Вопрос  отвлеченный
и к медицине отношения не имеющий...
   - Ну... Быстро.
   - Вот то-то и оно, господин подполковник, то-то и оно! - торжествующе
сказал Терехов. - Быстро. Быстренько. Потому что вы - профессионал, а  я
- нет. С чего же вы взяли, что в других профессиях обстоит иначе? Все то
же самое... Психиатры мы,  батенька,  дипломированные,  патентованные  и
пожившие на этом свете... И хотя зарплата у нас теперь - кошкины слезки,
и потеряли  мы  прежний  социальный  статус,  опыт-то  остался...  Опыт.
Понимаете вы? Стаж у нас с вами, что характерно, одинаковый, я ненароком
обратил внимание: вы в вашей пожарке семнадцать лет служите, и я в  этом
заведении без пары недель - семнадцать  лет...  Дорогой  мой  Константин
Степанович, у психиатров огромный опыт  накоплен  по  части  изобличения
симулянтов. Стоолько их тут перебывало... Кто от  армии  косил,  кто  от
зоны, иные таким макаром развода добивались, иные...  Ну,  побудительных
мотивов тут масса, не о них речь... Поговорим лучше о ваших  проколах...
Интересно?
   - Допустим...
   - Не "допустим", а ужасно  интересно,  я  полагаю,  -  сказал  доктор
Терехов. - Спорить готов, у вас сейчас, простите  за  ненаучный  термин,
шило в жопе. Не терпится узнать, на чем погорели...
   - Термины, действительно...
   - Бросьте, -  сказал  Терехов.  -  Не  лепите  мне  тут  оскорбленную
невинность. - Будь я хоть в малейшей  степени  уверен,  что  вы  все  же
больны, разговаривал бы иначе. С должной душевностью и  профессиональной
вкрадчивостью. Но поскольку я на сто  процентов  убежден  уже,  что  вы,
сокол мой, симулируете, то поговорим, как два обычных мужика,  ровесники
практически, похожи во многом. Я, правда, капитан запаса, это для  врача
потолок,    а    вы    целый    подполковник,    образование    у    вас
инженерно-техническое,  а  у  меня  гуманитарное,  но  сие  не  так   уж
существенно, я полагаю... Ровесники почти, оба из бюджетников,  земляки,
как выяснилось в ходе предшествующих бесед, любим... фантастику.
   - Уже нет.
   - Что, простите?
   - Я фантастику с некоторых пор на дух не переношу, - сказал Кирьянов.
   - Ну, это опять-таки несущественные детали... Так вот, погорели вы на
том, что подготовились плохо. Не просто плохо - архискверно.  Нельзя  же
так, право, - держали нас за совершеннейших головотяпов...  Скрывать  не
стану, иные симулянты своего добиваются, есть определенный процент... Но
чтобы в него попасть, подготовочка нужна громадная и адская. А вы,  могу
спорить,  ограничились  парой  популярных   брошюрок,   что   под   руку
подвернулись, ага?
   - С чего вы взяли?
   - Видите ли, шизофреник обязан быть шизофреником, - задушевно  сказал
Терехов. - А никак не параноиком. И наоборот. Более того, никак не может
человек сегодня быть чуточку шизофреником, завтра - чуточку  параноиком,
послезавтра  пребывать   в   классическом   пограничном   состоянии,   а
послепослезавтра демонстрировать симптомы  мании  величия  вперемешку  с
комплексом неполноценности... Понимаете? Грубо  и  упрощенно  выражаясь,
всякой  болезни  соответствует  свой,  сугубо  индивидуальный   комплект
симптомов, проявлений, поведенческих манер... А вы, любезный, вот тут, -
он мимолетно шлепнул ладонью по карточке, - демонстрировали  окрошку  из
надерганных без системы и смысла симптомчиков,  принадлежащих  не  одной
конкретной хвори, а сразу нескольким...  Так  не  бывает,  уж  простите.
Именно так, как в вашем случае. Я неплохой психиатр, поверьте. И оттого,
что реформы меня загнали чуть ли не в маргиналы,  специалистом  быть  не
перестал. Мы ж консервативны, Константин Степаныч, в нашем деле мало что
меняется, работаем чуть ли не с тем же набором хворей, что  наши  предки
сто   лет   назад...   Знаете,   есть   одно-единственное    психическое
расстройство, которое не диагностируется  современной  медициной:  белая
горячка. Вот здесь - широчайший простор для симулянта,  возжелавшего  по
каким-то своим причинам отдохнуть в уютных стенах психушки. Неделя, а то
и  две  ему  автоматически  обеспечены   даже   при   нынешнем   разгуле
либерализма... Вы это учтите на будущее, если вздумаете где-то в  другом
месте... Но про горячку вы не знали, а? Вы - человек,  пьющий  умеренно,
без всякой алкозависимости, не та среда общения, негде вам  было  знаний
почерпнуть... как и о шизофрении, кстати.
   - Странный у нас какой-то разговор...
   - Да? - с любопытством спросил доктор Терехов. - А почему?
   - Вы меня лечить обязаны...
   - А вот те хрен, подполковник, - сказал Терехов вежливо. - Не  обязан
я лечить симулянтов, а вот вышибать их отсюда к чертовой  матери  -  как
раз и есть моя прямая обязанность. Финансирование на нуле, больным жрать
нечего, медикаментов не хватает  на  настоящих  -  а  тут,  изволите  ли
видеть,  липовые  шизофреники  окопались,  бесплатной  медицины  жаждут,
лечение им подавай... - Он подался вперед и широко улыбнулся:
   - А вот кстати, я вас уже неделю не лечу. Ясно вам? С тех самых  пор,
как окончательно убедился, в чем  тут  дело.  Не  надо  так  недоверчиво
ухмыляться, не надо... Я вам чистую правду говорю. Вот  уже  неделю  вам
колют исключительно глюкозку и прочие витаминчики - а через раз и  вовсе
дистиллированную водичку, потому что витамины больным нужнее, а вы и так
не  дистрофик...  А  что  до  вчерашнего  представления...   Я   мнимого
практиканта имею в виду. Которому я, стоя в двух шагах от вас,  довольно
громко объяснял, что после данного укола пациент, то  есть  вы,  напрочь
потеряет координацию,  едва  вставши  с  кушетки,  начнет  колыхаться  и
падать, так что его нужно заботливо  подхватить,  довести  до  коечки  и
поставить рядом побольше водички,  поскольку  пациента  часа  три  будет
мучить  дикая  жажда...  Вы  все   слышали,   конечно.   И   вели   себя
соответственно - шатались, падали, литра три воды выдули... А вкололи-то
вам опять-таки девять кубиков чистейшей дистиллированной водички, честью
клянусь! И не практикант это был вовсе, а санитар из женского отделения,
с третьего  этажа...  А  чтой-то  вы  рожицей  изменимшись?  Чтой-то  вы
поскучневши?  Поунылевши?  У  меня  вот  тут   вот   вся   эта   история
добросовестнейшим образом  отражена,  в  вашей  так  называемой  истории
болезни... Вообще, Константин Степаныч, всю прошлую неделю за вами  было
крайне любопытно наблюдать. Я, извините за вульгарность, обсмеялся, чуть
ли не уписался, глядя, как вы не можете себя найти.  Ну,  вы  ж  человек
неглупый, понимали, что у всякого больного, и у вас в том числе,  должна
быть определенная модель поведения - но по причине  скверной  подготовки
понятия  не  имели,  какая.   Вот   и   метались,   вот   и   дергались.
Присматривались к товарищам по несчастью, пытались собезьянничать у  них
то то, то это... И каждый раз терзались сомнениями: а вдруг  подсмотрели
не  то,  вашему   персональному   сдвигу   несвойственное?   Нельзя   же
расспрашивать соседей по палате напрямую:  мол,  мужик,  шизофренией  ты
маешься или паранойей? И ежели шизофренией, то как именно тебя колбасит,
плющит и корежит? Ну? Что ж вы глазыньки-то  блудливые  прячете?  Стыдно
проигрывать, правда?
   - Проигрывать всегда стыдно, - пробурчал  Кирьянов,  по-прежнему  не.
глядя на мучителя.
   - Ну что ж, давайте это считать чистосердечным признанием.
   - Вы полагаете?
   - Хватит, ладно? - поморщился  Терехов.  -  Говорю  вам,  я  неплохой
специалист. Я наблюдал за вами неделю, я ставил вам ловушки, я испытывал
вас так и сяк, я консультировался с коллегами для вящей надежности  -  и
теперь я твердо намерен в  ближайшие  же  четверть  часа  выставить  вас
отсюда  к  чертовой  матери,  вручив   напоследок   справочку,   которой
декларируется ваше полное психическое здоровье, хоть в космос  запускай,
хоть атомную бомбу определяй стеречь...
   Впервые  подполковник-пожарный  посмотрел  ему  прямо   в   глаза   -
совершенно чистым, незамутненным, здоровым взглядом. Криво усмехнулся  и
спросил:
   - А договориться мы никак не можем?
   - То есть?
   - Я вам  дам  денег,  -  сказал  Кирьянов  спокойно  и  даже  чуточку
небрежно. - Много. Очень много.  Вы  столько  и  не  видели.  Сходите  в
каптерку или как там у вас  называется  эта  кладовка,  куда  складывают
шмотки пациентов... Возьмите мою  сумку  и  загляните.  Там  лежит  пара
пачек... Вам с головой хватит. А  дома  есть  еще.  Если  вы,  мало  ли,
бессребреник, не берите себе, а отдайте на больницу. Там много...
   - Я знаю, - сказал доктор Терехов  почти  столь  же  спокойно.  -  Уж
простите за любопытство, посмотрел.  В  самом  деле,  интересно.  Двести
тысяч, две пачки, в банковской упаковке...
   - Дома есть еще.
   - А что взамен? Держать вас тут до скончания веков?
   - До скончания веков не обязательно, - сказал Кирьянов деловым тоном.
- Достаточно будет... ну, хотя бы месяца. Подержите меня тут еще  месяц.
И напишите потом в истории болезни какой-нибудь  совершенно  устрашающий
диагноз.
   Понимаете? Я не  знаю;  как  это  у  вас  зовется...  Самый  тяжелый.
Самый... Ну, вам виднее. Такой, чтобы я мог оставаться  на  свободе,  но
был бы совершенно  непригоден  к  любой  работе,  хоть  каплю  посложнее
вахтерской или дворницкой... Мы договоримся?
   - И вам вполне всего этого достаточно?  Месяца  здесь  и  такого  вот
диагноза?
   - Пожалуй что. Ну как?
   - Откровенность за откровенность, пожалуй, -  сказал  доктор  Терехов
задумчиво и протяжно. - Вы меня поставили  в  трудное  положение...  Вот
этим самым разговором. Если раньше мне казалось,  что  я  понимаю  почти
все, то теперь я, честное слово, ничего не понимаю... Я так и  не  понял
до сих пор, за каким чертом вам понадобилось укрываться в  психушке.  Вы
не рядовой топорник, вы  -  кабинетное  начальство,  мало  того,  как  я
выяснил, вас собирались вот-вот назначить  на  полковничью  должность  с
присвоением соответствующего звания и увеличением оклада. При  том,  что
вы и сейчас получаете вдвое больше меня. При том, что в последние месяцы
престиж вашей профессии еще более увеличился - вас ведь передали из  МВД
в контору Шойгу, вы теперь не "вроде ментов", а подразделение  МЧС...  Я
изрядно покопался в  вашей  жизни,  знаете  ли.  На  службе  у  вас  все
прекрасно. Дома прекрасно. С женой нет  проблем,  с  детьми  тем  более,
денег на жизнь хватает, вас ценит  начальство,  дачка  у  вас,  "жигуль"
нехилый... Я на вас неделю убил...
   - А зачем, можно поинтересоваться?
   - Можно, - сказал Терехов серьезно. -  Потому  что,  не  сочтите  это
высокими словами, у меня осталась только моя  работа.  По  деньгам  меня
опустили ниже некуда, по престижу и социальному статусу - аналогично.  У
меня осталась одна возможность не сломаться, не впасть в  депрессию,  не
растечься - остаться твердым профессионалом. Понимаете?
   - Кажется.
   - Рад слышать... Так вот, мне совершенно непонятно, почему  вы  ни  с
того ни с сего решили укрыться в психушке. Нет вроде бы никаких поводов.
Ладно, я не волшебник и не успел  за  неделю  узнать  всего.  Может,  вы
обрюхатили соседку-семиклассницу или сшибли на машине насмерть  гаишника
при исполнении... Не в том загадка.
   - А в чем?
   - Не понимаете? Нет, серьезно? Откуда у вас  двести  тысяч?  Ах  нет,
побольше, дома ведь есть еще... Ваша прошлая жизнь не дала ни  малейшего
следочка. Бабушкиных бриллиантов вы не продавали, а в карты такую  сумму
вряд ли могли выиграть. Вы что, наркотой торговали втихаря? Или нашли на
пожаре алмаз в сто каратов и сумели его пристроить?
   - Деньги заработанные. Честным образом.
   - Ну да? А не подскажете ли, где в наше  время  можно  срубить  такие
бабки честным образом?
   - Не подскажу, - серьезно сказал Кирьянов. - Упаси вас бог  от  такой
работы.
   - Отчего же, если она честная.
   - Тут есть нюансы...
   - А конкретно?
   - Не стоит, честное слово...
   - У какой-нибудь мафии сперли?
   - Это вы американских кин насмотрелись...
   - Ну, я шуткую, - сказал Терехов. - Если бы вы эти денежки у  кого-то
сперли, вы совершенно иначе планировали бы свое будущее. И просили бы  у
меня каких-то других услуг. Не знаю, каких, но, безусловно, других.  Вам
нужно отсидеть еще месяц и выйти отсюда с неким убойным диагнозом, да?
   - Именно.
   - Это, как хотите, противоречит догадкам, будто деньги  вы  сперли  и
кто-то во внешнем  мире  жаждет  найти  вас  и  рассчитаться,  -  сказал
Терехов. - Не так ли? Человека, жаждущего вернуть  деньги  -  тем  более
такие, - не остановит никакой диагноз, пусть даже я  вас  по  документам
проведу как параноика номер  один  Сибири  и  окрестностей...  Нет,  тут
что-то другое... И я не понимаю, что. Не могу ни угадать, ни  вычислить.
А я не хочу связываться с тем, чего не понимаю. Черт его знает, чем  это
чревато... Так что забирайте ваши деньги и ступайте с ними  вместе  куда
глаза глядят. Так оно будет спокойнее.
   - Вы серьезно?
   - Абсолютно, - сказал  Терехов.  -  Это  позиция.  Непонятное  всегда
опасно. А я в нынешнем своем  положении  весьма  уязвим  перед  внешними
угрозами, поскольку мои защитные возможности сведены к минимуму. Так что
не стоит рисковать... Сейчас я напишу...
   - Подождите!
   - Хорошо, - сказал доктор решительно. - У  вас  две  минуты.  Убедите
меня, что ни вы сами, ни ваши денежки меня ни во что не втравят.
   - И тогда мы договоримся? Возьмете деньги?
   - Не знаю, - сказал доктор. - Честное слово, не знаю.
   - А если вы не поверите? Доктор сухо бросил:
   - Смею думать, в силу профессионального опыта удастся отличить  байки
от правды...
   - Черт бы вас побрал... - с досадой произнес Кирьянов. - Но ведь  нет
ни выхода, ни времени... Там, в сумке, лежит рукопись...
   - Я помню, - кивнул  доктор.  -  Заглядывал  в  папочку.  Листать  не
листал, посмотрел только первую  страницу.  Название  -  "Самый  далекий
берег",  подзаголовок  -  "Фантастический  роман",  автор   -   какой-то
Себастьян Ян. Сроду о таком не слыхивал. Хотел,  признаться,  полистать,
но не нашел времени...
   - А вы найдите. И не полистайте, а почитайте.
   - И?
   - Это не роман, - сказал Кирьянов. - Это дневник нескольких последних
месяцев. Мой дневник. А первая  страничка...  для  отвода  глаз.  Всегда
можно выдать за  творение  какого-нибудь  друга-графомана  -  фантастики
нынче столько...
   - Хорошо, допустим, я прочитаю. И что?
   - Говорю вам, это дневник. Это все было на самом  деле.  Все.  Умному
достаточно... Только, говорю вам, помните: это все было на самом деле...
   "А собственно, чем не выход? - подумал Терехов вяло. -  Рассусоливать
с ним далее нет смысла, главное сказано. Происшествий в  отделении  нет,
пара часов свободного времени обеспечена. А через два  часа  он  у  меня
отсюда все равно вылетит со страшной силой... А как же  иначе,  что  там
может оказаться такого, чтобы... Должно быть, все-таки наркота...  Пошел
он..."
   - Хорошо, - сказал он быстро. - Договорились. Я читаю...
   - Вы, главное, помните, что все это было на самом деле...
   -   Постараюсь   помнить,   -   сказал   доктор   уже   отстраненным,
профессиональным тоном. - Идите пока...
   Он вернулся в кабинетик минут через пятнадцать. Положил  перед  собой
нетолстую  рукопись,  исполненную  определенно  на  компьютере.  Ну  да,
Себастьян Ян, "Самый  далекий  берег",  фантастический  роман,  в  конец
заглядывать не будем, и наугад листать не будем, а будем читать так, как
того и заслуживает фантастический роман, - с первой страницы... так, вот
тут "Кирьянов", и тут, он не от первого лица  свой  пресловутый  дневник
писал, а от третьего... но это, в конце концов, ни о чем еще не говорит,
просто творческий метод такой... Итак, что у нас?  Чему  меня  призывают
безоговорочно верить? "Они ехали в аэропорт знакомой дорогой, и по бокам
мелькали то пологие холмы, то деревни..."  Ну,  пока  что  верить  можно
каждому слову. Нет ничего  удивительного  в  том,  что  человек  ехал  в
аэропорт знакомой дорогой. По бокам таковой и в самом  деле  то  пологие
холмы, то деревни. Пока что всему верится...
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 
ЧЕРНЫЕ ПОГОНЫ 
 
   Они ехали в аэропорт знакомой дорогой, и по бокам мелькали то пологие
холмы, то деревни, и потрепанный уазик защитного цвета шел  чересчур  уж
ходко  для  армейского  ветерана  -  гладко  и  плавно,  без  скрипа   и
дребезжания, невероятно ровно рокоча мотором, без особого  труда  обходя
по крайней левой навороченные иномарки. Водитель  был  неплох,  Кирьянов
это должным образом оценил, а впрочем, и машина хороша, остается стойкое
впечатление, что  это  персональный  генеральский  экипаж,  ухоженный  и
перебранный вручную до последнего  винтика,  да  и  мотор,  очень  может
оказаться, форсированный. Ничуточки  не  походит  на  обычную  разгонную
тачку, склепанную на общем конвейере и доверенную первогодку, у которого
руки растут из пятой точки...
   Ничего похожего.
   Ему нравилась и машина, и манера езды молчаливого водителя (вовсе  не
напоминавшего того самого первогодка), но  сидел  он  насупясь.  Он  был
откровенно недоволен собой. Не понимал, как могло такое случиться...
   Военные сборы, долг и обязанности - это понятно.  Особенно  человеку,
семнадцать лет оттрубившему пусть и не в армии, а в  пожарной  охране  -
тоже, знаете ли, не запорожская  вольница  и  не  дом  отдыха  профсоюза
работников легкой промышленности. И все же, все же...
   Он как-никак был не сержантом запаса,  а  подполковником,  занимавшим
немаленькую должность в городской "пожарке". Он умел выполнять  приказы,
но и  цену  себе,  подполковнику,  знал,  умел  за  себя  постоять,  где
дипломатией, а где и легким обнажением клыков.  Прекрасно  понимал,  что
занимает на некой невидимой лесенке отнюдь не нижнюю  ступеньку,  а  это
уже подразумевает нешуточное умение отстаивать собственное достоинство.
   Отчего же он, когда приперся  этот  прапорщик  с  повесткой  (военные
сборы, в течение двух часов прибыть с подателем сего),  поплелся  следом
покорно и тупо,  словно  неразумный  щенок  на  веревочке?  Без  особого
внутреннего  сопротивления  согласился,  что  так  и  не  заедет   домой
попрощаться с женой и детьми, что уедет с прапором как есть, в чем  был,
что никому ничего не скажет - все, мол, улажено, оговорено и утрясено,