остоятельное плавание от  звезды  к  звезде.  Овальное  сооружение  в
несколько ярусов из  стекла  и  белого  металла  казалось  хрупким,  как
помянутая  бабочка,  и  совершенно  непонятно,   как   эта   конструкция
ухитряется держаться в воздухе. Среди пышных садов -  где  зеленых,  где
оранжевых, где желто-багряных - виднелись небольшие беседки,  оплетенные
лианами и гирляндами разноцветных листьев лестницы соединяли их плавными
кривыми, в корме  виднелась  исполинская  чаша,  наполовину  заполненная
прозрачной водой, и в ней, видно было, скользили обнаженные тела,  ничем
не отличавшиеся  от  человеческих.  Озерца  со  скульптурами  над  ними,
перепархивавшие меж ветвями то ли яркие птицы, то ли  огромные  бабочки,
небольшой водопад, сверкавший радугой, вычурные мостики, не похожие один
на другой, крохотная копия старинного  замка  на  зеленой  лужайке,  под
высоченным деревом, имевшим неуловимое сходство с дубом...
   И этот райский уголок опускался на равнину совсем неподалеку - плавно
и бесшумно, как сухой лист.
   - Видал, какие у них яхточки? - подтолкнул его локтем Мухомор.
   - Мать твою, - сказал Кирьянов в совершеннейшем расстройстве  чувств.
- Да это ж целое поместье...
   - А я тебе что говорил? - самодовольно осклабился Миша. -  Дерьма  не
держим, дорогой товарищ! В нашем магазине все самое первосортное. Понял,
какая  аристократия,  бля!  Хрен  сравнишь  с  какой-нибудь   зачуханной
Барвихой. Мне тамошние корешки говорили, что это вот  -  еще  так  себе,
лодка прогулочная. Есть гораздо почище: у них там ипподромы собственные,
озера с яхтами, леса  и  горы...  Летит  такое  -  небо  закрывает.  Там
километрами мерить надо...
   - Мать  твою,  -  повторил  Кирьянов,  все  еще  тараща  глаза  самым
откровенным образом. -  Как  ты  только  ухитрился  с  ними  не  то  что
познакомиться, а еще и в гости пригласить?
   - Держись меня, первоходок, - веско сказал Мухомор. - Мишь-шя плохому
не научит. Ты одно запомни: человек с головой нигде не пропадет, что  на
зоне, что в Галактике. Понимаешь, друг мой ситцевый, в  Галактике  живут
не одни только академики,  генералы,  ученые  и  прочие  интеллигентские
чистоплюи при портфелях и галстуках. Тут  еще  навалом  самого  простого
народа: швейцаров, официантов,  мусорщиков,  разных  там  кондукторов  и
старших проводников мягких вагонов. От того, что они все  не  земные,  а
галактические,  суть  дела  не  меняется.  Есть  белая  кость,   которая
престижной работой занята, а есть еще и уйма обслуги, самого что  ни  на
есть простонародья. И простой пацан вроде меня, битый-хаваный  жизнью  и
видавший виды, с ними всегда дотумкается до полного понимания и братства
цивилизаций. Дело житейское. Короче, я сначала  свел  знакомство,  когда
был в отпуске, с пилотами из обслуги этого вот летающего борделя, а  там
помаленьку и повыше пролез... Благо, Степаныч,  я  тебе  скажу  со  всей
ответственностью: этот высший свет, что на Земле, что тут, не особенно и
отличается от рванины из дешевых забегаловок. Потому что упирается все в
одно: отдохнуть поприятнее и потрахаться до  посинения.  В  возможностях
только и разница,  сечешь?  У  одного  хватает  только  на  стекломой  и
вокзальных минетчиц, а другой  лакает  из  хрустальных  бокалов  дорогое
пойло да девиц холеных  на  бархате  раскладывает.  Такая  вот  нехитрая
философия... Пошли? Ты только  не  подгадь,  душевно  тебя  прошу.  Если
сорвется, я на тебя на  всю  жизнь  обижусь.  Когда  еще  выпадет  такой
случай...
   И он  решительно  зашагал  вперед,  к  подножию  упиравшейся  нижними
белоснежными ступеньками в желтую траву лестницы,  на  верхней  площадке
которой, меж двумя  высокими  статуями  (позолоченными?  или  литыми  из
чистого золота?) появились две фигуры в белом.
   Сначала показалось, что обе они женщины, но  потом,  когда  обитатели
заоблачного дворца спустились ниже, Кирьянов рассмотрел, что женщина там
только одна,  а  ее  спутник  попросту  крайне  женоподобен  -  вялый  и
расхлябанный, томный и смазливый молодой парень с накрашенными сиреневым
губами, затейливыми золотыми безделушками  на  мочках  ушей,  сверкавшей
россыпью самоцветов диадемой в роскошных золотых волосах. Одет он был  в
некое подобие римской тоги с алым узором по подолу  -  или  как  там  он
называется? - и золотые сандалии.
   - Опа, опа... - сквозь зубы прошептал Миша. -  Полный  и  законченный
пидор, не ошибешься. Видал балахон? Это  я  ему  в  прошлый  отпуск  про
Древний Рим рассказал и матерьяльчики подсунул насчет  модных  тогдашних
фасонов. Он дуб дубом, аристократ хренов, про Рим только и запомнил, что
там педерастия была в ба-альшом ходу... Ладно, это, как  договаривались,
мой фронт работ, куда тебе с непривычки... Ты на его  сестренку  целься.
Есть внутренние возражения?
   - Никаких, - вынужден был тихонько признать Кирьянов.
   Она была очаровательна - перевитые алмазными нитями  золотые  волосы,
огромные  синие  глазищи,  прямой  носик,  пухлые  губы,   застывшие   в
невероятно капризной улыбке. Коротенькое белое платьице,  словно  сшитое
волшебным образом из снежинок - и каждая снежинка  видна,  и  каждая  не
похожа на другую, - золотые сандалии, ноги до колен обвиты крест-накрест
сверкающей самоцветами тесьмой...
   Но дело даже не в том. Над ней, очаровательной,  грациозной,  хрупкой
по-аристократически и  великосветски  томной,  витал  ощущавшийся  любым
разумным существом мужского пола приманчивый ореол полной и  законченной
шлюхи - не той, что вызывает презрение, а, наоборот, той беспутной  феи,
которую хочется трахать и трахать от заката до рассвета, вытворяя с  ней
все, что в голову взбредет, вгрызаясь по-звериному, ломая в руках...
   И ведь не было ничего внешне порочного  ни  в  личике,  ни  в  манере
держаться - скромное очарование, тихая девочка на выпускном балу,  разве
что платьице коротковато. И все равно, эта чертова аура мощно  ощущалась
всеми имеющимися  у  гуманоида  чувствами,  так  что  Кирьянова  проняло
всерьез, и неловкость почти улетучилась. Даже светлый образ Таи померк в
мыслях - а впрочем, не впервые, так  уж  получилось,  что  он  сгорал  и
пылал, когда Тая была рядом, а стоило расстаться с ней, вернуться домой,
чувства и впечатления, вот  странность,  тускнели,  серели,  слабли,  но
Кирьянов старался не забивать себе этим голову,  все  дело,  конечно,  в
пресловутом мужском легкомыслии...
   Мухомор совершенно непринужденно шагнул вперед и по-хозяйски похлопал
томного древнего римлянина по щеке, не так уж и  шутейно,  аж  зазвенели
шлепки. Однако того это  ничуть  не  обидело,  он  заулыбался,  преданно
таращась на скалившегося Мишу. И абсолютно по-свойски сказал  Кирьянову,
словно они были знакомы сто лет:
   - Ваш друг великолепен, правда? В наши времена дурацких условностей и
морализаторства так трудно встретить искренность и непосредственность...
   - Уж это точно, - глазом не моргнув, ответствовал Мухомор. -  Повезло
тебе, дурашка, что попал ко мне в руки, а то кто его знает, на кого  мог
напороться... Ну, что стоишь, друг мой застенчивый?  Познакомь  живенько
сестренку с бравым офицером Костей, видишь, он сам язык  проглотил.  Как
увидел ее на снимке, покой потерял, куска в рот  не  взял,  глоточка  не
выпил, ходит печальный... Если ему на его  высокие  чувства  не  ответят
немедленно, он, чего доброго, застрелится прямо под полковым знаменем  -
чтобы торжественнее вышло и пафоснее...
   - Ой, только не надо! - взмахнула длиннейшими ресницами ослепительная
блондинка. - Вы же не всерьез, Костя? Вы такой симпатичный, бравый,  мне
будет жалко... - Она подошла вплотную, протянула узкую ладонь:
   - Меня зовут Аэлита.
   - Ка-ак? - оторопело переспросил Кирьянов.
   - Аэлита, - сказала она безмятежно. - Это старое  дворянское  имя,  у
нас в роду много Аэлит...
   "Ну, это в принципе объяснимо, - подумал  он  растерянно.  -  Тот  же
речевой аппарат, те же гласные-согласные, по теории вероятности,  ничего
удивительного,  что  обнаружилось  этакое  вот  совпадение...  Или   все
сложнее? И не  в  совпадении  дело?  Что,  если  и  Алексей  Николаич...
Структура - вещь загадочная..."
   Он не сразу решился взять в ладонь ее тонкие пальчики  -  вокруг  них
вились тонкие струйки разноцветного сияния, безостановочно,  механически
как-то, переплетаясь и кружа, от алых ухоженных  ногтей  к  ладони  и  в
обратном направлении, показалось вдруг, что может током ударить...
   Аэлита-два звонко рассмеялась:
   - Ну что же вы? Это такая бижутерия, не бойтесь...
   Он решился. Рука ничего не ощутила - только  теплая,  слабая  женская
ладонь. Разноцветные струи продолжали  завиваться,  кружить,  пронизывая
его пальцы без всякого вреда.
   - Вы и правда  так  вдохновились  моим  снимком?  -  спросила  она  с
невинным выражением лица.
   - Правда-правда, - ответил Мухомор. -  Говорю  тебе,  спать  не  мог,
ложку мимо рта проносил... Ну, что мы тут стоим? Приглашаю в нашу хижину
Или, может, мы к вам?
   И он с нешуточной готовностью сделал два шага в  сторону  белоснежной
лестницы  с  золотыми  статуями  доверху,  его  худая  физиономия,   без
наигрыша, стала мечтательной - манила  потомственного  урку  неописуемая
роскошь, как многих бы на его месте...
   Аэлита решительно подняла ладонь:
   - Ой, только не к нам! И так надоело все... Можно, мы  лучше  к  вам?
Посмотрим, как там у вас все устроено... Ну пожалуйста!  Это  будет  так
романтично...  Настоящие  офицеры,  настоящая  крепость...   Я   листала
какой-то старый роман про армию... Это правда, что  вас  за  провинности
заковывают в кандалы и плетьми бьют?
   На сей раз даже многоопытный Мухомор чуть растерялся, протянул:
   - Э-э-э... Всякое бывает.  Служба  тяжелая,  начальство  -  зверь  на
звере, один другого лютее, и пожалеть-то некому, не  поймет  никто  нашу
долюшку солдатскую... Ладно, что делать, давайте вы к нам.
   Аэлита подняла руку и щелкнула  пальцами  -  Кирьянову  при  этом  ее
немудреном  жесте  послышался  тонкий  хрустальный  звон.  По   лестнице
проворно сбежали, чуть ли не колобками скатились, два субъекта, от  ушей
до каблуков упакованные в  золотое  шитье,  пышнейшие  кружева,  широкие
полосы искрящихся самоцветов, с высокими белыми плюмажами на плечах. Ну,
лакеи,  конечно,  тут  не  надо  быть  семи  пядей  во  лбу,  вон  какие
примечательные у них хари: словно маски из мягкой резины,  растягиваемые
изнутри  сложнейшей  системой  рычагов,  готовые  вмиг   принять   любое
выражение, но главным образом предупредительность и услужливость...
   Совершенно земным жестом Аэлита взяла Кирьянова под  руку  и  сказала
тоном избалованного ребенка:
   -  Ну,  показывайте  вашу  крепость...  Ой,  прелесть  какая!  Совсем
маленькие домики, вроде сторожки в имении у тети Белатор... А  где  этот
минутный... секундный... ну да, часовой! Он же должен  стоять  с  копьем
наперевес и что-то такое тайное спрашивать, иначе не пройдешь, я  помню,
читала...
   Кирьянов покосился на нее. Нет, она  вовсе  не  играла  -  совершенно
искренне щебетала с простодушием малого ребенка. Ну да, ну конечно, а  с
чего ей быть умной, когда  есть  возможность  порхать  по  галактике  на
этаких вот летающих чудесах...
   Они вошли в холл. Кирьянов испытывал  смешанные  чувства  -  с  одной
стороны, хотелось так никого и не встретить, пока не нырнут в комнату, и
в то же самое время так и подмывало, так  и  свербило  -  пусть  бы  кто
попался навстречу, из мужиков, чтобы посмотрели, какую красотку он ведет
в свою скромную хату... От этой двойственности он даже перестал  думать,
сколь незавидная роль ему выпала - по сути,  мальчика  по  вызову,  есть
что-то общее...
   Мухомор обернулся, осклабился:
   - Ну, мы пошли, а вы, молодежь, развлекайтесь как следует... -  И  он
бесцеремонно хлопнул "римлянина" по заднице,  направляя  к  лестнице  на
второй этаж, что тот воспринял опять-таки с полным пониманием.
   Кирьянов оглянулся через плечо  -  роскошный  лакей  с  непроницаемым
лицом бесшумно шествовал за ними.
   -  Прелесть  какая!  -  повторила  Аэлита,  вертя  головой  и  хлопая
ресницами. -  Как  в  стерео  -  коридорчики  низкие,  все  маленькое...
Совершенно по-армейски. Я так и представляла рыцарскую кордегардию...  А
лошади у вас где? Ой, я и забыла, вы ведь больше на лошадях не ездите...
Жаль. Красиво было... Вот сюда, наверное?
   И она, прежде чем Кирьянов не то что успел воспрепятствовать, а  хотя
бы   разинуть   рот,    распахнула    дверь    в    служебный    кабинет
штандарт-полковника Зорича, моментально  оказалась  внутри,  увлекая  за
собой кавалера - а безмолвный слуга "без речей" замыкал шествие.
   Таково уж было его невезение, что  Зорич  оказался  на  своем  месте,
сидел за столом, безукоризненно подтянутый, застегнутый на все пуговицы,
разве что без фуражки. На столе перед ним переливалась цветными  линиями
и  ползающими  огоньками  какая-то  схема  -  такое  подозрение,   карта
очередной акции.
   Штандарт-полковник, здешний царь и  бог  -  или  уж,  как  говорится,
первый после бога - поднял глаза и, как  любой  на  его  месте,  на  миг
оторопел. Но тут  же  обрел  прежнюю  непроницаемость  -  сущий  статуй,
бронзовый кондотьер...
   "Силен шеф, - с уважением подумал Кирьянов. - У  меня  на  его  месте
глаза точно на лоб бы полезли, а ему хоть бы хны..."
   Ему захотелось зажмуриться от ужаса - очаровательная Аэлита с детской
непринужденностью обошла стол, уселась на его краешек рядом  с  мигающей
картой, словно нарисованной в воздухе лучами  света,  положила  ногу  на
ногу и  уставилась  на  штандарт-полковника  с  бесстыдным  любопытством
эскимоса,  дитяти  природы,  впервые  в  жизни  увидевшего  трамвай  или
антилопу в зоопарке.
   Зорич бросил на Кирьянова беглый, совершенно бесстрастный взгляд,  от
которого обер-поручику захотелось провалиться  сквозь  землю.  И  ровным
голосом осведомился:
   - С кем имею честь?
   - Значит, это вы тут главный? - спросила Аэлита безмятежно.  -  А  вы
красивый  мужчина,  такой  обаятельно-замкнутый,  словно  на   старинной
гравюре с этими,  как  их...  кавалергардами,  да?  И  у  вас,  конечно,
какой-то романтичный чин - штаб-тысяцкий,  ротмистр...  простите,  я  не
сильна в истории, но эти золотые штучки у вас на погонах ведь что-то  да
обозначают, они совсем не такие, как у моего Кости...
   - Совершенно верно, - сказал Зорич и перевел взгляд на  Кирьянова.  -
Костя, не представите ли  милую  барышню?  И  не  объясните  ли,  какими
судьбами...
   - Это... это Аэлита, -  еле  выговорил  Кирьянов,  чувствуя,  что  от
жгучей неловкости, не правильности ситуации покраснел весь,  от  макушки
до пяток, и от него можно прикуривать в любом месте.
   - Совершенно верно, - сказала Аэлита,  чье  нереально  изящное  бедро
коснулось  светящейся  карты,  отчего  та  отчаянно  замигала,   изменив
оттенки. -  Аэлита  фойл  Гламертен,  восьмая  маркиза  Денури,  младшая
графиня ан-Ретагон.
   - Ах, вот как... - непринужденно сказал Зорич. - Да, разумеется,  мне
следовало догадаться...
   У  застывшего  навытяжку   Кирьянова   создалось   впечатление,   что
штандарт-полковник не просто отделался дипломатичной фразой, а  в  самом
деле получил исчерпывающий ответ на некий висевший в воздухе вопрос.  На
лице полковника мелькнула тень эмоций - но не  досады  или  раздражения,
как следовало бы ожидать, а, скорее, скуки и примирения с неизбежным.
   - Вот как... - повторил он, скучнея на глазах. -  Я  в  вашем  полном
распоряжении, дорогая младшая графиня... долгие лета старшей.  Чем  могу
служить?
   - Это вы, жестокий человек, заковываете их в кандалы и бьете  плетью?
- спросила Аэлита с непритворно сердитыми  нотками,  показав  кивком  на
Кирьянова. - Только не притворяйтесь, я читала... или в стерео видела...
Такой же там был сатрап, красивый и холодный, как лед... Вам не стыдно?
   - Помилуйте, за что? - спросил Зорич чуть-чуть растерянно.
   - Ну, вы же командир здесь?
   - Должен признаться...
   - Значит, это  вы  за  малейшую  провинность  караете  офицеров,  как
зверь?
   "Гос-споди, - подумал Кирьянов тоскливо. - Мне теперь на чердаке жить
придется с неделю, пока все не забудется... вот только нет тут чердаков,
очень современной постройки здания..."
   - Милая младшая графиня, - сказал Зорич,  моментально  справившись  с
собой. - Право же, у  вас  неверные  представления.  Армия  давным-давно
избавилась от наиболее одиозных традиций прошлого, вы черпали знания  из
книг и  стерео,  которые  не  всегда  отображают  реальность,  могу  вас
уверить...
   - Честное офицерское?
   - Честное офицерское, - подтвердил Зорич.
   И глянул на Кирьянова с непонятным выражением в холодных глазах.  Тот
отчаянно прикидывал, как  ему  с  помощью  одного-единственного  взгляда
выразить сожаление, раскаяние, все возможные  извинения,  но  так  и  не
придумал. И пытаться нечего посредством одного взгляда отобразить  столь
сложную гамму чувств...
   Он готов был провалиться сквозь землю  -  как  человек,  привыкший  к
иерархии, субординации, служебной лестнице, прекрасно понимал,  в  каком
положении оказался. В жизни еще не выглядел столь нелепым дураком...
   Что до Аэлиты, она как  ни  в  чем  не  бывало  восседала  на  столе,
скрестив стройные  обнаженные  ножки,  взирая  на  Зорича  с  кокетливой
укоризной. Лакей монументом застыл в углу.
   - Значит, это ваша яхта  появилась  на  орбите  вне  расписания...  -
протянул Зорич. - И вы, насколько  я  понял,  имеете  честь  состоять  в
дружеских отношениях с нашими офицерами?
   - Именно так. - И она надменно вздернула подбородок. - Надеюсь, вы не
имеете ничего против?
   -  Ну  что  вы,  -  сказал  штандарт-полковник.  -  В  полном   вашем
распоряжении, госпожа младшая графиня... Чем могу служить?
   -   Оставьте   нас,   -   сказала   Аэлита   с   той    непередаваемо
аристократической интонацией, которую Кирьянову, плебею  сибирскому,  ни
за что не удалось бы повторить, проживи он хоть  девять  жизней.  -  Мне
здесь нравится, я хочу уединиться с Костей, и вы будете мешать...
   Кирьянов наконец зажмурился. Однако в комнате стояла тишина, гром  не
грянул, небеса не сотряслись, и земля под ногами не перевернулась...
   Пришлось открыть глаза.
   - Ну разумеется, - сказал Зорич, встал и  коротко  поклонился.  -  Не
смею мешать, младшая  графиня...  Если  вам  что-то  понадобится,  готов
служить...
   И он пошел к двери своей обычной походкой, проходя мимо Кирьянова,  и
бровью не повел. Ни тени гнева в орлином взоре  -  скорее  уж  Кирьянову
почудилось в глазах отца-командира усталое сочувствие, но  не  следовало
обманываться, сам Кирьянов на  месте  шефа  ни  за  что  не  спустил  бы
подобных выходок: бог ты мой, кранты, кирдык, конец света,  притащить  в
кабинет командира ветреную девицу, пусть и из высшего света, которая без
церемоний  выставила  хозяина,  дабы  невозбранно...  Жизнь   невероятно
усложнилась.
   Едва за Зоричем закрылась дверь, Аэлита  сделала  небрежный  жест,  и
монумент в углу мгновенно ожил: шагнул вперед, повозился  с  извлеченной
из-за пояса золотой штукой, напоминавшей то  ли  вычурный  жезл,  то  ли
затейливый ключ...
   На  полу  моментально  возник  из  ниоткуда   ворох   белоснежных   и
рыже-черных шкур, даже на вид мягчайших, невесомых,  пушистых,  рядом  с
ними выстроились полукругом золотые и  хрустальные  подносы,  заваленные
диковинными  фруктами,  уставленные  бутылками,   кувшинами   и   некими
затейливыми, разноцветными конструкциями, в которых  смутно  угадывались
неизвестные яства. Кирьянов вновь ощутил себя чем-то вроде  мальчика  по
вызову.
   Еще один небрежный жест - и лакей улетучился в  коридор,  словно  дух
бесплотный. Аэлита  спрыгнула  со  стола,  мимоходом  примерила  забытую
штандарт-полковником фуражку,  полюбовалась  собой  в  зеркале,  сделала
гримаску, повесила назад уставной головной  убор  и  танцующей  походкой
направилась к вороху шк