Александр БУШКОВ 
   САМЫЙ ДАЛЕКИЙ БЕРЕГ 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   Пациент психиатрической больницы Кирьянов предлагает своему  лечащему
врачу почитать рукопись под названием "Самый  далекий  берег".  Кирьянов
настаивает на том, что это  дневник  нескольких  последних  месяцев  его
жизни. События, описанные там, настолько невероятны, что  это  не  может
быть дневником...
 
   Мечты стареют быстрее самих мечтателей
   С. Кинг
 
ГЛАВА ПЕРВАЯ 
ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ 
 
   Врач завтракает.
   Эта фраза бесхитростна, немудряща и проста, как  перпендикуляр,  лишь
на первый взгляд.
   Смотря какой врач.
   Если врач штатовский, если он занимается  легальным  бизнесом,  а  не
подпольные аборты штрикает в  мексиканских  или  иных  там  маргинальных
кварталах, то это одно. Такой  эскулап  усаживается  за  чистый  стол  в
чистой кухне  устрашающих  на  расейский  взгляд  размеров,  заливает  в
организм свежевыжатый апельсиновый сок, вкушает тостики, а ежели  желает
отведать мясца,  то,  понятное  дело,  постной,  полезной  для  здоровья
куриной грудки - ибо курьи ножки не в почете, их потребляет  нелегальная
иммигрантура,  беднота  всякая,  негры  (ох,  пардону  прошу,   пардону,
афроамериканцы, ну да!) и прочий несознательный элемент...
   А впрочем, есть подозрения, что спец по нелегальным абортам  питается
столь же выверенно-антихолестериново. Тоже как-никак янкес, да  и  бабки
должны капать приличные, ага. Зеленое лавэ, ясный пень.
   А  если  врач,  который  завтракает,  наш?  Причем  не   счастливчик,
угнездившийся  в  какой-нибудь  новорусской  больничке,  вписавшийся   в
рыночные отношения обстоятельно и прочно? Если врач хоть и неплохой,  но
припечатанный клеймом "бюджетник"?
   Вот именно, вы абсолютно правы, экстрасенсы  вы  мои,  предсказатели,
можете радостно плескать в ладошки и кричать: "Угадал! Угадал!"
   Ну да, а как же? Какие там  свежевыжатые  апельсины,  вы  еще  миноги
помяните или королевских креветок...
   Ага, ага, вот  именно.  Доктор  Терехов  отрезает  две  скибки  хлеба
(который в последние годы черствеет  отчего-то  моментально).  Без  тени
излишнего гусарства откраивает  два  кружочка  дешевенькой  колбасы,  по
грустному совпадению именуемой "докторской", и примащивает  их  на  одну
скибку. А на вторую кладет разрезанный вдоль, освобожденный от осклизлой
фольги плавленый сырок.
   Ну и жует, конечно. Кушать-то хотца. В холодильнике  есть  еще  пакет
пельменей - но доставать их боязно. Вчера только по телевизору  подробно
рассказали про ловкачей, которые в каком-то подвале лепили  подделку,  и
мясцо так называемое, из коего лепили,  тоже  показали  обстоятельно.  И
поддельные пакеты, в точности такие, как у доктора Терехова в морозилке.
А если в  завершение  упомянуть,  что  подозрительные  пельмени  куплены
доктором крайне дешево, на уличном лотке, куда, по  уточнению  теледивы,
как раз и сдавали свою гниль подлые фальсификаторы  (на  уличные  лотки,
вот именно), то к покупочке прикасаться и вовсе опасно.
   Доктор их, конечно, съест. Потом. Дня через три-четыре,  когда  страх
схлынет и позабудется. С горчичкой, благо дешева, уговаривая  себя,  что
этот пакет все же не в грязном подвале сделан.
   А куда денешься, если в  сентябре  еще  не  дали  зарплату  за  июнь?
Проварить как следует и горчичкой, горчичкой...
   Прихлебывает доктор жиденький чаек,  облагороженный  скупой  ложечкой
сахара. Чаек бледно-желт, понятно.
   Дражайшая половина вообще обходится тем  же  чайком  без  сахара,  не
касаясь  ни  колбасы,  ни  дешевеньких  сырков.  Ей  как-никак   следует
заботиться о фигуре - сорок, ага. Она все еще красива,  она  стройна  и,
чего уж греха таить, вполне сексапильна, вот только доктору Терехову  от
этого не легче, ибо плотские радости, коих ему охота, давненько сошли на
нет.
   Ну, причины банальны. Не требуют развернутого пояснения. "Что  ты  за
мужик, если заработать не можешь... Другие вон..."  И  хватит  с  вас  в
качестве примера, верно?  Чего  там  пояснять...  Стандартно.  Что  хуже
всего, давным-давно пройдена стадия шумных сцен  и  попреков  вслух.  На
данном  этапе  -  откровенное  отчуждение,  молчание,  взгляды   искоса,
презрительно задранный носик. Смотря на чей вкус, но что  касаемо  лично
доктора Терехова, для него  это  еще  хуже,  чем  шумные  свары.  А  вот
поделать ничего нельзя...
   Таков уж он есть, каков есть. Он не дитенок и  прекрасно  знает,  что
другие  психиатры  как-то  устраиваются.  Как  же  иначе,  если  делянка
благодатнейшая - психиатрия, ага... Кому  от  армии  откосить,  кому  от
зоны,  да  мало  ли  причин?  Мало  ли   ситуаций,   в   которых   можно
облагодетельствовать клиента в обмен на бумажки  приличного  достоинства
или какой-нибудь приятный бартер?
   Но самое печальное в том и заключается, что доктор Терехов  этого  не
умеет. Вот не умеет, и все тут. Не получается, хоть ты тресни,  хоть  ты
изрыдайся. У других получается, а у него - никак.  Вполне  вероятно,  на
нем уже давным-давно сияет невидимое клеймо: "Этот не умеет". А потому к
нему и не обращаются. Это ж должно быть на  лице  как-то  написано:  что
данный доктор умеет и может. Если можешь, но не умеешь -  тебе  крандец,
кирдык тебе, понимающий клиент к тебе и не подойдет...
   В глубине души у  доктора  Терехова  давным-давно  сложилось  стойкое
убеждение, что страна его предала. Именно  так.  Он  свои  обязательства
гражданина, ситуайена  полноправного  выполнил  от  и  до:  он  послушно
учился, исправно отслужил в армии, он не нарушал законов,  разве  что  в
юности, по мелочам, ну там драчки на дискотеках и тому подобное...
   До  определенного  времени  меж  ним  и  государством  был  неписаный
договор. Вслух не произносилось, письменно не  декларировалось,  но  обе
стороны знали, что договор есть. Товарищ Терехов М. М. прилежно учится в
школе, вступает в комсомол, когда придет время, уходит в ряды  Советской
Армии, проваливши с первого захода институт; вернувшись  с  сержантскими
лычками и стандартным набором значков, поступает в "мед" уже без особого
напряга как дембель и обладатель  пристойной  характеристики  из  части,
старательно грызет гранит науки, законов,  как  уже  подчеркивалось,  не
нарушает,  латынь  зубрит,  свыкается   с   анатомичкой,   специализацию
осваивает...
   Ну а государство, в свою очередь, гарантирует,  что  после  окончания
мединститута новоиспеченный психиатр  займет  свою  экологическую  нишу,
сиречь приобретет определенный социальный статус,  определенный  уровень
жизни, достаток и уважение...
   Доктора такой расклад устраивал полностью, и он,  со  своей  стороны,
скрупулезно выполнял договор.
   А вот государство подвело. Доктор успел получить диплом  и  пару  лет
поработать, когда грянуло.
   Не стало ни обязательств, ни договоров, не стало самой страны.  Не  с
кого спросить, да и не удастся. Швырнули, как кутенка в воду,  -  вот  и
выплывай, как знаешь. Причем твои плавательные способности никого отныне
не заботят. Хоть тони.
   Без натяжек - это предательство. Как же иначе, коли он свято выполнял
свою часть договора? Это предательство, как ни верти.
   А кому пожаловаться? Не выходить же на митинги с десятком старушек  и
парой-тройкой популистских депутатов? Которые, между нами  говоря,  чуть
ли  не   все   поголовно   былые   пациенты   доктора   Терехова,   хоть
национально-патриотическая общественность о том и не знает. А доктор  не
горит желанием изобличать. Еще и оттого, что  депутаты,  пусть  и  былые
пациенты, все же неплохо устроились в этой жизни, на их  век  электората
хватит...
   Такова вот се ля ви. Печальная се ля ви  индивидуума,  не  способного
процветать в любой другой системе, кроме советской. И что тут  сделаешь?
Прозябай да терпи...
   Хлопает входная дверь, щелкает замок -  дражайшая  половина  покинула
квартиру, а доктор Терехов  стоит  у  окна,  смотрит,  как  она  идет  к
автобусной остановке, все еще изящная, все еще  приманчивая,  и  доктору
горько.
   У него серьезные подозрения, причем обоснованные. Что бы там ни было,
он  хороший  психиатр  и  умеет  отличать  обоснованные  подозрения   от
навязчивых состояний. Мозаика обширна: чересчур дорогие духи в  сумочке,
внушающие  сомнения  обрывки  разговоров  по  телефону,  продуманные   и
правдоподобные, но настораживающие в комплексе со всем прочим  отговорки
на тему "где-задержалась-что-делала", намеки доброжелателей, наконец...
   Доктор не унижается до пошлой слежки, но в глубине души понимает, что
поступает так не из благородства, а исключительно  для  того,  чтобы  не
взваливать на плечи дополнительные тяготы. И без того хоть  волком  вой.
Проще внушить себе, что это ему только мерещится, и нет у  нее  никакого
новорусского хахаля, и все ее объяснения - чистая правда, и все ее алиби
- алиби и есть, а вовсе не продуманная система  талантливой  лжи.  И  не
постанывает она, голая, в чьих-то небрежных объятиях,  и  в  самом  деле
ночевала у подруги, и в  самом  деле  пригубила  коньячка  на  служебном
девичнике, и два часа автобус ждала, а духи начальница отдала по  широте
души... Так проще. И без  того  тошно.  Потому  что  в  ответ  на  вопль
"Изменщица! Шлюха!" получишь такое, чему не возразить...
   Уж если быть ничтожеством, то не комплексующим. Иначе вообще  кранты.
Психиатр это понимает лучше, чем кто-то другой. Стиснем зубы  и  терпим.
Хоть и не ждем чудес.
   Потом  он  выходит  на  улицу,   садится   в   троллейбус,   послушно
обилечивается,  и  троллейбус  катит  по  длиннющему   проспекту   этого
неимоверно вытянутого в длину города по берегам великой реки.
   Если разобраться, это не троллейбус катит,  это  доктора  занесло  на
борт машины времени, с иезуитским коварством  прикинувшейся  облупленным
троллейбусом. И едет себе эта машина меж двух времен, меж  двух  времен,
меж двух... Это заглавие одной из его любимых  книг,  точнее,  результат
удачных трудов переводчика. Нашелся  же  талантливый  человек,  смог  же
перевести  "Time  and  again"  как  "меж  двух  времен",  хотя   другие,
попадалось где-то, так тупо и  перепирают,  бараны  без  чувства  языка,
"время и обратно", буквалисты хреновы".
   Меж двух времен едет троллейбус, меж двух  времен.  Вокруг  вроде  бы
давние,  знакомые  с  детства  дома,  среди  коих  совсем  мало   новых,
современной постройки - разве что парочка помпезных банков.  Вот  только
вокруг этих знакомых девятиэтажек,  пятиэтажек,  присутственных  зданий,
памятников и магазинов кипит другая жизнь, то самое смешение времен.
   Здесь ездят сверкающие лаком  машины,  да  что  там  -  не  ездят,  а
вальяжно плывут. Здесь сверкают вывески  шопов,  где  иные  яства  стоят
больше  месячной  докторской  зарплаты.  Здесь   прогуливаются   девушки
немыслимой  ухоженности  и  упакованности.  Здесь,  проходя  по   улице,
небрежно прижимают к уху мобильные телефоны, мимоходом узнают  время  по
немыслимо дорогим часам и скрываются в немыслимо дорогих кабаках. Это  и
есть смешение времен, как думается доктору  Терехову,  давнему  любителю
фантастики. И это - хуже всего. Оттого, что - смешение, существуй  новое
и старое в двух разобщенных мирах, по отдельности, не пересекаясь,  было
бы не в пример легче...
   А ему еще ехать и ехать, спрессованному  в  гуще  социально  близкого
народа, потому  что  квартира  его  и  место  работы  -  чуть  ли  не  в
противоположных концах нереально вытянутого в длину города.  Когда  была
возможность, не озаботился поменять квартиру, полагал, что по исполнении
того самого неписаного договора дадут новую, а теперь все это  нереально
- и получить новую, и поменяться...
   Ему еще ехать и ехать. И, чтобы отключиться, скоротать время,  занять
чем-то мозги,  доктор  Терехов  вновь  и  вновь  прокручивает  в  голове
очередной  сюжет  ненаписанного  фантастического  романа,  шлифуя   его,
ограняя, продумывая.
   Правда, все это без пользы. Отчего-то так повелось, невезение достало
его и здесь. В голове все складывается великолепно, но, едва попытаешься
перенести все это на бумагу, дальше второй страницы не продвинешься,  не
получается, и все тут. Вроде бы и есть роман в голове во  всех  деталях,
эпизодах и диалогах, но на бумаге это  не  выразишь,  он  давно  оставил
всякие попытки...
   Итак... Крохотный сибирский городок, сонное захолустье (между прочим,
родина доктора Терехова, так что  тут  особенно  и  выдумывать  нечего).
Тридцать тысяч человек, в основном частные домики, разве  что  в  центре
два десятка многоэтажек, но из них половина - дореволюционной постройки.
Мебельная фабричка - вот  вам  и  вся  промышленность.  Два  кинотеатра.
Драмтеатр  опять-таки  дореволюционной   постройки.   Электротехнический
техникум - вот вам и все вузы.
   Да, главное-то  мы  и  забыли!  На  дворе  -  одна  тысяча  девятьсот
шестьдесят пятый год, лето. Только что снят Хрущев, что никого здесь  не
повергло ни в уныние, ни в радость - помер Максим, и хрен с ним... Это -
сибирское захолустье. Здесь нет ни  диссидентов,  ни  золотой  молодежи,
ничего такого. Сонное царство, в общем.
   Здесь никто не сомневается в идеалах - и не превозносит идеалы. Здесь
просто живут, не считая, что чем-то обделены. Такой городок.
   Трое главных героев, типичные восьмиклассники того времени, обитают в
той части города, что исторически именуется "правый берег"  -  дома  там
почти  сплошь  частные,  а  единственное  интеллектуальное   развлечение
представлено танцплощадкой на турбазе, куда  наши  друзья  пока  что  не
ходят, они стеснительны по малолетству,  поскольку  на  дворе,  как  уже
говорилось, шестьдесят пятый  год,  а  вокруг  -  сибирское  захолустье.
Другое время, другие люди. В чем-то ужасно патриархальные, кстати.
   Они, между прочим, искренне верят во все то, что пишут  в  газетах  и
твердят комсомольские секретари. Верят  всем  идеологическим  штампам  и
пропагандистским клише. А что вы хотели? На дворе, еще  раз  повторим  -
шестьдесят  пятый...  Наши  трое  -  нормальные  комсомольцы,   типичные
советские ребята, кем им еще быть в этом году и в этом городе? Так-то...
   Правда, это уже шестьдесят пятый. И наша троица  -  не  какие-то  там
зашоренные аскеты, а нормальные парнишки со  всеми  свойственными  этому
возрасту желаниями и  побуждениями.  Они  уже  курят  втихаря,  они  уже
пробовали пивко, они  уже  начинают  помаленьку  гулять  с  девочками  и
предпринимать первые робкие попытки прикоснуться к теплому и манящему  -
но все это опять-таки отмечено печатью известного целомудрия и  робости.
Ну, как-никак, шестьдесят пятый...
   Только что по экранам победно прошли французские "Три мушкетера" -  и
не только мальки, но и кое-кто из ровесников наших героев еще носится по
улицам с деревянными или проволочными шпагами. Но не эти  трое.  Ну  да,
они тоже играют - но их игры, можно сказать, на порядок выше.
   Уже стесняясь чуточку, свои деревянные мечи они  уносят  в  ближайший
тополевый лес, далеко  протянувшийся  по  берегу  речки,  завернутыми  в
тряпки. Мол,  на  рыбалку  пошли,  а  в  тряпках  -  удочки.  Но,  зайдя
подальше...
   Они играют, правда, не в  "Трех  мушкетеров"  -  они  играют  в  дона
Румату, барона Пампу и злыдня Рэбу. Ага, вот именно. "Попытка к бегству"
вышла совсем недавно, и  братовья  Стругацкие  еще  не  успели  во  всем
разочароваться, они пока  что  яростными  и  искренними  мазками  рисуют
насквозь  коммунистическое  будущее  с  исполинскими  золотыми  статуями
Ленина и благороднейшими землянами  двадцать  второго  века,  гражданами
Всемирной  Коммунистической  Республики...  Искренне  рисуют,  а  потому
талантливо. Имея в числе своих обожателей и нашу троицу из  захолустного
сибирского городка.
   Так вот, ребята играют в "Попытку к бегству". Иногда к ним  примыкают
и приятели - но далеко не всегда. "Три мушкетера" понятнее и  проще.  Но
наша троица - она  по  уши  в  игре.  Они  так  и  зовут  друг  друга  -
"благородные доны".
   Ну вот, а потом вдруг начинается...
   На их улице померла  бабуля.  От  старости,  все  там  будем...  И  в
опустевший дом вскоре вселяется неизвестно откуда приехавший  незнакомец
- мужичок лет тридцати  пяти,  контактный,  говоря  современным  языком,
веселый и обаятельный, а посему врастает он  в  жизнь  окраинной  улочки
довольно быстро. Новый житель словоохотлив и общителен.  Он  "полярник",
знаете ли. Два года пашет, полгода в  отпуске.  Подробных  романтических
рассказов избегает - ему, как он вполне резонно  объясняет,  осточертели
снега, медведи и северные широты, где, уточним, романтики особой и  нет,
если откровенно. Мол, дайте человеку пожить  спокойно,  забыть  на  пару
месяцев о льдинах и моржах...
   Ну, что тут скажешь?  Документы  у  человека  в  порядке,  участковый
претензий не имеет. Наш человек, советский, имеет полное право отдохнуть
от трудов праведных на благо социалистической державы.  Вот  и  катается
наш полярник на сверкающей "двадцать первой" "Волге" (по тем временам  -
ого!), что ни вечер, посещает турбазу, тамошние танцы, откуда  частенько
приводит особ женского пола, порой остающихся в доме до утра. Но  и  тут
сказать особо нечего - даже  обитателям  патриархальной  улицы.  Человек
молодой,  неженатый,  пусть  погуляет,  прежде   чем   отыщет   законную
половинку..
   Вот только наша троица не столь толерантна. Потому что в  этой  самой
"волжанке" взяла моду кататься некая очаровательная десятиклассница,  по
которой дружно сохли все трое, а  одному  она  даже  подавала  некоторые
надежды, не столь уж и призрачные. Мало  того  -  до  Благородных  Донов
доходит  информация  из  достовернейших  источников,  приводящая  их   в
тоскливую ярость. Из достовернейших, что  печально.  Источники  уверяют,
что Она Уже Делает Это С Полярником... Делает! Это!
   Конец света. По крайней мере, для отдельных, чисто и нежно влюбленных
восьмиклассников, пока что пребывающих на стадии мимолетных  поцелуев  и
первых прикосновений. Нет, серьезно, конец света... Все помните себя при
похожих обстоятельствах в такие же годы. То-то. Правда, Армагеддон...
   Сверстника бы побили - но это взрослый  мужик,  крепкий  и  владеющий
какими-то хитрыми приемчиками (в те годы  из  всех  единоборств  широким
массам было известно лишь самбо, так  что  меж  собой  Благородные  Доны
уныло именуют пришельца "самбистом").
   Итак? А черт его знает, что теперь. Надо бы  что-то  предпринять,  но
что? Покрышки "Волге" попротыкать к чертовой матери, разве  что.  Больше
ничего и в голову не приходит...
   Ревность  делает   людей   изощреннейшими   шпионами   -   куда   там
засекреченным разведшколам. К  тому  же  собаки  во  дворе  нет,  а  все
окрестные  проходы,  закоулки,  заборы  и  крыши   известны   троице   с
малолетства. И началось...
   Короче, они под  покровом  мрака,  устроившись  на  крыше  соседского
дровяника, пытаются с невеликого расстояния рассмотреть, что  происходит
за задернутыми занавесками.
   Эротических сцен им узреть не удается - зато взору предстает нечто  в
сто раз более странное, таинственное, пораждаюшее воображение.
   Там, в доме, работает телевизор. Казалось бы, ну и что? Но все дело в
том, что экран, во-первых, огромен, чуть ли не метр на метр,  во-вторых,
многоцветен. Ага, вот именно. Телевизор - цветной.
   Шестьдесят пятый год, если кто  не  помнит.  Телевизоры  маленькие  и
черно-белые. Огромные цветные экраны существуют  лишь  в  фантастических
романах, на страницах "Техники-молодежи"  да,  по  смутным  и  вроде  бы
недостоверным слухам, на загнивающем Западе. Никто еще  здесь  не  видел
такого телевизора...
   История мгновенно переходит в какую-то иную  плоскость.  Даже  жгучая
ревность почти что улетучивается  перед  лицом  такой  вот  тайны.  Нет,
вообще-то - "полярник". Мало ли что из неведомой заграничной техники мог
прикупить в экзотических портах, навроде Семен Семеныча Горбункова...
   Но тайн