Назавтра оказалось, что Кирьянов как в воду смотрел.
   Все произошло без авралов и  завывания  сирен  боевой  тревоги  (хотя
таковая здесь, как выяснилось,  имелась).  Сразу  после  завтрака  Шибко
исчез ненадолго, а потом явился какой-то очень уж озабоченный и объявил,
что труба зовет...
   Неожиданности начались вскоре. И первая  заключалась  в  том,  что  в
каптерку вместе с ними получать скафандр пришел штандарт-полковник Зорич
-  во  время  последовавшего  короткого  перекура  Кац  шепотом  сообщил
Кирьянову, что это неспроста,  что  отец-командир  собственной  персоной
возглавляет группу лишь в исключительных случаях,  каковых  лично  Абрам
Соломонович за три года своей службы помнит всего четыре, и это были  не
самые опасные задания, порой даже нельзя было  понять,  в  чем  же  они,
собственно говоря, заключались, однако то, что  они  представляли  собой
нечто из ряда вон выходящее, Кац знает совершенно точно и готов  дать  в
том честное жидомасонское... Остальные старшего  капитана  немногословно
поддержали.
   Никаких пушек Митрофаныч им на сей раз не выдал,  и  они  зашагали  в
соседнее здание, на стартовую, лишь с  небольшими  сумками,  где  совсем
немного  места  занимали  скафандры,  в   сложенном   виде   удивительно
компактные, чуть ли не в кулаке зажать можно.
   Переброска вообще-то была стандартной - если не считать, что  с  ними
на сей раз не было ни Митрофаныча, ни шофера Васи. Восьмером они  прошли
в центр небольшого зала, на желтую "мишень", в точности такую, как тогда
в аэропорту. Принципиальное отличие заключалось в том, что за  небольшим
пультом не было похмельного мужичка, а сидела там симпатичная брюнетка в
идеально подогнанной униформе, та  самая  пассия  проныры  Каца.  Она  и
повернула рубильничек совершенно будничным жестом.
   И они после длившегося миг выпадения из всякой  осязаемой  реальности
оказались  на  какой-то  планете,  где  небо  было  почти  голубым,   не
наблюдалось ни ветра ни облаков, а окружающий пейзаж  представлял  собой
скучную равнину с  пучками  бурой  травы,  лишенную  всяких  техногенных
признаков разумной деятельности. Из таковых обнаружилась лишь невиданная
прежде тачка в виде  овальной  платформы  с  дюжиной  сидений,  накрытой
прозрачным колпаком,  которой  управляло  осьминогоподобное  создание  в
соответствующем скафандре - блестящий шар и полдюжины гибких  чешуйчатых
чехлов для щупалец. На гостей  оно  обратило  внимание  не  больше,  чем
водитель земного автобуса на каждодневных пассажиров -  а  впрочем,  они
тоже держались соответственно.
   Тачка поднялась в воздух - и, набрав высоту, вместо того чтоб лечь на
горизонтальный  курс,  продолжала  вертикально  переть  в  небеса,   все
увеличивая скорость (но при этом волшебным образом не  чувствовалось  ни
малейшей перегрузки). Не прошло и минуты,  как  небо  вокруг  потемнело,
стало фиолетовым, а там и черным. На нем  явственно  засверкали  звезды.
Летательный аппарат в два счета вышел  на  орбиту  и,  сбавив  скорость,
направился к огромному  блестящему  шару  с  несколькими  прямоугольными
выступами, парившему в космическом пространстве.
   Кирьянов ощутил  приближение  чего-то  необычного  -  он  видел,  как
сослуживцы  украдкой  переглядывались,  пожимали  плечами,  хмурились  и
обменивались многозначительными взглядами. Кажется, он понимал причину -
знал уже достаточно.
   В  подавляющем  своем   большинстве   межпланетные,   межзвездные   и
межгалактические перелеты происходили без всякого выхода в  космос,  без
всякой  дополнительной  техники  -  исключительно  с   помощью   станций
переброски на планетах. Встал в круг, не успел  удивиться,  оказался  за
тридевять миров... Агрегаты вроде этой орбитальной  станции  знаменовали
нечто уникальное.
   Тачка на полном ходу вошла  в  ближайший  прямоугольник,  оказавшийся
чем-то вроде шлюза, влетела  сквозь  радужную  завесу,  в  долю  секунды
погасив  скорость  (опять-таки  пассажиры  этого  не   ощутили   вовсе),
опустилась на металлическую ребристую  поверхность.  Тут  же  откинулась
прозрачная овальная  дверца,  и  осьминог  в  скафандре  -  точнее,  его
транслятор - ровным голосом напутствовал:
   - Счастливо, ребята.
   Отец-командир первым вышел под сводчатый  потолок,  за  ним  цепочкой
потянулись остальные.  В  стене  с  едва  слышным  щелчком  образовалось
овальное отверстие наподобие  двери,  и  вошел  несомненный  гуманоид  в
блестящем скафандре без шлема, чертовски похожий на землянина  -  всякие
мелочи вроде фиолетового отлива волос, иной формы ушей и разреза глаз не
следовало принимать в расчет, нельзя быть таким уж привередливым.  После
пилота-осьминога такой вот гуманоид представал братом родным...
   -  Добро  пожаловать,  -  сказал   он   вежливо,   но   исключительно
по-деловому. - Я - старший капитан Стивест,  командир  станции.  Научная
группа уже на стартовой позиции, пойдемте.
   И предупредительно отступил на шаг,  указывая  дорогу  -  ни  единого
лишнего слова, ни единого постороннего  жеста,  надо  полагать,  служака
опытный, вроде штандарт-полковника или Шибко. Прапорщик глянул на него с
несомненным  уважением  и  зашагал  вслед  за  командиром,  а  за   ними
потянулись остальные.
   Они некоторое время шагали по прямым и плавно изгибавшимся  коридорам
со скучными, голыми металлическими стенами, где порой помигивали цветные
кружки и что-то самым загадочным образом свиристело, а  порой  мелодично
позвякивало, и не было ни желания, ни смысла гадать,  что  означает  эта
иллюминация  и  эти   звуки   -   какой   нормальный   землянин   станет
интересоваться природой шумов в моторе автобуса?
   Оказались наконец в куполообразном  зале  с  неизменной  "мишенью"  в
центре - для разнообразия не желтой, а сиреневой. У стены рядком  лежали
несколько белых шаров и параллелепипедов, снабженных чем-то вроде  ручек
для переноски, а возле них стояла троица в  скафандрах,  не  особенно  и
примечательная: гуманоид той же  расы,  что  командир  станции;  галакт,
больше всего напоминавший жабу ростом с метр; наконец, существо с  двумя
нижними конечностями и четырьмя  верхними,  с  зеленой  головой  в  виде
сосновой шишки и глазами на стебельках. Ничего особенного, в общем.
   Достаточно было одного беглого  взгляда  Зорича  через  плечо,  чтобы
команда   браво   выстроилась   в   шеренгу   напротив   этой    троицы.
Штандарт-полковник кратко представился по всей форме, на что существо  с
глазами-стебельками быстро ответило посредством транслятора:
   -  Очень  рад,  очень.  Профессор...  -  Транслятор  испустил  череду
мелодичных звуков, в основном гласных. - Извините,  я  совершенно  не  в
курсе, как надо отвечать на все эти  военные  приветствия...  Вы  уж  не
посетуйте.
   Кирьянов краешком глаза перехватил взгляд  командира  станции  -  тот
прислонился  к  переборке,  сложив  руки  на  груди,  сохраняя  на  лице
невозмутимость опытного дипломата, но явно горестно вздыхая про  себя  -
уж этот был служака, сразу видно, и  не  в  восторге  от  того,  что  по
вверенному его попечению  объекту  болтаются  штафирки,  не  умеющие  ни
строем ходить, ни пуговицы драить.
   - Вас предупредили, что мне поручено возглавить группу? - осведомился
профессор у Зорича. - Вот и прекрасно...  Вы  уж  простите  великодушно,
если я буду руководить как-то не так, не правильно, я попросту не  знаю,
как полагается...
   Шибко тихонько похмыкал себе  под  нос,  понимающе  переглянувшись  с
командиром станции. Зорич поднял бровь - и с физиономий обоих  мгновенно
исчезли все посторонние эмоции.
   - Я в вашем распоряжении, профессор, -  сказал  штандарт-полковник  с
восхитительной невозмутимостью. - Инструктируйте, как вам удобнее.
   -  Собственно  говоря,  инструкции  будут  очень  простые,  -  сказал
профессор. - Если подумать, в данном случае нет и не может быть  никаких
инструкций, потому что нам предстоит идти туда,  куда  никто  прежде  не
попадал...
   - Уписаться можно от восторга, - не разжимая губ,  произнес  Мухомор,
за что получил от прапорщика молниеносный тычок локтем под ребро.
   -  Я  сейчас  попытаюсь  объяснить  предельно  просто,  -   продолжал
профессор торопливо, чуть  ли  не  захлебываясь  словами,  и  транслятор
идеально передавал эту информацию. - Понимаете, нам  впервые  в  истории
эндомерной    физики    слоистых    пространств     четвертой     группы
гломоуро-кохлеоидных  взаимопроникновений  предстоит  совершить  вход  в
качестве материальных, физических объектов, то есть, научно  говоря,  во
плоти и крови, непосредственно в стазисное измерение глом-континуума...
   Слова были понятны каждое по отдельности - по крайней мере  половина,
это уж точно, - но, выпаленные скороговоркой, превращались в  загадочные
шаманские заклинания.  Зорич,  однако,  слушал  с  непроницаемым  лицом.
Зеленая голова профессора приобрела фиолетовый оттенок, а стебельки глаз
проворно дергались вверх-вниз, как резиновые. Кирьянов стал не на  шутку
подозревать, что это соответствует крайнему волнению.
   Улучив подходящий момент, Зорич прервал вежливо-настойчиво:
   - Я понял, профессор. Но все же, что нам предстоит делать  и  что  мы
там встретим?
   - Кто бы знал, милейший, кто бы знал... - живо откликнулся профессор.
- Я же объясняю: никто еще не бывал в данном пространстве, тем  более  в
стазисном измерении... Что там и как там, не знает ни одна живая душа. С
чем мы можем столкнуться, решительно неизвестно.  Самая  смелая  задача,
которую я бы решился возложить на нашу группу, сводится к тому,  что  мы
постараемся  продвинуться   на   некоторое   расстояние   и   установить
аппаратуру.  -  Одной  из  четырех  конечностей  он  указал  на  шары  и
параллелепипеды, похожие на  научную  аппаратуру  не  более  чем  земной
кирпич.  -  После  чего  постараемся  вернуться   сюда.   Извините,   но
конкретизировать  я  решительно  не  в  состоянии,  поскольку   слоистые
пространства сами по себе сплошная загадка, а  применительно  к  изгибам
кохлеоидной...
   - Благодарю вас, мне достаточно, - вежливо прервал Зорич.
   - Разрешите дополнить? - вмешался командир станции. -  Профессор,  вы
упустили один немаловажный аспект... Вы - научный руководитель группы. А
общее командование осуществляет штандарт-полковник Зорич.
   - Мне  не  совсем  понятна  эта  тавтология,  коллега...  -  протянул
профессор, отсвечивая уже густо-лиловым и шевеля всеми четырьмя верхними
конечностями.
   - Это не тавтология, профессор, - непреклонно сказал командир. - Ваша
задача состоит в том, чтобы вести научные  исследования,  насколько  это
возможно. В обязанности же штандарт-полковника входит  следить  за  тем,
чтобы представители чистой науки не особенно увлекались  и  не  заходили
слишком далеко как в прямом, так и в переносном смысле. Другими словами,
при необходимости штандарт-полковник не  просто  может,  а  даже  обязан
решительно прервать всякие исследования, какой бы фурор для науки они ни
сулили, и дать команду возвращаться.
   Профессор прямо-таки подпрыгнул на месте, заливаясь лиловым:
   - Вы хотите сказать, что в случае какой-то там мнимой  опасности  нам
придется возвращаться, наплевав на научное значение?..
   - Именно это  я  и  хочу  сказать,  профессор,  -  отрезал  командир,
начинавший нравиться Кирьянову все больше и больше. -  Группа  вернется,
если даже штандарт-полковнику покажется, что существует некая опасность.
   - Но позвольте!
   Командир  с  той  же  восхитительной  непроницаемостью,  свойственной
Зоричу, ответил:
   - Вы действительно хотите, чтобы  я  связался  со  штабом  сектора  и
попросил отменить экспедицию ввиду обнаружившегося  с  первых  же  минут
непонимания ее сути?
   Кирьянов сначала решил, что профессор  будет  протестовать.  Но  даже
столь оторванный от военной практики интеллигент,  должно  быть,  прошел
свой инструктаж. А у командира, надо полагать, имелись  весьма  обширные
полномочия.
   Как бы там ни было, профессор  с  непроизносимым  именем  моментально
присмирел, почти вернувшись к прежнему зеленому цвету и  далеко  не  так
яростно колыша отростками. Он ответил почти смиренно:
   - Хорошо, я понял, понял...
   - В таком случае, прошу всех проследовать на стартовую позицию.
   - Надеть скафандры. Построиться. Через пару минут они  уже  стояли  в
центре сиреневой мишени. Кто  управляет  переходом,  они  не  видели,  и
потому это  обрушилось  неожиданно:  секундное  растворение  в  небытии,
чернильная тьма, ощущение, будто  тебя  размазало  по  всей  необозримой
Вселенной, как масло по хлебу, распад на атомы и воссоединение...
   Тьма рассеялась, сознание вернулось, тела обрели  прежнее  состояние.
Они стояли, сбившись в кучку -  на  белесоватой  поверхности,  явственно
пружинившей  под  ногами,  как  резина  или  батут,   вокруг   по   всем
направлениям,  куда  ни  глянь,  лениво  колыхалось-переливалось   нечто
тускло-радужное, то ли реальные потоки светящегося газа,  то  ли  что-то
вроде  неощутимого  полярного  сияния,  и  над  головой   была   та   же
иллюминация,  причем  невозможно  понять,  далеко  ли  до  нее.   Ничего
невозможно понять: не было ни протяженности, ни  четких  ориентиров,  ни
земли, ни неба - только  поверхность  под  ногами  пока  что  оставалась
твердой, а там - кто ее знает...
   Повинуясь  возбужденным  воплям  профессора,  двое  его   сотрудников
проворно установили приборы в ряд, откинули крышки, и вся троица присела
на корточки,  наблюдая  мельтешение  цветных  огней,  ярких  зигзагов  и
непонятных символов. Судя по кудахтанью профессора, на их глазах,  очень
может быть, происходило  нечто  эпохальное  и  уж  по  крайней  мере  не
обыденное, но Кирьянов (как и остальные, ручаться можно) не в силах  был
должным   образом   проникнуться.   Не   было   ни   грандиозного,    ни
примечательного  -  трое  существ  с  разных,  надо   полагать,   концов
Галактики,  склонились  над  непонятными   приборами,   обмениваясь   то
краткими, то  пространными  репликами,  казавшимися  всем  непосвященным
бредом сумасшедшего, абракадаброй.  Где  уж  тут  проникнуться  величием
научного подвига...
   Вокруг все так же лениво мерцало, переливалось  и  струилось.  Больше
всего было желтого,  серого  и  мелочно-белого,  хотя  присутствовали  и
остальные  цвета,  как  спектральные,  так  и  оттенки  во  всем   своем
поразительном разнообразии. То  ли  казалось,  то  ли  и  в  самом  деле
отовсюду  доносилось  нечто   вроде   тихого   шуршания,   непрерывного,
однотонного.
   Коснувшись   плеча   Кирьянова,   Шибко   указал   на   жабообразного
исследователя и скупыми жестами дал понять,  что  обер-поручик  за  него
несет полную ответственность. Кирьянов кивнул. Гуманоида Шибко отдал под
опеку Кацу, а профессора оставил себе, в чем был резон.
   - Пойдемте! - вскрикнул профессор,  выпрямляясь  наконец.  -  Это  же
поразительно, потрясающе! Уже первое зондирование...
   - Куда? - хладнокровно осведомился Зорич.
   - Да просто попробуем продвинуться вперед! Сколько можно тут торчать?
- завопил он так, словно это кто-то посторонний допрежь удерживал его на
месте грубой силой. - Вон туда хотя бы!
   - Обращаю ваше внимание на то, что компас не работает, - ровным тоном
произнес штандарт-полковник. - Как и все другие приборы ориентации.
   - Так и должно быть! - воскликнул профессор. - Откуда  здесь  взяться
магнитным силовым линиям?
   - Вот и я так думаю... - сказал Зорич. - Как же  мы  в  таком  случае
отыщем место, откуда можем вернуться?
   - Ну это уж ваша забота! Сделайте что-нибудь, вы  же  профессионал  в
таких делах!
   - Рая, - сказал штандарт-полковник. - Метку попробуй.
   Фигура в блестящем скафандре кивнула угольно-черным  шлемом,  достала
из наколенного кармана белый цилиндрик и, присев на корточки,  выпустила
струю распыленной ярко-алой краски.
   Вот только никакого пятна на белесоватой поверхности  не  получилось.
Вместо того чтобы  застыть  пятном,  краска  превратилась  в  прихотливо
изгибавшиеся под ногами разводы, они расплывались, как попавшая  в  воду
струйка чернил, становясь все бледнее  и  незаметнее,  пока  не  пропали
окончательно. Кто-то протяжно вздохнул.
   - Ковырните, Кац, - распорядился штандарт-полковник.
   Кац кивнул, выдернул из узких ножен небольшой подручный кинжальчик и,
присев на  корточки,  погрузил  лезвие  в  белесоватую  поверхность.  На
поверхности не осталось ни  малейшего  следа.  Кац,  не  теряя  надежды,
несколько раз быстро ударил наотмашь - с прежним результатом.
   Зорич достал из кобуры нечто напоминавшее большой черный пистолет - у
него одного имелось оружие, не полученное в каптерке, а,  скорее  всего,
хранившееся дома. Направив ствол вертикально вниз, нажал на спуск.
   Ствол на секунду окутался желто-багровым сиянием, похожим  формой  на
небрежно  смятую  тряпку.  Судя  по  непроизвольному  движению   Зорича,
следовало ожидать чего-то совсем другого.
   - Профессор, - сказал командир без выражения. - Здесь  ровным  счетом
ничего не действует.
   - А приборы-то! - азартно воскликнул профессор. -  Правда,  нормально
работает не более половины, да и они порой то ли галиматью несут, то  ли
фиксируют нечто такое, чему аналогов нет...
   - То-то.
   - Сделайте хоть что-нибудь! Это  великий  момент,  а  мы  торчим  тут
как... как....
   - Внимание, - раздался  спокойный  голос  Зорича.  -  Всем  связаться
тросом. Первым идет прапорщик Шибко, за ним Жакенбаев... Последним - Кац
в качестве вешки-ориентира, то есть остается на прежнем месте. Начали!
   - Ну вот, опять махровый антисемитизм, - грустно сказал Кац. -  Вечно
сваливают самое трудное на бедного еврея...
   - Капитан! - В голосе Зорича зазвенел непререкаемый металл, и  реплик
ни с чьей стороны более не последовало, даже профессор притих.
   Они отстегнули с поясов мотки  тонкого  белого  троса,  без  ненужной
суеты соединились в связку,  словно  альпинисты.  Вокруг,  незначительно
меняя оттенки и колера, плавали полосы непонятного свечения, и  шуршание
не прекращалось ни на миг. У Кирьянова  вдруг  стали  отчаянно  мерзнуть
ноги, но он помалкивал - если ему мерещилось, не стоило разевать рот,  а
если и в самом деле  ногам,  только  ногам  вдруг  стало  холоднее,  чем
остальному телу, помочь ему  никто  не  в  состоянии.  По  крайней  мере
скафандр пока выдерживает неведомое пространство, и  на  том  спасибо  -
ведь индикаторы показывают, что вокруг  нет  не  только  пригодного  для
дыхания воздуха, но вообще никакого газа... но и наличия вакуума  прибор
тоже не фиксирует, и лучше над этим не задумываться, все равно ничего не
поймешь, вон четверорукий спец, и тот потерял всякий апломб...
   - Вперед! Осторожно, шагом! Следим за  окружающим,  в  случае  резких
изменений всем вернуться на исходную позицию!
   Цепочка  блестящих  скафандров,  нанизанных  на  тонкий  белый  трос,
двинулась наудачу, переступая осторожно, словно по скользкому льду. Друг
от друга их отделяло метра три этой прочнейшей веревки.
   Пейзаж вокруг - если только он был достоин столь высокого названия  -
нисколечко не менялся. Цветные потоки лениво колыхались без всякой связи
с движениями и передвижениями пришельцев.  Белесоватая  поверхность  все
так же пружинила под ногами, как батут...
   И вдруг Кирьянов ощутил,  как  она  стала  вздыматься.  Словно  нечто
огромное, шарообразное  поднималось  вверх  из  глубин,  образуя  бугор,
выгибая белесоватую гладь почти идеальной сферой слева, совсем близко от
замершей цепочки незадачливых исследователей. Они застыли,  как  статуи,
даже неугомонный профессор-энтузиаст стоял смирнехонько.
   -  Внимание!  -  раздался  в  наушниках  нереально  спокойный   голос
штандарт-полковника. - Всем отступить на четыре шага вправо!
   Его команда была выполнена всеми до одного с похвальной быстротой,  в
едином порыве.
   Бугор рос, поднявшись уже  выше  голов  людей,  одновременно  сужаясь
внизу, превращаясь в нечто  напоминавшее  и