бы, ему потом все равно не поверят, решат,  что
у человека крыша поехала...
   - Антоша, хватит, - нетерпеливо поерзал Мухомор. - Он и  так  уяснил,
не вчера родился... Парень ответственный. Поехали к Иринарховичу, а?  Он
рад будет...
   - Да уговорил, ладно, -  махнул  рукой  Стрекалов.  -  Танюша,  да...
Только на пару часов, не более. Мало ли...
   - Как хочешь, хозяин - барин! - замахал руками Мухомор. - Боже упаси,
я не банкую! Спасибочки, милостивец, а уж мы  тебе  потом  из  Галактики
привезем какую-нибудь  такую  бутылочку,  что  в  паек,  безусловно,  не
входит... С аристократического стола.
   - Вы доберитесь раньше до аристократического стола,  -  хмуро  сказал
Стрекалов.
   - Доберемся, - уверенно протянул Мухомор.  -  Мудрено  не  добраться,
если в Галактике, согласись, ни вертухаев, ни  шмонов,  ни  запреток.  А
пока - к Иринарховичу!  Слышь,  изобретатель,  верти  свою  машину,  как
сказали бы в той киношке. А ну, шофер, крути-верти свою баранку..
   - Подождешь, - сказал Стрекалов серьезно. - Браслетик надень пока.  И
ты  тоже,  Степаныч.  Уж  если  нарушать  правила,  то  с   минимальными
отклонениями от инструкции...
   Кирьянов взял просунутый браслет - по цвету похожий на золото, но  по
весу легче пластмассы, состоявший из одинаковых прямоугольников толщиной
с костяшку домино. Пока он натягивал  его  на  запястье,  прямоугольники
разошлись, будто на невидимых резиночках, но, оказавшись на левой  руке,
браслет мгновенно превратился в монолит (Кирьянов  это  обнаружил  сразу
же, когда попытался передвинуть повыше).
   - Штука несложная, но  необходимая  -  автореверс,  -  сказал  искоса
наблюдавший за ним Стрекалов. - Поставлю таймер на три часа...
   - Антоха, ну мало! - умоляюще воззвал Мухомор. - Пока баньку натопят,
и вообще...
   - Ладно, на четыре, не  ной...  В  общем,  через  четыре  часа  тебя,
Костенька, автоматически выдернет в настоящее, да и  нас  тоже...  А  то
пытались взбрыкнуть... некоторые. - Он с намеком посмотрел на Мухомора.
   - Антоха,  я  ведь  покаялся  и  признал  все  допущенные  ошибки,  -
недовольно сказал тот. - Чего ж глаза колоть при посторонних?
   Стрекалов преспокойно продолжал:
   - А то случилось однажды у нашего Мишани неодолимое желание  остаться
в  прошлом.  Конкретнее,  во  временах  государя  императора  Александра
Второго Освободителя.  Подумал,  дитя  природы,  что  если  там  нет  ни
дактилоскопии,  ни  телексов,  ни   компьютерных   картотек   уголовного
элемента, то там он будет кум королю. Рокамболь местного розлива. Мне же
и вытаскивать пришлось. Хорошо еще, обошлось не только без развилок,  но
и без огласки...
   - Антоша! Все осознал!
   - Ты браслетик-то натяни... Вот так... Оно спокойнее будет.
   - Да кто ж знал,  что  там,  по  большому  счету,  такая  скука...  -
покаянно сознался Мухомор. - Ни тебе  телевизоров,  ни  киношки,  вместо
такси лошадь везет и  тут  же,  зараза,  на  мостовую  серет...  Сортира
путного не найдешь, разве что  кабаки  хороши,  да  городовые,  суки,  в
струнку тянутся, если одет барином... Ну прав ты, Антоша, кругом прав  -
человек должен жить в своем времени, в других ему неуютственно...
   - Рад, что осознал наконец... Ладно, посиди тихо, не мешай.
   Стрекалов вновь вызвал из небытия светящийся призрак пульта и легкими
касаниями пальцев принялся с ним манипулировать, бормоча под нос:
   - Учитывая, Степаныч, что все автоматизировано и компьютеризовано  до
предела,  трудиться  особо  и   не   придется.   Временные   координаты,
пространственные... Только не спрашивай, отчего так получается,  что  мы
из космоса прыгаем в аккурат на земную орбиту, я и сам не  все  понимаю,
поскольку нет такой необходимости... Ну вот и все,  пожалуй.  Пройдемте,
граждане...
   Он тронул очередной розовый символ - и вместо одной из стен  возникло
огромное окно в соседнее помещение: невысокое, куполообразное,  где  под
потолком сверкало несколько рядов маленьких блестящих  полушарий,  а  на
полу нарисована знакомая "мишень", только на сей раз черная.
   Рядом с окном обнаружилась обыкновеннейшая дверь.
   - Пройдемте, граждане, - повторил Стрекалов, прихватывая из  шкафчика
другую бутылку коньяка, непочатую. - Чего кота за хвост тянуть?
   - И это... все? - спросил Кирьянов.
   - Ага, - кивнул Стрекалов. - Чем изощреннее  и  грандиознее  техника,
тем она проще выглядит. Давно уже следовало привыкнуть к  этой  нехитрой
теореме.
   - Подождите. А... переодеться? - Он тронул лацкан кителя.
   - Вот это совершенно  не  обязательно,  -  сказал  Стрекалов  скучным
голосом. - Мы же не собираемся по Невскому разгуливать ясным полднем,  у
нас поездка куда как прозаичнее...
   Он подтолкнул Кирьянова в дверь,  пропустил  вперед  Мухомора,  зашел
последним. Все трое встали на центр "мишени", майор  извлек  из  кармана
что-то вроде блестящего яйца, нажал на верхушку большим пальцем...
   И вновь  навалилось  ничто  -  мгновенное  растворение  в  окружающей
Вселенной, ставшее уже почти привычным за время нескольких  командировок
в медвежьи углы Галактики.  Только  на  сей  раз  к  знакомым  ощущениям
примешалось что-то еще - столь мимолетное  и  непонятное,  что  Кирьянов
ничего не смог рассудочно осознать.
   Некогда было. Мрак рассеялся, их ослепил солнечный свет.
   Они стояли на узорчатом ковре,  посреди  обширной  комнаты,  поначалу
показавшейся Кирьянову ужасно знакомой. Однако вскоре  он  сообразил,  в
чем тут дело. Нечто похожее он сто раз видел в кино: старинная мебель на
гнутых ножках, портреты и пейзажи на стенах,  от  огромных  до  овальных
миниатюр, беломраморные бюсты, высокий и  узкий  книжный  шкаф,  набитый
толстенными фолиантами, часы под стеклянным колпаком...
   И вопросительно воззрился на Стрекалова.
   - Уютное, спокойное времечко, - сказал тот с  некоторой  рисовкой.  -
Разумеется, для тех, кому не приходится  ходить  с  сошкой.  В  стольном
граде Питере восседает на троне  государь  император  Николай  Павлович,
венгерский мятеж уже подавили, но Крымская кампания  еще  не  грянула...
Тишь, гладь и божья благодать. Если ты  -  вроде  нашего  гостеприимного
хозяина, коего сейчас мы и вызовем...
   Он уверенно подошел к овальному портрету, изображавшему пожилую  даму
в букольках, сдвинул его в сторону и нажал кнопку.
   Не прошло и минуты, как  в  замочной  скважине  тихонько  провернулся
ключ, и в комнату прямо-таки ворвался полный, румяный, суетливый человек
со странной прической хохолком и бакенбардами, в обширном халате.  Столь
же проворно заперев за собой дверь, он кинулся  к  нежданным  визитерам,
ничуть не удивившись, распростерши руки:
   - Господин майор, наконец-то! Я уж заждался...  И  вы  здесь,  Михаил
Петрович? Душевно рад! А вот с вами, сударь, не имел чести...
   -  Обер-поручик  Константин  Степанович  Кирьянов,  прошу  любить   и
жаловать,  -  сказал  Стрекалов  с  поразительной  обыденностью.  -  Наш
сослуживец, рекомендую...
   - Душевно рад, душевно! -  заверил  румяный,  обеими  руками  схватив
ладонь Кирьянова и ожесточенно ее сотрясая. - Друзья Антона Сергеевича и
Михаила Петровича - мои друзья... к тому же вы, я  так  понимаю,  имеете
честь служить по тому же ведомству, что  и  они?  Ну  разумеется,  я  же
вижу... Надобно вам знать, дорогой Костантин Степанович, я сам служил  в
свое время, да-с, в Белавинском драгунском, в отставку вышел поручиком -
родители скончались, наследство, надобно было  посвятить  себя  домашним
хлопотам... Честь  имею  представиться  -  Степин  Алексей  Иринархович,
отставной поручик и здешний помещик, царь и бог, так сказать, хе-хе-с...
Помилуйте, господа, о чем то бишь мы?  Чего  же  мы  стоим?  Сию  минуту
распоряжусь!
   И он, издали целясь ключом на замочную скважину, метнулся к двери, во
мгновение ока отпер замок, захлопнул дверь за собой,  слышно  было,  как
он, вприпрыжку удаляясь по коридору, орет во всю глотку:
   - Прошка, Афошка, строфокамилы неповоротливые, рабы  нерадивые!  Один
на кухню, другой в  баню,  шевелись,  бессмысленные,  пока  не  запорол!
Поворачивайся!
   Где-то в недрах дома  возникли  суета,  топот,  легонький  переполох.
Стрекалов опустился в ближайшее кресло, закинул ногу на  ногу  и  достал
портсигар. Щелкнув зажигалкой, повернулся к Кирьянову:
   - Садись, Степаныч, в ногах правды нет. Иринархович, конечно, зверь и
крепостник, типичный продукт эпохи, чего  там,  -  но  исключительно  по
отношению к ревизским душам. Что до приятных гостей, коими  мы,  как  ты
уже понял, являемся, то тут обращение другое. Сейчас на  себе  испытаешь
классическое помещичье хлебосольство. Хозяин наш не из  убогих,  как  ни
кутит, а  осталось  немало,  так  что  готовься.  Вокруг  -  девственная
природа,  экология  полностью  нетронута,  так  что   птица   откормлена
чистейшим зерном, а рыбка плавала в водоемах,  где  нет  пока  ни  капли
промышленных стоков и прочих химикатов. А уж вино... А яблочки-груши без
всякой химии...
   - А девки... - подхватил Мухомор, вольготно развалившийся на диване с
вычурной спинкой.
   - И девки хороши, - кивнул Стрекалов. - Тоже экологически  чистые.  У
нас  тут  нечто  вроде  постоянной  базы,  Степаныч.  Место   прямо-таки
идеальное. Провинция, глушь, медвежий  угол,  уездный  город  верстах  в
восьмидесяти, что по здешним меркам - расстояние прямо-таки космическое,
а проезжий тракт еще дальше. Посторонних практически  не  бывает,  а  на
дворе, напоминаю, стоит крепостное право. Наш экс-поручик и в самом деле
царь и бог. Никто не пикнет. Не положено пищать - поскольку в  противном
случае можно обрести все тридцать три удовольствия: тут тебе и кнуты,  и
Сибирь, и собаками затравить... Грустно, конечно, что это наши предки, и
секущие, и секомые,  ну  да  что  же  поделаешь?  Должен  быть  здоровый
профессиональный цинизм. Как у врачей и гробовщиков. По  большому  счету
все они, - он обвел комнату широким жестом, - давным-давно  умерли  уже,
хоть и живы для себя самих. И менять в  окружающем  ничего  нельзя,  что
вам, большому любителю и знатоку фантастики, должно быть понятно. А?
   - Конечно, - сказал Кирьянов. - Ну да, разумеется...
   С ним происходило что-то странное. Он старательно пытался отыскать  в
душе хотя бы  тень  восхищения  и  восторга  -  машина  времени,  первая
половина девятнадцатого века, взаправдашнее  прошлое!  -  но  получалось
плохо.
   Потому что все опять-таки, в который уж раз, обстояло крайне буднично
и откровенно скучно.
   Он подошел к распахнутому  высокому  окну,  выглянул.  Дом  стоял  на
возвышении,  и  вид  открывался  великолепный:  могучие  липы,  за  ними
неширокая извилистая  речушка,  зеленая  равнина,  лес  вдали...  Воздух
чистейший, непривычный на вкус. Во дворе послышался озабоченный  женский
голос:
   - Пелагья! Пелагья! Ключи неси! Гости у барина!
   Он добросовестно пытался настроить себя на некий возвышенный лад,  но
вновь ничего не получилось.
   Если подумать, не было  никакого  прошлого.  Был  самый  обычный  лес
вдали, и скучная зеленая равнина, и мужик на подводе,  которую  неспешно
тащила пегая клячонка по ту сторону речушки.  И  толстощекий,  суетливый
отставной поручик, наверняка существо примитивное и  неинтересное,  судя
по первому впечатлению. Еще одна книжная иллюзия рассыпалась прахом.
   Затопотали шаги, ворвался хозяин, упал в кресло напротив  и  с  видом
величайшей усталости картинно смахнул пот со лба.
   - Господи боже мой, пока разбудишь в тычки этих гиппокаламусов,  пока
втолкуешь им... Не беспокойтесь, господа,  вскорости  же  сядем  честным
пирком... - Его глаза приняли лукавое выражение. - Как обычно,  милейший
Антон Сергеевич?
   - Да, конечно, любезный Алексей Иринархович,  -  благосклонно  кивнул
Стрекалов.
   - Баньку истопят вскорости, уже приступили. Можете не  сомневаться  -
за  время,  прошедшее  после   вашего   последнего   визита,   ни   одна
непосвященная душа не осведомлена... Попробовал  бы  кто!  -  Он  потряс
сжатым кулаком, и в глазах на миг мелькнуло совершенно  иное  выражение,
цепко-хищное. - Укатаю, а то и до Сибири не доведу! Нет уж, не  извольте
беспокоиться,  полная  конфиденциальность-с!  Привыкли  помаленьку   мои
нерадивцы, никто более не считает вас нечистой силою, несмотря на  общую
неразвитость дремучих умов... - Он непринужденно повернулся к Кирьянову:
   - Антон Сергеевич понимает, о чем я. Каюсь, со  мной  самим  поначалу
вышел чистейшей воды конфуз - когда  Антон  Сергеевич  изволили  впервые
появиться. Но только поначалу, да-с! Я как-никак  человек  образованный,
вольтерьянец и материалист, так что  Антон  Сергеевич  с  присущими  ему
красноречием и логикой быстро прояснил истинное положение дел...
   - Да, разумеется, - кивнул Кирьянов из вежливости, чтобы не  молчать.
- Конечно...
   -  Но  поначалу-то,  поначалу!   -   воскликнул   хозяин,   заливаясь
жизнерадостным смехом человека, совершенно довольного жизнью,  полностью
избавленного от ипохондрии. - Не  стыжусь  признаться,  мелькали  этакие
суеверные страхи, приличествующие скорее грубому мужичью...  А  впрочем,
я-то быстро осознал  истинное  положение  дел,  зато  мои  скотоподобные
холопы...  Вы  не  поверите,  были  такие,   что   в   ногах   валялись,
Христом-Богом  заклинали:  батюшка-барин,  брось  ты  свое  чернокнижие,
душеньку побереги постом  и  молитвой,  эвона,  мол,  до  того  дошел  в
богомерзких поползновениях, что демоны  стали  являться...  Богомерзкими
поползновениями, изволите знать, эти  троглодиты  именовали  мои  ночные
бдения с телескопом и рассуждения о наблюдении атмосферических светил, а
также забавы с электрической машиной... Каково?  Ну,  вразумил  в  конце
концов, есть же  безотказные  средства...  Душенька!  -  воскликнул  он,
заламывая руки в трагическом ужасе. - Молвите мне, милушка, вы не  демон
ли?
   Кирсанов вежливо посмеялся ему в тон.  Тем  временем  дверь  тихонько
растворилась, в зал проник невысокий старикашка в неизвестной  Кирьянову
по  названию  длиннополой  старинной  одежде,  крайне  подвижным  лицом,
льстиво-умильной  улыбочкой  сразу   напомнивший   лакеев   Аэлиты.   Он
остановился в тщетных попытках придать себе осанистость и выкрикнул:
   - Трапеза милостивца нашего Алексея Иринарховича!
   И мимо него один за другим потянулись добры молодцы, одетые в  схожие
наряды, замерев от напряжения верхней половиной тела, несли на вытянутых
руках  блюда,  от  которых   пахло   невыразимо   аппетитно.   Принялись
расставлять их на столе, пуча глаза от  усердия.  Когда  церемония  была
закончена, хозяин выкрикнул по-военному отрывисто и резко:
   - Становись!
   Молодцы  выстроились  в  шеренгу  -   с   проворством,   изобличавшим
длительные тренировки.
   -  Ну  что,  дикарские  ваши  морды?  -  спросил  хозяин  с  ласковым
пренебрежением. - Не лезете больше с суевериями  вашими  дурацкими?  Кто
это ко мне в гости изволил пожаловать? Ну-ка ты, Парфенка!
   Левофланговый, старательно выкатывая глаза, проорал:
   - Благородные господа офицеры из грядущих времен, кои настанут спустя
долгое время от времени нынешнего!
   - Вот то-то, - сказал хозяин умиротворенно.  -  И  обратите  внимание
ваше непросвещенное, рожи, на примечательное обстоятельство: века и века
протекут, а благородные господа так и будут ходить друг к другу в  гости
во всем блеске, что бы там ни плели! Изыдите!
   Когда слуги вереницей  покинули  зал,  он  склонился  к  Кирьянову  и
вполголоса доверительно сказал:
   - Бродил тут... странничек божий. Плел вавилоны и турусы насчет якобы
писанной золотыми буквами царской грамоты, по которой будто бы  повелено
все благородные сословия уничтожить и землю отдать  этим  скотам...  Ну,
представили, куда надлежит. Теперь тихо...
   "Ах ты, сволочь, - подумал Кирьянов с легким раздражением. - На нашем
примере  крепостническую   пропаганду   тискаешь?   Незыблемость   строя
проповедуешь?
   Его утешали цифры. Даты. Уже подавлен венгерский мятеж,  но  Крымская
кампания пока не грянула - временной отрезок можно  определить  довольно
точно... Пройдет самое большее двенадцать  лет,  и  воля  все  же  будет
объявлена самым доподлинным царским  манифестом,  пусть  и  не  золотыми
буквами писанным.  Усеченная  воля,  половинчатая,  но  все  равно  этот
пухлощекий  поганец  переживет  немало  неприятных  минут,  если  вообще
переживет. Вполне  возможно,  жизнь  закончит  под  забором,  беззаботно
промотав денежки. В любом случае скверные сюрпризы ему гарантированы,  и
никакой тебе незыблемости...
   У него были в родословной крепостные крестьяне - и теперь  он  ощущал
что-то вроде злорадного удовлетворения - смутного, неосознанного, но тем
не менее...
   - Ага! - оживился хозяин. - Вот, честь имею рекомендовать -  наяды  и
нимфы!
   Вошли  четыре  девушки  -  две  в  чистеньких  сарафанах  и  красивых
кокошниках, две в господских воздушных платьицах, знакомых по фильмам  и
книгам. Вопреки расхожим штампам, сложившимся у Кирьянова в голове,  они
не выглядели ни забитыми, ни угнетенными - красотки  как  на  подбор,  с
откровенными,  лукавыми  взглядами,  мгновенно  заставившими   вспомнить
очаровательную Аэлиту.
   - Вот-с, милейший Константин Степанович,  мои  прелестницы!  -  гордо
сказал хозяин. - Танюша, Лизочка, Дуня и Наташа. Дриады, право!  Ну  что
же, прошу за стол!
 
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 
БРАВЫЕ ПАРНИ В САМОВОЛКЕ 
 
   - Я вас,  понятное  дело,  не  отговариваю,  господа  самовольщики  и
авантюристы,  -  сказал  Стрекалов  безнадежным  тоном.   -   По   вашим
физиономиям видно, что дело это бесполезное. Но вы все равно пораскиньте
еще раз мозгами. Очень уж проблематичная и чреватая затея...
   - Посадить не посадят? - осведомился Мухомор вызывающе.
   - Ну, не посадят...
   - А вообще что-нибудь сделают? Кроме общественного порицания?
   - Да нет...
   - Вот тебе и весь сказ! Общественное порицание как-нибудь  переживем,
не смертельно и не впервой... - Он ухмыльнулся. -  Сложный  ты  человек,
Антоха. Загадочная русская душа.  Самому,  значит,  можно  болтаться  по
прошедшим историческим временам, чтобы винцо жрать с тамошними знакомыми
и девок тискать? А нам, значит, не положено?
   - Ну, есть же некоторая разница, - сказал Стрекалов не без  смущения.
-  Я,  в   общем,   накатанными   маршрутами   пользуюсь,   официальными
резидентурами. А вы наобум  прете  по  большим  галактическим  дорожкам,
практически без компаса и карты...
   - Плавали - знаем. Доводилось по этим дорожкам подошвы бить.
   - В отпуске, по известному маршруту...
   - Ну и что? Есть некоторый  опыт...  Ладно,  хватит  нам  тут  мораль
декламировать. Или посылай на три буквы, или крути машину...
   - Ладно, - сказал майор с досадой. - Шагайте уж...
   Он распахнул дверь, и Кирьянов с Мухомором привычно  прошли  в  самый
центр сиреневой "мишени", откуда уже раз десять стартовали  на  задания,
но  официальнейшим  путем,  конечно,  в  составе  группы,   под   чутким
руководством и уверенным командованием... Видно было через большое окно,
овальное, чистейшее, как Стрекалов  производит  нехитрые  манипуляции  с
пультом.
   Кирьянов  откровенно  волновался.  За  недолгое  время  галактической
службы  ему  довелось  испытать  массу  разочарований,   когда   здешняя
обыденность, скучная рутина уничтожала прежние мифы и  иллюзии  один  за
другим, одну за другой. Но теперь обстояло совсем иначе. Он не строил ни
малейших иллюзий и не рассчитывал узреть воплощенные в реальности  мифы.
Ему предстояло  увидеть  повседневную  жизнь  Вселенной,  а  это  совсем
другое...
   Как всегда бывало, мрак и небытие навалились неожиданно - и столь  же
мгновенно рассеялись, оставив их  посреди  белоснежного  помещеньица,  в
центре  такой  же  сиреневой  "мишени".  Все  происходило  с   деловитой
обыденностью: прямо перед ними в стене куполообразной комнаты  вспыхнула
зеленая линия, очертившая контур двери, а потом возникла и сама дверь.
   - Ну, с богом, - сказал Мухомор. - Держись з