загаром ноги  и
решительно  тряхнула  рыжей гривой: - Вы не похожи  на  себя  самого.  Что-то
случилось? - За последнее время случилось столько всего, что я просто теряюсь
в  поисках  разумного  ответа.  - Ариф осторожно  сжал  пальцами  ее  ладонь,
отпустил и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. - Выпейте со мной. А? -
С удовольствием. - Коринна ловко распечатала принесенную слугой бутылку вина,
разлила пенящуюся алую жидкость по бокалам и сняла со стоявшего на краю стола
подноса  тарелки с ветчиной, тонко нарезанным сыром и овощами.  -  Вы  решили
ужинать  пораньше? - Угу, - ответил Ариф, не открывая глаз, - я хочу есть.  К
тому  же  уже, в общем-то, вечер. Меня чтото тревожит, - признался он,  кладя
руки  на стол. - Если бы мы все были сейчас вместе - Баркхорн, Нина, Роббо  с
Кэтрин,  -  мне  было  бы легче. Атак... - Я успела заметить,  что  вы  плохо
переносите  одиночество. - А вы? Коринна грустно усмехнулась и  подняла  свой
бокал:  -  Мне  часто приходится бывать в одиночестве. Так  уж  устроена  моя
жизнь.  Вам  здесь гораздо проще - более того, понять реалии нашего  быта  вы
просто  не  в состоянии. У нас одиночество ощущается физически... Ариф  молча
чокнулся с ней, выпил весь бокал одним махом и ковырнул вилкой в тарелке. Жуя
тонкий  ломтик  пряного  мяса, он незаметно наблюдал  за  сидящей  перед  ним
женщиной.  Она была старше его почти на десять лет, она прожила свои  годы  в
ca+."(oe  куда менее комфортабельных, чем он, но, как ни странно,  сумела  не
растерять своей почти юной привлекательности. Глядя на нее, Ариф вспоминал  о
том,  что  первые морщинки уже побежали вокруг его подвижных глаз и  складки,
пока   еще  тонкие  и  незаметные,  прорезали  его  скуластое  лицо,  упрямым
треугольником сходясь над крыльями горбатого острого носа. Он чувствовал себя
по  крайней  мере  ее ровесником, имея для этого немало оснований.  Те  самые
десять  лет арифметической разницы были для него стремительным калейдоскопом,
вращавшим  сознание и обраставшую событиями и чувствами память со  скоростью,
доступной  немногим  из людей. Они отточили его мысль до кинжальной  остроты,
запрессовали  в  нее  сотни и тысячи мельчайших оттенков пережитых  чувств  и
ощущений  -  но  странное дело, сейчас он даже и не пытался  проанализировать
шевелящиеся в груди эмоции, ему не хотелось принимать какое-либо решение,  он
плыл  по воле невидимых, поющих в ее голосе волн, и был счастлив от этого.  -
Мир,  рухнувший после Войны, всех нас сделал несчастными, - негромко произнес
он. - Возможно, я вещаю прописные истины, но в каждом из нас, в глубине наших
генов  живет память о былом могуществе и былой свободе. О том далеком  теперь
времени,  когда человек был волен в своих решениях и никто не претендовал  на
пресловутую  монополизацию  истины. Эта память  неистребима,  она  бродит  на
задворках подсознания, заставляя всех нас сомневаться. И мы сомневаемся, даже
несмотря на все те меры по "промывке мозгов", которые были в большом ходу  на
протяжении  последних столетий. Посмотрите на себя: стоило  вам  очутиться  в
атмосфере, достаточно близкой к нормальному свежему воздуху, как вы расцвели,
и  все  ваши  прежние убеждения, те самые, которые вы еще вчера отстаивали  с
таким воинственным пылом, слетели с вас, как шелуха. Они вам больше не нужны,
не  так  ли?  -  Я  поражаюсь вашему умению образно  формулировать  мысль,  -
рассмеялась  в  ответ  Коринна. - Скажите, вас  этому  научили  в  Орегонской
академии?  -  Этому  невозможно научить. Человек или приходит  к  правильному
пониманию  окружающих  его  вещей, или не  приходит  -  вот  и  все.  Никакие
профессора не смогут вложить мозгов законченному кретину, способному лишь  на
тупое  усвоение информации. Видите ли, нас учили анализу, а среди  аналитиков
побеждает  не  самый  усидчивый,  а  самый  артистичный:  человек,  способный
распознать  корни дерева по его прошлогоднему листу. - Но вы,  кажется,  тоже
иногда  ошибаетесь? Ариф подцепил вилкой очередной кусочек ветчины, не  спеша
отправил его в рот и ответил, жуя: - Если говорить всерьез, то ошибаться  по-
настоящему мы начали именно в этой, нашей с вами истории. К примеру,  вся  та
работа,  что  была проведена на Грехэме, в сущности, пустая трата  времени  и
сил. Но что мы знали? Точнее, что мы могли знать? Мы стреляли во все стороны,
надеясь,  что  хоть пара выстрелов попадет в цель. Дело в том, -  он  отложил
вилку и вновь наполнил бокалы, - дело в том, что ответственность, которую  мы
взвалили  себе на шею, оказалась для нас э-ээ... критической. Мы  заметались,
понимаете?  Лорд  Роберт в особенности... - Лорд Роберт? -  Да.  В  его  душе
слишком  много противоречий. Видите ли, я - человек частный и таким останусь:
деньги  позволяют мне жить как бы вне общества и взирать на мир сверху  вниз.
Да-да,  не  улыбайтесь:  на Бифорте такое вполне возможно.  А  лорду  Роберту
некуда  деться  от  самого себя. Ему некуда бежать. Я ему  не  завидую.  Ариф
выбрался  из  кресла  и  с  бокалом в руке подошел к  парапету,  ограждавшему
площадку.  Поставив бокал на белый полированный камень, он достал из  кармана
халата  сигару и зажигалку, прикурил и задумчиво поднял голову  к  темнеющему
небу. Над замком сгустились недолгие тропические сумерки, и по углам площадки
уже  светились решетчатые красные фонарики. - Сегодня утром мне казалось, что
за  последние дни я прожил целую жизнь, - негромко сказал Ариф, не  глядя  на
свою  собеседницу, - или, по крайней мере, значительный ее кусок. - Сейчас  -
уже  нет?  - спросила Коринна. - Уже не так остро... Женщина поднялась  из-за
стола,  подошла к нему и встала радом. Ариф повернулся. Свет фонарей призывно
искрился  в  ее зеленых глазах, и он, отложив на парапет сигару, мягко  обнял
Коринну  за плечи, зарывшись носом в ароматных волнах ее волос. - Ну наконец-
то,  - прошептала она, ища его губы. Ее пальцы ловко распустили узел на поясе
его  халата,  и она прижалась к Арифу всем телом, обхватила его  полусогнутой
-.#.),  притягивая  к себе. Ариф неслышно усмехнулся; развернув  женщину,  он
прижал  ее  к  теплому камню парапета и одним движением сорвал с  нее  легкое
платье.
 
 Глава 5
 
 "Валькирия"  медленно  плыла  в мутном зеленоватом  киселе  из  бесчисленных
микрочастиц  звездной пыли, сонно танцевавшей на всех экранах уже  не  первые
сутки. Все средства дальнего обнаружения щупали и слушали пространство вокруг
небольшой  желтой  звезды,  имевшей всего четыре  планеты  три  из  них  были
мертвыми, лишенными атмосферы глыбами, и лишь одна, буроватая из-за гудящих в
ее  кислородной  атмосфере  вихрей, наверняка имела  какую-то,  скорее  всего
примитивную, жизнь. Ее тусклое солнце давно миновало период своей животворной
активности,  некогда  могучий поток его излучения ослаб,  и  день  на  второй
планете  наверняка  бьш  столь же тускл и мрачен,  как  и  тонкая  пелена  ее
туманной атмосферы. Это была та самая система, где почти четыреста лет  назад
погиб  имперский "Эридан". После торможения прошло уже два часа,  но  никаких
следов  противника  обнаружить не удалось. Операторы, замершие  в  величайшем
напряжении  среди  стали  и  пластика своих  тесных  боевых  рубок,  молчали:
докладывать им было нечего. - Наверное, стоит решиться, - Баркхорн вздохнул и
вопросительно  посмотрел  на Роберта, сидевшего справа  от  пульта  в  кресле
офицера-координатора. - Вы же видите, кругом - тишина.  Роберт  промолчал.  В
темных   кавернах   бортовых   шахт  спали  три  десятка   разовых   обзорно-
разведывательных зондов - каждый из них способен был за один виток выдать всю
необходимую  информацию о планете: обнаружить любые искусственные сооружения,
точнейшим  образом  зафиксировать  их  координаты  и  передать  на  борт  всю
собранную   информацию.   Но   он  же,  этот  зонд,   мог   и   демаскировать
подкрадывающийся  к  темной планете линкор. Глаза Роберта  застыли  на  левой
секции  экрана,  где  неподвижным равнодушным  глазом  висел  туманный  серо-
коричневый   серп  второй  планеты,  частично  закрытый  для  них   массивным
красноватым  спутником. Ответственность, взятая им на себя,  превратилась  за
последние  дни  в  сверкающую гильотину, повисшую в  подсознании.  Тогда,  на
Бифорте, ни один из членов экипажа не вышел из строя, отказываясь от полета в
никуда. Роббо выкликал лишь добровольцев, не суля им ни славы, ни бессмертия,
-  и  добровольцами оказались все триста сорок человек, затянутые в старинные
синие  мундиры имперского флота. Он дал команду на старт. Сомнениям  не  было
места  в  его  душе:  молчаливая горечь, наполнявшая его,  прорвалась  наружу
безжалостной  яростью,  и  он  превратился в сгусток  неукротимого  холодного
пламени.  Часы,  проведенные в беззвучной роскоши командирских  апартаментов,
погасили  этот  огонь.  Роберт знал, что мощь,  столетия  назад  втиснутая  в
громадное  тело  "Валькирии",  кажется  несокрушимой,  но  он  понимал,   что
неведомый  враг,  с  которым  ей придется схватиться,  может  оказаться  куда
страшнее  того,  для  борьбы  с  которым этот  корабль  создавался.  Рывок  в
неизвестность  стал казаться ему безумием, но обратной дороги  не  было,  они
должны  были  или  умереть, или выполнить свой долг.  Многочасовые  беседы  с
Баркхорном,  Мэрдоком  и  главным инженером линкора полковником  Доу  помогли
вывести гипотетический облик истребителя горган. Все они единодушно пришли  к
выводу, что загадочные пришельцы далеко продвинулись в понимании природы  сил
тяготения - гораздо дальше, чем человечество и его былые друзья и противники.
Простейшая  логика  подсказывала, что достаточно большой корабль,  наделенный
способностью к невероятным субсветовым маневрам, должен обладать совершенными
агрегатами,  компенсирующими неизбежные при развороте  перегрузки.  Двигатели
"Валькирии"  теоретически могли развить большую мощность в  предельно  сжатых
временных   отрезках;   выдержал  бы,  по   словам   Доу,   и   корабль,   но
гравикомпенсаторам  не  под  силу было справиться  с  чудовищными  величинами
внутренних вихревых перегрузок, и от экипажа не осталось бы и мокрого  места.
В  моторах Доу был уверен. Опираясь на утверждение Роберта о довольно  низкой
энерговооруженности кораблей противника, он твердо заявил, что в  критической
a(bc  f(( "Валькирия" сможет прорваться через их строй и уйти, используя свое
решающее  преимущество  в  динамике  сверхсветового  разгона.  Скорее  всего,
предполагал  он, в районе, позволяющем вести бой на скоростях,  превосходящих
световую,  линкор  был  бы непобедим - скорость сводила достоинства  кораблей
противника  на  нет,  а  огромная  дальность  нелинейного  поражения   давала
"Валькирии"  возможность  разнести  целую  эскадру  на  безопасных  для   нее
дистанциях. Здесь, в этой вечной и мешающей навигаторам пыли, среди множества
взаимно  пересекающихся  гравитационных  полей,  сверхсветовой  поединок  был
абсолютно  невозможен - могучий разбег корабля привел  бы  его  к  неминуемой
гибели. Оставалось ждать, надеясь на то, что судьба окажется милостива и враг
допустит  какие-либо ошибки. - Отстрелите зонд, - негромко  приказал  Роберт,
повернув  голову  к  пилотам. Нина Новак, еще не совсем освоившаяся  в  рубке
"Валькирии",  на секунду замерла, вспоминая, где находится нужный  ей  щиток.
Сидевший  вторым  Мэрдок уверенно качнулся в сторону, его рука  метнулась  по
клавиатуре и нашла требуемую панель. На пульте коротко мигнул сенсор запуска.
Роберт  щелкнул  пальцами. Нина, занявшая место третьего  пилота,  давно  уже
показала  себя  опытным асом, и он счел, что в опасной ситуации  она  поведет
себя  более уверенно, чем молодые и необстрелянные вахтенные пилоты  штатного
экипажа.  Сейчас  перед  пультом  сидели  три  человека:  Баркхорн,  которому
приходилось когда-то командовать "Валькирией", опытный Мэрдок и она. Скорость
зонда  не  уступала  скорости противокорабельной ракеты -  он  достиг  темной
планеты менее чем за минуту. Чуть правее зловещего краснокоричневого диска ее
спутника  коротко  мигнула пронзительно яркая зведочка  мгновенно  выгоревших
тормозных  моторов, и зонд, круто изменив траекторию, понесся в облет  своего
объекта.  Напряжение,  властно  заполнившее  рубку,  стало  почти  осязаемым.
Баркхорн  пошевелился  и  оправил рукой ворот своего  комбинезона.  -  Сейчас
пойдет  информация,  -  сказал он. Клыки Роберта  прокусили  тлевшую  во  рту
сигару.  Он  почувствовал, что его начинает трясти, и  чуть  съехал  вниз  по
подушке  своего  кресла, принимая более удобную позу.  -  Есть!  -  выкрикнул
Мэрдок. - Вот они! Мудрый "мозг" зонда нашел то, что искал: на темном  доселе
экране   вспыхнуло  изображение.  Мрачная,  казавшаяся  бескрайней  холмистая
равнина  тонула  в кружащемся хороводе низких темных облаков. Что-то  черное,
скользко  лоснящееся,  гигантским воздетым  в  небо  пальцем  тонуло  в  этой
пляшущей мути. Сканер, чуть запоздавший с обработкой, модифицировал картинку,
сделав   ее   более   приемлемой  для  человеческих   глаз,   краски   обрели
неестественную  яркость и насыщенность, и теперь все увидели,  что  громадных
черных  цилиндров было три - они стояли на равнине чужеродным  равносторонним
треугольником, уходя в небо на огромную высоту. Рядом, по-видимому, в радиусе
пары   километров,  виднелись  темные  купола  каких-то  построек.  Взвизгнув
сигналом оповещения, включился еЩе один экран - он показывал спутник планеты.
Там,  посреди неровных теней клыкастых красных скал, рвалась вверх  еще  одна
черная  башня.  -  Похоже, отражатель, - заметил Баркхорн.  -  Спутник  сдох,
господа.  Что будем делать? В системе или действительно никого  нет,  или  же
мобильные силы противника упрятаны так хорошо, что мы не можем их обнаружить.
-  Мы  можем  поразить объект с орбиты, - добавил Мэрдок. - Если врезать  как
следует, мы враз свалим эти столбы и успеем удрать, даже если они прыгнут нам
навстречу.  -  Атака с орбиты - это безумие! - возразил ему Баркхорн.  -  Кто
знает,  какие  зенитные  средства  окружают  этот  комплекс?  На  орбите  они
расстреляю  нас,  как младенцев. - Согласен, - подал голос  Роберт.  -  Будем
заходить  с низкой горизонтали. Передайте по экипажу: удвоить внимание.  Идем
на   поражение.  Поехали!  "Валькирия"  вздрогнула:  заработавшие   двигатели
прокатили  по  кораблю мягкую волну вибрации. Баркхорн, хорошо представлявший
себе уровень опасности, которой они подвергались после пролета зонда, положил
корабль  в  рискованный боевой разгон. Медлительное продвижение к цели  могло
стать   смертельным  -  риск  сверхсветового  броска  в  условиях   неведомых
гравитационных  полей  представлялся  ему  более  предпочтительным.  Маршевые
двигатели  отключились через две минуты. Линкор, разогнавшись до скорости,  в
несколько раз превышавшей световую, мчался к быстро растущей на экранах бурой
/+  -%b%,  в атмосфере которой уже погиб выполнивший свой долг зондразведчик.
По мере приближения к ней возрастало влияние местных полей тяготения, и корма
корабля   зафыркала   недовольными  ударами   эволюционных   двигателей,   не
позволявших  линкору отклоняться от курса. Тормозные моторы взревели  раньше,
чем  серокоричневый  диск  успел заполнить собой экраны  передней  полусферы.
Баркхорн,  приняв управление на себя, решительно вывернул штурвал,  заставляя
вставшую  на  дыбы  "Валькирию" обойти стремительно  растущую  перед  глазами
планету и углубиться в ее атмосферу под довольно острым углом. Мэрдок и  Нина
поняли его без слов: полковник быстро пришпорил штурманов, потребовав от  них
взять на себя привычную работу по навигационному обеспечению маневра и выходу
на  цель, а Ниназанялась подготовкой оружейных систем. Много времени им Ц  не
понадобилось  -  экипаж, давно уже поднятый по боевой тревоге,  был  готов  к
открытию  огня  в  любую секунду и по любым целям. -  Я  побаивался,  что  мы
развалимся, - прошептал Баркхорн, глядя на светившийся сбоку от него  дисплей
компенсаторных  систем. - Величины были те еще... Роберт затянулся  настолько
глубоко, насколько смог - так, чтобы сладковатый дым продрал легкие насквозь.
Им овладело какое-то странное оцепенение: где-то внизу, под спудом летящих по
экранам  облаков, находилась база тех, за кем он охотился в течение последних
недель - иногда ему казалось, что эти недели перевернули всю его жизнь, и  он
понимал,  что  в чем-то так оно и есть, но сейчас, сидя в высоком  кресле  за
спинами  своих  пилотов,  он словно спал, ужасающая реальность  происходящего
никак  не  желала занять свое место в сознании. Он жадно курил, и его  глаза,
остановившиеся  на центральной секции экранов, не выражали абсолютно  ничего.
Если  бы кто-нибудь из пилотов обернулся в его сторону, то поразился  бы  той
отрешенности, с какой лорд-наследник следил за происходящим. - Семь тысяч  до
цели,  -  зловеще  произнес Мэрдок. - Активность в боевом радиусе  ноль...  -
Вижу, - ответил Баркхорн, - продолжаем обзор. Бортовым башням развернуться  в
ось,  приготовиться  к  открытию огня... В бортах  "Валькирии"  зашевелились,
выползая  из  распахнутых  клюзов,  плоские  головы  орудийных  башен  -  они
разворачивались  таким  образом, чтобы иметь возможность  стрелять  прямо  по
курсу корабля. Линкор мчался в атмосфере планеты, плотно объятый трепещущими,
вытянутыми  к  корме  языками  пламени.  Броне  корабля,  равно  как  и  всем
выдвинутым для боя агрегатам, высокие температуры были не страшны, и Баркхорн
шел  на  запредельной  скорости,  не  желая  лишний  раз  подвергаться  риску
внезапного  зенитного  удара.  Роберт  чувствовал,  насколько  силен   страх,
владевший сейчас легион-генералом. Он, самый знающий из всех, наиболее  полно
представлял  себе  степень опасности, которой они себя подвергали,  но  Роббо
верил,  что опыт и железная воля не позволят лорду Артуру отдаться во  власть
загоняемого в глубь сознания ужаса. - По экипажу, - голос Баркхорна прозвучал
несколько  хрипло,  - прохождение по цели десять секунд.  -  Пять  триста!  -
громко  сообщил  Мэрдок.  Нина откинула прозрачную  предохранительную  панель
пульта  управления  носовой  батареей. На  экране  появился  красный  крестик
визира.  Повозившись несколько секунд, девушка включила автомат  наведения  -
теперь  батарея  сама  знала, куда ей стрелять. -  Пять...  Огонь!!!  Роберту
показалось,  что  на  корабль  обрушилась  тяжкая  волна  гула,  стремительно
заполнившего  собой  все до единого помещения и ниши. Линкор  колотило  всего
десять  секунд - десять секунд, в течение которых рявкали, извергая  синие  и
серебряные молнии, почти все пушки огромного корабля, но эти короткие секунды
нечеловеческой, металлической ярости насквозь пронзили тела и души всех,  кто
сидел  в  постах  и рубках, оставив им еще долгую муторную  дрожь  и  привкус
железа  во  рту. Бесстрастная боевая оптика зафиксировала поражение  цели  и,
поворачиваясь,  продолжала  вести  картинку,  следуя  за  ней,  несмотря   на
стремительный   атмосферный  разгон  уходящего  прочь  линкора.   На   экране
корчилась,  сжимаемая  несущейся  по ней  волной  белого  пламени,  та  самая
холмистая  равнина, что дала приют гигантским черным башнам  горган.  Гладких
цилиндров  уже  не  было  видно, отсутствовали и  округлые  купола  служебных
построек:  десятисекундная  ярость батарей  "Валькирии"  напрочь  смела  все,
стерев  с  лица  планеты  и башни, и купола, и даже  вековечные  бурые  холмы
*(/oi  o  равнина была теперь гладкой, как стол. - Цель поражена, - запоздало
произнес  уставную формулу Мэрдок. - Да, кажется, нам повезло,  -  согласился
Баркхорн,  не  отрывавшийся  от  штурвала.  Линкор  миновал  верхнюю  границу
атмосферы,  и  маршевые  двигатели заревели  вновь,  унося  его  от  зловещей
планеты.  Заходить  на  спутник не имело смысла, это без  слов  понимали  все
находившиеся в рубке: если они действительно уничтожили основной  планетарно-
приводной комплекс, разрушение отражателя будет п