чие записи Павла Александровича
Тверского, которые тот вел во время опытов на острове Статуй в своей хорошо
оборудованной по тому времени лаборатории на корабле. Он изучал почву,
минералы, флору острова и внимательно исследовал несколько мумифицированных
трупов туземцев. "Сейчас невозможно, - писал он, - практически определить
причину и характер давней эпидемии. Но я беру с собой ампулу с зараженной
тканью".

Прочитав эту запись, Дорт осатанел: он готов был перевернуть всю станицу,
лишь бы отыскать заветную ампулу. В случае удачи отпадала необходимость в
дорогостоящей и хлопотной поездке на остров: он мог бы в лаборатории в
короткий срок "изобрести" новое средство бактериологической войны; ему уже
мерещились ордена, слава и деньги, бешеные деньги!

Но русские перешли в наступление, и герр доктор едва успел вернуться в
Германию, прервав поиски.

Тут судьба надолго отвернулась от Дорта. После разгрома немецкого фашизма
его осудили в числе других сотрудников секретной микробиологической
лаборатории и приговорили к тюремному заключению. Оставшиеся в тени друзья
не скоро помогли ему добиться "помилования".

Вырвавшись на свободу, Дорт решил поехать на Пито-Као. К тому времени
необитаемый остров уже оказался во владении фирмы "Бергофф и К€", открывшей
на нем крабоконсервное предприятие. Это несколько разочаровало Дорта, но не
остановило его. Он нанялся врачом к Бергоффу.

Около года Густав довольствовался скромной ролью амбулаторного врача и под
видом "санитарного" изучения острова искал возбудитель неизвестной болезни.
Но как раз в тот день, когда Дорту удалось напасть на его след, он
израсходовал свои последние деньги. А теперь они ему особенно были нужны.

После недолгих колебаний Дорт решился на "откровенный" разговор с
Бергоффом. Правда, немец многое утаил, но и то, что он предложил, вскружило
голову рыбному королю.

Двое друзей Бергоффа также включились в новое тайное "акционерное
предприятие" и внесли свои доли наличными. Фирма "Келли и сыновья"
выстроила на острове прекрасную лабораторию, и Дорт стал компаньоном
Бергоффа. На его прежнее место пригласили итальянца Мелони. Деловая карьера
Густава Дорта была упрочена.

Знакомые Бергоффа понимали, что не личная симпатия связывала его с
предприимчивым немцем. Но что их связывало, никто не знал. Бергофф не
спешил раскрывать свои карты и стремился оградить новое предприятие от
любопытных конкурентов.

Далеко не гладко шли дела у Дорта: путь к миллионам (на меньшее он бы и не
согласился) извилист и усеян шипами. А один из шипов кольнул его больнее
остальных.

Вспомнив об этом, Дорт помрачнел, резким движением достал из ящика
письменного стола папку и, щелчком откинув картонную обложку, внимательно
перечитал пожелтевшую вырезку из "Вечерней Москвы".

"...Интересной работой занята сейчас и Нина Тверская, аспирантка того же
института. Конечная цель ее работы - составить карту локализации на земном
шаре инфекционных болезней человека. В распоряжении аспирантки имеется
обширный материал, собранный ее дедом Павлом Александровичем Тверским,
талантливым врачом, дело которого она решила продолжить..."

Эти строки, подчеркнутые синим карандашом, стали для Дорта источником
множества неприятных размышлений и беспокойства. А вдруг в руки девушки уже
попала ампула с зараженной тканью, которую привез когда-то с острова Статуй
ее дед? Тогда конец. Ведь неизвестный возбудитель сразу же станет
общеизвестным.

При этой мысли Дорту едва не становилось дурно, а услужливое воображение
почти мгновенно дорисовывало возможные последствия. Русские медики всегда
были смелыми и настойчивыми экспериментаторами, а современная наука
позволит им не только добыть возбудитель из ткани, изучить его свойства, но
и изготовить радикальный препарат от новой болезни, после чего Дорту
останется лишь просить подаяния возле дома Бергоффа.

Себя лично Густав считал неплохим специалистом, но ему приходилось работать
в одиночку, в то время как советские ученые объединяют свои усилия,
постоянно обмениваются опытом, дополняют друг друга. Дорт понимал эту
могучую силу дружного коллектива, боялся и ненавидел ее.

То, что описывалось в небольшой газетной заметке, происходило далеко, но
немец хорошо знал, что в нынешний век расстояния - плохая защита. Далекую
московскую аспирантку и его, умудренного многолетним опытом микробиолога,
связывали невидимые нити.

Получив для своей работы на острове немалые средства от Бергоффа и его
друзей, Дорт заключил договор с частным разведывательным бюро и послал в
Советский Союз Сардова.

Долгое время Сардов отмалчивался, зато первая же его подробная информация
была успокоительной: внучка Павла Александровича Тверского не только не
имела представления о таинственной болезни, но до сих пор не могла
определить, что это за остров Статуй. В бумагах деда, которыми она
располагала, не было даже координат этого острова.

Однако Сардов намекнул, что Нина Тверская именно сейчас намерена взяться
всерьез за поиски остального архива Павла Александровича. Дорт дал указание
Сардову немедленно выехать в Задонскую, разыскать Эвелину Марковну Терехову
и через нее продолжить поиски ампулы, прерванные в годы войны. Ампулу эту
надо доставить на Пито-Као (Дорт хотел сам уничтожить ее, только после
этого он почувствует себя спокойным).

В этот вечер мучительных раздумий Дорт решил действовать быстрее, нежели
намечал прежде. Да, он не станет больше выжидать! Он позвонит сейчас
Бергоффу и скажет, что в следующем месяце можно созывать совещание и
приступать к делу...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Боб Хоутон становится трезвенником.

1

Сегодняшнее утро Боб мысленно назвал "косметическим": кожа на лице изрядно
шелушилась, а нос облез так, словно накануне Боб пытался сунуть его в
пылающую вагранку. Теперь приходилось, сидя перед зеркалом для бритья,
втирать в кожу какую-то патентованную мазь.

Покончив с процедурой, Боб обтерся до пояса полотенцем, смоченным в
прохладной воде, задумчиво пососал кусочек льда и захлопнул дверцу
холодильника.

Хоутон перелистал последние газеты и журналы, но читать не стал. Ничего не
хотелось делать, душный, жаркий воздух как бы нехотя наполнял легкие.
Включив вентилятор, Боб прикрыл глаза и подставил лицо под освежающую струю.

Мелони разыскал журналиста на веранде - тот, нежась в плетеном кресле,
разглядывал монету. Ощутив легкий удар по плечу, Боб поднял голову.

- Привет, дружище! - воскликнул он, с удовольствием пожимая руку врача. -
Присаживайтесь... Я вот смотрю и дивлюсь: совсем маленький кружочек
металла, но как далеко он меня затащил!..

- Не вас одного.

- И не зря на монете надпись: "В бога мы веруем". Значит, все мы на пути,
указанном самим всевышним. А?

- Вам виднее, - нахмурился Мелони, не поняв иронии Боба.

- Выпьем?

- Собственно, на этот раз я зашел к вам по другому поводу.

- Рад быть вам полезным, док.

- Вот уже целый час ломаю голову над одним вопросом.

- Из кроссворда?

- Да, пожалуй... Из жизненного кроссворда, так будет точнее.

- И что же это за штука?

- Как отличить честного человека от прохвоста?

- После чего, дорогой док, вы задались таким вопросом?

- Да вот... после прочтения вашего очерка о Пито-Као и мистере Бергоффе. Вы
здесь два месяца, Боб. Пора если не узнать, то хотя бы увидеть кое-что... В
чем дело?

- Но ведь это бизнес, док!

- Я не знал, что вы не журналист, а бизнесмен. Вы своими очерками помогаете
прикрывать Грязные дела на этом острове.

- Док, скажите, что вам известно?

- Если бы не ваш литературный опус, я сегодня же сказал бы вам больше, чем
до этого. А теперь я, право, не знаю, как решить кроссворд.

- Не надо так, док, - попросил Хоутон. - Я и без вас раздумываю сейчас о
многом всерьез...

- Если так, - смягчился Мелони, - то я берусь помочь вам, Боб, но только
поговорим не здесь. У меня появились основания не доверять вашему соседу,
Пирсу, а он может заявиться в любую минуту. Да вот я слышу чьи-то шаги...

На веранду вошел слуга-туземец:

- Господин, к вам пришел Мауки.

- Пусти его. - Боб повернулся к Мелони - Мауки - мой новый друг. Туземцы
очень сообразительны, общение с ними помогает мне изучать их язык.

Легким шагом на веранду вошел Мауки. Его одежда состояла из футбольных
трусов Хоутона и старого колониального шлема.

- Господии, - слегка смущаясь присутствием врача, торжественно произнес
Мауки, - я нашел Нечто и принес тебе.

- Покажи, Мауки.

- Я хочу сделать подарок только господину, - прямо сказал Мауки и посмотрел
на Мелони.

- Вот из него, - с удовлетворением сказал врач, - вы не скоро сделаете
"бизнесмена"! - и, кольнув Боба взглядом, поднялся. - Я жду вас у себя.
Прощайте.

- До встречи, док! Так что же ты нашел, Мауки?

Юноша протянул Хоутону что-то похожее на тетрадь без обложки. Листы были
тоньше папиросной бумаги, но плотные и гибкие, точно клеенка. Цвет
желтоватый. Все листы покрыты странными письменами красного цвета.

- Где ты нашел это, Мауки? - взволнованно спросил Боб.

- Далеко, где Костер-гора. Я могу господину показать, где жил Нечто...

- Очень хорошо, Мауки! Ты молодец...

- Молодец - это вождь?

- Да-да. Юноша расцвел.

- Ну, а что я должен взамен подарить тебе?

- Я хочу знать фамилию Нечто, - твердо ответил юноша.

- Будь по-твоему! Идем, Мауки, в гараж, я возьму машину, и поедем.

Путь Боба и Мауки лежал через Лакитаун. У входа в кабачок восседал Оскар.
Завидев Хоутона, он приободрился:

- Нынче вы мой самый ранний гость, Боб. Увы, Оскар, я тороплюсь.

Разве может найтись такое дело, о которое вы споткнетесь на пути к истине?!

- Не всегда истина в вине, - неопределенно ответил Боб. - Сейчас я хочу
поискать ее в другом месте.

Оскар обиженно умолк, прислонился спиной к стене своего кабачка, вздохнул и
не очень громко, но явно с расчетом быть услышанным изрек:

- Опасно забывать, что грехи прощаются только тем, кто их имеет!

Боб услышал и уже издали откликнулся:

- Не тревожьтесь, Оскар, я отойду в иной мир не менее чем трижды прощенным.

2

Они оставили машину у подножия вулкана: дальше начинался крутой подъем.
Место это - самое дикое на острове - напоминало заброшенную каменоломню
мифических циклопов.

Мауки шел уверенно, угадывая путь по каким-то ему одному известным
приметам. Говорили на языке туземцев. Бобу доставляло удовольствие
сознание, что он все свободнее понимает Мауки.

- Ты часто бываешь тут? - спросил Хоутон.

- Нет, господин. Но когда земля последний раз вздрагивала, я видел, как с
головы Костер-горы упало перо, и тогда пришел.

- Да, верно, - вспомнил Боб недавнее землетрясение и посмотрел вверх:
остроконечной скалы, напоминавшей издали птичье перо, не было.

Пробравшись между камнями, они вышли на обширное плато, упиравшееся в
ровный крутой склон вулкана.

- Далеко? - нетерпеливо спросил Боб.

- Нет, господин.

Мауки взял немного западнее и направился к скалистому мыску, развороченному
недавним землетрясением - изломы были свежие. Обогнув мысок, они увидели
правее еще такой же длинный выступ, беспорядочное нагромождение камней и
невысокий, едва в рост человека, черный зияющий вход, будто землетрясение
приоткрыло перед человеком одну из тайн старого, уснувшего вулкана. Боб
первым шагнул в пещеру. После яркого дневного света в глазах заходили серые
круги.

- Господин взял с собой веселый огонь, - напомнил Мауки.

Боб вынул из кармана электрический фонарик, нажал кнопку...

В трех-четырех шагах впереди он увидел покатую, гладкую металлическую
стенку и широкий открытый люк.

- Эту дверь открыл я, - гордо пояснил Мауки и ткнул себя в грудь пальцем.

Боб осторожно и бесшумно, точно входил в древний храм, перешагнул через
порог люка. То, что он увидел затем, напоминало по своему внутреннему
устройству подводную лодку.

В первом же отсеке он наткнулся на длинный скелет и в страхе отступил.

- Большой был, высокий, - громко сказал Мауки.

Звук его голоса напомнил Бобу, что он не один в этом склепе, и Боб
успокоился. Не подходя к скелету, он осмотрелся, заметил узкий
металлический шкаф у входа и открыл его. Там лежали толстые книги. Взяв
одну из них, он с любопытством открыл ее. Листы книги были тонкие и из того
же материала, что и листки, принесенные Мауки. Но вместо текста на них были
фотографии... Вот широкие улицы странного города. Дома в нем были,
вероятно, не очень высокие, с куполообразными прозрачными крышами. Вот
ночной пейзаж: ровная, как лента, река, низкорослый лес. Вот город, залитый
ночными огнями, и в темном небе - две крошечные луны...

Невероятная догадка обожгла мозг Боба. Ему стало не по себе. Присев на
высокий порог, он тупо смотрел на длинный скелет, глазницы которого были
холодно устремлены к потолку, к небу, где далеко отсюда...

- Я схожу с ума, Мауки, - прошептал Боб. - Это похоже на ракетный корабль
марсиан!

- Хороший дом не должен оставаться без жильцов, господин, нельзя сходить с
ума! - протестующе воскликнул юноша. - Пусть Мауки узнает все.

- Узнаем, Мауки, узнаем. Это очень трудно, но мы с тобой узнаем все! Я
учился много, Мауки, и полагал, что все это зря. Но сейчас я счастлив, что
моя голова не пуста!

Он засуетился в тесной каюте, не зная, с чего начать. Мауки внимательно
наблюдал. Когда Боб подошел к скелету и тронул его, кости рассыпались и на
ладони Боба осталась только легкая кисть, как бы дружески приветствуя его и
вручая ему свою историю "из рук в руки".

От этой мысли Бобу стало вдруг весело, и страх исчез.

- Спокойствие, Мауки, - по-английски сказал Хоутон, - спокойствие. Ни слова
об этом никому. Такой сенсации не публиковала еще ни одна газета! Ты понял,
Мауки?

Юноша утвердительно кивнул.

- Мауки будет знать? - с надеждой спросил он.

- Да, Мауки, непременно, исследователь ты мой хороший, - ласково ответил
Боб. - Но пока никому ни слова.

Лицо юноши расплылось в улыбке, глаза его задорно заблестели.

- Мауки будет молчаливым, друг, - сказал он, не замечая, что впервые в
жизни назвал белого другом.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дорт приобретает нового компаньона.

1

В один ясный день на Пито-Као появилось несколько субъектов. Точнее, трое,
если не считать их секретарей, помощников и прислуги.

Организацию встречи гостей Бергофф поручил Паоле. Она обрадовалась
хлопотам, внесшим оживление в ее однообразную жизнь.

В день приезда гости - король парфюмерии семидесятилетний

Джексон с сыном и генерал в отставке, известный богач Стоумен - знакомились
с островом, куда-то отплывали на катере, вероятно, развлекались.

На второй день после обеда у Бергоффа открылось "камерное" совещание,
настолько конспиративное, что Бергофф явно старался избавиться даже от
Паолы, к которой ранее не выказывал недоверия.

- Паола, - сказал он, - вот тебе подарок от мистера Джексона. Это редчайшее
вино. Можешь пока отдохнуть. Позаботься лишь о том, чтобы никто не помешал
нам, - и, смеясь, добавил: - Хочешь, займись Джексоном-младшим, он,
кажется, неравнодушен к тебе...

Предложение оскорбило Паолу. Она молча вышла из комнаты. На душе было
неспокойно. Вчера за ужином гости и хозяева хватили лишнего, были
возбуждены и обменивались такими загадочными фразами и полунамеками, что
разожгли ее любопытство.

Подслушать? А почему бы и нет? Почему бы не узнать, откуда приходит к этим
богатым мужчинам власть золота, которой покоряется и она, мечтающая стать
независимой? В своем доме легко найти потайные уголки, откуда можно
услышать все, оставаясь незамеченной. И Паола нашла такой уголок...

2

Начиная совещание, Дорт улыбнулся и спросил:

- Вам понравилось у нас?

- Благодатный край, - снисходительно ответил Стоутмен. - Чудесная природа,
мягкий климат, свежий воздух, пропитанный солеными морскими брызгами.
Сморщенный старикашка, покоившийся в коляске под тонким пледом,
одобрительно кивнул головой. Это был мистер Джексон, магнат "промышленности
красоты". В ушах его торчали слуховые аппараты новейшей конструкции, перед
глазами вместо очков было укреплено что-то напоминавшее бинокль (последнее
слово техники!).

- Я очень рад, что побывал здесь, - прошамкал Джексон. - Врачи настоятельно
рекомендуют мне морские путешествия, смену впечатлений... Вот я и
странствую на своей яхте в приятном обществе мистера Стоутмена и сына.

- Очень рад, что вам понравилось у нас, - поддержал Дорт. - Советую
погостить здесь подольше.

- Охотно, - согласился старик, - здесь так спокойно и уединенно! Однако вы
не теряете времени зря, и это похвально: ничто так не укрепляет молодой
организм, как хорошо поставленный бизнес.

- Мистер Бергофф желает что-то сообщить нам, насколько я понял? - спросил
нетерпеливый Стоутмен.

- Мистер Дорт, - вежливо произнес Бергофф, повернувшись к своему
компаньону, - до сих пор вы не знали лично тех, кто вместе со мной щедро
финансирует вас. Сейчас встреча состоялась, и вы сами согласитесь, что все
мы - и мистер Джексон, и мистер Стоутмен, и я - имеем законное право
интересоваться ходом ваших работ. Не смотрите на это как на официальный
отчет: мы хотим знать, во что превращаются наши деньги и как далеко от пас
ожидаемые прибыли. Прошу вас...

- Здесь, на Пито-Као, - начал Дорт, - мне удалось обнаружить и, так
сказать, воспитать возбудителей оригинальной кожной болезни... Лицо
человека обезображивается до неузнаваемости, что вызывает у него желание
стать здоровым невзирая ни на какие затраты! Вероятно, это чувство будет
особенно сильным у дам, кому верой и правдой служит уважаемый мистер
Джексон. Вместе с тем я составил недорогую мазь, которая в несколько дней
излечивает потерпевшего. Как видите, при известном творческом подходе
многое можно сделать, вдохновляясь принципом свободной торговли и
предпринимательства. Все очень просто, проверено и, по самым осторожным
подсчетам, сулит нам прекрасную прибыль. Мистер Бергофф был так добр, что
позволил мне произвести последний опыт над мисс Паолой. Вот ее цветные
фотографии до заболевания, во время него и после... Сами понимаете, что
сохранившаяся красота мисс Паолы - лучшее доказательство безопасности
эксперимента. Прошу ознакомиться...

Наибольший интерес к снимкам проявил старик Джексон, вот уже более полувека
известный миру "фабрикант женской красоты". В пору своей наибольшей
активности он вырабатывал на своих предприятиях все, что необходимо
обеспеченной женщине: от модных туфель и платьев до головных уборов, от
нижнего белья до котиковых и норковых манто. Он безжалостно раздевал сотню
женщин, наживаясь на их труде, чтобы с выгодой для себя одеть одну.

И все же в конце концов он не выдержал конкуренции. Хорошо, что он вовремя
сосредоточил свою энергию на парфюмерии и косметике. "Наш век - это век
специализации", - сказал он тогда.

Выбор оказался верным: бедные и богатые, красавицы и дурнушки, молодые и
старые женщины охотно покупали то, что продавал им всемогущий Джексон.
Недаром в день своего шестидесятилетия в узком, почти семейном кругу он
откровенно и цинично высказал мысль, попавшую все же в газету и облетевшую
весь деловой мир. "При известной сноровке и затратах, - сказал Джексон, -
мы смогли бы убедить многих наших женщин ходить в костюме Евы... Впрочем,
порой мода и в наши дни настолько приближается к этой, на мой взгляд,
невыгодной с коммерческой точки зрения модели, что некоторые промышленники
бьют тревогу и срочно финансируют различные общества борьбы за
нравственность и благопристойность... Но никогда и никому не удастся
убедить ни одну женщину отказаться от услуг моих косметических и
парфюмерных предприятий! Вы слышите: никогда! Вот почему я обеспечил себе
спокойную старость..."

Разумеется, Джексону приходилось тратить немалые деньги на рекламу своих
товаров, причем с большой изобретательностью. Он сам придумал несложный, но
удачный трюк... Высвободив из оборота часть средств, Джексон принялся
собирать небольшую коллекцию редчайших алмазов, о чем то и дело писали
газеты и журналы. Во-первых, это