испытание на прочность  проводили  математические
машины.
   Следующий  цех  -  приборный.  Внутреннее  оснащение  кабин   и   отсеков
приборами, агрегатами, радиосредствами  производилось  уже  со  значительной
долей ручного труда.
   Последний цех - выпускной. Тут шла окончательная доводка мелочей.  Именно
в этом цехе после всенародного обсуждения  художники  вывели  на  золотистом
корпусе первой ступени ракеты ее название: "Юрий Гагарин".
   Ближе к носовой части - белый круг, и  в  нем  -  светло-синее  поле;  по
которому разбросано созвездие Ориона,  эмблема  корабля,  ставшая  известной
всему миру.
   Наконец многотонная туша ракеты  перешла  в  транспортировочный  канал  и
медленно двинулась на стартовую площадку.
   Здесь ракету приняли члены экипажа: командир межзвездного корабля  Андрей
Иванович Шелест и штурман-астроном Евгений  Николаевич  Глебов.  Собственно,
принимать корабль они начали давно, с середины сентября, и даже  участвовали
в строительстве.
   Именно в это  время  меня  вызвали  в  Верховный  Совет...  В  просторном
кабинете собрались члены правительства и руководители МИГа. Я увидел  там  и
Мауки.
   - Мы долго обсуждали кандидатуры членов экспедиции на  Гаяну,  -  сказали
мне, - и пришли к выводу, что право на участие в  космическом  полете  имеют
прежде всего те, кто первый нашел и обследовал "Тиунэлу", - Мауки  и  мистер
Хоутон, и тот, кто нашел ее вторично... Хоутон уже  ответил  согласием.  Что
скажет Мауки?
   Юноша взволнованно оглядел присутствующих, встал  и,  тщательно  подбирая
слова, ответил:
   - Я очень благодарю... Очень! Но я  не  могу...  не  должен  сейчас...  Я
первый из отунуйцев, кто получил знания. Я хочу полететь на свой остров... Я
обещал, меня ждут... ждет мой народ. Мауки сказал правду. Мауки сказал все!
   Затем предложили лететь мне. Конечно же, я ответил согласием.
   2
   - Мир вашему дому! - воскликнул Боб на чистейшем русском языке, входя  ко
мне.
   - Здравствуйте, Боб! Вы так отлично произнесли эту фразу...
   - Да-да, - прервал Хоутон. - Я не терял времени: освоил русский.
   - Ваша любознательность неистощима, Боб!
   - Еще бы! Времена искателей копей царя Соломона и  кладов  острова  Кокос
ушли! Скоро не золото и не "Фея Амазонки" станут мерилом богатства.  Энергия
- вот что будет кумиром наших потомков, что они будут искать и  отвоевывать,
но не Друг у друга, а у природы.
   - Верно! Присаживайтесь, я одну минуту...
   - А может быть, позже? - спросил Боб, поняв меня. - Я,  если  угодно,  не
столько сейчас к вам, сколько за вами: нас вызывают на совещание к командиру
"Юрия Гагарина". Машина внизу. Андрей Шелест ждет нас...
   - Едем, Боб.
   Читатель, возможно, и вправе посетовать на меня: вот уже сколько  позади,
а имя Шелеста лишь изредка упоминается - он  слишком  долго  "действует"  за
пределами наших страниц.  Но  сами  понимаете:  до  сих  пор  Андрей  Шелест
непосредственного участия в делах второй части романа не принимал.
   А сегодня.... Сегодня я уже могу несколько подробнее рассказать о  нем  и
Нине Константиновне Шелест. Да, она уже давно не Тверская... Нынешней весной
вышел в свет первый том ее фундаментального труда  "О  географии  болезней",
посвященный памяти ее  талантливого  деда,  начавшего  разрабатывать  основы
этого учения еще в конце прошлого века.
   Андрей Иванович Шелест мало изменился за эти годы. Поседели виски, и  еще
серьезнее стало  лицо:  жизнь  в  авиации  и  космические  полеты  неизбежно
оставляют свои следы. Шелест и теперь оставался человеком дела.  По-прежнему
жизнерадостный и веселый, он охотно поддерживал за столом разговор на  любую
тему. Но, когда речь заходила об авиации или космических полетах, равных ему
не было. Тогда уже беседа переносилась в рабочий кабинет Шелеста,  где  звон
бокалов порой заменяло стрекотание счетной машины.
   3
   Совещание у командира корабля короткое, деловое: программа  окончательной
подготовки к вылету и предполетного отдыха, личные вопросы.
   - Советую сейчас решить, что вы возьмете из своих вещей, - сказал  Андрей
Иванович. - Например, сувениры,  фотографии,  письма,  может  быть,  любимую
книгу. Учитывайте, что  мы  везем  с  собой  энциклопедию  землян  -  науку,
литературу, искусство; микропленок уйма, так что не повторяйтесь. К тому  же
каждый грамм в космосе  стоит  дорого.  Отобранное  надо  сдать  завтра  для
стерилизации...
   Наступила тишина. По привычке опускаю руку в карман  за  портсигаром,  но
вспоминаю, что уже третий месяц никто из нас не курит. Беру карандаш и сам у
себя спрашиваю  совета:  что  взять?  Оказалось,  трудно  ответить.  Пишу  и
безжалостно вычеркиваю, оставляя в списке лишь то, что в космосе и на  Гаяне
поможет воскрешать живую связь с родной планетой.
   После  долгих  размышлений  решаю:  семейные  фотографии  -  раз,   серию
авиационных  снимков  -  два  (там  моя  юношеская  пора,  фотографии   моих
самолетов, портреты наших летчиков-ростовчан). Затем решаю не снимать с руки
штурманские часы, верно служившие мне в полетах много лет. Что  же  касается
книг, то я давно знал, что возьму с собой томик Александра Грина.
   Списки составлены и переданы командиру. Прочитав (обсуждать и критиковать
в данном случае не полагалось), Шелест кладет их в папку.
   - Ну вот, - просто говорит  он,  -  наше  последнее  совещание  на  Земле
подходит к концу.  На  повестке  дня...  -  Андрей  улыбается,  не  торопясь
произносит эти, еще с пионерских сборов известные  нам  слова,  и  вдруг  мы
улавливаем в них  дотоле  скрытую  от  нас  служебной  суетой  теплоту.  Мне
становится смешно, а потом грустно-грустно.  -  О  наших  обязанностях...  -
продолжает Шелест. - Евгений Николаевич Глебов - второй пилот, штурман и мой
заместитель. Вы оба, - он посмотрел  на  Хоутона  и  меня,  -  будете  вести
научные наблюдения по известной вам программе. Кроме  того,  товарищ  Хоутон
возьмет на себя обязанности преподавателя гаянского языка. Сейчас у  нас  на
корабле основной язык русский, но позже, в космосе, будет и  гаянский.  Все.
Едем на ракетодром.
   4
   На бетонной стартовой площадке, над глубокой  ямой,  высится  исполинский
корпус ракеты. Если подойти к краю ямы, можно увидеть  несколько  радиальных
тоннелей для отвода газов в момент отделения ракеты от земли.
   Одна   из   ступеней,    с    химическим    топливом    (не    обладающим
радиоактивностью!), - стартовая. Ее задача - поднять нас на высоту всего сто
километров. Далее вступит в действие ступень с атомными двигателями, которые
разгонят ракету  до  одной  трети  крейсерской  скорости.  Ионные  двигатели
доведут скорость до крейсерской.
   К корпусу ракеты приставлен наземный лифт - он подсобный, и перед стартом
его откатят в сторону. А сейчас мы поднялись по нему в жилой отсек и вошли в
компенсационную камеру  с  двумя  системами  герметичных  дверей.  Потом,  в
космосе, мы будем отсюда выходить в пространство, одетые в скафандры...
   Кабина  управления  -  комната  с  телевизионными   и   радиолокационными
экранами,  радиостанциями,  группой  астрофизических   и   метеорологических
приборов, астрономическими картами.
   -  Здесь  довольно  просторно,  компьютеры  -  под  нашими:   ногами,   в
бронированных контейнерах. А еще ниже - шеер, наш крылатый разведчик. Им  мы
воспользуемся перед посадкой на  Гаяну.  За  стенами  -  склады  и  автоматы
системы питания.
   Самое интересное на  нашем  корабле  -  его  штурманское  снаряжение,  те
средства космической навигации,  которыми  располагал  наш  штурман  Евгений
Николаевич.
   На любом порядочном корабле должна быть  карта.  И  у  нас  они  имелись,
географические карты Земли и Гаяны,  звездные  карты  Галактики  и  небесный
глобус, но была и основная, путевая, или, как  говорят  летчики,  маршрутная
карта. Ее столетиями готовили гаянцы с корабля "Тиунэла",  летевшие  к  нам,
причем  они  учли  свои  блуждания  в  космосе  и  рассчитали  для  себя  (а
следовательно, и для нас!) кратчайший путь на свою родину. Без этой огромной
работы нам пришлось бы туго.
   Наша маршрутная карта не была  нарисована  на  бумаге.  Она  представляла
собой  комплекс  высокочувствительной  аппаратуры,  расположенной  в  разных
частях корабля, счетно-решающие машины и, главное, запоминающее  устройство,
"заряженное" теми маршрутными данными, что вычислили гаянцы.
   Какой же принцип положен в основу нашей карты? Вспомним, что  межзвездный
корабль в пути будет находиться не  в  пустом  пространстве,  а  в  мешанине
межзвездного газа, гравитационных влияний (то есть сил притяжения) окрестных
небесных тел и в зоне действия различных видов лучистой энергии.
   Понятно, что в точке  А  параметры  напряжения  и  другие  характеристики
гравитационных полей будут отличаться от параметров точки Б. Это записано на
нашей карте.
   Другой способ - угломерный. Скажем, космические лучи распространяются  по
гравитационным траекториям, а, допустим, иные лучи могут образовывать угол с
направлением гравитационным. Особые приборы измерят  эти  углы  и  сличат  с
заданными, то  есть  записанными  на  нашей  карте  ранее  гаянцами.  Другие
механизмы измерят разницу, если таковая будет, и передадут  в  аналитические
машины, а последние внесут коррективы, в управление кораблем.
   В действительности все это много  сложнее,  но  я  рассказываю  только  о
принципе.
   Но ведь небесные тела и потоки энергий все время находятся в движении,  и
картина их общего взаимодействия, постоянно меняющаяся, не будет похожей  на
ту, что зафиксировали гаянцы, скажете вы. Как быть в этом случае?
   Здесь я отошлю вас к изящной сказке Шарля Перро  о  мальчике  с  пальчик.
Помните, когда он, углубляясь в лес  людоеда,  чтобы  найти  обратный  путь,
бросал белые камешки?
   Так поступали и гаянцы. Только они разбросали на своем пути не камешки, а
несколько десятков ксан. Ксана  -  это  как  бы  путеводная  звезда,  шар  с
крохотными механизмами, которые  учитывают  изменения  среды,  вычисляют  ее
общую тенденцию и по  запросу  передают  данные.  Места  их  расположения  в
космосе мы знаем, позывные их - тоже и будем  иметь  возможность  не  только
получать свежие вариации (это слово обозначает у летчиков  и  моряков  сумму
магнитных поправок для уточнения курса движения), но  даже  пеленговаться  и
определять свое местонахождение: ведь ксаны разбросаны по извилистой кривой,
и многие из них попадут в зону досягаемости для нас!
   По плану мы должны  иметь  на  борту  оранжерею.  Однако  это  не  только
добавочный груз.  Это  и  объект,  существенно  нарушающий  аэродинамические
формы. Наши конструкторы вышли из  положения  просто:  мы  повезем  с  собой
детали разборной оранжереи,  семена,  яйца  птиц,  инкубаторы,  водоросли  и
солнечную электростанцию. Выйдя в космос  и  достигнув  заданной  постоянной
скорости, мы, надев скафандры, возьмемся  за  строительство,  а  точнее,  за
сборку оранжереи и электростанции. Три месяца работы - и все  будет  готово.
Затем посевы, инкубация - и мы будем иметь свое сельское хозяйство!
   Многослойная оболочка с протектирующим составом в одном  из  слоев  будет
охранять нас  от  метеоров,  а  после  вылета  в  безвоздушное  пространство
наружная обшивка автоматически  покроется  защитным  инеем  из  фтористых  и
кремниевых соединений. Метеорная пыль, сглаживая  и  как  бы  полируя  иней,
потеряет часть кинетической энергии, а естественный при этом нагрев  вызовет
спаивание кристаллов и их испарение.  Время  от  времени  защитный  слои  на
поверхности корабля будет обновляться.
   Сильное  впечатление  на  меня  произвела  камера   биотрона   -   что-то
напоминающее кровати. Каждая  такая  кровать  была  заключена  в  прозрачные
яйцеобразные футляры из  пластмассы.  И  опять  приборы,  трубочки,  шланги,
провода. Здесь  были  установлены  особые  кибернетические  машины,  которым
надлежало облучить нас и погрузить в состояние анабиоза.
   - М-да... - вздохнул Хоутон. - Здесь мы будем лежать ни  живы  ни  мертвы
сто двадцать лет!
   - И еще в начале полета, - улыбнулся Глебов. - Ведь нашим  взлетом  будут
управлять с Земли, а мы - в анабиозе - выдержим огромные ускорения.
   - Учтите, Боб, - напомнил Шелест, - вас еще не знает биотрон. Ложитесь...
   - Простите, командир, но мне прежде хотелось бы  знать  хотя  бы  принцип
моего предстоящего анабиоза.
   - Ваш друг Роберт Гровер и профессор Кобрен, - сказал Шелест,  -  развили
свою идею и усовершенствовали аппаратуру,  с  помощью  которой  они  усыпили
обитателей "Дискавери".
   - Помню, помню, - засмеялся Хоутон. - Облучением они замедлили  жизненные
процессы в человеке в сто раз.
   - А теперь в наших биотронах новая аппаратура Гровера и Кобрена  замедлит
эти процессы в тысячу раз!
   - Приятно, - засмеялся Боб. Он разделся и лег в крайнее справа прозрачное
"яйцо". - Начнем ab ovo5, - усмехнулся он.
   Тут я должен кое-что пояснить читателю. Конечная наша  цель  -  добраться
целыми и невредимыми до  Гаяны.  Вот  почему  камера  биотрона,  точнее,  ее
диагностические  установки,  терапевтические  агрегаты  (есть   и   такие!),
кибернетика, - в общем все хозяйство  биотрона  было  связано  с  автоматами
управления ракетой таким образом, что если ускорение при взлете вдруг начнет
угрожать жизни кого-либо из нас, даже погруженных в анабиоз, то умные машины
биотрона  немедленно  притормозят  полет,  помогая   механизмам   управления
высчитать новый режим полета,  а  если  будет  острая  необходимость,  то  и
возвратят ракету на Землю.
   Вместе с тем сигнализирующие устройства биотрона передадут на  Землю  все
данные о нашем самочувствии и в том случае, когда все будет  в  порядке.  Но
для всего этого биотроны должны "знать" каждого из нас и  записать  в  своих
запоминающих агрегатах нужные данные.  Боб  еще  не  успел  познакомиться  с
биотронами, и потому он сейчас послушно лег на свое необычное ложе.
   Минут через пятнадцать зеленый глазок автоматов мигнул  и  разрешил  Бобу
встать.
   -  Ну  вот,  -  сказал  Глебов,   -   вы   уже   взвешены,   обмерены   и
проанализированы.
   5
   ...Двенадцать часов ночи.
   Приехали  члены  правительства.  Пока  комиссия  по  организации   полета
занималась последними приготовлениями  к  старту,  состоялся...  Я  чуть  не
написал "митинг". Но это было нечто иное, еще более торжественное и вместе с
тем теплое, дружеское. Последние интервью.
   Потом перед дальней  дорогой,  по  русскому  обычаю,  мы  все  уселись  и
помолчали. Никто из нас не смотрит на часы, но я слышу, как  идет  время  по
сужающейся тропинке, чувствую его как человек, просыпающийся без  будильника
в назначенный час...
   Увижу ли я тебя, родная планета? Кто встретит меня? Дети? Правнуки? Когда
это произойдет, если счастье  будет  нашим  добрым  водителем  на  пустынных
дорогах Мироздания?
   Каковы особенности пространства и времени, разделяющие нас и  Гаяну?  Что
сулит нам бесконечное многообразие природы? Кто знает...  Между  вопросом  и
ответом,  сомнением  и  надеждой  подчас  глубокая  пропасть  без  мостов  и
трамплинов.
   В Московском часовом поясе шагает третье декабря. В  час  ноль  четыре  -
старт... Происходящее кажется холодным и страшным до ужаса, будто  я  прирос
пуповиной к планете и кто-то силится оторвать меня от нее.
   Ищу успокоения в размышлениях о том, что  мы  и  в  космосе  будем  живой
частицей Земли, что нет более почетной и возвышенной миссии, чем наша,
   Сегодня мы отправимся в полет дружбы и мира, к народу, который, возможно,
ждет нас и уж во всяком случае будет рад встрече с  посланцами  Земли.  И  я
знаю, что мы пройдем сквозь испытания, не осквернив  тех,  кто  доверил  нам
совершенные творения своего ума, кто мысленно сейчас с  нами,  кто  от  всей
души желает нам счастливого пути!
   Последние секунды расставания настигли нас у подъемного  лифта.  Я  обнял
жену за плечи, и мы  взглянули  на  юг.  Над  горизонтом  взошло  гигантское
созвездие Ориона, и нам показалось,  будто  мы  отчетливо  видим  не  только
маленькую звездочку, которая так прозаически зарегистрирована в  каталоге  -
13-я Ориона, но и ту планету, к которой влекла нас мечта...
   1 Бочка, петля, иммельман - фигуры высшего пилотажа.
   2 Автор этот  задачи  -  шахматный  композитор,  пилот  Аэрофлота  Михаил
Гориславский.
   3 Человеку свойственно ошибаться (лат.).
   4 Открытие - по-английски, "дискавери".
   5 С яйца, то есть с самого начала (лат.).