ик. В эфире
понеслись слова:

- Говорит Хент... Монти Пирс, Монти Пирс! Если ты слышишь меня, то
отзовись...

Ночь молчала. Тихо плескался океан, с шорохом перебирая прибрежную гальку,
луна холодным светом озаряла упорного искателя мертвых душ. Монти Пирс не
отзывался.

Курц вполголоса запел старую фривольную песенку, одну из тех, что морские
ветры и сейчас разносят по портовым тавернам.

- Вы о чем-то думаете, Курц? - вполголоса спросил у него Бергофф.

- С вашего позволения, сэр... я думаю, что эта затея мистера Хента с
аппаратом - чепуха! - признался Курц. - Да, сэр, чепуха! Я не одного
отправил на тот свет и знаю, что это значит.

- Тихо, болван! - зашипел Бергофф и оттянул его за рукав в сторону от всей
компании. - Нельзя быть таким бестактным.

Хент испробовал десятки волн и перешел с ультракоротких на короткие.

И вдруг... Остатки волос зашевелились на преждевременно лысеющей голове
Хента. Прислушиваясь к прерывистому стрекотанию аппарата, Хент едва не
лишился скудных остатков разума и не отправился сам "в гости к бедняге
Монти". Из эфира, преодолевая трескотню и шум радиопомех, примчалась совсем
неожиданная радиограмма:

"Люди мира! Берегитесь! Остров Пито-Као стал секретной базой... Требуйте
расследования... немедленно... страшная болезнь... Не теряйте времени!"

Джексон, воткнувший перед тем в уши слуховые трубки, заинтересовался
ритмичным писком.

- Что там? - спросил он. - Дай-ка ленту... Хент исполнил его просьбу.

- Так-с! - произнес старик, поднося к глазам бумагу, на которой аппарат
автоматически записал радиограмму. Хент услужливо освещал ее карманным
электрическим фонарем. - Гм! Скажи, пожалуйста... В самом деле, что-то
написано... "Люди мира! Берегитесь! Остров Пито-Као... Требуйте
расследования..." Что? - вдруг заорал он так, что слуховые трубки едва не
выскочили из его заросших седой щетиной ушей. - В какую авантюру меня
втянули?

Бергофф рывком выхватил у него ленту и прочел текст таинственной
радиограммы. Он повернулся к Курцу и понял, что немец тоже прочел ее.

- Ну? - хрипло спросил Бергофф. - Кто?

- Я перерою весь остров, но найду его, шеф, - глотая слюну, ответил Курц.

- О какой секретной базе здесь идет речь? - нахмурясь, спросил Джексон.

- Понятия не имею, - пожал плечами Бергофф. - Вероятно, есть какой-то
другой остров с таким же названием.

- Мы с вами говорили как честные бизнесмены, - резко бросил Джексон. - Я
верил вам... Но сейчас я вижу, что вы многого недоговорили, а риск,
которому я подвергаюсь, превышает доходы, обещанные мне в нашем соглашении.
Я покидаю вас и оставляю за собой право расторгнуть договор или заключить
его на новых, более приемлемых для меня условиях! - И, повернувшись к сыну,
почти крикнул: - Собирайся, дармоед! Я прощаю твою глупость только потому,
что она хоть раз случайно уберегла меня от убытков.

- Мистер Джексон, - неуверенно попытался удержать его Бергофф. - Я не
сомневаюсь, что это недоразумение... Все уладится...

- У меня достаточно денег, чтобы вкладывать их только наверняка, - отрезал
старик. - А здесь, на Пито-Као, далеко не спокойно!

4

В противоположность Джексону Стоутмен отнесся к радиограмме более спокойно.

- Занимаясь подобными делами, - сказал он Бергоффу, - следует быть
осторожным. Проверьте своих людей: в этой коробке, - он указал рукой в
сторону крабоконсервного завода, - завелась моль. Советую не жалеть
нафталина...

Дорту же он высказал свое мнение об их новом "бизнесе" откровенно:

- Я считаю, что теперь время, мой любезный друг, очень подорожало для нас с
вами! Боюсь, что, если в течение месяца вам не удастся найти "противоядие",
будет поздно... Если радиограмму перехватят и предадут огласке, вашу голову
не примет в заклад ни одно страховое бюро!

Дорт промолчал. В эту ночь он включил рацию с намерением дать Сардову
указание действовать ва-банк, но Сардов не отвечал.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
"Продувка" неизвестного микроба.

1

В металлических гильзах оказались стеклянные ампулы. В одной из них -
кусочек ткани, взятый от мумифицированного трупа, найденного на острове
Статуй. Об этом было написано на клочке бумаги, вложенном в гильзу.

В качестве эксперта пригласили профессора Николая Александровича Дарсушева.
Его электронно-счетная установка "Санус" для комплексного
микробиологического исследования была уже готова и проходила испытания.

- Лучшего "пробного камня", чем эта ткань, и не придумать для нашего
"Сануса", - сказал Нине Николай Александрович. - Завтра же приступим к
опытам... А вот вторая ампула загадочнее...

На донышке второй запаянной стеклянной трубки лежала щепоть какой-то
пыльцы. И никаких указаний на то, что бы это могло быть!

- Микробы? - предположил Рязанов.

- Вероятно, нет.

Нина привезла в Ростов-на-Дону все рукописи своего деда, и профессор
Дарсушев внимательно перечитывал каждую строку. Разгадка тайны второй
ампулы была найдена в дневниковых записях.

- Послушайте, ведь это очень просто, - убежденно сказал профессор Нине и
Рязанову. - Вспомните: во время эпидемии на острове Статуй туземцы
соседнего острова ("пожиратели водорослей", помните?) остались живы!.. Не в
"Белой розе" ли весь секрет? И неспроста, знаете, Павел Александрович так
подробно описал ее... А ведь с точки зрения антибиотических свойств мы и
сейчас мало знаем водоросли...

- Значит, по-вашему, - осторожно спросил Рязанов, - во второй ампуле
находятся...

- Совершенно верно: споры водоросли "Белая роза"!

- Это правдоподобно, - согласился Рязанов.

- Николай Александрович, - предложила Нина, - давайте проверим "Белую розу"
как лечебное средство!

- Много нужно времени для этого, профессор? - прервал Рязанов.

- Да нет, не очень. Все дело в том, не потеряли ли своей жизненной силы
споры и как долго будет расти сама водоросль.

- Где, по-вашему, можно попробовать вырастить "Белую розу"?

- Я считаю, что на Черноморском побережье, скажем в районе Адлера, можно
создать благоприятные условия для развития спор... Неплохо бы Нине
Константиновне самой съездить туда и начать переговоры с ботаниками.

Тверская приехала в Адлер и поселилась почти у самого моря. А некоторое
время спустя на Адлерской экспериментальной ботанической станции была
большая радость: споры, находившиеся более полувека в запаянной ампуле,
стали развиваться...

Когда появились первые экземпляры водоросли, ботаники заявили, что этот вид
встречается в нескольких местах Тихого океана, что "Белая роза" еще мало
изучена, хотя у нее давно есть длинное латинское наименование, что,
извлеченная из воды, она быстро гибнет. Удивление, вызванное ею у Павла
Александровича Тверского, объяснялось тем, что он был врачом, а не
ботаником.

Тогда по просьбе Дарсушева Нина уговорила приехать в Адлер профессора
Русанова.

Русанов произвел несколько химических анализов водоросли и вызвал из
Ростова Дарсушева.

- Милейший Николай Александрович, - сказал он Дарсушеву, - я полагаю, что
"Белая роза" - настоящий клад для вас! В ней содержатся такие вещества, что
вы в скором времени шутя будете расправляться даже с проказой. Прошу вас,
ознакомьтесь с предварительными результатами.

- Я знаю их, - с нарочитой беспечностью ответил Николай Александрович.

- Не понимаю вас.

- Анализ водоросли у меня в кармане!

- В таком случае я не вижу повода вызывать меня из Москвы, отрывать от дела
и вообще... Я вышел из юного возраста...

Русанов с раздражением отбросил бумаги и встал. Он был глубоко обижен.

- Вам вредно волноваться, - сказал Дарсушев.

- Ну, знаете ли, это слишком!

- Да вы успокойтесь: никто другой, кроме вас, не производил анализа "Белой
розы"...

- Почему же вы утверждаете, что знаете результат?

- Просто предугадал... Вот, прошу прочесть...

Русанов взял из рук Дарсушева листок и прочел.

- Откуда это у вас? - возбужденно спросил он.

- Вам же известно, что, судя по всему, в "Белой розе" могли или должны были
быть вещества, исцеляющие загадочную болезнь с острова Статуй?

- Да, да, говорите! - взволнованно воскликнул Русанов. - Я начинаю
понимать! Говорите же!!

- С помощью "Сануса" мне удалось оживить возбудитель...

- Уже?!

- ...изучить его. "Санус" продиктовал мне также состав исцеляющего
препарата, и я...

- Да замолчите же! Предположение оказалось верным: мой анализ схож с вашим!
Коллега, поздравляю вас, от души поздравляю... Ваша машина начинает свою
жизнь с научных открытий!

Со слезами радости на глазах они хлопали друг друга по плечу, до боли
стискивали руки и смеялись на всю лабораторию.

- Я помолодел сегодня на двадцать лет, - едва дыша, произнес Русанов. -
Теперь понятно, почему не все погибли от болезни в районе острова Статуй:
"Белая роза" оказалась спасительницей... Но между моим анализом и данными
"Сануса" все же имеются некоторые расхождения...

- Это неизбежно, - прервал Дарсушев. - Ведь в "Белой розе" много и других
веществ, необязательных для исцеления болезни, в то время как "Санус"
требует лишь самое необходимое. Все же мне хочется тщательно сравнить оба
результата: нет ли где ошибки?

- Если так, - сказал Русанов, - то давайте с предельной точностью повторим
анализы вдвоем.

2

На итоговый опыт Дарсушев пригласил Нину и Рязанова в свою лабораторию в
Ростове-на-Дону.

- Главное уже в наших руках, - сказал он. - Еще немного - и мы разгадаем
тайну Пито-Као... Пройдемте в лабораторию...

Центральное место в новой экспериментальной лаборатории Дарсушева занимал
сложный аппарат, точнее, целый автоматический комбинат, представляющий
собой просторную камеру из толстых прозрачных плит органического стекла.

К левой стороне камеры примкнуты дополнительные "карманы" для подопытных
животных. В прорези правой стенки вставлены "изоляторы" - небольшие
плексигласовые ящики, куда попадает материал по окончании опытов. Ящики
снабжены герметическими крышками. В верхнюю стенку камеры вмонтированы два
микроскопа, из которых один может подсоединяться к киноаппарату. Все
устройство рассчитано на опыты с самыми опасными микробами. Для большей
безопасности по окончании опыта включается специальный стерилизующий
облучатель, убивающий микробы.

Николай Александрович, любивший авиационные сравнения, назвал эту камеру
аэродинамической трубой.

- По сути дела, - говорил он, - мы как бы "продуваем" в аппарате микроб или
вирус и, получив исчерпывающие данные о нем, отправляем его на кладбище.

Остальным это сравнение понравилось, и опыты стали называть продувкой.

Нина и Рязанов впервые познакомились с новой лабораторией и не скрывали
своего восхищения.

- У вас автоматики не меньше, чем в самолете, - заметил Алексей.

- Да, - улыбнулся Дарсушев и указал на стену: - А вот экран
рентгеноаппарата, он вынесен отдельно для удобства работы; есть особый
стетоскоп с радиоусилителем. Ну что ж, начнем. - Он повернулся к
лаборантке: - Несите кролика.

Взглянув на часы, профессор открыл дверцу, осторожно укрепил ящик с
кроликом на ленточном транспортере и наглухо закрыл "аэродинамическую
трубу".

- В предстоящем опыте, - сказал Дарсушев Рязанову, - по моим
предположениям, мы должны увидеть пока неизвестный нам возбудитель "во всей
его красе"...

Тихо застрекотал киноаппарат, в зале погас верхний свет, камера освещалась
теперь только боковыми бестеневыми лампами.

Рязанов и Нина смотрели, как тонкая длинная игла с помощью манипулятора,
которым управлял Дарсушев, плавно приблизилась к уху кролика, нацелилась и
на секунду впилась в одну из розовых ниточек. Зверек вздрогнул. Ритмичные
звуки участились, и на экране рентгеноаппарата было видно, как крохотная
струйка жидкости толчком вошла в кровеносную систему зверька. Игла
неторопливо вернулась на место.

Затем Дарсушев включил особую электронную установку, и на пульте управления
осветилась шкала, которой Рязанов сначала не заметил. Стрелка стояла на
нуле.

- Это ново и для микробиологов, - пояснил профессор. - Электронное
устройство дает нам возможность, не прибегая к микроскопу и анализам,
определить, проникли в тело больного микробы или нет, и даже узнать, в
каком количестве.

- Но почему же тогда стрелка стоит на нуле? - удивился Рязанов.

- Разве на нуле?

Алексей еще раз посмотрел на шкалу электронного устройства: стрелка
отклонилась на несколько малых делений. Теперь он не спускал с нее глаз и
увидел, как стрелка все больше отодвигалась вправо, а когда она достигла
красной черты, коротко прозвенел звонок. Лента транспортера тотчас пришла в
движение и передвинула ящик с кроликом в глубь аппарата. Лаборантка
осветила маленькой лампочкой с рефлектором свой столик и приступила к
записям.

Конечности зверька конвульсивно задергались, пульс, слышимый всеми, резко
участился. Четверть часа спустя тело кролика покрылось бугорками, заметными
даже под густой шерсткой.

Николай Александрович снова взялся за рычаги манипулятора, и сверху опять
опустился шприц, но теперь уже пустой. Игла впилась в один из бугорков, и
шприц заполнился темной жидкостью.

Зверек тяжело дышал, температура его повысилась, шерсть в пораженных местах
заметно поредела. Пульс участился еще больше, но звучал тише. Вскоре кожа
на спинке кролика лопнула, и выступили капли густой крови. Бугорки
превращались в гнойные язвы...

В воображении Алексея невольно возникла трагическая картина: где-то в
городах и селах вспыхивает эпидемия. Люди от мала до велика гибнут,
охваченные ужасом, беззащитные перед невидимым врагом. Останавливаются
заводы и фабрики, транспорт, по мирным полям гуляет отравленный ветер.

Нет! Этого не должно быть, этого никогда не будет! Никто не имеет права
допустить подобное! Он прислушался к разговору профессора и его ассистентки.

- Практически никакого инкубационного периода!

- Поразительно... Напоминает действие яда.

- Это что-то совершенно необычное и пока... непонятное для меня.

В тишине громко прозвучал звонок, и лента транспортера передвинула
погибающего кролика в отсек, который Рязанов мысленно назвал главным - так
много было здесь различных приборов, кнопок управления, тумблеров и
агрегатов.

Алексей не ошибся. Дарсушев взволнованно и даже чуть-чуть торжественно
сказал:

- Это и есть наш "Санус". Более ста человек трудились целый год, прежде чем
удалось оснастить нашу лабораторию этой электронно-счетной машиной! На
микробе с Пито-Као и состоялось ее "боевое крещение". Рязанов понимающе
кивнул.

- В принципе идея "Сануса" проста, - продолжал Дарсушев. - С помощью
различных технических средств в машине происходит изучение всех свойств
того или иного возбудителя. Каждое свойство микроба передается в
запоминающее устройство, где оно сравнивается с теми особенностями других
микробов, что уже "записаны" там. После автоматического отбора сравниваемых
свойств происходит классификация и определение микроба. Пока мы с вами
разговариваем сейчас, "Сану с" занят как раз таким определением. Но если у
микробиолога на все анализы и сравнения уходят недели и месяцы, то "Санусу"
достаточно сотых, тысячных и даже миллионных долей секунды! Зная, какими
средствами мы располагаем, "Санус" советует нам состав препарата,
убивающего заданный микроб.

- Но для этого "Санус" должен многое знать?

- Совершенно верно. В идеале он обязан знать все, что уже известно
человечеству в области микробиологии, биохимии и некоторых смежных наук. Но
наш "Санус" еще молод, и мы не успели вложить в его запоминающее устройство
все имеющиеся знания. Ведь он не добывает новых знаний, а только хранит их
и путем многократного сравнения различных данных помогает нам решать подчас
сложные задачи. Пройдет некоторое время, и "Санус" будет почти совсем
точным.

- А сегодня он не ошибется?

- Посмотрим. Мы вырастили "Белую розу", а потом передали в запоминающее
устройство "Сануса" точный химический состав водоросли...

- Николай Александрович, - прервала их разговор ассистентка, - "Санус"
считает, что препарат из "Белой розы" можно улучшить.

Рязанов посмотрел на лаборантку и перевел взгляд на электронную машину.
"Санус" считает... советует..." - вертелось у него в голове.

- А что он предлагает? - спросил Дарсушев.

- Добавить к составу "Белой розы" всего один элемент... - с этими словами
ассистентка передала профессору узкую бумажную ленту с мелкими буквами и
цифрами.

- Ну что ж, дайте команду действовать. Я согласен с ним.

- Однако кролик вот-вот умрет... А надо еще приготовить исцеляющий
препарат... - вмешалась Нина.

В эту секунду на пульте электронной машины вспыхнула зеленая лампочка.

- Препарат готов, - сказал Дарсушев. - В "Санусе" имеется и автоматическая
аптека. Простите, остальное придется делать мне самому.

Профессор опять подошел к рычагам манипулятора, и вскоре Рязанов увидел,
как узкий металлический шприц приблизился к кролику и под кожу был введен
исцеляющий препарат.

Тело зверька все еще казалось трупом, но в лаборатории уже послышались
мерные удары: сердце кролика вновь подавало признаки жизни. Постепенно
восстановилось дыхание. Стрелка на шкале электронного устройства
отодвинулась влево; количество микробов стало уменьшаться - в организме
кролика началась ожесточенная война.

Нина наклонилась к тетради и, погруженная в свои размышления, что-то
торопливо записала.

- До выздоровления - несколько дней, может быть, неделя-две, - сказал
Дарсушев, - но я с уверенностью могу заявить: и этот возбудитель уже нам не
опасен - мы знаем верное средство спасения от него. Но более страшной
болезни я еще не видел! Конечно, у кролика реакция происходит быстрее и
сильнее. Но и человеку несдобровать, если...

- Что вы посоветуете на будущее, профессор?

- Мне еще не ясно происхождение возбудителя. Странно, как до сих пор ему
удалось "оставаться в неизвестности". Очень серьезная для меня загадка!
Надо посоветоваться с коллегами.

- А до тех пор?

- Я вас понимаю, товарищ Рязанов. Возбудитель нам пока нужен, и его
уничтожать нельзя.

- Вам же известно, что за ним охотились и... могут повторить попытку...

- В "Санусе" есть и надежная "кладовая": даже если произойдет
землетрясение, особые лучи убьют все микробы мгновенно. Не бойтесь, мы
предусматриваем все!

- Хорошо, профессор.

Алексей крепко пожал всем руки и ушел.

Полтора часа спустя первым попутным самолетом Рязанов вылетел из
Ростова-на-Дону в Москву для доклада полковнику Козлову.

- Ваш приезд очень кстати, - сказал полковник, выслушав Рязанова. - О том,
что на Пито-Као готовится одно из самых опасных преступлений против
человечества, есть еще один документ. В Тихом океане, примерно в тысяче
километров от Пито-Као, недавно находился наш экспедиционный корабль
"Армения"... Вот сообщение капитана. Рязанов взял протянутую ему бумагу и
прочел:

"Сегодня ночью принята странная радиограмма. Передача велась на короткой
волне при отвратительной слышимости, которую усугубляли частые грозовые
разряды. Запеленговать передатчик не удалось. Прилагаю текст радиограммы.

"Люди мира... Берегитесь... Пито-Као стал... базой... требуйте
расследования немедленно... страшная болезнь... Дорт мечтает... Не теряйте
времени!.."

Капитан "Армении"

- Пито-Као! Дорт! - воскликнул Рязанов.

- У меня в столе уже выросло целое генеалогическое древо этих Дортов, -
сказал Козлов. - "Деревце" в общем неплохое, да вот последний плод гнилой -
с гитлеровской начинкой. "Ваш" Эмиль Дорт был действительно одним из лучших
в Германии укратителей и охотников (немцы мастера в этих делах). А его
единственный сын Густав стал преступником.

Козлов рассказал Рязанову о личности Густава Дорта, его карьере, судимости
и "помиловании".

- После тюрьмы следы Дорта-микробиолога затерялись, но мы уже знаем, где
он; знаем также, что именно Дорт послал Сардова, хотя тот и скрыл от нас
имя своего хозяина.

- Все остальное мне понятно, товарищ полковник.

- Теперь, имея перехваченную радиограмму, мы сможем скорее привлечь
внимание мировой общественности к "рыбной