черной  пустоте
ни с того ни с сего я вижу вдали освещенное окно... Этого  еще  не  хватало!
Крепко зажмурился, как в детстве, сосчитал до трех и... свет. Свет  в  одном
из окон дома Бергоффа. Пустого дома. Заброшенного. На необитаемом уже  более
года острове.
   Отворачиваюсь и крепко вслух ругаюсь. На чем свет стоит.  Это  испытанное
во всех странах и самое радикальное средство против галлюцинаций.  Произнося
без передышки  непотребные  слова,  бросаю  украдкой  взгляд  в  направлении
особняка Бергоффа и... все тот же свет в окне.
   Тут мне в голову приходит  удачная  мысль.  Надо  признаться,  что  такое
бывает у меня нечасто. Если вы и найдете  в  моей  книге  неплохие,  на  ваш
взгляд, места, то, честно признаюсь, они появились только потому,  что  сама
действительность подарила их мне. Лично же я ничего не выдумывал,  да  и  не
люблю заниматься таким несвойственным мне делом.
   Но в тот раз воображение проснулось во мне, как от пушечного выстрела,  и
сработало безотказно. Быстро извлекаю из футляра фотоаппарат, присоединяю  к
нему телеобъектив, навожу его, щелкаю. Раз! И свет погас...
   Жду минуту, две, пять  -  темнота.  Вспоминаю  свое  имя,  отчество,  год
рождения - сходится. Значит, жив курилка. Ладно, думаю, еще посмотрим.
   Закуриваю еще разок  и  слышу  голоса  наших  ученых.  Они  разговаривают
весело, смеются и поднимают  такой  шум,  что  все  живое  вокруг  в  страхе
умолкает.
   - Не устали ожидать нас? - спрашивает Александр Иванович.
   - Нет, ничего, - небрежно отвечаю я. - Пока вы возились в доме  Бергоффа,
я мечтал.
   - В доме? - удивился Василий Иванович. - В каком доме? Мы работали только
на кладбище.
   - И признаков арпела, как мне и хотелось, не нашли, -  довольным  голосом
произнес профессор.
   - Едем домой, - пробурчал я и первым направился к мотоциклу.
   6
   На вертолете утром я проявил пленку  и  крепко  задумался.  На  снимке  -
освещенное окно и в нем два  силуэта:  один  из  них  какой-то  странный,  с
головой, напоминающей в профиль полумесяц.
   - М-да,  -  сказал  профессор,  разглядывая  снимок.  -  У  фотоаппаратов
галлюцинаций, кажется, не бывает. Да и  шахматные  задачи  порой  заставляют
задумываться  больше,  нежели  ожидаешь...  В  нашем   уравнении   уже   два
неизвестных. Занятно.


   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Снова в аквалете. Белая долина. Неожиданная встреча
   1
   Работа  под  водой  оказалась  куда  скучнее  и   утомительнее,   чем   я
предполагал.  На  глубине  двухсот  метров  остатки  солнечных  лучей  почти
полностью растворялись в синевато-черном мареве, и я вел аквалет вслепую, по
приборам. Настраиваюсь на ультразвуковой привод, беру нужный  курс,  включаю
приборы для съемок. Скорость сто километров в час. Теперь моя главная задача
- во что бы то ни стало сохранять неизменными  курс,  глубину  погружения  и
скорость. Потом разворот на сто восемьдесят градусов - и  снова  напряженное
внимание.
   Более двух недель носился я  взад  и  вперед.  Глубиномер  -  локаторы  -
скорость - локаторы - курс - локаторы. К  концу  дня  я  валился  с  ног  от
усталости. Прохладный жесткий душ  и  мягкая  постель  -  единственное,  что
интересовало меня. Но даже во сне было то же - курс, скорость, локаторы...
   На  Отунуи  мы  так  и  не  высаживались.  Александр  Иванович  советовал
повременить. Зато островитяне навещали нас при каждой возможности. Перстенек
даже наладил с ними торговые отношения.
   2
   - Хорошо бы рыбки отварить, - размечтался как-то Саша.
   - Сбегай на базар, - посоветовал Филлип Петрович. - Третий день яичница.
   - Так вот же я и говорю... А что толку в яйцах? Если хочешь знать,  Филя,
яд гремучей змеи состоит из тех же веществ и в  тех  же  пропорциях,  что  и
яичный белок.
   - Чем только ты нас кормишь!  Я  бы  сейчас  целого  осетра  одолел,  как
Собакевич, - признался Петренко.
   - Добро, друзья, - решил я. - Раздобуду рыбки. ... На глубине ста  -  ста
двадцати метров я ушел в открытое  море  и  включил  носовой  ультразвуковой
локатор. Развив хорошую скорость, выпустил трал, уложенный в  особый  карман
на хвосте аквалета. Вот серебрится косяк сардин. Я прохожу  сквозь  него,  и
рыбы, увиливая от столкновения, попадают в сеть. Несколько заходов - и  трал
заполнен до основания, даже скорость аквалета резко упала.
   Я возвращаюсь к вертолету. Вываливаю добычу:  тут  и  тунцы,  и  зубастые
барракуды, скумбрии, и большеголовые кальмары, морены,  и,  конечно,  тысячи
креветок! Хитрый угорь, притворившись мертвым, чуть не цапнул кока за руку.
   - Ну, подожди, прохвост, - пообещал Саша, - ты у меня  первым  нырнешь  в
уху!
   Освободившись от трала, я вновь ушел  под  воду  и  взял  курс  на  Белую
долину. Это было ровное место с таким удивительно белым песком, что  дневной
свет, отражаясь от дна, придавал всему  пейзажу  необычную  освещенность.  С
юго-запада долину ограничивают коралловые джунгли. В голубых лучах  мелькают
над кораллами рыбы. На скалистом возвышении,  поодаль,  замерли  три  "кубка
Нептуна" - так называют стеклянные  губки,  -  их  тела  словно  сотканы  из
тончайших нитей кремнезема.  У  подножия  подводной  скалы  лежат  метровыми
поленьями  голотурии  -  гигантские  морские  огурцы.  Черно-желтая  змея  с
весловидным хвостом важно проплыла перед самым моим носом. Над правым крылом
царственно повисла парашютистка-медуза... Вот ползут по дну юркие  эхиурады,
хищная  морская  звезда  сильными  лучами,  как  руками,  открывает  створки
устриц...
   Вода здесь так неправдоподобно прозрачна,  что  кажется,  все  окружающее
сделано из кристаллов горного хрусталя. И солнечные лучи  в  этом  волшебном
царстве превращаются в колонны из золотистого стекла.
   Все здесь кажется нереальным из-за отсутствия  теней.  Все  незнакомо.  Я
вошел в какое-то серое пятно и только  потом  догадался,  что  это  тень  от
облака, плывущего низко над водой.
   Пошли места помельче. Здесь греются на солнце сотни огромных крабов.  Они
лениво отрывают куски длинной стеблевидной водоросли и суют вкусные  кусочки
в рот, подталкивая их сильными клешнями.
   Мотор работает так тихо, что не заглушает писка,  скрипа,  кваканья.  Все
эти  звуки  мне  давно  знакомы.  Но  вот   раздался   какой-то   необычный,
металлический звук, и я нажал тормозные педали.
   Сперва я увидел густое бурлящее облако тины. Потом в этом месте мелькнули
щупальца  осьминога.  А  когда   муть   немного   рассеялась,   перед   моим
иллюминатором оказался человек в  белом  водолазном  костюме,  в  прозрачном
шарообразном шлеме на курчавой длинноухой голове. Я узнал Мауки!
   Юноша так был поглощен борьбой  с  молодым  осьминогом,  что  не  заметил
аквалета, тем более что на зеркальной  поверхности  моей  машины  отражались
рыбы и водоросли. Он могучим усилием оторвал от скалы щупальца  осьминога  и
устремился с добычей кверху.
   Я не отстаю от Мауки, едва не наступаю ему на пятки. Юноша вышел на берег
и потащил за собой осьминога. Хищник меняется в  окраске,  раздувается,  как
жаба, выпучивает от злости  глаза,  но  Мауки,  словно  сказочный  Геркулес,
поднимает его над головой  и  с  размаху  бьет  о  камни.  Затем,  не  давая
осьминогу опомниться, засовывает руку в отверстие в  нижней  части  брюха  и
рывком вытягивает наружу внутренности. Потом он еще  несколько  раз  бьет  о
камни уже пустым осьминогом ( и прячет свою добычу.
   Эта борьба была нелегкой, и юноша устал. Скорее в воду - самую  мягкую  в
мире постель! Он плашмя лег на гладкую поверхность океана, разбросав руки  и
ноги, и медленно пошел ко дну.
   Я по-прежнему рядом. Юноша почувствовал легкое дуновение воды и, повернув
голову, увидел в зеркалите свое отражение.
   Нажав кнопку на приборной доске, я превратил  поляризованный  зеркалит  в
обычный, прозрачный, плексиглас.
   Представьте себя на месте юноши:  сперва  вы  смотритесь  в  зеркало  под
водой, а потом перед вами возникают в пространстве просто  так,  из  ничего,
детали какой-то машины, трубки провода, приборы.
   Узнав меня,  Мауки  в  ужасе  отшатнулся,  сделал  какое-то  хватательное
движение на груди, тело его вытянулось, и он пулей помчался вдоль берега. За
его плечами вились прозрачные водяные жгуты: водолазный костюм островитянина
имел реактивный двигатель!
   Я немедленно увеличил обороты, стараясь догнать его,  но  тщетно.  Развил
предельную скорость, а расстояние между нами  почти  не  уменьшилось.  Мауки
вдобавок располагал и  большой  маневренностью.  За  одним  из  бесчисленных
поворотов он нырнул в подводный грот; дно в нем курчавилось  тонкой  взвесью
ила.
   Я остановил машину у входа и включил фары: грот уходил вверх суживающимся
рукавом. Потревоженная рыбешка металась в ярких лучах света, к своду  пещеры
прицепилось несколько омаров, крошечный кальмар торопливо зарывался в песок,
а Мауки не было.
   3
   У  Василия  Ивановича  Гириса  таинственно  исчез  фотоаппарат...  Строго
выполняя приказание руководителя экспедиции, биолог выходил на берег  только
в самой пустынной части острова. С аквалангом за спиной он ползал по  скалам
шельфа, собирал водоросли, морских животных. Вот и тогда,  собрав  несколько
интересных ракушек, Гирис облюбовал крошечную скалистую бухту с ровным дном,
естественным песочным пляжем и решил искупаться. Он хорошо помнил, как  снял
снаряжение и повесил фотоаппарат на ближайший куст. Побарахтавшись  в  воде,
биолог лег на горячий песок отдохнуть.
   - Я думаю, что не спал совсем, - предположил ученый,  рассказывая  нам  о
своих приключениях, - а когда стал готовиться в обратный путь, то  не  нашел
фотоаппарата.
   Пропал фотоаппарат.  Это  известие,  словно  острый  нож,  разделило  наш
маленький коллектив на две части, неравные  по  количеству  и  темпераменту.
Инженер Баскин внес предложение отправиться на Отунуи.
   - Пресечем зло в самом его начале! - угрожающе поднял он мизинец.
   -  А  если  Василий  Иванович  просто  потерял  фотоаппарат?  -   спросил
рассудительный кок.
   - На острове? - усмехнулся Филипп Петрович.
   - Разве вещи теряют только на Невском  проспекте?  -  возразил  профессор
Егорин.
   - Да, не нравится мне эта история, - резко сказал Венев. -  Надо  идти  к
островитянам!
   - Или поискать, - предложил я.
   - Хорошо, поищем, - подвел черту Александр Иванович. Добраться до  берега
на легкой надувной лодке было  делом  нетрудным.  Кок  правил,  я  сидел  за
моториста,  профессор  осматривал  местность  в  бинокль,   а   биолог   тер
переносицу, стараясь припомнить, спал он на пляже или бодрствовал.
   - Курс правильный, Василий Иванович? - спросил кок.
   - Что? Ах  да,  да...  разумеется.  Впрочем,  если  вы  подвернете  влево
градусов на сорок... Вероятно, так. Попробуем.
   Александр Иванович недовольно глянул на коллегу, но промолчал.
   - Здесь? - спросил Саша, разворачивая лодку бортом к берегу.
   - Да-да, благодарю вас. А скажите, можно проехать вон туда, метров сто  -
двести?
   - Проехать - нет, а проплыть  можно,  -  все  еще  сохраняя  спокойствие,
кивнул Саша.
   Через полкилометра Василий Иванович протер пенсне кусочком замши  и  стал
уже тревожнее всматриваться к очертаниям берега.
   - А что бы вы сказали, милейший кок, если бы я попросил  вас  проехать...
нет, пройти, виноват, проплыть от  нашей  исходной,  так  сказать,  точки  А
метров сто - двести в другую сторону?
   - Пока я не дошел еще до своей точки, - с  холодной  любезностью  ответил
Перстенек, - вы можете приказывать, как вам угодно!
   Профессор демонстративно молчал, а я, не желая сеять раздор, сделал  вид,
что меня это  не  касается,  и  стал  замерять  линейкой,  сколько  осталось
горючего в маленьком, как дамская сумочка, бачке.
   Нам попадалось, по крайней мере, с десяток укромных бухточек, но  Василий
Иванович смущенно смотрел то на скалы то на нас, то на облака.
   - Уж не вверху ли вы отсыпались? - сердито  спросил  Александр  Иванович,
перехватив его взгляд.
   - Во-первых, я не уверен, что мне удалось вздремнуть, -  совсем  смутился
Василий Иванович. - Во-вторых, мне показалось, что  вы  немного  раздражены.
Между тем как только уравновешенность...
   - Ну хорошо, -  согласился  Егорин,  -  допустим.  Хотя  я  убежден,  что
совершенно спокоен! Но, скажите на  милость:  сколько  мы  еще  будем  здесь
челночить? У меня уже в глазах рябит.
   - Но я, ей-богу, не виноват, -  пытался  разрядить  обстановку  Гирис.  -
Errare humanum est3.
   - Охотно принимаю вину на себя, - уже едко продолжал Егорин. - Охотно! Вы
убедили меня, что наблюдательность - ваша стихия.
   - Ур-р-ра! - закричал вдруг Перстенек.  -  Вижу!  Мы  все  повернулись  к
берегу: в расщелине скалы на кусте висел фотоаппарат.
   4
   - Теперь вы должны убедиться, Александр Иванович, что я был  прав.  А  вы
пытались меня...
   - Уважаемый Василий Иванович, если я и пытался, то  лишь  взять  вину  на
себя из уважения к вам. И если вы сомневаетесь в моем...
   - Драгоценнейший Александр Иванович, я  никогда,  осмелюсь  вам  заявить,
никогда не сомневался, ибо сам отвечал вам тем же.
   - Я тоже полагаю, что всегда вижу в вашем лице подлинного друга.
   - Нет ничего утомительнее вежливости, - шепнул мне  Саша  и  обратился  к
ученым: - А не сходить ли мне, товарищи, в этот лесок за дичью?
   - Приветствую такое решение, - оживился биолог, - и прошу  взять  меня  в
компаньоны.
   - Возьмите, возьмите, - поддержал Егорин, - Василий  Иванович  много  лет
занимается классификацией фауны и будет недурным помощником.
   - Неплохо бы и стрелять метко, - замялся Саша.
   - Вы изволите сомневаться во  мне?!  -  воскликнул  Гирис.  Тут  из  леса
вылетела большая серая птица и направилась в нашу сторону. Она летела как-то
странно: не махала крыльями, а быстро-быстро покачивала  ими  из  стороны  в
сторону.
   - Берите ружье, - тихо сказал Саша. - Вон видите? Докажите  на  деле.  Да
быстрее же!
   Странная птица, подлетев к нам, сделала крутой поворот и уже намеревалась
вернуться в лес, но Василий Иванович мгновенно поймал ее на  мушку,  грохнул
выстрел - и дичь упала на землю в каких-нибудь двадцати  шагах  от  нас.  По
тому, как Василий Иванович ловко вскинул ружье и приклад сразу удобно лег  в
плечо, мы поняли, что трофей биолога - не случайная удача.
   - Отлично! - одобрил Саша и побежал  за  дичью.  -  Василий  Иванович,  -
позвал он из-за камня, - вот теперь сами определите, что вы убили.
   Мы подошли к коку и склонились над добычей.
   - Простите, - пробормотал биолог и протер пенсне замшей. - Ведь это,  как
видите, не птица, а бумеранг!
   Мы притихли. "Дичь" переходила из рук в руки.  Да,  это  был  алюминиевый
бумеранг длиной около метра  и  толщиной  в  палец.  Его  красиво  изогнутые
лопасти изрешетила картечь. На изгибе виднелось круглое стеклянное окошечко.
На короткой лопасти я прочел: "Made in...", а дальше - рваное отверстие.
   - Удивительно, - прошептал Егорин, - кому надо нас фотографировать?  Ведь
это стеклышко на изгибе - объектив фото- или киноаппарата.
   Прячась за скалами, мы пробежали к лодке, запустили  мотор  и  поплыли  к
вертолету - благо, что он находился  влево  от  нас  и  нам  не  нужно  было
показываться тем, кто сейчас прятался в лесу.
   5
   Узкую длинную пленку, извлеченную из бумеранга (профессор оказался  прав:
там был спрятан миниатюрный фотоаппарат), проявлял Баскин, а  Гирис  занялся
своим фотоаппаратом.
   - Ну-с, - наконец услышали мы голос Алексея Алексеевича,  -  полюбуйтесь.
Это местность на пути к вам. Это  вы  сами  стоите,  задрав  головы.  Момент
выстрела Василия Ивановича. А это нечто более  серьезное...  Надо  полагать,
что  мистеры,  метнувшие  бумеранг,   сперва   проверили   свою   аппаратуру
контрольным включением и на пленке остался вот этот красавец.
   Мы увидели  на  снимке  незнакомца  с  приплюснутой  головой,  разительно
напоминающей в профиль молодой, растущий полумесяц.
   В это время в кают-компанию вошел Василий Иванович Гирис.
   - Мой фотоаппарат пуст! - растерянно сказал он.


   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Робот опускается на дно. Шторм
   - Сегодня начнем бурить, - объявил профессор Егорин. И хотя  он  старался
всем своим видом подчеркнуть, что ничего особенного в этом  нет,  голос  его
звучал взволнованно.
   На  борту  "Ильи  Муромца"  у  пульта  управления  разгрузочно-монтажными
механизмами остался один Венев. А мы во главе с Егориным, надев акваланги  с
маленькими радиостанциями, спустились под воду.
   - Начали, - сказал Баскин.
   - Открываю, - послышался в наушниках голос Венева.
   В днище вертолета раздвинулись широкие, как ворота, шторки.  Механические
руки осторожно выдвинули веретенообразное тело батискафа, и оно повисло  над
зеленовато-черной бездной.
   - Платформу! -  скомандовал  Баскин.  Из  трюма  показался  толстый  диск
диаметром в несколько метров с отверстием в центре. Мы  начали  присоединять
эту массивную платформу к днищу батискафа. Позже, когда  батискаф  опустится
вниз, платформа ляжет на дно и  плотно  присосется  к  грунту,  а  небольшое
отверстие в ее центре станет устьем скважины. Это будет робот-бурильщик.
   - Теперь я помогу вам, Алексей Алексеевич, - сказал профессор  Егорин  и,
ловко оттолкнувшись ластами, подплыл к батискафу.
   Вдвоем  с  Баскиным  они  извлекли  из  корпуса  робота  полутораметровый
ультразвуковой бур и, просунув его в отверстие  платформы,  укрепили  особым
замком.
   - Полдела сделано, братцы, - пыхтя объявил Баскин.  -  Дружней,  дружней.
Хозяин поднесет нам по чарочке!
   - А трубу не сломаем? - забеспокоился Перстенек.
   - Ну и всезнайка! - засмеялся Баскин. - Ведь наш бур соединен  с  прочным
гибким шлангом, намотанным на барабане. Это вам, кок, не котлеты  жарить!  А
барабан в батискафе.
   Работа кончена. Осмотрели крепления -  и  наверх,  а  я  сел  в  аквалет,
приготовив к съемке киноаппарат.
   Батискаф плавно опустился метров на двадцать и направился к Белой долине.
Александр Иванович управлял им на расстоянии, стоя у телевизионного экрана в
своей кабине.
   Батискаф лег  на  песчаное  дно,  и  круглая  платформа  почти  полностью
всосалась в грунт. Я представил себе, как из  платформы  выдвигается  бур  и
входит своей ультразвуковой коронкой в дно Тихого  океана.  Вслед  за  буром
потянулся шланг.
   Ультразвуковые частоты, излучаемые им, не позволяют сжать  его  с  боков.
Мощный  насос  вытягивает  из-под  земли  размельченную  в  порошок  породу,
собирающуюся снаружи шланга,  а  внутри  бура  остается  керн  -  нетронутый
столбик  грунта.  Батискаф  уже  окутался  темным  облачком.  А  скоро  вода
замутилась совсем. Я выключил киноаппарат и доложил профессору.
   - Хорошо, возвращайтесь, - сказал он. - Погода портится, похоже на шторм.
   - Я только загляну в ту пещеру, куда скрылся Мауки, - попросил я.
   - Но не увлекайтесь!
   На предельной скорости промчался  я  над  Белой  долиной  и  сразу  нашел
знакомый мне вход в подводную  пещеру.  ..  По-видимому,  небо  основательно
затянуло облаками: даже на глубине двадцати метров почти ничего не  различаю
перед собою. Пора возвращаться, но что-то неудержимо влечет меня вперед, и я
решаю пройти  немного  вдоль  берега,  в  сторону  пролива  между  Отунуи  и
Пито-Као.
   Приблизился к поверхности океана и хотел уже всплыть, как попал в сильную
болтанку; будто вошел над горами в кучевые облака.  Машину  швыряло,  словно
щепку, и, если бы я не привязался ремнями, худо пришлось бы.
   - Налетел шторм, - услышал я голос профессора. -  Мы  взлетаем.  Ожидайте
нас в районе Белой долины. - Голос Егорина звучал все тише, вероятно,  "Илья
Муромец" уже отделился от воды. - Не уходите далеко.
   Я перестал слышать Егорина: связь прекратилась, а выбрасывать  сейчас,  в
такую погоду, плавучую радиоантенну было рискованно. Да и к чему? Шторм  как
быстро поднялся, так  же  быстро  и  стихнет...  А  я  могу  воспользоваться
вынужденным  "отпуском"  и  совершить  наконец  да