внизу, - гористый остров. Самолет крутой спиралью  стал
снижаться, и горизонт скрылся за скалистыми вершинами гор. Бобу  показалось,
будто они погрузились в зеленый фужер, наполненный ароматным густым воздухом
тропиков. Несколько водопадов пенилось на склонах, поросших  лесом.  Глубоко
внизу светлой лентой пролегла бетонная дорожка.
   В ушах слегка покалывало. Частный детектив мистер Диппль, сидевший  рядом
с Хоутоном, поморщился и, зажав пальцами нос, натужился. Боб последовал  его
примеру:  в  ушах  щелкнуло,  чуть  закружилась  голова,  но  боль  в   ушах
прекратилась.
   - Чудесные места, мистер Хоутон, - наклоняясь к Бобу,  сказал  Диппль.  -
Единственный недостаток - нельзя избежать такого крутого снижения: горы.
   - У меня почему-то появились колики в желудке, - пожаловался Боб.
   - Это пройдет. Простите, а какой у вас коэффициент стойкости пищеварения?
   - Надеюсь, это шутка, мистер Диппль? -  Хоутон  подозрительно  глянул  на
детектива.
   - Надо следить за рекламой, - солидно ответил Диппль. - Это новинка фирмы
"Желудочные соки". Определяется просто: надо точно подсчитать в течение  ста
дней, сколько у вас будет поносов и  сколько  запоров.  Затем  первое  число
поделить на второе с точностью до двух знаков, и коэффициент готов.
   - А потом?
   - В соответствии с полученным коэффициентом фирма  "Желудочные  соки"  за
умеренную плату займется контролем вашего питания и снабдит вас необходимыми
эликсирами.
   - И вы уже знаете свое магическое число?
   - Я определял его дважды и оба раза получил одинаковый результат: нуль, -
с гордостью ответил  Диппль.  -  Фирма  прислала  мне  в  подарок  роскошный
прейскурант.
   - Неужели еще есть иди... я хочу сказать, любопытные?
   - Еще бы! Вся страна занята этими подсчетами.
   - Гм... Очевидно, пик рекламы этой фирмы пришелся на то  время,  когда  я
участвовал  в  соревновании  потребителей  ликеро-водочных  предприятий,   -
задумчиво произнес Боб.
   Детектив  отлично  выспался  за  четыре  часа  полета.  Он  был  настроен
благодушно и  весело  болтал,  то  и  дело  поворачивая  к  Бобу  скуластое,
монгольского типа лицо с широко расставленными глазами, анфас его вписывался
в почти правильный круг. Профиль же  этой  необыкновенной  головы  напоминал
молодой месяц в первой четверти своего  развития.  Казалось,  будто  тыльная
часть головы устремилась вперед, чтобы догнать лицевую.
   - Мистер Хоутон, - говорил он Бобу, торопившему с поисками Паолы,  -  все
будет в свое время. Я еще могу понять астронома: имея дело с  вечностью,  он
привыкает считать человеческую жизнь коротким  мигом  и  оттого  спешит.  Но
вы...
   Бобу нравился этот, как  ему  казалось,  добродушный,  немного  суетливый
человек, напоминающий тех веселых попутчиков, каких мы частенько встречаем в
поезде или на теплоходе.
   Особенно запомнилось Хоутону высказывание Диппля о жизни.  Набросав,  так
сказать,  карандашный  эскиз  человеческого  бытия,  детектив   на   минутку
углубился в рой обобщающих выводов,  всегда  в  избытке  рождающихся  в  его
поразительно сплюснутой голове, и сказал:
   - Если бы жизнь каждого из нас в конце своем упиралась в  единый  барьер,
как бы в некую одинаково ровную для всех линию, за которой обрыв, жить  было
бы страшно: плохо точно знать час своей кончины. Но, к счастью, впереди  нас
лежит изломанная кривая, и каждый стремится хоть ползком,  но  добраться  до
самого длинного "зубчика" и разорвать ленту финиша как можно  позже  других.
Такое желание рождает здоровое соревнование и инициативу.
   Вспомнив эту сентенцию, Боб невольно подумал  о  том,  как  бы  жизнь  не
увлекла его в самый короткий "зубец" вечно меняющейся изломанной  линии,  за
которой человеку уже нечего делать.
   Самолет легко коснулся бетона  и,  пробежав  метров  пятьсот,  свернул  к
аэровокзалу. На перроне их встретил человек, такой же полный и румяный,  как
Диппль. Они обменялись взглядами, и Диппль весело шепнул Бобу;
   - Еще немного, мистер Хоутон, и я вам устрою свидание  с  миссис  Паолой:
все в порядке, она еще здесь!
   Боб  осмотрелся:  как  будто  ничего  подозрительного   на   этой   земле
миллиардеров не было. И все же... Если бы не  надежда  увидеть  Паолу  и  не
гарантия сыщика в том, что "мистер Хоутон будет в безопасности, пока  Диппль
рядом", лучше бы и не прилетать сюда.
   Диппль раздобыл прокатный скоростной автомобиль с  прозрачным  кузовом  и
подкатил к аэровокзалу. Боб сел рядом, и они свернули в магнолиевую аллею.
   Ехали не быстро: дорога то петляла в густом тропическом лесу, то выходила
к самым краям скалистых обрывов. Банановые рощи сменялись зарослями  мимозы.
На  высоте  двухсот  футов  шумели  кроны  деревьев-великанов.  Все  в  этой
котловине росло буйно, не боясь штормов и гроз. Многие стволы  были  покрыты
яркими оранжевыми цветами, над которыми порхали большекрылые  бабочки,  а  в
ветвях  копошились   "крылатые   обезьяны"   -   попугаи.   Кое-где   дорога
раздваивалась, но Диппль уверенно сворачивал в нужную сторону. То и дело  за
окном мелькали роскошные виллы, соперничавшие друг с другом в изяществе форм
и богатстве отделки.
   - Судя по тому, как вы ведете машину, - заметил Боб,  -  вам  приходилось
бывать здесь, мистер Диппль.
   - И не раз. Ведь этот край сильных мира сего, которые умеют  говорить  на
языке доллара без переводчика и стоят не менее двухсот-трехсот миллионов,  -
весело откликнулся Диппль. - Миллионов!
   - Да, я вас понимаю.
   - Ну, а если эти джентльмены возят золото тачками, как навоз,  то  им  не
обойтись без нашего брата частного детектива. Благодарение богу,  пока  есть
богатые люди, я могу  делать  свой  бизнес.  Правильный  выбор  профессии  -
великое дело в наш век, мистер Хоутон. Не угодно ли взглянуть  направо?  Это
вилла мистера Джексона, короля промышленности женской красоты. А вон там, за
поворотом,  дача  атомного  короля.  Несколько  поодаль  -  владение  короля
дамского нижнего белья. Короли газет и кино - механики общественного  мнения
- поселились еще дальше.
   - Мы с вами попали в настоящее королевство королей, мистер Диппль.
   - Вы хотели сказать - королевство Доллара?
   - Именно так, мистер Диппль.
   - А сейчас я постараюсь доставить вам несколько минут острейших ощущений.
   Диппль энергично затормозил возле  декоративного  сказочного  домика.  Из
двери вышла девушка в легком спортивном костюме,  на  ее  прозрачной  блузке
извивалась голубая молния. Она подошла к машине и, улыбаясь, протянула  Бобу
яркий билетик с надписью: "50 долларов".
   - Вы хотите, чтобы я стал легче на эту сумму? - ужаснулся Боб,  глядя  на
"разбойницу с большой дороги XX века", как он мысленно окрестил девушку.
   - Не торгуйтесь, мистер Хоутон, - ответил за  девушку  Диппль.  -  Вы  их
вернете потом, написав очерк в свою газету.
   Хоутон нехотя расплатился с юной красавицей, получил  от  нее  еще  более
пленительную улыбку и брошюру в пестрой обложке. Улыбки  он  не  заметил,  а
брошюру рассеянно положил в карман. Диппль нажал кнопку стартера.
   Дорога выровнялась и стремительно вбежала  в  просторный  тоннель.  Яркий
свет фар осветил бетонные стены и гладкий асфальт.
   - Я не назвал бы езду в тоннеле острым ощущением, - сказал Хоутон.  -  За
пятьдесят долларов...
   - Не спешите,  мистер  Хоутон.  Вы  наблюдали  гонки  на  автомобилях  по
вертикальной стене?
   - При каждой возможности; это увлекательнейшее зрелище!
   - Не мне у вас спрашивать об этом, - спохватился Диппль. - Я  забыл,  что
ваш покойный отец был одним из основателей этого вида спорта!  Так  вот,  не
угодно ли...
   Выскочив из тоннеля, они промчались метров двести и выехали на  наклонный
бетонный трек. Пока Диппль, мчась по кругу,  энергично  наращивал  скорость,
Хоутон замер от восхищения. Они оказались в ажурном гигантском металлическом
цилиндре высотой более километра. Узкая лента дороги отделилась от  трека  и
несколькими широкими витками поднималась по стенам цилиндра под облака.  Сам
же цилиндр крепился толстыми  металлическими  балками  к  скалистым  склонам
естественного колодца в горах. Смелая инженерная мысль  удачно  использовала
игру природы.
   - Строительство этого аттракциона, - пояснил Диппль, -  обошлось  дешевле
старой дороги, которой еще пользуются слабонервные  курортники.  Но  там  мы
плелись бы около двух часов, а здесь достаточно  и  десяти  минут.  Неплохо,
мистер Хоутон?
   - Недурно, Диппль, - кивнул Хоутон. - А удовольствие - свыше всякой меры,
вероятно.
   - Нет, что вы! Ровно на пятьдесят долларов - все подсчитано!  Прошу  вас,
пока не отвлекайте меня. Зеленый глазок светофора дает нам знать,  что  путь
не занят и нам пора.
   Стрелка спидометра подошла к ста милям в час. Легким  движением  штурвала
Диппль направил машину на верхний  пояс  трека,  обозначенный  четкой  белой
линией.
   Машина накренилась градусов на сорок, Боб невольно взялся правой рукой за
подлокотник, но тело его не только не кренилось к земле, а стало  тяжелее  и
вдавливалось в сиденье. Еще секунда - и машина выехала на вертикальную стену
гигантского цилиндра.
   Теперь слева от себя Боб видел профиль Диппля на фоне  далекой  земли,  а
справа голубело круглое небо; впереди - белая  лента,  указывающая  середину
необычной дороги. Она круто изгибалась вверх.
   - Оригинальная выдумка, - похвалил Боб.
   - Выгодное дельце, - резюмировал Диппль.
   - Вы думаете?
   - Знаю, мистер Хоутон! В эти  часы  здесь  пусто.  А  утром,  и  особенно
вечером, когда не так жарко, внизу у тоннеля выстраивается длинная  очередь.
Богатые мальчишки привозят своих девчонок и крутятся с ними в этом цилиндре.
По нескольку машин одновременно... Деньги любят развлекаться, мистер Хоутон!
   На высоте семисот метров Диппль свернул на кольцевое ответвление  дороги,
и теперь они точно висели над землей,  кружась  по  этому  кольцу  на  одном
уровне. Кустарник и скалы сливались в зелено-серую полосу.
   - Здесь вы можете отдохнуть, мистер Хоутон, - сказал Диппль, - и  сделать
несколько снимков на. память.
   Голос Диппля звучал глухо. Боб  "продул"  уши,  как  это  делал  недавно,
снижаясь на самолете.
   Виток, еще виток - и вот уже впереди машины бежит дорога.
   - Жемчужина курорта! - сказал Диппль. - Земля тут стоит вдвое дороже, чем
внизу.
   - И владельцы дач тоже?
   - Не всегда. Многое зависит от их характера,  от  бережливости...  Вот  и
вилла рыбного короля мистера Бергоффа!  Я  раз-деляю  ваши  чувства,  мистер
Хоутон, но наше сыскное бюро гарантирует благоприятный  исход  акции  только
при соблюдении клиентом спокойствия. Параграф пятый соглашения...
   - Хорошо-хорошо, мистер Диппль. Действуйте. Диппль  свернул  с  дороги  и
остановил машину.
   - Вылезайте, мистер Хоутон, и,  пожалуйста,  потише.  Следуйте  за  мной.
Видите вот ту крокетную площадку? И скамью? Отлично! Спрячьтесь за деревьями
и ждите.
   С этими словами  Диппль,  не  любивший  тратить  время  попусту,  оставил
Хоутона и юркнул в кусты.
   Хоутон пробыл в одиночестве не более получаса, но этого времени оказалось
более чем достаточно, чтобы нервное  напряжение,  охватившее  его,  достигло
предела.
   Сегодня утром детектив Диппль позвонил по телефону и назначил свидание  в
аэропорту. Четыре часа полета. Сорок минут езды в автомобиле. И...
   Боб едва удержался, чтобы не вскрикнуть: по дорожке,  посыпанной  красным
песком, шла Паола! Она шла, неуверенно озираясь, точно  искала  кого-то.  Но
почему кого-то? Разве Диппль не сказал ей, кто ожидает здесь, возле скамьи у
крокетной площадки?
   Боб смотрел на нее не отрываясь,  и  сердце  его  сжималось  от  любви  и
жалости. Паола похудела, ее лицо осунулось и побледнело.  Каштановые  волосы
поблекли и стали  пепельно-серыми.  Дорого  дались  Паоле  несколько  недель
неволи.
   Боб не мог сдерживать себя больше и вышел из-за деревьев. Паола удивленно
посмотрела на него, остановилась, беспомощно теребя платье, и тихо спросила:
   - Кто вы?
   - Паола, милая Паола. Это же я, Боб.
   - Откуда вам известно мое имя?
   - Что ты говоришь! Это я,  Боб  Хоутон...  Вспомни  Пито-Као...  Мауки...
Разве ты забыла наш дом, Паола? Что сделали с тобой?
   На лбу Паолы появились две глубокие морщинки. По глазам было  видно,  что
она пытается что-то вспомнить, но не может. За спиной Боба послышался шорох.
Он повернулся с ловкостью кошки: у ствола сандалового дерева стоял Бергофф!
   Хоутон был в западне...
   3
   Закончив  исследование  Отунуи  и  его  немногочисленных  жителей  и   не
обнаружив следов арпела, профессор повеселел.
   - Совсем недурственно, - сказал он. - Теперь пора  глянуть,  как  обстоят
дела и на Пито-Као. Гм... поскольку он  необитаем,  можно  управиться  и  за
денек. Если у нас будет помощник.
   - У нас? - спросил я.
   - Но ведь по плану эту работу мы должны выполнить с  Василием  Ивановичем
вдвоем, - напомнил он.
   - Ах, верно.
   - Вы что-то хотели сказать? - услышав свое имя, но еще не понимая, в  чем
дело, оторвался от книг Гирис.
   - Мы болтаем здесь, возле вас, уже полчаса, мой уважаемый коллега с улицы
Бассейной.
   - Что вы предложили? - оживился биолог. - Повторите, прошу вас.
   - Я сказал...
   - Блестяще! Очень дельная мысль.
   - Вы мне льстите: она столь для всех очевидна...
   - Но я же до нее  не  дошел,  -  упорствовал  Гирис.  -  Именно  бассейн,
Александр Иванович.
   - О чем вы, коллега?
   - Теперь мне ясно, что "Белую розу" надо выращивать не в Черном  море,  а
где-нибудь   в   районе   Владивостока,   в   специальном,   так    сказать,
полуискусственном бассейне, как предложили вы.
   Василий Иванович вновь погрузился в свои думы  сперва  "по  пояс"  -  как
однажды сказал о нем Перстенек, - затем,  пустив  два-три  веселых  радужных
пузыря, с головой ушел в  Океан  Размышлений,  где,  как  известно,  издавна
водятся самые необыкновенные и полезные идеи.
   Егорин хотел было извлечь его  на  поверхность,  но  вдруг  изменил  свое
намерение, отошел в сторону и, понизив голос, сказал мне:
   -  Утром  приготовьте  катерок  и  мотоцикл  с   коляской:   будете   нас
сопровождать.
   - Слушаюсь, Александр  Иванович.  Профессор  сделал  знак  тихо  покинуть
кают-компанию и первым подал пример.
   4
   На Пито-Као моя  нога  ступила  впервые.  Но  я  уже  много  знал  о  нем
понаслышке. И все же я волновался.
   Погода была ясная и безветренная. Профессор подавал команды, а  я  правил
моторной лодкой и первым увидел на высоком скалистом  берегу  величественные
каменные статуи.
   Молча вошли мы в  лагуну  и  направились  к  деревянному  причалу.  Молча
высадились на  берег  и  втроем  выкатили  из  лодки  мотоцикл  с  коляской.
Александр Иванович сел в коляску, Гирис -  позади  меня,  на  второе  седло.
Профессор выбрал направление, мы выехали на тропинку,  по  ней  -  на  более
широкую проселочную дорогу, которая  вилась  по  самой  береговой  кромке  и
поднималась вверх, точно нехотя взбираясь на пологий и длинный,  как  летний
день, холм.
   Я выключил мотор у могилы  гаянца  Маны.  На  ней  гордо  стоял  каменный
длинноухий,  высоколобый  иноземец.  Высеченный  из  темно-серого  туфа,  он
покрылся пятнами зеленого, желтого и белесого мха.
   Казалось, он смотрел куда-то в лишь ему одному понятную даль. Этот взгляд
его был глубоко задумчив.
   Он был зарыт в землю почти по самую шею,  но  мне  почему-то  он  виделся
именно стоящим во весь рост, лишь скрытый от меня грудой  больших  камней  и
жестким, колючим кустарником. На губах его чудилась  саркастическая  улыбка.
Так может улыбаться человек, заканчивающий свои дни почти у самой  цели,  но
все же не  достигший  ее...  Словно  он  понимал  всю  тщету,  бесполезность
дальнейших усилий, но вспоминал о том великом деянии, что уже  было  за  его
спиной.
   Пришел, увидел и... почти победил!
   Трагедийность этого "почти" навеки запечатлелась в грубых, но изумительно
выразительных каменных чертах его  лица.  Только  гениальные  мастера  могут
создавать такие скульптуры. Только величайшие невежды  цивилизованного  мира
могут говорить о неполноценности угнетенных, так  называемых  малых  народов
Африки, Азии, Полинезии. Только наиподлейшие из глупцов, забывая о  единстве
природы человека, могут игнорировать эти и подобные им вдохновенные творения
простых, натруженных рук.
   "Игнорирование - это не аргумент!" -  говорили  древние,  подарившие  нам
немало непреходящих истин, одну из которых я и вспомнил у могилы Маны.
   Мы сели на камнях возле статуи, думая каждый о своем, целиком находясь во
власти обстановки и необъяснимого обаяния, которое излучают  лишь  подлинные
произведения искусства.
   5
   Мы в полном смысле слова исколесили весь остров. Я и то устал. А  ведь  я
всего только правил мотоциклом, причем с коляской, да  еще  по  сравнительно
сносным тропинкам или даже настоящим  дорогам.  Моим  пассажирам  -  вот  им
досталось изрядно! Они то и дело брали пробы грунта, воздуха, воды и  делали
анализы с помощью портативной, но надежной походной лаборатории.
   Особенно  тщательно  работали  они   в   развалинах   взорванной   Дортом
микробиологической базы, на покинутом  крабоконсервном  заводе  и  в  пустом
теперь поселке Лакитаун.
   Я бродил по опустевшим улицам, заглядывал в окна домов  и  даже  зашел  в
кабачок Оскара. На всем - холодок запустения.  Лишь  вывеска  "Вспомни  свою
крошку" и длинная стойка у буфета  напоминала  о  характере  заведения,  как
одежда, лежащая на берегу реки, напоминает об утопленнике.
   Двухэтажный  белый  особняк  на  холме,  поодаль  от  поселка  -   бывшая
резиденция Бергоффа и Дорта - вначале вызвал во мне любопытство,  но  и  там
ничего интересного я не увидел.
   Походив по комнатам, где  почти  вся  обстановка  осталась  нетронутой  и
только покрылась безразличной ко  всему  пылью,  я  уже  собрался  выйти  на
широкую веранду, как увидел на одной стене  портрет,  написанный  маслом  на
небольшом холсте.
   Из тонкой прямоугольной рамки, слегка затуманенное пылью, на меня глянуло
красивое  девичье  лицо  с  большими   смеющимися   светло-карими   глазами,
обрамленное вьющимися каштановыми волосами. Тонкий  и  прямой  римский  нос.
Пухлые улыбающиеся губы.
   - Паола!
   Моя рука невольно потянулась к  портрету,  точно  к  маленькому  тлеющему
угольку, оставшемуся  от  костра,  от  которого  еще  можно  прикурить.  Но,
вспомнив совет академика ничего не брать и сцены, происходившие на  Пито-Као
в дни ужасной эпидемии арпела, я ограничился  лишь  ответной  улыбкой  этому
милому лицу и вышел из дома.
   Ночь пришла быстро, как беда. В  высоком  экваториальном  небе  вспыхнули
крупные, точно искусственные спутники, звезды. Я сидел на скалистом обрыве у
самой воды. В густом тропическом лесу хлопали  крылья  невидимых  в  темноте
птиц, стрекотали цикады; то далеко, то совсем близко слышался писк и  что-то
напоминавшее пыхтенье и топот босых ног.
   Со стороны океана донесся пронзительный, неприятный свист. Потом он резко
оборвался, и воздух наполнился...  звуками  арфы.  У  меня  появилось  такое
ощущение, будто я открыл дверцу холодильника.
   И тут я вспомнил дневники Павла Тверского. Ну да,  это  же  поющая  рыба,
черт бы ее побрал!
   Снова  я  чувствую  себя  настоящим  мужчиной.  Но  первобытный  инстинкт
самосохранения уже взведен, точно курок.
   Профессору и его коллеге лучшее они вдвоем и увлечены работой так, что их
не удивишь и симфоническим оркестром. Что это они долго возятся с  анализами
на кладбище? Неужто не надоело? Хоть бы поскорее пришли. Пора и домой.
   Я закуриваю и  подчеркнуто  неторопливо  затягиваюсь.  Однако  здесь,  на
Пито-Као,  и  табачный  дым   почему-то   вкуснее   и   действует   особенно
умиротворяюще. Да и недурно, совсем недурно вот так - одному! - побыть ночью
вблизи незнакомого леса, на чужих скалах, под сказочным небом  в  абсолютной
темноте.
   Осматриваюсь и... снова "открываю дверцу холодильника": в