ста,  здесь,  -  вдруг  обратился  Егорин  к  Василию
Ивановичу, и биолог, обрадованный, немедленно воспользовался разрешением.
   И тут все мы увидели, как осторожно и точно работали  нервные,  подвижные
пальцы Гириса. Никто в мире не смог бы так ловко и быстро извлечь из  гильзы
хрупкий керн, не уронив при этом ни песчинки!
   Александр  Иванович  уже  не  столько  руководил,  сколько  ассистировал.
Вооружась лупами, ученые жадно осматривали слои горных пород.
   - Ленточная глина, - сказал Егорин.
   - Темно-серая, - добавил Гирис.
   - Чередование мягких и твердых пород.
   - Смотрите, тонкостенная  раковина!  Это,  несомненно,  представительница
холодолюбивой фауны, коллега.
   - Моренные отложения... маленькие валуны  и,  кажется...  смотрите  сюда,
Василий Иванович, прошу вас!
   - На валунах штрихи,  коллега!  Поздравляю  вас  -  ведь  это  похоже  на
Северный полюс в Тихом океане.
   - Ну, еще нет, Василий Иванович, но все же. Но все же...
   В это мгновение прозвучал сигнал тревоги.
   4
   Автоматы сработали быстро. Вертолет отделился от воды и повис  на  высоте
пятидесяти метров, как бы ожидая дальнейших указаний своего командира.
   - Раз наш "Илья Муромец" взлетел и висит на месте, - предположил  Егорин,
- значит, кто-то или что-то грозит нам с воды.
   - Этого и следовало ожидать, - сказал я.
   В динамике раздался голос Венева, уже севшего в пилотское кресло.
   - Со стороны Пито-Као к нам кто-то плывет, -  доложил  он.  -  Расстояние
десять километров, длина предмета... Может быть,  человек?  Но  скорость  он
держит около восьмидесяти километров в час, так что вряд ли человек.
   - Это Мауки! -  узнал  я.  -  Ведь  его  скафандр  оборудован  реактивным
двигателем.
   - Возможно, - согласился Венев, услышав меня. - Похоже, он направляется к
нам. Снижаюсь.
   Мы высыпали на палубу. Вскоре стал заметен пенистый След плывущего Мауки.
Я не ошибся: это был он. Подплыв к вертолету, он стал  делать  знаки,  давая
понять, что хочет к нам.
   Баскин подошел к пульту управления манипулятором -  и  механическая  рука
подняла Мауки на вертолет. Тут же на палубе  мы  помогли  полинезийцу  снять
водолазный костюм.
   - Что случилось? - взволнованно спросил Егорин.
   - Я хочу к вам совсем, - смущенно ответил Мауки. - Можно?
   - Только это?
   - Да.
   Мы облегченно вздохнули: кому нужны неприятности, да еще вдали от родины?
Егорин провел рукой по курчавым волосам юноши. Мауки симпатичен ему, хотя  в
поведении островитянина много Непонятного.
   - Хорошо, Мауки, - сказал он и  повернулся  к  нам;  -  А  вы  не  будьте
навязчивыми. Понятно?
   Баскин восхищенно рассматривал водолазный костюм.
   - Где ты достал такой, Мауки?
   - Его привезли с планеты Гаяна.
   Перстенек хотел что-то сказать, но его остановил Петренко.
   - Вот, Саша, - подмигнул он, -  новый  партнер  тебе:  байки  придумывает
похлеще, чем ты.
   - Нет, серьезно, Мауки, кто дал тебе этот костюм?
   - Мауки все расскажет, - ответил юноша. - Давно-давно назад  на  Пито-Као
прилетела большая железная лодка с планеты Гаяна. В ней было двое людей,  но
потом случилось землетрясение и лодку повредило кусками скал. Еще время  шло
быстро-быстро и много-много. Потом я, Мауки, - юноша  гордо  ударил  себя  в
грудь, - нашел в горах то, что осталось от железной  лодки,  и  привел  туда
своего друга Боба. Мы нашли там железный ящик. Боб сказал, что  это  есть...
Мауки хорошо выучил это слово: эн-ци-кло-пе-ди-я! Мауки верно сказал, да?
   - Да-да, продолжай, - подбодрил Егорин.
   - На Пито-Као было тогда много плохих людей, и мы с Хоутоном хотели ночью
увезти эн-ци-кло-пе-ди-ю на Отунуи в лодке...
   Вот как это происходило.
   5
   Лодка  мчится  с  большим  правым  креном.  Кажется,  будто  океан  лежит
наискось, огромным надутым парусом. По нему ходят витые черные  смерчи,  они
гудят, наступают на лодку и вот-вот сомкнутся смертельным  кольцом.  Сильный
порывистый ветер часто меняет направление, точно извивается,  боясь  водяных
столбов.
   На секунду по воде пробежали багровые  полосы  и  яркие  лучи  заходящего
солнца. Затем наступили короткие сумерки, и компас вспыхнул зеленым пляшущим
светом.
   Боб с трудом выдерживал курс, то и дело уклоняясь от удара  волн.  Теперь
он был рад, что не взял с собой Паолу: шторм только набирал силу, а  впереди
долгий путь к соседнему острову.
   Мауки крепко держался за борт, он был счастлив:  наконец-то  вырвался  на
свободу.
   - Мауки вернется домой! - весело кричал юноша. - Друг Мауки будет  добрым
гостем. Так?
   - Так, Мауки.
   - А белая хозяйка приедет?
   - Паола на Пито-Као. Но ты молчи об этом.
   - Мауки будет молчать, - с гордостью ответил юноша. - А что в этом ящике,
я буду знать? - допытывался Мауки, указывая на сейф, который  они  вдвоем  с
Бобом едва вынесли из корабля гаянцев и с трудом дотащили до берега.
   Сейчас металлический сейф лежал на дне лодки.
   - Все будут знать!
   Мауки  с  откровенным  уважением  посмотрел  на  заветный  ящик,  ласково
погладил его рукой и сел поближе.
   - Держись, Мауки! - предостерегающе крикнул Боб.  Лодку  рвануло  вправо,
почти перевернуло ее, и она помчалась по водяной  стене,  набрала  несколько
метров высоты, потом со свистом устремилась  вниз  по  узкой  спирали.  Винт
бешено вращался в воздухе. Облако водяной пыли окутало Боба и Мауки, вымочив
их до нитки.
   Еще один рывок - и лодка плюхнулась на  волну,  целая  и  невредимая.  Но
ящика в ней не было...
   6
   Горестным вздохом закончил Мауки свой рассказ.
   - А костюм такой где ты достал?
   -  Мне  подарила  его  добрая  миссис  Паола,  а  Хоутон   научил)   меня
пользоваться им. А потом все уехали, и Мауки остался один. Мауки долго  ищет
ящик, но найти не может.
   - Зачем он тебе? - спросил Перстенек.
   - Хоутон сказал, что я тогда буду все  знать,  а  мой  народ  будет  жить
хорошо, и белые не будут нас обижать.
   - А дальше что, Мауки?
   - Я не нашел ящика. А недавно к нам пришла подводная лодка и мне сказали,
что хотят помочь найти эн-ци-кло-пе-ди-ю. А  когда  вы  прилетели,  то  меня
послали к вам. На поясе у меня был мешочек, а внутри - машина.  Она  слышит,
что говорят при ней, а потом все рассказывает.
   - Магнитофон! - воскликнул Петренко.
   - Когда во  время  шторма  появились  вы  в  рыбе  с  крыльями,  -  Мауки
повернулся ко мне, - я был в море  с  жителями  подводной  лодки.  Мы  стали
убегать от вас. Потом вас увидели с подводной лодки  и  хотели  догнать,  но
лодка сильно ударилась о скалы и ее чинят.
   - Выходит, не зря вы тогда удирали, - невинно улыбаясь, заметил кок.
   - Потом я услышал спор жителей подводной лодки, - продолжал Мауки. -  Они
обманывали меня. Один сказал, что  если  они  найдут  эн-ци-кло-пе-ди-ю,  то
увезут ее далеко, чтобы о ней никто не узнал. А другой сказал,  что  боится,
как бы эн-ци-кло-пе-ди-ю не нашли русские, то есть вы. "Если русские найдут,
- сказал он, - то об этом узнают все, и даже темнокожие". Тогда я понял, кто
хороший, и пришел к вам совсем.
   - А нет ли и сейчас при тебе магнитофона? - спросил Петренко.
   - Мауки говорит правду! - гордо ответил юноша и выпрямился.
   - Ну что ж, Мауки, - успокоил юношу Егорин.  -  Мы  рады  тебе,  если  ты
рассказал честно. Но пока тебе нельзя отлучаться даже домой. Понимаешь?
   - Мауки пришел к вам совсем.
   - Очень рад. Пойдем-ка, Мауки, мы тебе покажем  кое-что.  Мауки  вошел  в
кают компанию и увидел нашу находку, из-за которой  я  едва  не  врезался  в
скалы.
   7
   - Это он, он! - радостно  закричал  Мауки.  -  Это  эн-ци-кло-пе-ди-я!  Я
видел, что есть  внутри.  Я  знаю  язык  гаянцев,  я  много-много  могу  вам
рассказать!
   - Знаешь гаянский язык? - переспросил я. - А не  знакомо  ли  тебе  слово
"Тиунэла", Мауки? Мауки вспоминал:
   - Я слышал это слово. "Тиунэла"? Сейчас, сейчас... Мауки знает! "Тиунэла"
- так называется железная лодка.
   - Теперь и мне понятно, - возбужденно сказал Егорин. - Поэтому  приводная
радиостанция, спрятанная в этом сейфе, подавала  такие  позывные.  А  "уэй",
вероятно, означает "я".
   - Следовательно, "Тиунэла-уэй" означает:  "Я  -  Тиунэла"!  -  воскликнул
Перстенек. - Вот это находка!
   8
   Жизнь развивается непрерывно и, так сказать, комплексно. Но повествование
- ее литературное отражение,  -  напротив,  есть  цепь  отдельных  эпизодов,
связанных какой-то внутренней необходимостью. "Полипептид" - как сказал бы в
этом случае Василий Иванович Гирис...
   Вот почему не буду рассказывать о прилете гидросамолета из Москвы, о том,
кем пополнилась наша экспедиция на случай столкновения с непрошеными гостями
с Пито-Као. Теперь гидросамолет улетел, и "Илья Муромец", весь  ощетинившись
невидимыми лучами локаторов, снова остался один на глади океана.
   Ночь. Баскин, Петренко, кок и я открыли  широкие  створки  на  палубе  и,
полулежа в шезлонгах, размечтались.
   - У гаянцев наука и техника должны быть выше, чем на Земле, -  высказался
Петренко. - Вот здорово будет, если мы поймем их энциклопедию!
   - А потом  мы  построим  межзвездный  корабль  и  полетим  к  гаянцам,  -
предположил я.
   - Да, увидеть бы их.
   Резкий сигнал тревоги поднял нас на  ноги.  Задраив  створки  палубы,  мы
убрали шезлонги и почувствовали,  как  пол  под  нами  колышется:  вертолет,
энергично набирая высоту, устремился в звездное и безлунное небо.


   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

   "Фея Амазонки"
   1
   Мауки знал мало, а хотел знать все, ясно представлять, что же  происходит
в мире, отчего десять человек заставляют работать на себя  сотни  людей.  Он
расспрашивал старших своих соплеменников,  преодолев  робость,  приставал  к
Хоутону, еще когда служил у него в доме на Пито-Као, но в голове юноши  было
порядка не больше, чем у какого-нибудь зубрилы-школьника перед экзаменом.
   - Наверное, я очень глуп, Боб? - отчаявшись, спросил как-то Мауки.
   - Напротив, Мауки, ты кажешься  мне  умным  парнем,  -  серьезно  ответил
Хоутон.
   - Тогда что же такое ум?
   - Ум? - Хоутон в затруднении оглянулся  (разговор  происходил  у  него  в
комнате), но, увидев коричневый чемодан под кроватью, оживился. -  Допустим,
что каждый человек при рождении получает ум, вот так же как и этот  чемодан.
Понятно?
   Юноша наморщил лоб, придирчиво анализируя сравнение, а когда уразумел,  в
чем дело, улыбнулся и кивнул головой: да, ему понятно.
   - Отлично. Но "чемоданы" у всех  разные.  У  одного  большой,  у  другого
маленький - кому какой достался: ведь природе трудно быть одинаково щедрой и
доброй в такой огромной толпе людей, какая снует по нашей планете...
   Мауки весело засмеялся: образная речь Хоутона была не только понятна,  но
и приятна ему.
   - Затем человек идет в школу, университет -  одним  словом,  учиться,  то
есть начинает набивать свой "чемодан" всякими полезными вещами.
   - Хорошо, Боб! - воскликнул Мауки.
   - Да не всем. У кого чемодан маленький, тот скоро его заполнит,  а  потом
уже не остается места для новых знаний. Счастливчик же становится выдающимся
инженером, врачом...
   - ...миллионером, - серьезно вставил Мауки.
   - Нет, это не то, - прервал Хоутон, вытирая платком взмокший лоб: в  роли
педагога он чувствовал себя крайне неважно. - Не  прерывай.  Короче  говоря,
тот, у кого чемодан велик, тот ко дню получения диплома... Гм... Это  значит
после окончания учения, наполняет только часть своего вместилища, и остается
уйма места уже для самостоятельной работы. Такие  люди  становятся  учеными,
писателями, государственными деятелями.
   - О, Боб, - торжественно произнес Мауки, восторженно глядя на Хоутона,  -
у тебя очень большой чемодан, и еще совсем-совсем пустой!
   - Как ты сказал?! - вспылил Хоутон, но тут же рассмеялся и толкнул  юношу
в бок. - У тебя он еще более пустой.  От  души  желаю  тебе  наполнить  его:
учиться, получить знания и стать... В самом деле, кем бы ты хотел стать?
   - Летчиком! - не задумываясь, ответил Мауки.
   Хоутон ласково посмотрел на  своего  юного  темнокожего  друга  и  тяжело
вздохнул; веселое настроение разом покинуло его. Мауки почувствовал перемену
в настроении Хоутона и тревожно спросил:
   - Это нельзя?
   - У нас, к сожалению, почти нельзя...
   - Нигде-нигде?
   - Не думаю. Вот если бы ты попал, скажем, к  русским,  в  Москву  -  есть
такой город, Мауки...
   - А что там, в Москве? - с трепетом и надеждой  спросил  Мауки,  навсегда
запомнив это слово.
   - Там не посмотрят на цвет твоей кожи, лишь бы ты был хорошим парнем.
   - Мауки хороший парень, - с горячим  убеждением  сказал  юноша.  -  Мауки
хочет в Москву!
   Разговор этот происходил давно, но Мауки никогда не забывал его; день ото
дня крепла его мечта попасть в прекрасную Москву.
   Когда гигант вертолет прямо из Москвы прилетел на Отунуи, Мауки почти  не
удивился. Он уже  настолько  привык  к  своей  мечте-сказке,  что  счел  это
проявлением благосклонности богов.
   В первую  же  ночь  после  посещения  "Ильи  Муромца"  Мауки  надел  свой
водолазный костюм и уплыл на Пито-Као. Там, выбравшись на пологий берег,  он
упал на колени у могилы, хранившей останки благородного гаянца Маны, и долго
молился каменному изваянию, прося далеких предков благословить  его.  И  еще
упрашивал Мауки дух предков не оставлять без доброго внимания родной  народ,
пока он, Мауки, будет жить в Москве.
   Изредка юноша тревожно оглядывался по сторонам, опасаясь чужих злых ушей.
Но никто не  нарушал  его  уединения,  и  Мауки  успокоился:  когда  человек
разговаривает с богами один на один - это хорошее предзнаменование!
   2
   Мауки не мог не решить шахматной задачи русских - слишком непосредственно
относился он к действительности, хотя жизнь  не  раз  давала  ему  печальные
уроки. Юноша спохватился уже после того, как задача была решена. С  тех  пор
при каждой встрече русские, хотя и не очень назойливо, но все же  достаточно
настойчиво расспрашивали его: где, когда, а главное  -  кто  обучил  жителей
Отунуи шахматной игре.
   Мауки никак не мог понять,  почему  русские  так  упорны.  Разве  они  не
догадываются,  что  это  общая  тайна  отунуйцев,  что  по  каким-то   своим
соображениям они не хотят посвящать в нее никого.
   Сердце юноши дрогнуло, только когда профессор Егорин, так и не  добившись
ответов на свои вопросы, воскликнул:
   - Ах, Мауки, милый парень, знал бы ты, как важно, чтобы  ты  был  с  нами
откровенным!
   Только теперь  Мауки  понял,  что  русские  чувствуют  слежку,  чувствуют
присутствие кого-то - безусловно, недоброжелателя. Мауки едва  не  признался
им, что шахматная история старая, но вовремя  спохватился.  Только  с  Бобом
Хоутоном мог он быть до конца откровенным. Вернувшись на подводную  лодку  с
вертолета, Мауки в тот же день рассказал Бобу о шахматной задаче.
   - Ты умеешь играть в шахматы? - в упор посмотрел тот на Мауки.
   - Все отунуйцы умеют.
   - Давно к вам попала эта игра?
   - Да, Боб. Мауки еще не было тогда.
   - Кто научил вас?
   - Мауки не знает. Тот человек умер.
   - Рассказывай все, - потребовал Хоутон, не спуская глаз с Мауки.
   Мауки продолжал молчать, потом,  видимо,  окончательно  уверовав  в  силу
дружбы Хоутона, сказал:
   - Этого человека подобрали в океане наши рыбаки. Раненого. Через два года
он умер.
   - Где его похоронили?
   - В гроте.
   - Дальше.
   - Он научил отунуйцев играть  в  шахматы.  Когда  приехали  белые,  шаман
приказал всем молчать. "Они, - сказал шаман, - подумают,  что  вы  убили,  и
накажут". И мы молчим.
   - Какие-нибудь вещи остались от этого человека, Мауки?
   - Да. Все там. - Мауки махнул рукой в сторону Ратануи.
   - Покажи мне!
   Юноша кивнул и еще ниже опустил голову: трудно жить на свете, даже если у
тебя большой "чемодан", но абсолютно пустой... Простят ли его  боги?  Поймут
ли они, что Боб - друг отунуйцев?
   - Ты хорошо сделал, что признался мне, Мауки, - сказал Хоутон.  -  Обещаю
тебе: никогда не причиню зла ни тебе, ни твоим друзьям!
   Мауки всмотрелся в добрые глаза  Хоутона  и  просиял.  Сомнений  быть  не
могло: конечно, Боб не чувствует этого,  но  его  устами  сейчас  заговорили
боги, как  бы  отвечая  на  немой  вопрос  Мауки.  Юноша  почувствовал  себя
прощенным.
   ...Мягкие лучи заходящего солнца золотили внутренность невысокого грота и
могильный холм в глубине.
   - Здесь, - коротко сказал Мауки.
   Он отыскал в стене нишу и извлек из нее... летный планшет. Боб прищелкнул
языком и озадаченно посмотрел на своего юного друга.
   - Это все, - просто сказал Мауки, сел  рядом  с  Хоутоном,  обнял  руками
колени и стал молча наблюдать.
   Боб осмотрел планшет. Под целлулоидом была военная  карта  Тихоокеанского
района, удаленного от Пито-Као и Отунуи по  крайней  мере  миль  на  тысячу.
Условные знаки на карте, курсы и расстояния, обозначенные на ней, не вызвали
сомнения - карта принадлежала летчику,  участнику  давних  боев  в  войне  с
японцами.
   Бумаги и документы, найденные в планшете,  подтвердили  догадку  Хоутона.
Вот  фотография  молодого  темноглазого  лейтенанта  военно-воздушных   сил.
Портсигар. Пистолет. Охотничий нож...
   Повернув к солнцу узкое лезвие, Боб увидел на гладкой поверхности твердой
стали знакомую роспись: "Бергофф".
   Страшно волнуясь, Боб вытащил из планшета толстый незапечатанный конверт.
   "С нами  бог,  и  я,  лейтенант  N-ского  истребительного  полка  Ривейро
Кордоне, верю в могущество истины, даже в этом  мире  наживы  и  жестокости,
эгоизма и подлости, - прочел он.
   Каждый из нас по-своему вступает в жизнь, по-своему и уходит  из  нее.  Я
болен, как мне думается, воспалением  легких.  Простудился  в  самом  жарком
уголке Земли!
   Вероятно, здесь, на Отунуи, - моя последняя посадка...
   Кто бы ни был ты,  читающий  мое  письмо,  я  поручаю  тебе  предать  его
гласности и тем  самым  отомстить  за  меня  человеку,  гнусность  которого,
возможно, и сейчас скрывается под маской порядочности.
   В нашем полку, как известно всем моим однополчанам, я  приобрел  друга  -
молодого летчика Бергоффа, ставшего  моим  ведомым.  Я  привязался  к  этому
парню. Нынешним летом мы  вместе  получили  отпуск,  и  я  пригласил  его  в
Бразилию, в мой родной город Манаус, на Амазонку.
   Бергофф согласился, и мы, право, неплохо провели там  время,  охотясь  на
болотных оленей и муравьедов.
   Однажды охотничья страсть увлекла нас далеко в  глубь  прибрежных  лесов,
где мы нашли скелет человека, едва  прикрытый  истлевшей  одеждой.  В  числе
немногих сохранившихся предметов мы обнаружили  старинный  охотничий  нож  с
узким стальным лезвием, ремень и кожаную сумку.
   Разрезав сумку (развязать ее оказалось невозможно), мы  высыпали  из  нее
горсть чистейших белых алмазов величиной с горошину и  большой  светло-синий
камень дивной красоты, в который кто-то, будто  нарочно,  вставил  маленькую
корону из рубина.
   - Это тоже алмаз, Ривейро! - воскликнул Бергофф. - Какая  удача!..  Какая
удача!..
   Он взял охотничий нож и острой гранью камня без особого труда  расписался
на нем.
   Да, то был алмаз!
   - Давай назовем его "Фея Амазонки", - предложил Бергофф.
   - Пусть будет по-твоему, - согласился я. -  Но  как  этот  человек  попал
сюда, на левый берег? И когда? Должно быть, он направлялся с юга Бразилии  и
выбирал  окольные  пути,  чтобы  его  сокровище  не  досталось   никому,   -
предположил я, смотря на скелет.
   - Какое это имеет значение? - пожал плечами Бергофф. - Мы поделим  алмазы
и разбогатеем!
   Он тут же пересчитал мелкие камни - их оказалось двадцать четыре.
   - С этими проще, - сказал он. - Число четное. А вот "Фея Амазонки"... как
с ней быть?
   - Продадим, а деньги - поровну.
   - Верно. Повернули домой!
   Но в Манаусе нас ожидал  телеграфный  вызов  в  часть.  Продажу  большого
алмаза пришлось отложить. Уже по дороге в часть мы поняли,  в  чем  дело,  -
началась война.
   С общего согласия найденные сокровища хранились у Бергоффа