его бы это? Наверно, не к добру..."
     Весь май главврач умиленно что-то нюхал, но однажды услышал за  окном
знакомый раздраженный голос:
     - Здесь нельзя ходить в купальниках, вы не в притоне. Мы  сообщим  по
месту работы о вашем недостойном поведении.
     Это вышел на работу  спасенный  врачами  Коробейников.  Его  скорбный
голос завис над санаторием, как серый дирижабль. Сирень вздохнула и  сразу
же отцвела. Собаки поджали хвосты. У главврача начался насморк.
     А Коробейников уже стоял на обрыве  с  блокнотом  в  руках.  Под  ним
загорали и плавали  в  Черном  море  сплошные  кандидаты  наук,  народ  не
простой; а он отмечал в блокноте  мероприятия  на  весенне-летний  период.
Скамейки перекрасить, дворнику указать, с плотником  надо  что-то  делать.
Потом он направился к главному корпусу, где поймал за рукав дворника Борю,
веселого человечка лет пятидесяти, и указал  ему  на  заляпанную  птичками
статую шахтера с отбойным молотком.
     - Что я вам, нанялся?! - вызверился Боря. - Крепостное  право?!  Я  и
так один за всех вкалываю, так теперь мне еще шахтера мыть?
     (Боря был в плохом настроении, потому что буфетчица не  оставила  ему
на рубль пустых бутылок за то, что он перенес ей на пляж ящик с пивом).
     - Я два раза повторять  не  буду,  а  не  хочешь  -  по  собственному
желанию! - привычно ответил Коробейников, а Боря  показал  ему  в  кармане
фигу.
     Коробейников начал огибать главный корпус, думая  о  том,  что  давно
пора поставить вопрос о Борином безответственном поведении на  профсоюзном
собрании. Он сделал еще один шаг и... увидел обнаженную женщину.


     Коробейников окаменел. Блокнот выпал из рук. Ничего подобного он и  в
мыслях не держал! Какая-то ладная особа с бедрами, как бочки, направлялась
к обрыву в сторону моря, придерживая на плече кувшин и помахивая свободной
рукой.
     Она была совершенно... не одета.
     Коробейникову стало так стыдно, что он отвернулся и спрятался за угол
главного корпуса. "Совсем молодежь очумела... - подумал  он.  -  Куда  она
прет с кувшином в таком виде?! Выяснить фамилию и  сообщить  на  работу  о
недостойном поведении!"
     Коробейников хотел высунуться из-за угла и  призвать  к  порядку  эту
бесстыжую холеру, но сердце вдруг  подпрыгнуло;  пришлось  прислониться  к
стене. Он переждал минуту и,  держась  за  сердце,  отправился  жаловаться
главврачу.
     Тот выслушал историю о нескромной  девице  с  бедрами  и  недоверчиво
усмехнулся.
     - Ничего смешного не вижу, - обиделся  Коробейников.  -  Надо  что-то
предпринимать, а то вконец распустились.
     - Да это же наша новая статуя, - удивился главврач. -  Позавчера  без
вас поставили... Вот что значит искусство - за живую приняли!
     - Что я уже... совсем, что ли? - смутился Коробейников.
     - Ничего, ничего... бывает, - успокоил главврач.
     Если она не живая, то это, конечно, меняет дело, решил  Коробейников.
Все же он не  до  конца  понимал  обстановку...  что-то  его  смущало.  Он
распорядился по хозяйству и неуверенно направился  к  главному  корпусу...
такая у него работа - ходить по санаторию. Ему хотелось еще раз  взглянуть
на нее, хотя это было неудобно. Он раза два  останавливался,  оглядывался,
срывал веточку... наконец подобрался к повороту и выглянул.
     Она все еще шла по воду.
     Коробейников вспотел и отвернулся.  Черт  знает  что,  вертится,  как
школьник. Экую гадость поставили, пройти нельзя.
     Вдруг из кустов вылез Боря с ведром и с тряпкой и деловито сообщил:
     - Шахтера я уже помыл, счас за нее возьмусь.
     (Боря был уже в хорошем настроении, потому что пришла буфетчица).
     Коробейников на миг представил картину омовения, плюнул дворнику  под
ноги и зашагал к главврачу, зная теперь, что должен сказать о  создавшейся
обстановке. С порога он нервно спросил:
     - Не понимаю! Эта девица... она что, каждый день будет у нас стоять?
     - Знакомьтесь, наш завхоз, - ответил главврач, с ненавистью  взглянув
правым глазом на  Коробейникова,  а  левым  умудряясь  принести  извинения
какому-то бравому старику в замызганной куртке  и  в  берете  с  крохотным
свиным хвостиком. - А это непосредственный создатель нашей  новой  статуи,
заслуженный  деятель  искусств...  -  Главврач  назвал  фамилию,   которую
Коробейников потом так и не мог вспомнить. - Будет у нас отдыхать. По всем
вопросам изобразительного искусства обращайтесь к нему.
     - Значит,  вам  не  нравится  моя  скульптура?  -  вкрадчиво  спросил
заслуженный деятель искусств, и Коробейников сразу сообразил, что  с  этим
стариканом не стоит связываться - во всяком случае не рассуждать "нравится
- не нравится".
     - Я про качество не скажу, -  попятился  Коробейников.  -  У  меня  к
качеству никаких претензий. Я о другом... У нас отдыхают кандидаты наук...
и с детьми приезжают... Вот стояла у нас когда-то купальщица  с  веслом...
тоже и формы, и детали, но она была одета в купальник!
     -  Одета...  -  задумчиво  повторил  заслуженный  деятель.  -  Одета,
раздета, с веслом... Старые песни. Постойте рядом с ней, не стесняйтесь. И
попытайтесь понять, что  она  не  вызывает  никаких  низменных  эмоций,  а
наоборот - только добрые и здоровые чувства. А  все  эти  "с  веслом",  "с
мячом", "с молотком"... Поймите наконец, что  вся  эта  серийная  парковая
живопись (ударение в слове  "живопись"  заслуженный  деятель  поставил  на
последнем слоге) давно не соответствует эстетическим  потребностям  нашего
народа. Споры па эту тему затихли лет двадцать назад, и я  не  думал,  что
придется к ним возвращаться. Вы, как видно,  не  интересовались  вопросами
искусства. Кстати, я настаивал на недавнем худсовете, чтобы вашего шахтера
куда-нибудь уволокли, а то он портит вид  на  Мадрид  и  не  соответствует
санаторной  тематике.  А  парень  с  ядерной  структурой...  ничего,   для
"Химволокна" сойдет.
     Коробейников ничего не понимал. При чем тут Мадрид? Что происходит  в
санатории? Пока он болел, тут  произошла  культурная  революция!  Скамейки
красятся радугой,  хотя  положено  зеленым;  дворники  моют  голых  девок;
какой-то таинственный худсовет собирается сносить ни в  чем  не  повинного
шахтера... и все это называется "вид на Мадрид"?
     -  Только  через  мой  труп  вы  снесете  шахтера!  -   тихо   сказал
Коробейников.
     - Ну при чем тут трупы? - поморщился заслуженный деятель искусств.
     Коробейников вышел из кабинета и хотел хлопнуть  дверью,  но  ее  еще
неделю назад унесли к плотнику на ремонт. Где этот бездельник? Опять  спит
на пляже?
     В коридоре Коробейникова догнал главврач и скороговоркой сказал:
     - Никто шахтера не сносит, что вы, в самом деле... мне лично все  эти
статуи до лампочки, что есть они, что их нет! Сейчас таких девиц ставят  в
каждом парке по десять штук... мода такая! Зачем так волноваться  с  вашим
сердцем?
     - Мне плохо, я пойду домой, - пробормотал Коробейников.
     Дома он лег на диван, а в глазах у него вертелась  голая  девка.  Ему
хотелось говорить о ней, но жена  ничего  в  искусстве  не  понимала.  Она
искала валидол и говорила, что нельзя быть таким старым дураком и за  всех
волноваться.
     - Раньше бы за это намылили шею, - вдруг сказал он.
     - Ты о чем? - спросила жена.
     - Поставили, донимаешь, статую... Со  всеми  подробностями,  -  опять
заволновался Коробейников. - Женское тело, конечно, красиво...
     Он хотел развить мысль, но  запутался.  Красиво-то  красиво,  с  этим
никто не спорит...
     Жена подождала, что он еще скажет, но не дождалась и ушла на кухню.
     Коробейников лежал на диване  и  думал.  В  голове  у  него  завелись
какие-то новые мысли об эстетических потребностях. Он  никогда  о  них  не
думал. От этих мыслей ему было  плохо  -  будто  завезли  новую  мебель  и
производили в голове перестановку.
     Ночью ему приснился  Боря,  моющий  девку  на  профсоюзном  собрании.
Сердце быстро задергалось и чуть не оторвалось, жена  вызвала  среди  ночи
"скорую помощь", и Коробейников до конца недели пролежал дома.
     Новые мысли не покидали его, но и никак не укладывались. Он  думал  о
художниках, которые рисуют и лепят обнаженных женщин, о женщинах,  которые
позируют им, и о таинственном худсовете, который разрешает все это делать.
Похоже, что художники не  совсем  нормальные  люди.  Странный  озабоченный
народ. Возможно, он чего-то недопонимает - споры на эту тему  затихли  лет
двадцать назад, а он до сих пор о них  ничего  не  слышал  -  где,  когда?
Эстетические потребности надо,  конечно,  удовлетворять,  но  детям  никак
нельзя смотреть на подобные вещи. И шахтерам. А кандидатам наук - подавно.
     Нет,  тут  какая-то  дальновидная  государственная  политика,   думал
Коробейников. Рожать стали меньше, вот и ставят для поднятия духа каменных
девок.
     Мысль  была  глупа,  но  хоть  с  каким-то  резоном,  и  он   немного
успокоился.


     Опасения  Коробейникова  подтвердились  -   в   понимании   искусства
кандидаты наук оказались зловреднее  шахтеров.  А  он  предупреждал!  Пока
Коробейников болел, они отбили девке кувшин, и теперь она не шла по  воду,
а непонятно что делала. Вместо кувшина заслуженный деятель искусств всунул
ей в руку букет роз, но получилась ерунда -  девкина  поза  под  букет  не
подходила, - она размахивала цветами, будто подзывала  к  себе  шахтера  с
отбойным молотком и парня  с  ядерной  структурой,  а  те,  конечно,  рады
стараться  -  прямо  к  ней  и  устремлялись,  чуть  не  падая  со   своих
пьедесталов. Новый кувшин ожидали из реставрационной мастерской со дня  на
день, а заслуженный деятель,  проходя  мимо  девки  на  пляж,  по-хозяйски
прищуривался - все ли у нее на месте.
     Выйдя на работу, Коробейников не застал букета. Он обнаружил  в  руке
девки метлу, а на голове рваную шапку-ушанку с одним ухом. (Боре не попало
только потому, что главврач смеялся над его проделкой).
     Решив к девке  не  подходить  и  даже  издали  на  нее  не  смотреть,
Коробейников отправился проверить, вышел ли на работу  плотник.  На  доске
объявлений висела художественная афиша о том, что "фантомас разбушевался",
но ввиду плохой погоды сеанс в летнем кинозале  может  не  состояться.  Из
открытых дверей плотницкой мастерской  слышались  шуршанье  рубанка  и  на
удивление серьезный Борин голос:
     - Коробей появился, видел?
     - Видел, - отвечал голос плотника.
     - Теперь прячь стаканы, житья не будет, - вздохнул Боря.  Ударение  в
слове "стаканы" он поставил на последнем  слоге.  -  Вообще-то,  он  мужик
неплохой, но прямой, как шпала. Он  из-за  этой  статуи  получит  инфаркт,
помяни мое слово. Он добрый, когда все красиво.
     - Так она же красивая, - отвечал равнодушный голос плотника.
     - Он красоту не так понимает, оттого ему и плохо.
     Коробейников задумчиво отошел. Его убедили рассуждения  дворника.  "В
самом деле, пусть стоит, - подумал он  о  девице  с  бедрами.  -  Красиво?
Красиво. Значит, пусть стоит".
     То ли ноги сами несли его, то ли все дороги в санатории вели  к  ней,
но вскоре он опять очутился у статуи.  Сопротивляться  было  бессмысленно,
что-то его туда притягивало. Около нее прямо  в  клумбе  стоял  незнакомый
бородатый молодой человек, курил трубку и  под  руководством  заслуженного
деятеля сажал ей на плечо новый кувшин.
     - Кувшин отбили, - неприветливо объяснил заслуженный  деятель,  когда
Коробейников приблизился. - Некоторые  граждане  не  видят  разницы  между
голыми девками и произведениями искусства. Варвары!
     Коробейников  принял  эти  слова  на  свой  счет,  но   промолчал   и
нерешительно взглянул на девку в упор. Ему показалось, что с ее  каменного
лица исчезла прежняя улыбка и теперь она глядит как-то тоскливо.
     - Это из ваших? - спросил Коробейников, когда молчать стало неудобно.
     - Мой лучший ученик, - с гордостью объяснил  заслуженный  деятель.  -
Надо мальчикам помогать, кто же после нас будет? Молодец, старается.
     Бородач что-то недовольно пробурчал и чуть не проглотил трубку.
     - Все мы немножко  Пигмалионы,  -  вздохнул  заслуженный  деятель.  -
Носимся со своими скульптурами и  чего-то  ждем  от  них.  А  некоторые  в
кавычках ценители искусства первым  делом  спрашивают  -  сколько  же  она
стоит, эта статуя, в денежном выражении?
     Коробейников совсем смутился, потому что именно это и хотел спросить.
     - Не так уж и много, - усмехнулся заслуженный деятель.
     Молодой бородач плюнул в клумбу.
     - Когда  я  был  в  Австрии,  -  вдруг  неожиданно  для  себя  сказал
Коробейников, - то насмотрелся там на этих... кюфр... курфр... курфюрстов.
На лошадях. Там в каждом городе в центре сидит кто-нибудь на лошади. Такая
традиция. Как у нас с веслом, так у них на лошади.
     - Вот именно! -  с  интересом  подхватил  заслуженный  деятель.  -  У
германцев свой шаблон. У  них  тяжеловесный  стиль,  давит.  Кстати,  а  в
Австрию путевка сколько стоит?
     - Не знаю, - удивился Коробейников. - Я там был не по путевке.
     - Командировка?
     - Да, что-то вроде  командировки,  -  усмехнулся  Коробейников.  -  С
апреля по ноябрь сорок пятого.
     - А, - понимающе кивнул заслуженный деятель.
     Коробейников  еще  немного  потоптался  около  статуи  и   побрел   в
библиотеку, твердя про себя, чтобы не  забыть:  "Пигмалион,  Пигмалион..."
Слово было  знакомое,  но  он  забыл,  в  чем  там  дело.  Он  попросил  у
библиотекарши энциклопедию на букву "П", но, странное дело, оказалось, что
сегодня ночью кто-то выбил окно и украл именно эту энциклопедию  на  букву
"П". Коробейников огорчился, но библиотекарша и без энциклопедии объяснила
ему, что  Пигмалион  был  известным  древнегреческим  скульптором,  а  его
художественную биографию написал  известный  английский  писатель  Бернард
Шоу.


     Всю следующую ночь в санатории лил дождь и выли собаки, а утром Боря,
выйдя под дождем со шлангом поливать цветы, обнаружил,  что  на  этот  раз
изувечены все три статуи - у шахтера отбит отбойный молоток,  у  парня  из
рук исчезла ядерная структура, а у девицы опять пропал кувшин.
     Разбудили  заслуженного  деятеля.  Тот  вышел  под  зонтиком,  оценил
происшедшее как "акт вандализма" и потребовал оградить  свое  произведение
от варварских посягательств.
     Стало не до шуток. Коробейников вызвал милицию.
     Прибыл оперативник с блокнотом, зорко взглянул  на  девицу  и  первым
делом спросил, не было ли у нее врагов.
     - У кого? - переспросил Коробейников.
     - Возможно, кто-нибудь в санатории предубежденно относился к внешнему
виду этой дамы, - подсказал оперативник, разглядывая следы в клумбе.
     - Нет... никто не замечен, - смутился Коробейников.
     Затем последовал вопрос: какой был кувшин?
     - Кувшин как кувшин. Похожий на эту... на греческую вазу.
     "Кувшин,  стилизованный  под  древнегреческую  амфору",   -   записал
оперативник.
     - Какой молоток был у шахтера?
     - Отбойный.
     - Ясно, что отбойный. Меня интересует его расположение.
     -  Отбойный  молоток  располагался  на   левом   плече,   -   ответил
Коробейников. - А шахтер придерживал его левой рукой.
     - Так и запишем... Теперь разберемся с этим хлопцем.  Кто  он  такой,
по-вашему?
     -   Наверно,   ученый,   -   задумался   Коробейников,    разглядывая
устремленного в небеса хлопца. - Физик. Ядерщик.
     - А что он держал в руке?
     - Это... ядерную структуру. Ну, эта штука... она похожа на  планетную
систему.
     - Понял, - кивнул следователь. - Так вот, меня интересует именно  эта
структура.  Какой  у  вас  контингент   отдыхающих?   Химики   и   физики?
Интеллигентный контингент. Меня  интересует  именно  химическая  структура
этих статуй. Акта вандализма  здесь  не  наблюдается.  Посмотрите:  кто-то
ходил  ночью  по  клумбе,  но  не  растоптал  ни  одной   розы.   Странный
злоумышленник, верно? Далее... если я что-нибудь понимаю в  искусстве,  то
молотки  и  кувшины  на  подобного  рода  статуях   крепятся   внутри   на
металлической арматуре. Значит, отбить их совсем не просто, - эту арматуру
надо еще отпилить ножовкой. А потом реставрировать в  местах  повреждения.
Взгляните: на плече, где стоял кувшин,  и  на  руке  этой  дамы  не  видно
никаких следов повреждения.
     - Что же это должно  означать?  -  спросил  Коробейников,  удивленный
наблюдательностью следователя.
     - Только то, что скульптуры  не  повреждались  в  припадке  гнева,  а
умышленно, целенаправленно изменялись.
     - А зачем?
     - Не  знаю.  Наверно,  кому-то  не  нравились  все  эти  скульптурные
украшения. Возможно, у этого заслуженного деятеля искусств есть  соперники
в творческом плане... возможно, мы имеем дело с  редким  преступлением  на
почве разного понимания изобразительного искусства...  Моцарт  и  Сальери?
Как вы думаете?
     - Спросите лучше у него, - ответил Коробейников. О Моцарте и  Сальери
он никак не думал, зато сразу вспомнил недовольного бородатого ученика.
     Следователь отправился на розыски заслуженного  деятеля  искусств,  а
Коробейников побрел на пляж. Что делать на пляже под дождем, он  не  знал,
но ему хотелось побыть одному. Там не было ни души - пустой пляж с  коркой
мокрого песка после ночного ливня, лодки, накрытые  брезентом,  да  фонарь
мигал над будкой лодочника, ожидая короткого замыкания.
     Непорядок!
     Коробейников уже собрался выключить фонарь,  как  вдруг  увидел,  что
из-под брезента ближней лодки выглядывает... планетная структура,


     В  лодке  лежали  отбойный  молоток,  кувшин,  планетная  система   и
энциклопедия на букву "П".
     Коробейников опустил брезент, выключил фонарь и вернулся в  санаторий
к статуям.
     Он внимательно разглядывал их. Статуи  изменились...  как  он  раньше
этого не замечал? Левая рука шахтера без  молотка  торчит  так,  будто  он
что-то  выпрашивает  или  жалуется  на  жизнь.  Хлопец-ядерщик  без  своей
структуры выглядит совсем неестественно... Коробейников готов  поклясться,
что этот  парень  выдвинул  немного  вперед  левую  ногу,  чтобы  изменить
неудобную позу и не упасть с пьедестала. А выражение лица у девицы в самом
деле изменилось - удивительно, что заслуженный деятель этого до сих пор не
заметил.
     Коробейников вообразил себя на их месте - как стоял бы  он  голым  на
пьедестале в неудобной позе, как хотелось бы ему  выбросить  эти  молотки,
кувшины и атомы, как хотелось бы поразмяться и приодеться, как  рыскал  бы
он по санаторию в поисках  одежонки  и  развлечений  -  и  забрался  бы  в
библиотеку! - как визжали бы собаки при виде оживших статуй и как под утро
приходилось бы лезть на пьедестал и принимать вечную позу.
     Эти фантазии преследовали его весь день, как  надоедливый  дождь.  Он
шел на обрыв  и  осматривал  пляж...  ни  варваров,  ни  вандалов  там  не
наблюдалось. В оживающие статуи, понятное дело, он не мог  поверить,  зато
верил в хулиганов, разрушающих памятники. Он  решил  устроить  в  лодочной
будке ночную засаду - если хулиганы припрятали в лодке свою добычу, то они
к ней должны вернуться.
     "Я их лично поймаю и привлеку к уголовной  ответственности!  -  думал
Коробейников. - Я их научу искусство любить!"
     Ехать домой, чтобы потом возвращаться, не хотелось. Он позвонил жене,
а потом весь вечер бродил в треугольном брезентовом плаще вокруг скульптур
и подозрительно разглядывал всякого, кто к ним приближался.
     Какой-то молодой кандидат наук  проходил  мимо  девицы,  остановился,
закурил и начал ее разглядывать.
     - Проходи, чего уставился? - сказал ему Коробейников.  -  Никогда  не
видел?
     - Дед, что с тобой?! - весело изумился кандидат  наук.  -  Ты  откуда
такой взялся? Из какой эпохи? Я тут  стою,  понимаешь,  и  облагораживаюсь
искусством, как вдруг выползает какой-то динозавр и спрашивает, чего я тут
стою.
     "В самом деле, - смутился Коробейников. - Человек облагораживается, а
я на него ры