ого ларька историческую встречу
с известнейшим херманским  профессором  утопического  материализма  Карлом
Фридриксонном, в точности знавшим тот  самый  -  ДРУГОЙ  -  путь  (пойдешь
направо, свернешь налево и так далее).
     Уже смертельно больной профессор  Карл  Фридриксонн  шепнул  на  ушко
экономисту Н.Ильину  три  тайных  слова,  пожал  на  прощанье  руку  (мол,
встретимся на баррикадах) и  незаметно  для  кишащих  на  перроне  филеров
передал в наследство три секретные карты, в точности указующие  тот  самый
путь; а сам выпил  кружку  пива  и  потихоньку-полегоньку  под  присмотром
шофера  Гулько  Макара  Егорьевича  пошкандыбал  вдоль  Берлинской   стены
помирать к себе домой на Фридрихштрассе, волоча  за  собой  хвост  о  двух
филерах,  один  из  которых  являлся  будущим   ерманским   рельсканцлером
Гнидлером.



                        9. ЕСТЬ ТАКАЯ ПАРТИЯ!

     Экономист  же  Н.Ильин  тоже  выпил  баварского  пива  на  берлинском
перроне, незаметно спрятал три заветные карты в новый  кожаный  чемодан  с
двойным дном, вернулся в опечатанный бронепоезд с кучей беспризорников  на
крыше и,  ведомый  личным  шофером  Гулько  Макаром  Егорьевичем,  который
когда-то служил в железнодорожном депо  машинистом,  прибыл  на  Казанский
вокзал, где его  встречали  народные  представители  с  хлебом-солью  и  с
жигулевским пивом.
     Там он открыл окно и бросил в толпу свежий номер "Правды" с  новейшим
лозунгом:

                           "ЕСТЬ ТАКАЯ ПАРТИЯ!"

     Народ вначале не понял:
     - Какая-какая? - переспросил народ.
     - ТАКАЯ! - хитро прищурился экономист Н.Ильин, посолил ломоть хлеба и
съел.
     И запил пивом.
     - Ага! Вот оно что! Ура! Хитер, экономист! - обрадовался народ.
     - Качать экономиста! - заорали беспризорники и гроздьями  повалили  с
крыши бронепоезда.
     Всем дело нашлось - кто "ура" кричит, кто  новый  лозунг  несет,  кто
каравай доедает, кто пиво допивает, кто  на  вокзале  экономиста  Н.Ильина
подбрасывает.
     Где пальто, где кепка, где что...
     А беспризорники во главе с богатырем Соцреализмом носятся  толпой  по
городу и буржуазию козой пугают:
     - У-у-у, забодаем!
     Шуткуют пока.
     Пока указаний не было буржуев резать.
     Пусть живут пока.


                              10. НАКИПЕЛО!

     Наконец нашли экономисту Н.Ильину кепку, отнесли его на  носилках  на
балкон Кшесинской, что в Доме на Набережной, и сразу взялись за  дело:  из
дома жильцов выселили, назвали дом Штабом Восстания, подтянули броневики и
эсминцы, развели мосты и костры, выпустили из бастилий  всех  уголовников,
политических  и  политических   уголовников,   захватили   Главпочтамт   и
Центральную Сберкассу,  все  газеты,  кроме  "Правды"  прикрыли,  обложили
Зимнее логово флажками  и  назначили  на  завтра  низвержение  ниагарского
водопада, везувий народного негодования и последний день помпей, - все  по
плану программы-максимум, как у настоящих гарибальдийцев.
     - Вчера еще было рано, сегодня - уже поздно, а завтра - в самый  раз!
- гадал по звездам экономист Н.Ильин, выходя с чайником кипятку на  балкон
бывшей благородной девицы.
     - Гляди, лобастый, чайник кипит! - кричат ему  снизу  вооруженные  до
зубов рабоче-крестьянско-солдатские депутаты.  -  Накипело!  Хлеба  давай!
Чаю! Масла! Мяса! Яйцев! Куда все подевалось?
     -  Завтра  все  сами  возьмете  в  свои  руки  у  буржуйской  теневой
экономики, - твердо обещает экономист Н.Ильин.  -  Ничего  чужого  нам  не
надобно, все и так наше. А кипяток-с, товарищи, за углом в буфете.
     - Ура-а!
     Настала последняя ночь старого мира.



                        11. ШТАБ НА НАБЕРЕЖНОЙ

     Ночь. В Доме на Набережной  электричество  жгут,  бывшая  благородная
девица Кшесинская разносит крепкий  чай  с  клюквенным  повидлом.  Пива  -
ни-ни! Не спят богатыри Такой партии, думу думают:
     - Что еще подзабыли? Чем еще Облой Чудище досадить?
     Шепчутся по углам:
     - Оторвать ей собачьи головы! - кипятится Зализный Феникс.
     - Не поможет, новые отрастут, - протирает пенсне военмор Бронштейн. -
Слышал,  что  Мичурин  сказал?  Он,  говорит,  не  в  курсе   генетической
рекомбинации.
     -  Тогда  фитиль  ей  под  хвост!  -   кипятится   Овсей   Антоненко,
замкомпоморде (заместитель командира по морским делам).
     - Вот вы и займитесь.
     - А где тот чудесный нацмен? - вдруг вспоминает экономист Н.Ильин.  -
Что-то с памятью моей стало - опять фамилию забыл.
     - В Разливе шампанских вин, - злорадно  отвечает  военмор  Бронштейн,
лучший враг Нацмена.
     - А что он там делает в такое ответственное время?
     - Пишет "Краткий курс истории Такой партии".
     - Нашел время! А послать за ним связного!
     Сказано  -  сделано.  Посылают  мальчика,  Соцреализма-богатыря,  тот
плывет под разведенными мостами вне подозрений у  псов-сатрапов  -  что  с
босяка возьмешь? - приплывает  ночью  в  Разлив,  находит  наощупь  шалаш,
расталкивает Чудесного Нацмена и доставляет того, полусонного,  в  Дом  на
Набережной.
     - Вот он! - говорит Соцреализм.



                          12. ПЛАН ВОССТАНИЯ

     - Спасибо, мальчик, возьми конфетку, - обрадовался экономист Н.Ильин,
отвел Нацмена в уголок и тихо сказал, чтоб никто не  слышал:  -  Никто  ни
хрена не умеет, никто ни за что не отвечает. Говорим много,  а  дела  -  с
гулькин хрен. Вас-то, батенька, нам и не хватает.
     - А что, собствэнно,  нужно  дэлать?  -  зевая,  спрашивает  Чудесный
Нацмен со своим знаменитым восточным акцентом. -  Извините,  не  выспался,
всю ночь камни ворочал, ставил вопросы ребром.
     - Вот! Вот, вот, вот! Главная, архиважнейшая сегодня работа:  ставить
вопросы ребром! Да вы спите, спите... А работу делайте на ходу.  Скипидару
Чудищу под хвост - как вы думаете?
     - Уже заготовлено десять бочек скипидару. Будет нужно - еще достанем.
     - Спасибо, голубчик! Смолы бы ему горячей в глотку - как по-вашему?
     - Вагон смолы на подходе.
     - Пять с плюсом! А вы, дурочка, боялись - не  выспался,  говорит,  не
справлюсь!
     - Но это еще не все, - отвечает Чудесный Нацмен и подходит с  красным
карандашом к земному глобусу. -  Вот  Парадный  Подъезд...  А  вот  Черный
Ход... Надо бросить на штурм Зимнего логова батальон  беспризорников.  Вот
тут... и тут...
     - Стратег! Суворов! - восклицает экономист  Н.Ильин  и  обращается  к
притихшим богатырям: - Вот кому карты профессора Фридриксонна в руки!
     Хитро прищурился и уточнил:
     - После моей смерти, конечно.



                            13. ОТРЕЧЕНИЕ

     И не выдержали нервы у Чудища Лаяйющего.  Услышало  (да  недослышало)
оно про "мильен беспризорников",  потеряло  ориентацию,  начались  у  него
нервный тик и дрожь в  коленках.  Выползло  Чудище  из  своей  Могилевской
ставки и сказало сквозь зубы во множественном числе о самом себе:
     - МЫ, -  говорит,  -  ОТРЕКАЕМСЯ.  Даруем  народу  земли,  фабрики  и
свободу. Нате вам,  подавитесь.  Берите  -  сколько  возьмете  и  унесете.
Смотрите только, не протяните ноги.
     Слова не совсем исторические, но смысл подлинный, близкий к тексту.
     И пока  народ  ликовал,  ловил  псов-сатрапов,  хватал  дарованное  и
растаскивал по домам несъедобные землю, свободу и фабрики, Чудище Стозевое
притворилось шлангом, бросилось со шпиля Морского Пароходства на  булыжную
мостовую и, как в сказке, преобразилось в многочисленных чудищ-юдищ  число
не менее полу-роты лейб-гвардии Преображенского полка. Под  покровом  ночи
эти пресловутые лейб-гвардейцы сбрили усы, повязались белыми  косынками  с
красными крестами международных сестер милосердия, загрузили  всея-русский
хлеб, чай, масло, мясо и  яйца  в  грузовики  "руссо-балт",  и  огородами,
огородами бежали  из  Санкт-Питербурха  в  Таврию,  а  оттуда  пароходами,
пароходами эмигрировали в заморские страны: каждой Лаяйющей  Голове  -  по
пароходу, на каждом пароходе - по Зеваяйющей Голове.
     Занялись они в тех странах  коммерцией  и  писанием  мемуаров,  такси
водили,  в  цирке  выступали,  груши  околачивали,   все   пропили-проели,
переженились на француженках и ассимилировались там навсегда.



                           14. СВЕРШИЛОСЬ!

     Радости было!
     Первым делом батальон беспризорных рабочих, крестьянских и солдатских
депутатов перелез через чугунные Царь-Ворота Парадного Подъезда и ворвался
в  Зимнее  Логово.  Дали  сторожу  в  ухо,  отобрали  берданку,   повязали
псов-сатрапов, нагадили в античные вазы, подтерлись персидскими коврами  и
принялись  палить  из  берданки  в  хрустальные  люстры  и   в   китайский
фарфор-фаянс.
     Народ же на улицах опять кричал "Ура!", выбрасывал собственные  шапки
вверх, плясал гопака и "яблочко" и с воинскими почестями  хоронил  пятерых
повешенных, развешивая вместо них на фонарях псов-сатрапов.
     Палача же Леонарда Андреева  опять  нигде  не  нашли  -  он  сидел  в
шаляпинской  уборной  во  МХАТе  и  жаловался  первому  народному  артисту
республики:
     - Не могу уснуть, - жаловался мертвецки  пьяный  Леонард  Андреев.  -
Только усну - являются!
     - Кто является? - спрашивал первый народный  артист,  прочищая  перед
спектаклем горло добрым глотком горилки.
     - Пятеро повешенных. Стоят и в глазах двоятся.  Что  там  за  шум  на
майдане коло бани?
     - Революция идет. Ты б еще водки выпил, да повешенным налил, да  стул
бы им предложил. Глядишь, посидят, посидят и уйдут, -  советовал  народный
артист и напевал, входя в роль царя Бориса:

                             "И мальчики
                             кровавые
                             в глазах..."

     Значит, висят псы-сатрапы на Кронверкском валу, ботинками  качают,  а
посередке - сам фон Бункер-Бунд, личный кредитор Саши Пушкина,  одолживший
однажды поэту 60 тысяч рублей серебром, а  тот  возьми  и  подстрелись  на
дуэли.
     Свершилось, короче,  то,  о  необходимости  чего  так  долго  говорил
экономист Н.Ильин:
     - Свегшилось, когоче!



                   15. И НА ОБЛОМКАХ САМОВЛАСТЬЯ

     Что дальше было: триумфальное шествие Совместной Власти,  бразильская
фиеста и всенародный загул.
     Все сразу надели красные ботинки и бантики. Шутки-прибаутки,  смех  и
веселье. Запрудили улицы, пили разливанное море  шампанского  из  подвалов
Зимнего Логова.
     А чем запивали?  Спиртом  из  разгромленных  складов  Преображенского
полка.
     А чем закусывали? Кто чем - кто сухарем, кто килькой в томате, а  кто
и рукавом от бушлата; а  вот  первый  народный  артист  республики  -  тот
закусывал горилку красной икрой и молочным поросеночком с хреном,  вытирал
губы, выходил к рампе и пел: "Что день грядущий мне готовит?",  тогда  как
голодные бояре пили за царским столом пустую воду и грызли бутафорию -  им
на сцене икра не положена.
     Другие же  в  этот  судьбоносный  час  отмечались  на  сцене  Историй
аршинными буквами - на обломках самовластья писали собственные имена:

                    "ЗДЕСЬ БЫЛИ ДЖОН РИД С СУПРУГОЙ"
             "МАТРОС ЖЕРЕБЕНКО + ШУРОЧКА КОЛЛОН-ТАЛЬ = Л."
                           "Я - КОТОВСКИЙ!"
                        "МЫ - ИЗ КРОНШТАДТА!"

     А шофер Гулько Макар Егорьевич, у  которого,  как  известно,  не  все
дома, подумал,  подумал,  окунул  малярную  кисть  в  свинцовые  белила  и
написал:

                         "ТАКИМ ВОТ МАКАРОМ"



                     16. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ

     Всякое было в ту ночь.
     Толпа беспризорников поймала зазевавшегося  распузатого  буржуя  и  в
научных  целях  в  назидание  потомкам  заспиртовала   этот   превосходный
экземпляр эксплуататора вместе с цилиндром и енотовой  шубой  в  громадном
стеклянном чане из-под квашенной капусты.
     Потом: "Айда, братва, купаться в Разлив!"
     Рванули в Петродворец, наполнили шампанским  и  спиртом  петергофские
фонтаны и прыгали со статуи Самсона, раздирающего пасть  льву,  сначала  в
шампанское, потом в спирт, из спирта  -  опять  в  шампанское.  И  Самсону
налили, и льву... Бедный лев,  бедный  Самсон...  Плескались,  плавали  на
перегонки, ныряли - кто глубже. Приблизительно (---) тысяч граждан  разных
сословий нырнуло (статистика закрыта в железном сейфе  Энкавэдэ),  из  них
(---) тысяч не вынырнуло  -  только  красные  бантики  всплыли  клюквой  в
шампанском, как сказал бы гений Север Игорянин, лютый враг Соцреализма.
     Потом - салют с фейерверком.  Знатный  получился  салют  -  палили  с
броненосца "Потемкина" по Санкт-Питербурху изо всех бортовых орудий.
     В результате:
     в Северной Пальмире с пригородами погибло где-то (---) тысяч  вонючих
мещан и вшивой интеллигенции, как сказал бы экономист Н.Ильин.
     Дальнобойной морской артиллерией достали:
     до   Москвы   -   погибло   около    (---)    тысяч    представителей
махрово-реакционного духовенства;
     до Киева - погибло (---)  тысяч  с  лишним  людишек  мелко-буржуазной
психологии и продажного чиновничества;
     до Одессы - погибло порядка (---) тысяч воров и обывателей;
     до Новороссийска - погибло более (---) тысяч белого офицерья;
     а один малохольный шальной снаряд  залетел  аж  во  Владивосток,  где
разорвал на куски взвод японских интервентов - погибло 33 японца во  главе
с офицером-самураем.
     Других жертв и разрушений не отмечено. За государственную границу  ни
один снаряд не перелетел, дипломатических нот и протестов ни  от  кого  не
последовало - даже японский император из врожденной вежливости промолчал.
     ИТОГО  (кругом-бегом,  без  учета  утонувших  в  спирту,  не   считая
повешенных   псов-сатрапов,   33-х   японских   интервентов    и    одного
заспиртованного  пузатого  буржуя)  ПОГИБЛА  всего  одна   десятая   часть
населения - плюс-минус, больше-меньше, туда-сюда - 0,1 (ноль  целых,  одна
десятая).
     Не жалко.
     Так что триумфальное шествие Совместной  Власти  прошло  под  сводный
духовой оркестр относительно бескровно и без посторонних эксцессов.
     Наконец уснули.
     А  утром,  проснувшись  с  похмелья,  обнаружили  на  стене  Дома  на
Набережной первый декрет Совместной Власти об антиалкогольной перестройке:
все, как один,  бросим  пить,  виноградники  вырубить,  спирт  пустить  на
протирку орудий средств производства для средств  производства,  а  взамен
увеличить выпуск фруктовых соков по рецептам дедушки Мичурина.
     Тут бы и сказке конец, да не тут-то было...




                          2. ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ



                17. ВСЕ ВПЕРЕДИ ИЛИ ПЕСНЯ О БУРЕВЕСТНИКЕ

     Тем же утром Максимильян Горькин взглянул на свой барометр, изменился
в лице, заплакал, выпил натощак  четвертушку  водки  и,  нажимая  на  свое
замечательное  волжское  "О",  сказал  сынишке  Соцреализму,  который  уже
пописывал в Пролеткульте стишки:
     - Гляди, сынОк, стрелку сОвсем зашкалилО,  -  сказал  Буревестник.  -
Буря, скоро грянет буря! Больно мне за нашу творческую интеллигенцию...  А
ты уж совсем большой, экой  вымахал!  Иди-ка  ты,  парень,  в  люди.  Чую,
недолго мне жить осталось - либо сам помру, либо врачи отравят,  либо  еще
как-нибудь... Кто за меня напишет новую "Войну и мир" -  ума  не  приложу.
Оставляю тебе в наследство чистую амбарную книгу в десять  тысяч  страниц,
ничего у меня  больше  нет,  окромя  единственного  костюма  и  вышиванной
тюбетейки.  Вот  тебе  социальный  заказ  -  напиши-ка  ты  в  этой  книге
нашенскую, пролетарскую "Войну и мир". Попробуй. Чтоб, понимаешь, война  -
так уж настоящая, классовая война, а  когда,  понимаешь,  мир  -  то  чтоб
настоящий мир, а не Брестский, похабный. Живи  по  "Правде",  понял?  Пиши
правду, правду и только в "Правду". Компрене ву?
     Предсказав, значит, плохую погоду  и  стихийные  бедствия  и  оставив
внебрачному сыну в наследство пустую амбарную книгу и литературные советы,
популярный пролетарский писатель опять заплакал горькими слезами (очень уж
любил плакать), выпил еще шкалик водки, разбил  барометр  и  по  настоянию
своего лучшего друга  экономиста  Н.Ильина  ("Говно  эта  ваша  творческая
интеллигенция, - сказал ему экономист  Н.Ильин,  слушая  "Аппосионату".  -
Разбитое  кривое  зеркало  революции,  выброшенное  на   свалку   Истории.
Езжайте-ка, батенька, к себе на Капри,  не  плачьте  и  не  путайтесь  под
ногами со своими несвоевременными мыслями - иначе я за себя не ручаюсь."),
так вот, по настоянию экономиста Н.Ильина  Максимилиан  Горькин,  как  тот
жирный пИнгвин,  уехал  в  тихую  гавань  на  остров  Капри  прятаться  от
революционных цунами, лить слезы по говяной интеллигенции  и  лечиться  от
алкогольного туберкулеза.



                             18. В ЛЮДЯХ

     Делать нечего. Спрятал Соцреализм  Максимильяныч  на  груди  амбарную
книгу в  красном  сафьяновом  переплете,  заточил  чернильный  карандаш  и
отправился в люди.
     Идет, бредет, шагает по Москве. Не ворует. Перебивается  с  хлеба  на
воду. Скучно. Люди всякие вокруг снуют, футуристы, диссиденты,  попутчики.
Знакомые беспризорники, с кеми Соцреализм Зимнее Логово  брал.  Соцреализм
их в глаза не замечает. Делает вид, что гуляет по Москве,  а  сам  изучает
жизнь, как она есть, ищет ответы на больные вопросы.
     А  люди  вокруг  не  знают  что  делать.  Землю,  фабрики  и  свободу
расхватали, а что с этим добром делать - не знают.
     "В самом  деле:  что  делать?  -  размышляет  Соцреализм.  -  Ну,  по
винтикам,  по   кирпичикам   разнесли   макаронную   фабрику   по   домам,
приватизировали. Ну и?.. Где макароны?.. Ну, принес ты домой мешок  земли,
лучшего чернозема. Ну, два мешка, ну, телегу... Макароны же  из  земли  не
вырастут. Ну, взял ты дарованную свободу, а свобода такой предмет:  хочешь
- гуляй, гуляй - не хочу. Оно же ж все  несъедобное  -  земля,  фабрики  и
свобода! Где обещанные хлеб? чай? масло? мясо? молоко?.. Экономист Н.Ильин
обещал: "Завтра все возьмете в свои руки". Где ж  это  ВСЕ?  Где  это  ВСЕ
взять и куда ОНО к черту подевалось?"
     Как вдруг навстречу  Соцреализму  катится  крученый  Давид  Бурлюк  в
стетсоне и в тапочках на босу ногу.



                          19. ДЫР, БУЛ, ЩУР

     - Привет птенцу Буревестника! - машет стетсоном Давид Бурлюк.  -  Где
пропадаешь, дыр, бул, щур?
     Не отвечает Соцреализм-богатырь, нос воротит.
     - Поехали к Репину спаржу жрать. И самогон у старика  найдется,  бул,
щир, дыр!
     Вот и ответ: где взять, где взять?.. У Ильи Ефимыча Репина, щил, был,
дыр.
     Молчит богатырь Соцреализм, воротит нос в противоположную сторону.
     - Что у тебя с клювом случилось, - удивляется Бурлюк. - Ты чего  клюв
задрал, жир, дыл, был?
     Надо отвечать - не отцепится.
     - Хожу тут, матерьял собираю,  -  цедит  сквозь  зубы  Соцреализм.  -
Собрался "Войну и мир" писать.
     Давид Бурлюк  так  изумился,  что  плюнул  на  мостовую  и  уехал  по
израильской визе в Северо-Американские Штаты и неплохо провел  там  время,
предназначенное ему судьбой - жил, был, пил.



              20. РАЗМЫШЛЕНИЯ СОЦРЕАЛИЗМА В ТОЛПЕ НАРОДА

     "Всегда  так  было:  лица  сомнительного  происхождения  приезжают  и
уезжают, а русский человек остается с задранным носом, - подумал  богатырь
Соцреализм, неодобрительно глядя вслед тапочкам Бурлюка. - Но  о  чем  это
я?.. Все о том же: что делать? Где взять масло, хлеб,  молоко  -  все  эти
съедобные предметы? Каждый в отдельности точно  знает,  что  нужно  делать
СВОЕ ДЕЛО - пахать да сеять, точить да сверлить, торговать да писать  свою
"Войну и мир" - хотя последнее не съедобно, но допустим,  -  а  потом  уже
смело гулять да  плясать.  То  есть,  по  профессору  Карлу  Фридриксонну:
требуется создавать то, чего еще нету - продукт;  и  проедать  прибавочную
стоимость. До чего просто! А что на деле? А на деле продуктов нет.  Каждый
знает, что каждый должен делать свое дело, только не он сам. Каждый сам за
себя, и всем