Он с теплой душой сел в  автобус  и  поехал  в  самый  дальний  район
Нефтесеверска. Ему уступили место, он сел у окна и прищурился  в  темноту.
Потом он  развернул  пакетик  и  радовался,  разглядывая  розовую  пуховую
шапочку и шарфик. Потом автобус опустел, а он  все  ехал;  потом  он  съел
конфетку из подарочного кулька и увидел, что автобус подъезжает к конечной
остановке. Он торопливо развязал узел, снял пальто и  опять  оделся  Дедом
Морозом. Водитель посмотрел на него и улыбнулся.
     Медленно падал снег. Было темновато, но старик легко находил  дорогу.
Он обошел последний дом, пересек забитый сваями  котлован  и  очутился  на
опушке леса.
     Здесь он тихонько свистнул.  К  нему  подбежали  два  матерых  волка,
запряженных в легкие сани.
     - Как дела? спросили волки.
     - Нормально, - ответил старик.
     - Принес что-нибудь?
     Старик похлопал по мешку. Волки принюхались и сказали:
     - Нормально.
     Старик уселся в сани, и видимость растаяла за пушистым снегом.
     Ехал он лесотундрой к своей избушке часа два, чуть не замерз.  Грелся
у газовых факелов.
     Его встречали Снегурочка, горячий чай и теплая постель.
     Даже Деду Морозу нужно немного тепла.





                               Борис ШТЕРН

                        ТУМАН В ДЕСАНТНОМ БОТИНКЕ




     Трижды проржал Сивый Мерин, и золотой кусочек солнца  выглянул  из-за
бугра и разлился в реке. Солнце начало вываливаться  над  водой,  вытесняя
туман из-под железнодорожного моста, и река расплескала  отражение  солнца
по своей поверхности; проснулась рыба, поднялась  со  дна,  пошла  клевать
солнечное отражение, наглоталась воздуха, пошли по реке пузыри,  пошел  от
реки пар к небесам, побежала за реку  огромная  кривая  тень  от  одинокой
кривой сосны; и пошло, и пошло... Одна  лишь  Утренняя  Звезда  заскучала,
побледнела, потянулась навстречу солнцу... И погасла. И каркнула на  сосне
проснувшаяся ворона - протяжно-пр-рротяжно:
     - Кар-р-р-р-р-р!
     - Такая вот поэзия... - промолвил во сне Сивый Мерин.
     - Такие вот сюжеты... - согласился с другом длиннющий Дождевой Червь.
     - Зато наше кладбище всех лучшее и красивее, - зевнул, не просыпаясь,
Сивый Мерин. - Здесь им не свалка, здесь хоронют...
     Опять закричала ворона, захлопала крыльями, опустилась с кривой сосны
к самой воде и  подозрительно  стала  разглядывать  правым  глазом  дохлую
рыбешку. Понюхала, клюнула, тяжело  вознеслась  над  рекой,  прилетела  на
кладбище, уселась на обелиск с медальоном.
     - Тьфу, дура, напугала, - сказал Дождевой Червь.
     - Почему "дура"?  -  обиделась  Ворона,  сплюнув  дохлую  рыбешку  на
могильную плиту. - Я "он", а не "она".
     - Самец, что ли? Кто вас, птиц, разберет... Дурак, значит.
     - Ничего ты не понимаешь. Я - ВОРОН. Нас два  семейства  -  вороны  и
вороны. Среди воронов есть самцы и самки, и среди ворон - то же самое. Я -
ворон, но самка. Название у меня мужеского рода, а суть женская.
     Дождевой Червь очень удивлен, даже Сивый Мерин наконец-то проснулся и
спросил:
     - Как же вас все-таки называть... Дурак или дура?
     Задумалась Ворон.
     "Кто же я такая? - мучительно соображает думает Ворон. - На  сосне  у
меня воронье гнездо, в гнезде лежит  крапленое  кукушачье  яйцо.  Из  него
скоро должен вылупиться вороненок. С этой стороны я, несомненно, "она".  С
другой стороны, самка ворона - тот же ворон. Выходит, "он"...
     - Ни "дурак", ни "дура" не подходит, - размышляет Дождевой  Червь.  -
Вам  подойдет  слово  "дурачина"  -  оно  и  мужского  и   женского   рода
одновременно.
     Ух, обиделась Ворона! Спрыгнула с обелиска, схватила дохлую  рыбешку,
перелетела через реку, сверкая на солнце черным оперением, зашебуршилась в
гнезде.
     - Ловко я ее! - радуется Дождевой Червь.  -  Слышь,  Сивка...  Спишь?
Переходи ко мне в лужу, я подвинусь.
     - А в прежние времена вороны  дождевых  червей  с  потрохами  ели!  -
кр-р-ричит Ворон с того берега.
     - Ду-ра-чи-на! - разносится в ответ над рекой.
     - А сам ты кто? Кто ты сам?!
     Призадумался Дождевой Червь,  даже  Сивый  Мерин  опять  проснулся  и
спросил:
     - Слышь, Червяк, а ведь Ворон права... Сам-то ты кто будешь?
     "Странно, - раздумывает  Дождевой  Червь.  -  Вроде  бы  "он"...  или
"она"?..
     - Червячишко я, - заговаривает зубы Червяк.  -  Маленькое  бедненькое
червячишко. Кончаюсь  на  "о".  В  грязи  пробавляюсь,  рою  ее  окаянную,
взрыхляю ее, обрабатываю... А в награду что?  Переспать  в  луже  с  ясным
солнышком?
     - Земледелец, значит, - вежливо соглашается Сивый Мерин.
     - В нашей реке такие земледельцы на крюках за ребро висели, а рыбы их
кушали, - сообщает из вороньего гнезда дохлая рыбешка.
     - Кто там рыба, не вижу?!.. - злится  Дождевой  Червь  и  для  испугу
извивается как гадюка. - Кто там развонялся?
     - Ты не хами, Червяк,  -  окончательно  просыпается  Сивый  Мерин.  -
Конечно, запах от нее не деликатесный, но это  не  значит,  что  тебе  все
дозволено.
     - Я не "она", - отвечает дохлая рыбешка. - Я - КАРАСИК.
     - Дохлятина, вот ты кто! - парирует Дождевой Червь. - Попался бы  мне
в реке, я бы с тобой иначе поговорил!
     - Спать пора, - зевает Сивый Мерин.  -  Отбой!  Кто  слово  скажет  -
растопчу!
     Тишина. Полдень.
     "Ладно, потом поговорим", - думает Дождевой Червь, заползая в  старый
прохладный десантный ботинок.
     Спит  Сивый  Мерин,  пахнет  Карасик,  Ворон  в   гнезде   высиживает
Кукушонка. Плывет по течению пьяный могильщик с лопатой.  Ни  ветерка,  ни
дуновенья. Воздух понемногу  замешивается  в  кисель;  когда-нибудь  будет
гроза, но не раньше осени.
     - А Я - КОНЬ! - гордо бормочет во сне Сивый Мерин. - Я -  Конь,  и  в
этом нет сомнений.


     Проходит полгода.
     На  реке  ледоход.  Скелет  Карасика  свесился  из  родного   гнезда,
поглядывает в родную стихию. Нет тишины над рекой, плачет медь, из  города
по мосту несут  покойника.  Все  ближе  подходят,  все  явственней  звучит
скорбная нота... Кто-то умер.
     - Слышь, Червяк... - просыпается Сивый Мерин. - Несут кого-то!
     Но десантный ботинок перерублен могильной  лопатой,  червяков  теперь
двое.
     - Кто это тебя? - соболезнует Сивый Мерин.
     Спит Червяк, не в курсе дела.
     - Эй, Карасик, где твой дружок... Ку-ку?  -  ищет  собеседника  Сивый
Мерин.
     - Вышел из  колыбели...  Улетел  куковать  в  город,  -  меланхолично
сообщает скелет Карасика, свешиваясь из гнезда вниз головой. - Щуки  нынче
голодные.
     Не ошибся Сивый Мерин - несут, принесли, отворяют ржавые ворота.
     - Эй, кума, кого несут?
     - Не видать отсюдова, - отвечает Ворон.
     - По какому разряду?
     - С артиллерией!
     - Генерал, значит. Как минимум... Лети к  нам,  кума!  От  нас  лучше
видно!
     - Давай ты ко мне, с сосны далеко видать!
     - Лень, кума, крылами махать!
     - Мерин ты сивый! - удивляется скелет Карасика. - Ну, где, где у тебя
крылья? Покажи!
     - Они у меня складные, - бормочет Сивый Мерин. - На зиму  припрятаны,
чтоб моль не съела. Слыхал про коней-пегасов? Я вот из их породы.
     - Если ты Пегас, то я... Летучая Рыба! - насмехается Карасик.
     Ур-р-ра, вносят покойника!
     - Генерал какой? Военный или гражданский? - спрашивает Ворон.
     - Не видать!.. Свинцовый!
     Молчит похоронный оркестр.
     Ищут могильщика. Мерзавец, опять  напился,  яму  не  вырыл...  Нашли,
ведут с лопатой... Еле идет.
     Копает.
     Начинается официальная часть.
     Под сосной садится  солнце,  распорядитель  произносит  речь,  играет
оркестр, солнце сидит, могильщик ищет веревку... Кончено.  Свинцовый  гроб
опускают в могилу, и кладбище вздрагивает - зенитки  бьют  в  закат,  небо
расцветает ракетами.
     - Ишь, долбанули! - пугается Ворон, слетая с сосны.
     - Кого хоронят? -  просыпается  Дождевой  Червь.  -  О!..  Ты  откуда
взялся?!
     - Ниоткуда я не брался. Всю жизнь в ботинке живу, -  отвечает  Второй
Червяк.
     - Извините, но хозяин этого ботинка я.
     - Вы хотите сказать, что я обманываю?
     - А кулаки у вас на что? - подзадоривает Сивый Мерин.
     - Не лезь, сами разберемся!
     Могильщик спускается под  обрыв  к  реке,  с  уважением  разглядывает
размытые  кости  мастодонта,  долго  плавает  и  фырчит,  как  лошадь,  от
удовольствия.
     - Прогуляемся? - спрашивает более смелый Червяк.
     - Я не гуляю с  незнакомцами,  -  опускает  реснички  более  скромный
Червяк.
     - А танцы вы любите?
     Весна ласкает вечернее кладбище, бесшумно растет трава, и едва слышно
лопаются почки на кусточках. К ночи на холм возвращается мокрый могильщик,
трезвый.
     - Жизнь прошла, а не пожил, - вздыхает он.
     - Надо было жить, а не пить, - наставляет Ворон.
     - Как жить, когда жизни нет? Вам хорошо, у вас никаких проблем. Ты  -
ворона, тот - червячок, а этот карасиком при жизни был...
     - А ты кто? Человек! Оно звучит!
     - Какой же я, братцы,  человек,  -  горько  усмехается  могильщик.  -
Обыкновенный мутант с лопатой. Был бы я человеком!.. А мутант - он и  есть
мутант, весь в стадии революции. Сегодня он  -  такой,  завтра  -  другой,
через год - мать родная не узнает. Сам себя боюсь.
     Притихли, задумались.
     - Вот, когда я был человеком... - нарушает тишину Сивый Мерин.
     - Скажите  пожалуйста,  он  и  человеком  был!  -  удивляется  скелет
Карасика. - С крыльями?
     - Были такие кони  с  человеческой  головой.  Кентаврами  назывались.
Слыхал? От них свой род веду.
     - Были кентавры, были. Сам хоронил, -  подтверждает  могильщик.  -  И
пегасов хоронил, с крыльями. Сюда всяких несут.
     Нечего сказать Карасику, молчит. Хорошо, наверно, быть человеком...
     - Вот когда я был кентавром... - решает продолжить Сивый Мерин.
     - Чего его слушать! - кричит Ворон с сосны. - Я в девках  был,  когда
его родители бракосочетались. А туда же - пега-ас, кента-авр!
     - Если он кентавр, так я... русалка! -  хохочет  Карасик.  -  Русалок
хоронил, могильщик?
     - Женщин с рыбьим хвостом? Хоронил. Всех хоронил.  И  всяких.  Молчит
Сивый Мерин. Правду он говорит... Был он кентавром, был! И пегасом был! Не
верят...
     - Вот что, братцы, ну вас к лешему, - говорит могильщик,  -  когда  в
городе кукушонок кукует полночь. - Удивляюсь я вам - чего вы ссоритесь? Не
успеет кто слово сказать, все на него наскакивают.  Ну,  приврет  малость,
зато интересно. А вы слова не даете.
     - Все р-равно!..  Если  он  кентавр-р,  тогда  я...  жар-р-пти-ца!  -
каркает в темноте Ворон.
     Плачет Сивый Мерин.
     Могильщик  безнадежно  трясет  рогами,  закапывает  лопату,  чтоб  не
украли,  и  отправляется  на  все  воскресенье  в  город  поискать  других
собеседников. К ночи он возвращается и, боясь, что его перебьют, торопится
рассказать историю, которую слышал в городе.
     - Жило-было Клубничное Варенье... - начинает он.
     - Что  говоришь,  могильщик?  -  спрашивает  Карасик,  отвлекаясь  от
таинственного гороскопа в небесах.
     - Жило,  однажды,  было  Клубничное  Варенье...  -  начинает  сначала
могильщик.
     - Подожди, могильщик... как там мой, в городе?  -  спрашивает  ворон,
усаживаясь на любимый обелиск с медальоном.
     - Кукует.
     А червяков нет в ботинке, отправились к реке окунуться. Над кладбищем
развесилась звездная бесконечность, все предрасполагает начать сначала.
     - Итак, -  говорит  могильщик,  когда  кворум  собран.  -  Однажды  в
стародавние  времена,   в   эпоху   начального   завоевания   космического
пространства, жило-было  в  колыбели  человечества  Клубничное  Варенье  с
повышенной радиацией в  двухсотграммовой  баночке  от  майонеза,  накрытое
чистым листком бумаги и перевязанное шпагатом.
     И река остановила свое течение,  и  ночь  не  пошла  на  убыль,  лишь
вернувшиеся Червяки нарушили  тишину,  забрались  в  десантный  ботинок  и
извинились.
     - Так вот, жило-было Клубничное Варенье, красного  цвета,  бабушкино,
прозрачное,  радиоактивное.  Его  родословная  биография  лишь  голословно
показывает нам факты его жизни, деятельности, выдержанности и, в некотором
роде,   засахаренности.   Под   засахаренностью    я    понимаю    излишне
оптимистический  взгляд  на  внешние  явления  действительности,  присущий
радиофобии.
     - Вот что, могильщик, - говорит Сивый Мерин. - Взялся рассказывать  -
так  рассказывай,  а  нет  -  дай  другим  рассказать.  Не  понимаю,  кого
интересует степень засахаренности твоего радиоактивного варенья?
     - Сколько раз я уже начинал про это варенье? -  злится  могильщик.  -
Начну с конца, если не хотите сначала: и радиоактивное  варенье  съели.  С
этого все и началось.
     - Всякое варенье кончает тем, что его съедают,  -  каркает  Ворон.  -
Забавную ты рассказал историю... Жило-было радиоактивное  варенье,  и  его
съели. Что нам с того? Не мы его ели, не нам  вспоминать  о  последствиях.
Если уж взялся рассказывать, то изволь говорить  о  явлениях  значимых,  о
характерах героических, о поступках благородных - но не  морализируй,  как
внештатный корреспондент у разбитого семейного очага, не лезь с советами и
воздержись от менторства, не доказывай, но рассказывай. Не будь ни  в  чем
предубежден заранее, а тем  более,  убежден  впоследствии.  Предполагай  и
разглядывай со всех сторон, ищи причину, но не повод, и  ты  увидишь,  что
твое Клубничное Варенье не такое уж и клубничное, как  кажется  с  первого
взгляда. А сейчас начинай, я закончил.
     - Итак, однажды, как уже говорилось, - неуверенно начинает могильщик,
-  жило-было  Клубничное  Варенье.  Это  было  идеологически   выдержанное
варенье.
     - Это ты хорошо сказал, - перебивает Ворон. - Как отрубил. Откуда  ты
знаешь, какой выдержанности было  твое  варенье?  Ты  с  ним  свиней  пас?
Конечно,  я  не  знаю  еще  этой  истории...   Может,   это   была   мразь
канцерогенная, а не  варенье,  но  еще  раз  предупреждаю:  воздержись  от
выводов.
     -  Ты  мне  слова  не  даешь  сказать!   У   каждого   свои   идеалы,
следовательно, и своя идеология, которую он выдерживает.  С  этой  стороны
каждый из нас идеологически выдержан, наше  с  вами  варенье  не  являлось
исключением.
     - Софист ты, братец, - каркает Ворон и тяжело раздумывает на обелиске
с медальоном.
     - Что замолчал,  могильщик?  Рассказывай  дальше  про  свое  варенье,
интересно! - подают голос Червяки, свешиваясь из ботинка вместо шнурков.
     - Жило-было Клубничное Варенье! -  кричит  могильщик.  -  Прицепился,
критик! И то ему не то, и это ему не так!.. Всем молчать!
     - Ладно, молчу, - соглашается Ворон.
     - Рассказывай, могильщик, - слезно просит скелет Карасика. - Очень уж
интересно. Не едал я в своей жизни Клубничного Варенья. Хоть послушаю, как
другие его съели.
     - Начинай, могильщик, - просит Сивый Мерин.
     - Пусть даст честное благородное слово, что не будет перебивать!
     - Эй, Ворона! - требуют все. - Дай честное благородное  слово,  а  то
плохо будет!
     - Ладно, я слово дам. Но сначала вы все передо мной извинитесь за то,
что только вы меня "вороной"  обозвали.  Потому  что,  как  то  так  сразу
"Ворона, ворона..." - за что, про что?
     Все охотно приносят извинения Ворону за то, что она не ворона,  Ворон
дает честное благородное слово не перебивать могильщика, наступает  мир  у
реки,  разверзаются  хляби  небесные  и  начинает   наконец-то   могильщик
рассказывать свою сокровенную историю о радиоактивном Клубничном  Вареньи,
от которого наступили те счастливые для ворон времена, когда  человечество
стало  постепенно  исчезать   с   лица   Земли,   когда   беспрепятственно
продолжилась эволюция зверья и растенья, заросли лопухом города,  расцвели
ржавчиной железные дороги, и природа бросилась в такой загул, которого  не
помнила со времен динозавров...
     -  Сил  моих  нет  молчать,  -  вздыхает  старый  десантный   ботинок
инспектора Бел Амора. - Вот когда я охотился на динозавров...
     От реки на кладбище наползает туман. В городе опять  поймали  и  бьют
полночь. Не везет ей - каждую ночь ее ловят и бьют... Кукушонок  кукует  в
рифму ровно двенадцать раз:

               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку,
               Ку-ку!

     Работа у него такая.

                                                           1989





                               Борис ШТЕРН

             ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК или ПОКА БАРАБАН ЕЩЕ ВЕРТИТСЯ




                            Действующие лица:

     ДЯДЯ ВАНЯ - далеко не  чеховский  персонаж  в  двубортном  костюме  с
орденскими планками, с дрожащими руками и то  и  дело  выпадающей  золотой
челюстью.
     ВЕДУЩИЙ - симпатичный толстячок с мешками под глазами и с "одесскими"
интонациями.
     ЗАПАСНОЙ ВЕДУЩИЙ - тоже симпатичный, но худой, в очках и в усах.
     ДАШЕНЬКА - голоногая красавица, выносящая шкатулочки и черный ящик.
     ГОЛОС ГРЕКА КАСАНИДИ
     ЯПОНСКИЙ ТЕЛЕВИЗОР
     АВТОМОБИЛЬ "РЕНО"
     БАРАБАН СУДЬБЫ
     ЗРИТЕЛИ ОБОИХ ПОЛОВ

               Действие происходит в останкинской телестудии



                       АКТ ПЕРВЫЙ (И ПОСЛЕДНИЙ)

     ВЕДУЩИЙ. Дядя Ваня, я знаю, что вас зовут Иван Иванычем, у вас в саду
созрели  вишни,   вы   персональный   пенсионер,   проживаете   в   городе
Стерлядь-в-Томате... Ха-ха-ха!.. Извините, я оговорился - ну, конечно  же:
город называется Стер-ли-та-мак! Расскажите, как  вас  угораздило  жить  и
работать в таком прекрасном городишке?
     ДЯДЯ ВАНЯ (поглядывая на автомобиль "Рено"). Ишь, все про меня знает!
У тебя что, досье на меня?
     ВЕДУЩИЙ. А вы с юморком!  Досье  не  досье,  но  кое-что  о  вас  мне
известно. Крутите барабан в любую сторону, а потом я объясню задание.

               Дядя Ваня на лету ловит выпавшую челюсть
                      и вращает барабан влево.

     ВЕДУЩИЙ. Дядя Ваня, ответьте мне на такой нескромный вопрос...
     ДЯДЯ ВАНЯ. Заткнись! Здесь вопросы задаю я! Я тебя буду спрашивать, а
ты будешь отвечать.
     ВЕДУЩИЙ (изумленно, "по-одесски"). Не понял...
     ДЯДЯ ВАНЯ (опомнившись). Ах, да...  Не  туда...  Извиняй!  Это  я  по
старой привычке.
     ВЕДУЩИЙ. Ничего, бывает. Где вы всю жизнь трудились, дядя Ваня?
     ДЯДЯ ВАНЯ. Всю жизнь трудился. В трудах.
     ВЕДУЩИЙ. Но где именно?
     ДЯДЯ ВАНЯ. Гляди, гляди... Барабан!
     ВЕДУЩИЙ   (с   телячьим   восторгом).   Плюс!!!   Вам   выпал   плюс!
Великолепно!!!  Не  слышу  аплодисментов!..  Ручками!  Ручками  похлопаем,
ножками потопаем! Молодцы!.. Какую букву желаете открыть, дядя Ваня?
     ДЯДЯ ВАНЯ. Первую.
     ВЕДУЩИЙ. Ой, вы какой!.. Есть такая буква! Дашенька,  откроем  первую
букву... Буква "Сы"! "Степан"! Крутите барабан!
     ДЯДЯ ВАНЯ  (крутит  барабан,  глядит  в  объектив  телекамеры).  Хочу
передать пламенный привет всем друзьям и соратникам по совместной работе.
     ВЕДУЩИЙ. Кому именно?
     ДЯДЯ ВАНЯ. Всем, всем, всем! Если они еще живы.
     ВЕДУЩИЙ (игриво). А если померли - тогда что?
     ДЯДЯ ВАНЯ (очень серьезно). Тогда - пламенный привет на тот свет.
     ВЕДУЩИЙ. Скажите, дядя Ваня...  Конфиденциально,  между  нами...  Нас
никто не слышит... Вы  когда-нибудь  задумывались  о  душе,  о  смерти,  о
вечности и тому подобных материях? Как там - на том свете?
     ДЯДЯ ВАНЯ. Ну, ты дура-а-ак! Все там будем - сам и увидишь.
     ВЕДУЩИЙ (делая  хорошую  мину  при  плохой  игре).  Ой,  вы  смешной!
Передавайте свой привет поскорее.
     ДЯДЯ ВАНЯ. Так я ж только что передал. Передаю также пламенный привет
Николаю Пехлевановичу Касаниди! (Орет  в  объектив.)  Колька,  ты  слышишь
меня?!
     ВЕДУЩИЙ. Вас невозможно не услышать. Колька, отзовись! Позвони нам  в
Останкин