Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
Тысячеглавый дракон находится там и только
там...
Средняя голова с удовольствием плюнула на пол:
- Теперь начнем рассуждать. Представьте себе, что...
Горыныч не договорил. В том месте, куда угодил плевок, вспучились
обшарпанные доски и с треском разломились. Из дыры высунулась безобразная
бородавчатая голова и сказала, раскачиваясь на морщинистой шее:
- Ну, я Тысячеглавый Дракон! Не ждали? Крылья на брюхо, становись к
стене!
Протозавр и Дракон Нездорового Цвета в ужасе сиганули к отверстию в
потолке и, царапая друг друга, выскочили на поверхность. Там послышались
крики, будто за ними кто-то погнался. Вскоре какая-то морда заглянула в
отверстие и почтительно сообщила:
- Удрали, ваше превосходительство!
- Упустили, а не удрали! - разозлилась голова Тысячеглавого Дракона.
- Немедленно опубликовать высочайший вердикт о поголовном подрезании
крыльев! Хватать всех, кто не подрежет!
И голова повернулась к Горынычу.
Голова была огромна и похожа на толстый гречневый блин с коричневыми
разводами. От старости с ее бородавок сползала кожа. Она криво
ухмыльнулась и показала прокуренные обломки четырех клыков. От этой улыбки
Горыныч не ожидал для себя ничего хорошего.
- Теперь слушай меня, - сказала голова Тысячеглавого Дракона. - Эти
мерзавцы все хорошо тебе объяснили, но они не знают самого главного. Они
не знают, что драконий род давно завершил свою эволюцию и весь вымер.
- Вы, наверно, ошиблись... - пугливо возразил Горыныч. - Дракополь
переполнен драконами, плюнуть некуда. Взять хотя бы нас с вами...
- Это не драконы, - поморщилась Голова. - Это злая карикатура на
благородных вымерших драконов. Род вымер, а в живых остались только трое -
я, моя дочь, и вот ты, к счастью, объявился. Возможно, в джунглях Амазонки
еще обитают трое-четверо, но это уже несущественно. Все остальные -
инкубаторские. Я вижу, ты ничего не знаешь про инкубатор. О, это
уникальное заведение! В свое время наши дальновидные предки приняли меры
для спасения рода. Они оставили в южном леднике склад яиц и завещали его
нам, своим потомкам - последней драконьей популяции, говоря по-научному.
Мы вымирали не быстро и не медленно... но неотвратимо. Кто-то улетал на
охоту и не возвращался, кто-то уходил в гости к друзьям и не приходил к
ним, кто-то ложился спать в своем логове и засыпал навсегда. Стариков
становилось все меньше, а новых не прибавлялось. До старости мало кто
доживал. Когда в обществе мало стариков - плохой признак для общества.
Лично я склоняюсь к мысли, что мы стали жертвой очередного эксперимента,
проводимого неумолимой природой. Я думаю, что разумный дракон был всего
лишь пробным испытанием на нашей планете. Слишком много голов. Одной
достаточно. Мы мерли, вот и все. Никто в этом не виноват. Не мы будущие
хозяева планеты. Наши предки надеялись, что инкубаторные драконы вдохнут в
род новую искру, но все они оказались примороженными. В этом тоже есть
своя великая тайна. Вылупившись из яйца, они развиваются крайне
стремительно и через два года становятся глубокими старцами - где уж тут
до продолжения рода! Все они глупы, жестоки, слабосильны, паскудны и
мелочны. Они боятся незнакомых, в каждом слабаке подозревают сильного и
лебезят перед ним, а сильных не узнают и насмехаются над ними - за что
часто получают по морде; мнимые обиды помнят всю свою недолгую жизнь, зато
смертельные оскорбления сразу же забывают - если им, конечно, что-нибудь
пообещать... маковую плантацию, например. Страсть как боятся заболеть, и
потому у одних вся жизнь проходит в заботах о своем драгоценном здоровье,
зато другие по той же причине гробят свое здоровье, кувыркаясь в маке.
Есть, правда, особи поумнее - эти, как видно, хранились в центре
инкубаторного склада и не так сильно приморозили свой белок-желток - за
счет тепла других, разумеется. О, эти умники еще страшнее! Они очень
деятельны и о чем-то догадываются. Они собираются вести античеловеческую
войну, болваны! Они хотят уничтожить меня и мою дочь! Если они узнают, что
настоящие драконы давно вымерли, то с невиданной жестокостью раздраконят
всю разумную жизнь на Земле. А это они видели?
Тут Тысячеглавый Дракон как-то хитро выгнул шею, а голову просунул в
кольцо - вышло очень похоже на фигуру из пальцев, которую иногда в пылу
жаркого спора показывал Горынычу философ-дровосек.
- Вот и все, - сказала Голова. - Наконец-то появился настоящий
дракон, и я теперь спокоен за свою дочь. Она у меня не подарок... ты еще
попляшешь под ее дудку и посочиняешь стихи на заданную тему. Эта истеричка
собралась спасать драконий род - похвальное желание! - возможно, даже
родит с твоей помощью наследника, но вот вопрос: где для него невесту
найти? Как бы там ни было, я спокоен. Вот тебе, зятек, координаты
маленького островка... Лети, не оглядывайся, представься ей и скажи, что
меня уже нет на свете. А сейчас я взорву инкубатор.
- Не делайте этого! - воскликнул Горыныч. - Это жестоко...
бессмысленно!
- Мы мешаем, мы не нужны, - ответила Голова и вздрогнула. Потолок
затрясся. - Вот и все... Инкубатора больше нет. Я держал в нем одну из
лучших своих голов. Лети, не оглядывайся! Это будет тяжелое зрелище, не
для твоего мягкого сердца. Обещай мне не оглядываться!
Пришлось дать обещание.
Голова подтолкнула Горыныча к отверстию в потолке, высунулась на
поверхность и грустно глядела ему вслед.
Горыныч взмыл в небо.
- Не оглядывайся! - услышал он голос из овощного склада.
Горыныч не понимал того, что задумал Тысячеглавый Дракон и потому
решил схитрить - не оглянулся, но сделал круг над Дракополем.
Над городом опять сгущались облака. Пьяные добровольные женихи
сбегались после соревнования к дымящимся развалинам инкубатора и кричали:
- Вот смеху-то! Инкубатор взорвали!
По всему Дракополю сверкали вспышки, гремели выстрелы, горели живые
костры - это добровольные команды расправлялись с теми, кто не подрезал
крылья. Сотни дожей уже полегли, но к стенке ставились все новые и новые.
В тумане разносился стук топоров и треск заборов, - заборы выламывались на
дрова для огромного костра на площади Вымерших Динозавров - там поймали
самого Протозавра.
Когда Горыныч пошел на второй круг, Дракополь вздрогнул. Зашатались
логова, отстрельнулись крышки канализационных люков, треснули мостовые.
Это начал подниматься из-под земли Тысячеглавый Дракон.
Дым, пыль и туман заволокли центр столицы, клубы наползали на
окраины. Тысячеглавый Дракон поднимался из складов, ангаров, канцелярий и
всевозможных заведений; он напрягал все силы, слишком много тяжести
понастроили над его головами. Тысяча его окровавленных голов, извиваясь,
пробивали крыши, стены, фундаменты и, с перерезанными оконным стеклом
горлами, стремились перед смертью сделать еще одно движение, развалить еще
одну канцелярию, придавить еще одного инкубаторного дожа.
А дожи подрезали крылья, никто не мог взлететь!
Горыныч бросился вниз в надежде спасти хоть кого-нибудь. Он сел на
окраине, где меньше горело. Где-то совсем рядом поднималась очередная
голова Тысячеглавого Дракона. Земля так и ходила под ногами. Вот рухнула
какая-то контора, и Очередная Голова с проломленным черепом взвилась над
развалинами.
- Уходи! - взревела Очередная Голова, обнаружив Горыныча.
- Оставь их в покое! - крикнул Горыныч. - Они сами вымрут через два
года!
- Ты мне мешаешь! - простонала Очередная Голова. - Они опасны, их
надо уничтожить!
Очередная Голова забилась в предсмертной агонии и скончалась в грудах
битого кирпича.
Горыныч помчался по улице Имени Всех Рептилий. Улица раскачивалась,
Горыныча швыряло к падающим стенам. На разваленном перекрестке он вдруг
налетел на дрожащий выводок инкубаторных драконов и ужаснулся - они
подрезали друг другу крылья!
- Что вы делаете, безголовые!? - вскричал Горыныч. - Улетайте! Город
рушится!
- Гляди, крылья не подрезал... - тупо удивился один из безголовых.
- Заходи справа! - крикнул второй.
Безголовая свора бросилась на Горыныча, но в булыжной мостовой со
скрежетом распахнулась огромная трещина и проглотила их.
- Улетай! - послышался глухой голос из недр Дракополя.
Горыныч взлетел и пошел к океану.
Тысячеглавый Дракон одобрительно вздохнул и поднялся во весь рост.
Столица рухнула.
Невеста Горыныча оказалась точь-в-точь как на портрете. Они полюбили
друг друга, и не только потому, что выбора не было. Улетели в свой
дремучий лес на Горынь-реку, жили долго и счастливо, родили наследника,
рассказывали ему сказки - но жены тому уже не нашлось.
Борис ШТЕРН
РЕКВИЕМ ПО САЛЬЕРИ
Детективное либретто для исторического балета
в 2-х действиях с увертюрой и апофеозом
Действующие лица:
Все названные по ходу либретто
действующие лица и исторические личности
должны нам что-нибудь станцевать
УВЕРТЮРА
История - Великий Балетмейстер.
Не странно ли: исторические личности на сцене Истории
всегда танцуют парами - назовешь одного,
сразу же является второй.
Возьмем кого-нибудь наугад, например:
Кирилл и Мефодий,
Чернышевский и Добролюбов,
Гдлян и Иванов,
Тристан и Изольда,
Данте и Алигьери,
Робинзон Крузо и Пятница,
Карл Маркс и Фридрих Энгельс,
Каменев и Зиновьев,
Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко
и многие-многие другие -
этот список можно продолжать до бесчувствия.
Получается какая-то дурная закономерность:
ЕСЛИ НЕТ ПАРЫ, ЗНАЧИТ, ЛИЧНОСТЬ НЕ ИСТОРИЧЕСКАЯ
Получается так...
Объяснение этой парной закономерности простое:
у любого нормального человека всегда найдется
друг (например, Огарев), враг (Троцкий),
любовница (Клеопатра), сын (Дюма-младший),
брат (Райт, Гонкур или Вайнер), сват,
кум, сосед и так далее -
поэтому, как только человек становится
исторической личностью,
он автоматически тащит с собой
на сцену Истории того,
кто первым подвернулся за кулисами.
Впрочем, для закона парности существует и другое
простейшее объяснение: конечно же, в реальной жизни
исторические личности бродят не только парами,
но и триумвиратами, и дюжинами,
и даже волчьими стаями, -
но, к сожалению, господам Геродотам
(Флавиям, Карамзиным) лень или недосуг
описывать Историю во всем ее многообразии,
и они толкуют ее _к_о_н_ц_е_п_т_у_а_л_ь_н_о_,
по заданной схеме "один плюс один", например:
"Поссорились как-то Михал Сергеич с Борис Николаичем
и развалили Советский Союз..."
Так получается...
Но что это мы все о политике да о политике -
криминальная История гораздо интересней,
тем более, что
криминалистика тоже подчинена закону парности.
Ежу понятно: если есть труп, значит, есть и убийца.
Вызовешь на бис одного - выходят вдвоем, например:
Давид и Голиаф,
Брут и Цезарь,
Иоан Грозный и его сын,
Борис Годунов и царевич Димитрий,
Стенька Разин и княжна,
Джугашвили и жена...
Но мы кажется опять ударились в политику...
Возьмем лучше какую-нибудь криминальную пару
из мира искусства - пусть танцует,
а мы на ее примере рассмотрим процесс
раздвоения и деградации творческой личности
в наше нелегкое время.
Возьмем хотя бы всем известных Моцарта и Сальери -
чем не классическая криминальная пара?
Хорошо.
Берем Моцарта и Сальери.
Оркестр заканчивает увертюру.
Занавес медленно-медленно поднимается.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. СМЕРТЬ САЛЬЕРИ
1
Печка в Центральном Доме Композиторов -
все действующие лица должны от нее танцевать.
На стене висит портрет Петра Ильича Чайковского.
Под портретом - ружье Чайковского, двустволка.
В центре сцены - Мягкое Потертое Кресло
и шикарный черный рояль типа "Стейнвей Д"
На рояле дымит медный тульский самовар.
Вначале, по старшинству, на сцене появляется Сальери и, кряхтя,
усаживается в Потертое Кресло. Сальери старше Моцарта лет на сорок - когда
он у гроба Сталина в почетном карауле стоял, Моцарт еще под стол пешком не
ходил.
Итак, живет в Москве (можно и в Питере или в Новосибирске, но жить в
Москве все-таки ближе к делу) такой весь из себя Сальери Антонин Иванович,
композитор (можно и художник или писатель, но пусть уж по традиции Сальери
будет композитором), русский (итальянского происхождения), 1912 года
рождения, заслуженный, Гертруда и проч. Усаживается в Потертое Кресло и
начинает пить утренний чай из тульского самовара.
Как вдруг выскакивает на сцену его любимый ученик - Моцарт Валерьян
Амадеевич, а попросту "Валера", - молодой, глупый, гениальный, тоже
русский (но неизвестно какого происхождения, хотя в фамилии присутствует
подозрительный корень "моца"...) и начинает выделывать всякие антраша и
кренделя в три с половиной оборота и ни в грош не ставить Сальери -
дескать, "старый веник, плохо метет, загородил молодым дорогу, ни пройти,
ни проехать".
И все это происходит не в каком-то там занюханном 197...
определяющем, решающем или завершающем году какой-то очередной пятилетки
качества из количества, а на самом что ни на есть историческом переломе -
предположим, в году 1991-м.
Возникает вопрос: что должен делать Сальери в этой пиковой ситуации?
Самое простое и умное - сидеть, пить чай.
Но самое простое не всегда получается, а на самое умное чаю не
хватит. На "старого веника" можно бы и не обижаться - сойдет, как
признание заслуг; но Валера Моцарт в кулуарах совсем уже распоясался: и
композитор из Сальери хренниковый, и музЫчка у него соцреалистическая, с
мелодией, и Гимн Удыгейской автономной области не Сальери написал, а
Ференц Лист, а Антонин Иваныч свою подпись поставил и получил Ленинскую
премию; и дачу себе Сальери за казенный счет отгрохал, и служебную машину
почем зря на базар гоняет - в общем, все как положено, полный
джентльменский набор обвинений.
Нельзя же так.
Что посоветовать Антонину Иванычу, которому Моцарт всю оставшуюся
жизнь отравил?
"Ответить тем же! - подумает иной нетерпеливый балетоман. - Отравить
Моцарта! Пригласить этого Валеру-Швалеру в ресторан Центрального Дома
Композиторов - мол, посидим, выпьем, поговорим, - подсыпать ему яду в
стакан с водкой, и с концами."
Ничего себе!
2
Все тот же Дом Композиторов.
Справа - гардероб, слева - ресторан,
посередине - женский и мужской туалеты.
План отравления Моцарта не проходит - и вот по каким причинам:
Во-первых, что ни говорите, а так порядочные люди не поступают. Прав
поэт: гений и уголовщина в наше время несовместимы. Представьте на минуту
такую сцену:
Юрий Бондарев в ЦДЛитераторов подсыпал яду в стакан своему тезке Юрию
Нагибину...
Нонсенс!
Или наоборот: Василий Аксенов в том же доме взял да отравил
грибочками Валентина Распутина...
Нет, это невозможно! Нет, нет и нет!.. Дичь какая-то! Эти люди не то
что пить вместе не станут, но и газетку читать рядом не сядут.
"Не верю!" - как сказали бы хором Станиславский и Немирович-Данченко.
В самом крайнем случае могут сжечь чучело врага, но отравить не
отравят, внутренний гений не позволит, а гений внутри Сальери конечно
присутствует - хоть и потрепанный, злой и скособоченный, но тоже не лыком
шит. Ведь учениками Сальери, кроме Моцарта, являются такие гении
музыкального искусства, как Людвиг ван Бетховен, Ференц Лист и Франц
Шуберт. Чем же гений учителя хуже гениев ученических? Сальери этим
вурдала... вундеркиндам носы утирал, на "Стейнвейе Д" учил играть,
концерты в фининспекц... в филармонии пробивал - предположим, что ученики
обогнали учителя в области музыкального совершенства, но не до такой же
степени, чтобы травить всех подряд?
Это во-первых.
Во-вторых: криминалистика сегодня поставлена на такую научную основу,
что мимо криминалистов мышь не пробежит и мышьяк не проскочит. Представьте
такую сцену:
Ресторан ЦДКомпозиторов, затравленный Сальери подсыпает яду в стакан
Моцарту, извиняется за свой старческий мочевой пузырь, отправляется в
туалет, а потом хватает в гардеробе пальто, и с концами; а Моцарт ждет,
ждет, не выдерживает, хлопает стакан водки и... брык на пол!
Естественно, весь кордебалет в панике мечется по сцене и заламывает
руки:
"Что это с Валерой случилось?!.. Из-за одного стакана водки - с
копыт! Не бывало такого!"
Естественно, администрация ЦДК вызывает "скорую помощь", труп Моцарта
увозят на вскрытие, обнаруживают в крови мышьяк (а лучше цианистый калий)
и глубокомысленно произносят:
"Ага!"
3
И пошло-поехало: милиция, уголовный розыск, судмедэкспертиза, допросы
свидетелей. Следователь УГРО - демонического вида человек, в черной
тройке,