осли, но не увидел ничего:
кроющееся там существо давно привыкло прятаться так,  чтобы  даже  самые
осторожные  зверьки  не  заметили  присутствия  хищника.  Однако   Артем
почувствовал засаду интуитивно и лениво посмотрел на  то  место,  откуда
должно было начаться нападение.
   Существо бросилось к своей  жертве  с  диким  ревом,  разбрызгивая  с
оттопыренных губ пену, но остановилось на полпути,  осело  и  заскулило,
придавленное тяжелым взглядом гостя.
   - Да, господин Беркесов, трудно сохранить человеческий облик, если  в
душе нет ничего человеческого, - произнес Артем.
   Существо ответило протяжным воем.
   Из заметки в газете "Вечерний Псков" от 12 ноября 2012 года:

   Вчера в Псковскую областную психиатрическую  больницу  был  доставлен
человек, пойманный сотрудниками лесной инспекции в районе города Опочка.
Приблизительно пятидесятилетний, по словам врачей, мужчина был обнаружен
без какой-либо  одежды,  обросший  и  невменяемый.  Он  передвигался  на
четвереньках, издавая  нечленораздельный  вой,  и  пытался  скрыться  от
людей, а при поимке серьезно покусал сотрудника охотинспекции  Сидорчука
В. К. Пострадавшему оказана помощь  и  сделана  прививка  от  бешенства.
Врачи   чрезвычайно   удивлены   странным   поведением   пойманного    и
констатируют: его реакции  и  поведение  свидетельствуют,  что  сознание
пациента находится на уровне представителей  животного  мира.  Кто  этот
человек? Как долго он провел в псковских лесах? Удастся ли  вернуть  ему
рассудок и человеческий облик?  На  эти  вопросы,  врачи  пока  не  дают
ответа. Мы обязательно  будем  информировать  читателей  обо  всем,  что
станет известно редакции об этом необычном деле. А пока комментарии дает
главный врач псковской областной психиатрической больницы В.В.Акимов...

Глава 67
СТАРОСТА

   Тихо покряхтывая, староста вез на санях сено по недавно припорошенной
свежим снегом дорожке. Утренняя колея еще хорошо виднелась. Морозец,  не
слишком  крепкий,  но  ощутимый,  приятно  щипал  лицо,  однако  не  мог
проникнуть  под  овчинный  зипун,  в  который  с  удовольствием  кутался
староста. Посмотрев на стены заснеженных елей и с  наслаждением  вдохнув
свежий морозный воздух, староста затянул:

   - Степь да степь кругом,
   Путь далек лежит.
   В той степи глухой,
   Замерзал ямщик.

   Весело звенели бубенчики на лошадиной упряжи,  и  от  этого  старосте
стало как-то особенно весело и свободно.
   Сани сделали поворот, и староста вдруг  увидел  парня  лет  тридцати,
который, стоя на обочине, приветственно махал  рукой.  Лицо  парня  было
чисто выбрито, одет он был в короткий, до колен, тулуп,  шапку-ушанку  и
узкие брюки. Что на ногах, разглядеть не получилось, поскольку стоял  он
почти по колено в снегу.
   Староста напрягся и поправил заткнутый за пояс топор. "Уж не лихие ли
люди?" - мелькнула мысль. Но, приблизившись и взглянув на расплывшееся в
доброй улыбке лицо, он успокоился.
   - Здрав будь, земляк, - крикнул парень. - Подкинь до деревни.
   - И ты здравствуй, коль не шутишь, - прогудел староста. - Садись, мил
человек.
   Парень прямо на ходу легко прыгнул в сани  и  завалился  на  душистое
сено.
   - Как дела, старшина?
   - Хорошо идут дела, голова еще цела, - загоготал староста.  -  Только
староста я, а не старшина.
   - Да, а я тебя еще старшиной помню... спецназа. От удивления староста
с силой натянул поводья, и лошадка послушно остановилась. Он  повернулся
всем корпусом к незнакомцу и только теперь разглядел, что  тулуп  скорее
напоминает дубленку фабричного производства; что на ногах у  него  самые
настоящие зимние кроссовки,  а  узкие  штаны,  которые  он  поначалу  не
разглядел, - просто джинсы.
   - И кто же ты будешь, парень? - размеренно произнес старшина.
   - Зови меня  Артемом,  -  улыбнулся  гость.  -  А  откуда  я  пришел,
объяснять долго. Можешь считать, что я бог.
   - С богами еще не беседовал, - хмыкнул старшина.
   - Можем и водки выпить, - засмеялся Артем. - Только я к тебе по делу.
   - И какие же дела у богов ко мне, грешному?
   - Все мы не без греха, да твои нынче оплачены. Не своей волей ты сюда
попал, не своей остался, но сейчас волен вернуться.
   - И куда же ты меня вернуть хочешь? - поинтересовался старшина.
   -  Куда  скажешь,  -  отозвался  Артем.  -  Хочешь  -  в  две  тысячи
двенадцатый год, которому соответствует  твой  физиологический  возраст.
Хочешь - в две тысячи второй, откуда ты в этот мир ушел. Тогда  даже  на
десять лет помолодеешь. Верну тебя в десятый день после того, как группа
ушла, чтобы ты там дров не  наломал  и  не  смог  повлиять  на  события,
связанные с вашим проектом.  Иначе  такая  каша  заварится...  В  общем,
решай.
   Старшина задумался, потом ровным голосом спросил:
   - На раздумья сколько дашь?
   - Минут пять, - ответил Артем.
   - Сурово, - покачал головой старшина.
   - Чтобы понять, чего сердце хочет, и того не надо, - улыбнулся Артем.
- А голову сколько ни ломай - все равно не угадаешь.
   - И то верно, - кивнул старшина и уставился на ели; потом, помедлив и
тяжело вздохнув, поинтересовался:
   - Семья-то моя как?
   - Семью отсюда забрать не можешь, - отрезал Артем. -  Переходы  людей
между мирами крайне нежелательны, да и не готовы к этому ни  твоя  жена,
ни дети. Ты сам, когда сюда попал,  помнишь,  как  мучился?  А  ты  ведь
разведчик. Адаптироваться умеешь. Стаж - ого-го. А они? Что они  видели,
кроме своей деревеньки?
   - Да и не надо им там ничего видеть, - махнул рукой староста. - Грязь
там одна. И я не хочу там ничего видеть. Хлебнул уж своего.
   - Выйди в отставку,  возьми  надел,  стань  фермером,  -  посоветовал
Артем.
   - Надо было, - согласился староста. - Дурак был, давно надо было.  Но
ведь я здесь то и нашел. А там - банкиры, проценты,  кредиты,  договора,
приватизация земли... Тоже геморрой порядочный. Я  пахать,  сеять  хочу,
летом с мальцами на речку сходить, а не в судах торчать.
   - Ну, решай, старшина, - произнес Артем. - Второго  такого  шанса  не
будет. Я от тебя сейчас к другому иду, надо его в  свое  время  вернуть.
Только в те условия,  из  которых  он  сюда  попал,  ему  уже  не  надо.
Бессмысленно. Поэтому мы для него кое-что подготовили. Но он выбирать не
сможет. Тебе - после того, что ты здесь прошел, решил и сделал, - дальше
старшиной служить тоже смешно. Но ты можешь выбирать. Хочешь - в Америку
тебя выведу,  сразу  с  гражданством.  Хочешь  -  туда  же,  под  Псков,
старшиной, но наследство от дядюшки, о котором  никогда  не  слышал,  на
следующий день получишь. Хочешь - деньги, а хочешь -  тот  же  земельный
надел.
   - А остаться могу? - неожиданно спросил старшина.
   - Можешь, - кивнул Артем. - Ты здесь прижился, так что воля твоя.
   - Так  я  останусь.  И  знаешь,  парень,  не  оттого,  что  с  семьей
расстаться не хочу. Нашел я здесь себя. Хорошо мне. Сеять, пахать,  жать
- вот для чего я был рожден,  оказывается,  да  понял  поздно.  А  места
здесь, парень, какие! Эх! И экологию ту самую лет  четыреста  здесь  еще
никто не испоганит. А в Америке твоей в том времени хоть пятачок землицы
чистой найти можно? То-то. Ты сюда летом приезжай - загляденье.  Землицы
у меня вдосталь. Избу справил. Уважают все  вокруг.  Старостой  избрали.
Молодой барон привечает, как и старый. Эх, отдал Богу душу, жаль, добрый
мужик был. Детишек, мал мала меньше, шестеро по лавкам. Ну что еще надо?
Думаешь, я все это на самолеты, пулеметы да автомобили  снова  променяю?
Ни в жизнь. Не нужно мне оно все, только теперь понял. Никуда я, парень,
не пойду. Спасибо тебе, не надо. Здесь век дожить хочу.
   - Ну, что ж, - улыбнулся Артем. - В добрый путь, староста.
   - Прощай, парень.
   Артем спрыгнул с саней, но в  снег  так  и  не  попал,  а  растаял  в
воздухе.
   - Эх, залетная,  пошла,  -  рявкнул  старшина,  подхлестывая  вожжами
лошадку, и затянул во всю мощь своих легких:
   - Степь да степь кругом...

Глава 68
ВТОРОЙ ШАНС

   Снова заунывно выл в печной трубе ветер. Снова метель мела за  плотно
закрытыми ставнями мирного эстляндского домика. Снова мирно потрескивали
в камине дрова. Снова Петр сидел за столом в своей гостиной.  Но  теперь
ему хотелось выть. И черные мысли вяло  приходили  из  мерзлой  пустоты:
"Член регентского совета, министр внутренних дел, министр  двора,  посол
при дворе ее величества королевы Англии,  командир  Эстляндского  полка,
советник наместника Эстляндского - все в прошлом. В прошлом огонь  битвы
при Ямбурге, в прошлом ярость морской баталии. В  прошлом  знакомство  с
Фрэнсисом Дрейком, потрясающим сейчас основы испанского  владычества  на
морях.  В  прошлом  величие  одного  из  самых  влиятельных   сановников
королевства. В прошлом придворные интриги, в прошлом фальшивые друзья, в
прошлом заклятые враги. В прошлом великие  проекты,  в  прошлом  великие
амбиции. Покой, молчание, забвение.
   Почему, отчего, зачем все  это  было?  Я,  волей  которого  двигались
армии, закладывались крепости,  разрушались  города,  сижу  у  камина  в
домике, затерянном среди эстонских полей, и кутаюсь в шерстяную  накидку
- не мерзну, а боюсь нового приступа ревматизма. Я, который еще  недавно
противостоял воле первого  министра,  барона  Оладьина,  теперь  воюю  с
ленивым  слугой,  который  вечно  норовит  подать  недостаточно  горячее
молоко.
   Анне, моя милая Анне. Почему ты так рано покинула  меня?  Ты,  стойко
перенесшая мое заточение,  ты,  всегда  бывшая  в  дни  побед  и  в  дни
неудач... Почему тебя нет сейчас, когда ты больше всего нужна? Я виноват
перед тобой, не отдал и десятой доли того тепла, которое ты мне  дарила.
Всегда был чем-то занят. Даже не сидел  рядом  в  последние  твои  часы,
потому что был с инспекционной поездкой в Пскове.  Врач  сказал,  что  в
бреду  ты  звала  меня,  а  я   даже   не   поспешил   с   возвращением.
Государственные дела, будь они трижды прокляты! Великие  цели...  Зачем?
Чтобы в начале пятого десятка вот так сидеть у камина  и  понимать,  что
жизнь кончена? Я построил флот, но не сделал счастливой женщину, которая
меня любила...
   Зачем я вообще пошел в эту дурацкую экспедицию? Ах,  да,  нужны  были
деньги. Деньги - это наше все. Зачем?  Марина  потеряла  мужа,  Сашенька
отца. Для них я умер. Эта моя жизнь - вторая. Другая, в другом  мире,  в
другой роли. Тело осталось прежним, а я... Тот человек погиб, но  нечто,
жившее в нем, предприняло вторую попытку. И вот я снова умираю. Понимая,
что так и не нашел главного, ради чего стоило жить. Лучше бы меня  убила
та чертова рея, - он инстинктивно потрогал шрам  на  лице"  -  Это  тело
может жить еще долго, но барона Назарова больше нет, как исчез за десять
лет до того кандидат исторических наук Петр Назаров. Смогу ли  я  пройти
третьим путем? Но куда? У меня уже нет сил. Надо решаться..."
   Дверь  со  скрипом  приоткрылась,  и   на   пороге   появился   Тыну,
по-старчески закутанный в шерстяной платок:
   - Приехал гонец, говорит, по срочному делу.
   - Какие могут быть у меня теперь срочные  дела?  -  грустно  произнес
Петр, глядя куда-то сквозь своего секретаря.
   - Говорит, очень срочно, - Тыну  поежился  под  недовольным  взглядом
хозяина.
   - Зови, - недовольно бросил Петр.
   ...Вошедший был весь покрыт снегом,  еще  не  успевшим  растаять.  По
тому, как раскраснелись его щеки, было  видно,  что  он  галопом  скакал
через пургу.
   - Вам письмо от барона Оладьина, -  произнес  он,  подавая  свернутую
трубкой бумагу.
   - Можешь идти, - сказал Петр, принимая послание. - Тебя  накормят.  И
согреешься.
   - Мне приказано дождаться,  пока  вы  прочитаете,  и  убедиться,  что
выполните небольшую просьбу барона,  изложенную  в  конце,  -  отчеканил
молодой человек. - Кроме того, я должен сообщить нечто важное на словах.
   - Хорошо, присядь и жди, - кивнул Петр и, развернув лист, углубился в
чтение.

   Милый друг, - писал Оладьин, -  возможно.  Вам  известно,  что  после
отставки я удалился в свое имение в Карелии, где  решил  посвятить  себя
некоему занятию, которое держу в строгой тайне  от  посторонних  глаз  и
даже от членов своей семьи. В  занятии  этом  вижу  теперь  смысл  своей
жизни. К нему Вы подвигли меня своим  необычным  рассказом  о  возможных
грядущих событиях.  Приняв  на  себя  сию  тайную  миссию,  я  полностью
удалился от мира и даже подумываю об уходе в монастырь. Впрочем, это  не
столь существенно. Написать же это письмо меня  побудило  известие,  что
некая известная нам обоим персона, близкая к нашему дражайшему  монарху,
девичьей чести которой Вы нанесли серьезное оскорбление в бытность  свою
на министерском посту, питает намерения отомстить вам. Следуя этим своим
желаниям, она убедила  Его  Величество  произвести  расследование  ваших
финансовых операций во время пребывания в государственных чинах, а также
фактов  злоупотребления  властью   в   пользу   коммерческих   интересов
эстляндских  купцов.  Мне  также  стало  известно,  что  в  ходе   этого
расследования  вскрылись  факты,  могущие  привести  Вас  не  только   к
заключению в острог, но и на плаху. Памятуя  о  нашей  былой  совместной
службе, а также не желая, чтобы Вы под пыткою или в иных обстоятельствах
выдали знания о возможном грядущем, коими обладаете, я хочу предупредить
Вас. Бегите. Бегите в Польшу, где Вас еще помнят как  доброго  союзника,
всегда отстаивавшего интересы короля Стефана Батория  при  североросском
дворе. В конце своего письма хочу заверить, что, несмотря  на  серьезную
вражду, которая проявилась между нами в последние годы, я более  зла  на
Вас не держу и ото всей души  прощаю  Вас  за  все  недоброе,  содеянное
против меня. Надеюсь также, что и Вы  по-христиански  простите  мне  все
неблаговидные  действия,  кои  предпринимал  я   против   Вас   в   пылу
политической борьбы. Письмо сие  прошу  сжечь,  дабы,  попав  в  руки  к
недоброжелателям, оно не смогло  помешать  моей  тайной  работе  во  имя
грядущего процветания Северороссии.
   Храни Вас Бог.
   Искренне Ваш
   барон Александр Оладьин

   Петр поднял глаза на гонца. Тот скользнул взглядом с письма на огонь,
пляшущий в камине. Убедившись, что пламя поглотило свиток, Петр спросил:
   - Что ты хотел мне передать устно?
   - По пути я обогнал отряд, посланный  для  вашего  ареста,  -  быстро
отозвался гонец. - Вам надо спешить.
   - Сколько у меня времени? - спросил Петр.
   - Не знаю, - пожал плечами молодой человек, - думаю,  часа  два.  Но,
может, и меньше.
   - Хорошо, - кивнул Петр. - Можешь идти.
   - Что мне передать хозяину? - осведомился гонец.
   - Скажи, что зла я на него тоже не держу и  все,  о  чем  он  просит,
выполню.
   - Слушаюсь, - произнес молодой человек, поклонился и вышел.
   После ухода гонца Петр минут пять посидел, молча глядя на  горящие  в
камине дрова, потом поднялся и негромко произнес:
   - Что же, может, это и к лучшему. По крайней мере  бежать  в  Польшу,
чтобы пить там горячее молоко и  страдать  от  ревматизма,  -  уж  точно
смешно. По крайней мере не придется вскрывать вены. Все сделают за меня.
   Он прошел в кабинет, сел за стол, что-то  писал  там  четверть  часа,
потом поднял колокольчик и позвонил. На пороге возник Тыну.
   -  Собирайся,  -  сказал  Петр.  -  С  этим  письмом  ты   немедленно
отправишься в Петербург.
   - Может, с утра? - заскулил Тыну.
   - Я сказал - немедленно! - гаркнул Петр. -  Если  через  полчаса  еще
будешь в поместье, шкуру спущу.
   - Слушаюсь, - склонился обескураженный Тыну. Приказаний в таком  тоне
он не слышал от своего хозяина уже несколько месяцев.
   Тем временем Петр выдвинул ящик письменного стола,  достал  увесистый
кошелек и небрежно бросил секретарю:
   - На дорожные расходы.
   - Господин, на эти деньги можно доехать до  Индии,  останавливаясь  в
лучших гостиницах! - изумился Тыну, заглянув в кошелек.
   - На непредвиденные расходы, - буркнул Петр. - В  Петербурге  найдешь
главу школы фехтования, Федора Колычева, и  отдашь  это  письмо.  В  нем
распоряжение одному из  банков  выплатить  Колычеву  крупную  сумму.  На
словах скажешь, что я возвращаю долг Басову. Все, ступай.
   - Слушаюсь. Потом возвращаться прямо сюда?
   - Да, можешь возвращаться,  -  растерянно  произнес  Петр.  -  Только
загляни на кладбище проверить, как ухаживают за нашим фамильным склепом,
где покоятся жена и дочь. За содержание уплачено на сто лет вперед.
   - Слушаюсь, - Тыну поклонился, подхватил со стола письмо и исчез.
   - Ну вот и все, - произнес, поднимаясь, Петр. - Вторая  попытка  тоже
не удалась.
   Он вышел из кабинета и прошел в охотничий зал,  где  по  стенам  было
развешено  оружие.  Постояв  недолго,  он  выбрал  испанскую   шпагу   и
пробормотал:
   - Что же, последнее веселье. Хоть фехтовать  я  здесь  научился.  Три
сухопутных сражения, одно морское,  десять  дуэлей  -  и  цел,  если  не
считать мелких шрамов. В битве при  Старой  Руссе  я  сражался  с  тремя
противниками  одновременно.  Интересно,  сколько  человек  приедет  меня
арестовывать? Я, конечно, уже не  тот...  Хотя  вот  Басов  с  возрастом
становится только более опасным, а я теряю навык. Может, он понял что-то
большее. Ладно, мне этого уже не постичь. Живым они меня не получат.
   Петр вышел в холл. Там,  за  обеденным  столом,  сидел  напротив  его
кресла Артем. Он был в джинсовом костюме, рубашке  и  кроссовках,  остро
контрастировавших с готической резьбой, украшавшей парадный  зал  жилища
экс-министра.
   - А, это ты, - хмыкнул Петр. - С чем пришел?
   - Поговорить, - улыбнулся Артем.
   - О чем еще говорить? - тяжело вздохнул Петр.
   - О том, что сделано. О том, что должно быть сделано.
   - Ничего не сделано и ничего уже не сделать, - отрезал Петр.
   - Ну, зачем  же  так  пессимистично.  Можно  посмотреть  и  с  другой
стороны.
   - Только не надо меня уговаривать, - скривился Петр. - Ты -  проекция
моего сознания, и явился лишь потому, что часть этого сознания не  хочет
умирать.
   - Вумные все стали,  как  вутки,  -  съязвил  Артем.  -  Приходишь  к
человеку, говоришь с ним, а он тебе - хлоп. Нет,  говорит,  тебя,  ты  -
проекция моего сознания, и весь разговор. Смешно, ей-богу.
   - Ну а кто же ты? - устало спросил Петр.
   - За полчаса не расскажешь, - улыбнулся Артем. - Пришел я тут сегодня
к одному, говорю: "Я  -  бог",  а  он:  "Бог  так  бог,  зачем  пришел?"
Нормально так поговорили. Выпить даже могли, да  времени  не  было.  Все
коротко, по-деловому. Но ты же у нас интеллектуал. Тебе  всю  космогонию
изложить надо. Рассказать, где твое место, где мое,  какие  взаимосвязи,
да потом еще доказательства привести, чтобы поверил. Этак  мы  до  конца
кальпы не разберемся. Поэтому давай
исходить из того,  что  я  знаю  о  тебе  все,  а  ты  обо  мне  ничего.
Следовательно, даже если я тебе расскажу,  ты  все  равно  ни  черта  не
поймешь.
   - Почему?
   - Потому что тебе пришлось бы пройти еще большой путь, ведущий  туда,
откуда я пришел. Заметь, не услышать о  нем,  не  изучить  по  карте,  а
пройти. Это большая разница. В том мире, откуда явился я, не так  сложно
купить  книги  людей,  прошедших  разными  путями.  Здесь  можно   найти
человека,  который  расскажет,  как   он   добился   понимания,   следуя
какому-нибудь религиозному или философскому учению. Но  это  все  карты.
Идти придется самому - и рано или поздно убедишься, что собственный опыт
всегда уникален. На пути нет хоженых троп, идущий по нему всегда  одинок
и в опасности.  Но  пройди  ты  этот  путь  -  и  нынешний  разговор  не
потребовался бы. Мы бы сейчас сидели с тобой на берегу океана забвения и
следили за полетом чаек.
   - И зачем ты пришел?
   - Чтобы дать тебе возможность второй попытки.
   - Вторую я проиграл.
   - Хорошо, - кивнул Артем. - Три миллиона триста тридцать  три  тысячи
триста тридцать третью. Устраивает?  В  этих  делах  последней  попыткой
бывает только та, которая приводит к успеху.
   - Попытки сделать что?