ронить его.


      Фрат остановилась, передав великану легкий круглый щит.
      - Повесь его на ветку, - сказала она.
      Великан нерешительно повертел щит в своих толстых лапах,
заросших рыжим волосом.
      - Так это... Госпожа Фрат, оно же вещь... Я хочу сказать,
предмет... И вдруг по нему стрелять? Вы как хотите, а у меня рука
не поднимется.
      Они стояли в лесу, в двух милях от деревни.
      Во время поминального пира после изгнания Смерти девушка
заметила Пузана, который неловко топтался в сторонке, вздыхал,
громко глотал слюни и с невероятной тоской следил за тем, как
куски исчезают с длинного деревянного стола, установленного
возле дымящегося кострища. Одна из женщин, поглядев на Пузана,
что-то сказала, и все рассмеялись.
      Все, кроме Фрат. Она нахмурилась, встала. Увидев ее суровое
лицо, великан даже забыл о том, что ростом Фрат едва доходила
ему до пояса, и в испуге присел. Она махнула ему рукой. Из
опасения развалить скамью, Пузан пристроился возле нее на
земле, а Фрат время от времени подавала ему мясо, выбирая куски
побольше. Великан хватал их зубами, отрезал ножом все, что не
влезало в рот с первого раза, жевал, после чего заталкивал в свою
обширную пасть вторую половину куска, иногда помогая себе
пальцем.
      Наблюдая за ним, Фрат, в конце концов, решила, что из
великана может еще получиться настоящий воин, поскольку
обжирался он по-богатырски.
      Покраснев от удовольствия, Пузан изъявил согласие
посоревноваться с маленькой воительницей в стрельбе из лука.
Ради Фрат он согласился бы на что угодно. При этом поставил
только одно условие: соревнование должно происходить в стороне
от деревни. Чтобы никто не стал свидетелем позора проигравшего.
По правде говоря, Пузан смущался и отчаянно трусил, ибо отродясь
лука в руках не держал. Ну разве что топор...
      Фрат вынула из волос стрелы, уложила их в колчанное
отделение, а волосы заплела в две косы. Принесла из дома старый
круглый щит. На коже щита были нарисованы зеленые и красные
круги, а в центре помещалась медная пластина. Этот-то щит она и
вручила великану с приказом повесить на дерево в качестве
мишени. Пузан же мялся.
      - Ну так в чем дело? - нетерпеливо сказала Фрат. - Будь
другом, повесь его на ветку. Тебе же ничего не стоит дотянуться.
      - Да... оно так... - Пузан вздохнул. - Это нам раз плюнуть...
все равно как по харе смазать... - Он внезапно осекся, бросив
быстрый косой взгляд на девушку, и мучительно покраснел. - То
есть, я хочу сказать, госпожа Фрат, что никаких затруднений.
      Фрат склонила голову набок и посмотрела на Пузана снизу
вверх.
      - Чудной ты, - сказала она.
      Пузан осторожно поерзал, не зная, как принимать эти слова,
но на всякий случай тяжело вздохнул.
      - Вещь ведь попортим, - пояснил великан.
      - Это старый щит, - утешила его Фрат.
      Великан побрел вешать щит на ветку. Вдруг он замер,
вглядываясь сквозь ветви на тропу.
      - Идет кто-то, - пробормотал он, снова краснея. - Наблюдать
будет, это как пить дать. И издеваться станет, собака...
      По лесу шел человек в плаще. Шел он, видимо, торопясь и не
слишком заботясь о том, чтобы его не заметили.
      - Что ты там бормочешь, Пузан? - спросила Фрат.
      - Да вот, шляется тут... В смущение меня вводит... Эдак и рука
дрогнуть может... Ну, случайно...
      Фрат вгляделась в зелень леса - как казалось Пузану,
сплошную.
      - Это Мела, - уверенно сказала она и позвала: - Мела! Иди
сюда!
      Пузан налился мрачностью, как грозовая туча свинцом.
Меньше всего ему хотелось, чтобы свидетелем их богатырской
потехи стал этот великаноубийца, коварный Мела с Элизабетинских
болот.
      Мела, казалось, тоже не был в восторге от этой встречи. Он
остановился, раздумывая, не пренебречь ли ему приглашением, но
Фрат окликнула его снова, и он с видимой неохотой подошел.
      - Свет Хорса на твоей дороге, Фрат, - вежливо сказал Мела.
      - И тебе удачи и доброго дня, - отозвалась Фрат.
      Пузан проворчал нечто нечленораздельное. Мела смотрел на
них хмуро. Великан подумал о том, что этот парень слишком уж
редко улыбается. По некотором размышлении он пришел к выводу,
что подобное наблюдение может послужить зачином для дружеской
беседы, и сказал:
      - Больно ты мрачный, Мела. Так нельзя. Конечно, ничего
хорошего нет в том, что эти вонючие зумпфы схватили твоего
брата и посадили его на цепь, как говорится. Ничего был парнишка,
обходительный, - добавил Пузан, явно желая сделать Меле
приятное. - Жалко, что они его зарежут... Но жизнь-то
продолжается, так-то вот.
      Он перевел дыхание, утомленный такой торжественной и
связной тирадой. Мела побледнел до синевы, словно сама Тиргатао
задела его полой своего плаща, но не сказал ни слова. Фрат
посмотрела на великана, на Мелу, однако промолчала и вместо
того, чтобы тратить время на бесполезные слова утешения,
напомнила Пузану о щите.
      Мела сел в траву, наблюдая за тем, как Фрат готовится к
выстрелу. Ее красные стрелы летели в цель без промаха. Он
поймал себя на том, что с удовольствием смотрит на ее длинные
белые косы, черные брови, густые ресницы, в тени которых голубые
глаза Фрат иногда казались почти черными. У нее было скуластое
лицо, покатые, немного тяжеловатые плечи.
      Аккуратно послав стрелы так, что они легли вокруг медной
бляхи щита треугольником, Фрат улыбнулась. Мела еле заметно
улыбнулся ей в ответ. Красивая девушка, снова подумал он, и на
душе у него стало тяжело. Пролетел ветер, по лицу Мелы
скользнули тени. Он поднялся на ноги.
      - Ты вызываешь у меня зависть, Фрат, - сказал он.
      Фрат вспыхнула от удовольствия. Солнечный луч упал ей в
глаза, и она прищурилась. На Мелу словно брызнуло голубым
светом.
      - Я рада, что ты говоришь это, Мела, - сказала Фрат,
передавая ему лук. - Но я совсем не верю тебе.
      Мела подержал лук в руках, а потом сказал:
      - Я не хочу нарушать порядок вашего состязания. Пусть
стреляет Пузан, как вы и договаривались.
      Пузан, поначалу разъяренный тем, что о нем забыли, теперь
разозлился оттого, что о нем вспомнили.
      - Нет уж, - язвительно произнес он. - Пусть непревзойденный
господин Мела стреляют попервости. А то как в живое, извините,
мясо палить - это мы завсегда. А как мастерство показать,
сноровку и умение - это мы в кусты. Пущай Пузан, стало быть,
отдувается. А у Пузана, кстати говоря, еще раны не зажили,
предательски нанесенные из-за угла... То есть, из-за куста, -
поправился великан, который даже в гневе желал быть точным. - И
могут открыться в любую минуту, очень даже запросто, от
чрезмерного напряжения мышц... - Он повертел лук в руках,
поводил по нему зачем-то носом и заключил чуть не умоляюще: -
Да и сломаю я его...
      Мела, почти не глядя, выпустил одну за другой три стрелы.
Две попали в цель, третья вонзилась в ствол дерева.
      Издалека донеслись чьи-то голоса. Мела подошел к своим
стрелам, вынул их и протянул девушке. Из ранки на стволе сосны
потекла смола.
      - Прощай, Фрат, - сказал Мела и повернулся, чтобы идти.
      Фрат удивленно вскинула на него глаза. Она вдруг
растерялась. Пузан, преисполненный благодарности к этой
девушке, которая одна во всей деревне была к нему добра,
осторожно прикрыл лапой ее плечо.
      - Пущай идет, коли ноги носят, - прогудел он. - Подумаешь,
антик с хризантемой. Всех-навсех болотная поросль, а туда же - в
амбиции входит. Иди-иди, скучать не будем. Пальни еще по какому-
нибудь доверчивому, беззащитному великану, не промахнешься... А
вы, госпожа Фрат, зря расстраиваетесь. И получше имеются, и
очень даже...
      Фрат не слушала утешений чудовища. Мела уже ушел,
невозмутимый, как всегда.
      Голоса приближались. Несколько человек из деревни шли по
той же тропинке, что и Мела, обходя Фрат и Пузана слева. Они
возбужденно переговаривались.
      - Похоже, они идут по следу врага, - сказала Фрат, сразу взяв
себя в руки. - Проклятье! Неужели враги добрались уже до наших
окраин?
      Она поспешно поправила пояс с мечом.
      - Подай мне щит, Пузан.
      - Он дырявый, госпожа Фрат! - всполошился великан. - Я
сбегаю за новым, а? - Он сделал уже движение, словно собирался
бежать к деревне, но гневное выражение на лице девушки
пригвоздило его к земле. Вдохновение угасло в великаньей душе, и
он послушно подал воительнице ее щит с торчащими из него
красными стрелами. - Там же опасно, - сказал он жалобно, - чего
вам идти... И без вас, поди, справятся с супостатом...
      - Мела не знает, что зумпфы вышли к околице, - ответила
Фрат. - Я должна предупредить его. Они хоть и дикари, но
ловушки устраивать еще не разучились. Не бойся, Пузан. - Она
погладила его по локтю и исчезла в зарослях.


      Мела быстро шел по тропинке. Голоса приближались. Он не
останавливался. Если кто-нибудь и мог сейчас обнаружить его,
выделив его силуэт среди пестрой зелени, пронизанной светом, так
это Аэйт. Но братишка в плену, и никто на всех болотах (дальше
реки Элизабет Мела не заглядывал даже в мыслях) не шевельнет
пальцем, чтобы вызволить его. Так что бояться некого.
      - Мела!
      Кричала Фрат. Кричала совсем близко, уверенная в том, что
он слышит. И те, что шли сзади, слышали ее тоже.
      - Мела! Будь осторожен! Тут опасно!
      Он нахмурился и замер. Золотистые пятна света пробежали по
его лицу, не выделяя, а скрывая его. Голос Фрат вдруг сорвался:
      - Мела! Великий Хорс, жив ли ты?.. Мела...
      Мела сильно прикусил губу. Как некстати... И Фрат меньше,
чем кто бы то ни было, заслужила такое...
      Бесстрашная воительница всхлипнула. Он увидел ее на тропе.
Она прошептала так, словно он уже умер и она разговаривала с
его душой:
      - Зачем ты был так неосторожен, Мела?
      Он вздрогнул - и это движение выдало его. Фрат застыла с
широко раскрытыми глазами, а потом, отбросив в сторону щит,
побежала к нему. Беспомощно опустив руки, Мела смотрел, как
она летит по тропинке, легко и сильно отталкиваясь от земли.
Корни сосен, проползающие под толстым хвойным ковром, золотые
солнечные пятна, маленькие ноги, обутые в ременные сандалии...
      Она не успела добежать до него. Грубые руки схватили Мелу,
отобрали меч, заломили локти за спину и поставили на колени.
Мела не сопротивлялся.
      Фрат замерла, точно наткнувшись на стену. Стоя на коленях,
Мела смотрел снизу вверх, как меняется ее лицо по мере того, как
она узнает тех, кто держит его. Она стала тяжело дышать. И тут,
словно желая дать ответ на все невысказанные вопросы, один из
схвативших Мелу нащупал на его шее кожаный шнурок, сильно
дернул и сорвал маленький мешочек. Очень медленно развязал
тонкие завязки и вытряхнул на широкую ладонь содержимое
мешочка. Нестерпимо ярким блеском сверкнуло золото, уничтожая
последнюю надежду.
      Это были тяжелые женские серьги с пластинами,
изображавшими лебедя и его отражение, - ритуальный дар для
Черной Тиргатао.

      Мела стоял посреди деревенской площади между двух воинов,
вооруженных длинными копьями. Он казался спокойным, как
обычно, и только был очень бледен. Оружие у него отобрали, все
украшения сняли. Обнаженный до пояса, босой, со связанными
руками, он стоял перед Фарзоем и, не мигая, смотрел на
вознесенного в яркое небо Золотого Лося.
      Фрат и ее отец стояли по правую руку от вождя, девушка на
полшага позади мужчины, как и подобает тени воина. Лица обоих
были бесстрастны, и никто не видел, как Фрат, таясь от всех, до
боли жмет пальцы Фратака.
      Пузан тоже был здесь, в молчаливой толпе. Вся его злоба на
Мелу куда-то пропала, и он демонстративно вздыхал и бросал на
преступника жалостливые взгляды.
      Синяки не было видно, но Мелу это не беспокоило. Может
быть, странный пришелец с темной кожей поможет младшему
брату, кто знает? Они, вроде бы, подружились...
      - Мела, сын Арванда, - сказал Фарзой. - Вчера наш народ был
опозорен перед лицом Смерти, которая пришла забрать к себе
наших погибших. Я сказал, что виновный в этом позоре умрет. Ты
слышал?
      - Я слышал, - отозвался Мела, и его голос звучал, как всегда,
отчетливо и звонко. - Я ведь был рядом с тобой, Фарзой, сын
Фарсана.
      Вождь поднял левую бровь, и шрам на его лице перекосился,
багровея.
      - Небесный Лось - Око Хорса, он не терпит лжи, - продолжал
Фарзой. - Я говорил с ним всю ночь, желая открыть истину. Я
говорил ему: "Дары для Тиргатао украл такой-то" - и Лось
наливался алым гневом, отвергая неправду. И с каждым новым
именем у меня отлегало от сердца, потому что невыносимо
подозревать близких. Твое имя, Мела, я назвал последним. Я был
уверен, что золото для Смерти скоро отыщется. И когда Лось
остался спокойным и не стал отрицать сказанного мной, мне
показалось, что я умираю. Трижды я повторял эти слова,
показавшиеся поначалу глупыми и святотатственными: "Золото для
Смерти украл Мела". И с каждым разом они становились все менее
глупыми и менее святотатственными...
      Мела склонил голову.
      - Я знал, Фарзой, что тебе долго перебирать имена перед
золотым Советником Истины, прежде чем ты доберешься до моего.
У меня было время. Я успел бы уйти, если бы меня не задержали.
      Вождь, казалось, был более удивлен, чем разгневан.
      - Ты был гордостью моего сердца, Мела, - сказал, наконец,
Фарзой. - Зачем ты навлек на себя такую бесславную смерть?
      - Оставь меня жить, - спокойно сказал Мела, - и избавишь
себя от этой муки.
      Вождь долго молчал, глядя ему в лицо. Арванд, отец Мелы,
умер от ран на руках Фарзоя, когда они вдвоем отбивались от
большого отряда врагов. В те годы морасты завоевали соляное
озеро и воздвигли на его берегу святыню воинского союза - Дерево
Восьми Клыков. Оно было совсем молоденьким, когда они вживляли
в него кабаньи челюсти. Оно хранило их удачу многие годы.
Великое это богатство - соль. Летом она осаждалась на дно озера,
ее выламывали и везли в деревню, где женщины очищали ее от ила,
промывали, сушили. И всегда вокруг соли лилась кровь. На эту
соль они выкупали своих пленных. Ради нее к народу Фарзоя
приходили торговцы из самых разных, подчас очень далеких
племен, в том числе и охотники из рода людей.
      Серые глаза Мелы серьезно смотрели на вождя. Босой и
связанный, сын Арванда стоял прямо, словно ни страх смерти, ни
позор осуждения не могли его коснуться.
      - Оставь меня жить, - повторил Мела. Не попросил, а
посоветовал.
      - Нет, - ответил Фарзой и повторил свой вопрос: - Зачем ты
украл золото, Мела?
      - Ты не захотел спасти моего брата, - сказал Мела. - Тогда я
подумал, что смогу выкупить его. Я посмотрел на свои вещи и не
нашел среди них ни одной, что мог бы предложить в обмен на
моего Аэйта. После этого я украл.
      - Я поступил разумно, отказав тебе. Твой брат - тень, а ты
хотел рисковать ради него жизнью воинов. К тому же, он уже один
раз провинился...
      - Это так, - согласился Мела, - но он мой брат. Без него я сам
становлюсь тенью.
      - Не говори мне, что не можешь сражаться без этого сопляка
и жулика! - вскипел вождь.
      - Я отвечаю, - сказал Мела.
      Великан громко всхлипнул. Мутные слезы потекли по его
трясущимся щекам.
      - Как они друг за друга... - пробормотал великан, гнусавя от
избытка чувств. - Прямо как мы с господином Синякой...
      Он сокрушенно потряс головой, потом, заметив, что на него
смотрят, побагровел и отвернулся, отстукивая по земле какой-то
варварский марш.
      - Мела, - уже спокойнее проговорил вождь, - ты слышал, что
было сказано у костра Тиргатао.
      Мела слегка побледнел. Воин, стоявший справа от него,
переложил свое длинное копье в левую руку, а правой схватил его
за локоть. Вдвоем охранники поставили его на колени. По знаку
вождя к ним подошла Асантао.
      - Чего ты хочешь от меня, Фарзой? - безжизненным голосом
спросила она. Черная Тиргатао, казалось, выпила ее силы, и
колдунье не было дела ни до вождя, ни до старшего брата Аэйта.
      Фарзой приподнялся, выбросил вперед руку, указывая на
преступника растопыренными пальцами:
      - Остриги ему волосы!
      Асантао перевела взгляд на Мелу. Он стоял, не шевелясь, так,
как его поставили. Не двинулся с места и тогда, когда женщина
собрала в горсть его длинные волосы и, сильно дернув, срезала -
сперва одну косу, потом другую. Она собрала отрезанные волосы
Мелы в платок и бережно завернула их.
      На мгновение Мела вскинул на нее глаза. Асантао была уже в
обычной своей одежде, но не успела причесаться и смыть как
следует уголь с лица и казалась тенью Смерти, которая несколько
минут жила в ее теле.
      - Прощай, Мела, - сказала она тихо и, не дожидаясь ответа,
медленно ушла с площади, унося с собой его косы.
      Местом казни служила большая скала, далеко к северу от
деревни, там, где заканчивались болота. Это был край света для
морастов - дальше скалы никто из них не заходил. По их
представлениям, край обитаемого мира был самым подходящим
местом для смерти.
      Смертная казнь почти никогда не применялась в племени -
морасты были гордым народом и крепко держались друг друга.
      Под скалой на глубине почти пятнадцатиметрового ущелья
были вбиты в землю копья, числом девять, остриями вверх. Не
положено было смотреть, как умирает преступник, потому что
морасты не наслаждаются видом чужих мучений. И говорить об
этом тоже было запрещено - это было бы малодушием или
недостойным злорадством. Тело забирали из ущелья на четвертый
день, раньше к нему никто не смел приближаться. Если преступник
оказывался жив, он оставался умирать у скалы, среди камней, и
никто не должен помогать ему в этом.
      Спустя несколько часов после того, как двое стражей увели
Мелу на край жизни, Фрат вошла в дом, где спала Асантао. Не
колеблясь ни секунды, девушка сдернула с нее одеяло и сильно
тряхнула за плечо.
      - Проснись! - сказала она безжалостно.
      Колдунья застонала, заметалась, но крепкие маленькие руки
Фрат не выпускали ее.
      - Проснись же, Асантао! Проснись, или я убью себя в твоем
доме!
      Асантао с трудом разлепила веки, и ее обжег яростный взгляд
девушки.
      - Что тебе нужно, Фрат? - спросила колдунья еле слышно.
      Фрат отступила на шаг, склонила голову.
      - Ты видишь, Асантао, - сказала она, резко меняя тон и
заговорив просительно. - Я хочу знать, что он умер.
      Асантао помолчала. Она не в силах была даже встать. Но
Фрат нависала над ней, упорная, мрачная, злая, и не собиралась
отступать. Отметая все обычаи, все законы, она нарушила отдых
колдуньи и заговорила с ней о том, кого изгнали за край жизни.
      Увидев чужую боль, Асантао еще раз забыла о себе.
      - Поставь чашу на скамью, - проговорила она, едва ворочая
языком.
      Молниеносно, точно любящая жена, которая стремится угодить
усталому мужу, Фрат сорвала с крюка гадальную чашу и
поставила ее, куда было велено. Затем повернулась к колдунье и,
увидев, что та опять шевелит губами, стремительно нагнулась к ней.
      - Налей воды, - услышала Фрат, - положи меч поперек чаши.
Та сторона, что к свету, - жив. Та, что к тени, - мертв.
      Усталое лицо колдуньи выделялось на темных шкурах неясным
белым пятном. Фрат, не дыша, склонилась над гадательной чашей.
Маленькая ореховая скорлупка шевельнулась на гладкой
поверхности воды и, как будто ее подтолкнули, быстро пошла к
свету.
      Фрат остановила ее пальцем и вернула под меч. Она не
хотела верить.
      Но стоило ей убрать палец, как скорлупка, словно кораблик с
упрямой командой на борту, вышла на свет и пристала к тому краю
чаши, что был освещен ярче всего.
      Фрат закрыла лицо руками. Значит, Мела еще жив, и теперь
ей нужно идти к обрыву и спускаться вниз, чтобы добить его. Это
она для него сделает, и никакие запреты ей не указ.
      Не сказав ни слова, она вышла из дома колдуньи. Асантао
снова заснула.


      - А что ты почувствовал? - спросил Синяка с любопытством.
      Мела рассеянно смотрел в костер. Ни саламандра, ко