очет. Ему недолго жить.
      Пленный сильно вздрогнул и посмотрел на колдунью с
нескрываемой ненавистью. Аэйт невольно поежился.
      Асантао сказала:
      - Пусть уходит.
      Ноздри Фрат дрогнули. Она метнула взгляд на вождя, который
тут же тронул колдунью за руку. Но Асантао не дала ему
возражать.
      - Пусть уходит, - повторила она чуть громче. - От него для нас
не будет вреда. Я не хочу, чтобы мы запятнали себя его кровью.
Пускай это сделают другие.
      Пленный замер.
      - Я могу идти? - переспросил он.
      Вместо ответа Асантао посторонилась. Хромая и приволакивая
левую ногу, он потащился прочь и вскоре исчез в темноте.
      - Фрат, подойди ко мне, - сказала Асантао. - Я хочу
посмотреть твое колено.
      Девушка повиновалась. Звеня серебром подвесок, колдунья
повела ее в свой дом, крепко держа за руку повыше локтя. Из
темноты до Синяки донесся тихий ровный голос Асантао:
      - Не грусти, Фрат. Ты красива и отважна.
      Голос Фрат прерывался от обиды:
      - Зачем ты отпустила его?
      - Он идет навстречу своей смерти. Их вождь Гатал зарежет
его во славу кровавого бога Арея... Почему ты плачешь, Фрат?..


      Фарзой отправил десять человек к сожженной святыне союза
воинов возле соляного озера, чтобы они подобрали убитых. Мела
взял свою тень с собой. Братья давно стали чем-то вроде одного
человека. И поэтому когда Фарзой, отбирая воинов для этого
похода, сказал: "Мела", никому не пришло в голову усомниться, что
он имел в виду обоих. Фрат осталась дома вместе с другими
женщинами.
      Они вышли рано утром, тихо и незаметно. Синяка и не узнал
бы об этом, если бы не великан, бдительно следивший за всеми
передвижениями в деревне с целью неусыпной охраны господина и
повелителя.
      Синяка спал, разметавшись, под навесом из еловых ветвей,
сооруженным в двадцати шагах от дома Асантао на склоне холма.
Несколько секунд великан жалостливо смотрел на спящего
господина. Синякины ресницы, пушистые и длинные, веером лежали
на смуглой щеке.
      - Господин Синяка, - страшным шепотом произнес великан. -
Они опять что-то затевают.
      Чародей спокойно открыл глаза, и под навесом словно стало
светлее от их яркой синевы.
      - Идемте, - настойчиво повторил великан, потянув его за
штанину.
      Синяка не стал спорить. Они забрались повыше на холм и
увидели, как маленький отряд уходит в сторону болот. Глядя на них
издалека, Синяка отчетливо понимал, что морасты все-таки не были
людьми. Сперва они шли открыто, хотя и совершенно бесшумно, а
потом вдруг исчезли, полностью слившись с окружающим миром.
Это не было магией. Просто они были частью этого мира и умели в
нем растворяться.
      Великан за синякиным плечом выразительно шмыгнул носом.
Неожиданно вновь стал виден один из уходящих. Он обернулся в
сторону холмов и весело махнул рукой, словно заметил
наблюдателей, после чего опять исчез. Это был Аэйт.
      - Вот жулик конопатый, - сказал Синяка.


      В миле от сожженного зумпфами дерева Фратак,
возглавлявший маленький отряд, остановился.
      - Мела, - сказал он негромко, - твоя тень останется здесь.
      Мела помрачнел. Он понимал, что Фратак прав - кто-то
должен прикрывать подходы к соляному озеру с этой стороны.
Выбор тоже был обоснован: Аэйту лучше не искушать богов
вторично и не приближаться к запретному месту. Но Мела не хотел
разлучаться с младшим братом.
      Фратак, казалось, хорошо понимал это, потому что посмотрел
прямо в глаза Мелы, и его злое лицо с прямыми черными бровями
немного смягчилось.
      - У меня тоже есть тень, - сказал он.
      На это нечего было возразить. Двое сыновей Фратака погибли,
и с тех пор, как дочь заняла их место, он ни разу не сделал
попытки оградить ее от опасности.
      Мела знаком подозвал Аэйта.
      - Останешься здесь, - сказал он и добавил вполголоса: - Будь
осторожен.
      Аэйт улыбнулся.
      Фратак оглядел его с головы до ног.
      - Разгильдяй, - сказал он, снимая кожаный чехол, в котором
носил лук и стрелы. - Одним мечом много не навоюешь. Возьми-ка.
      Аэйт принял лук, но его взгляд, устремленный на Мелу, был
полон растерянности. Мела прикусил губу и отвернулся.
      И Аэйт остался один. Постоял, прислушался, потом сел,
положив меч на колени, вытащил из кармана кусок ржаного хлеба
и начал жевать, подбирая пальцем крошки со штанов. Солнце
припекало, и с края поляны пахло горячей травой. Аэйту не
хотелось думать о войне.
      Война была здесь всегда, потому что всегда жили в самом
сердце Элизабетинских болот два враждующих племени.
Постоянная близость опасности научила народ Аэйта ремеслам и
магии, воспитала множество поколений воинов, сделала их
выносливыми и изобретательными.
      Зумпфы воровали у них женщин. Обычно это происходило в
конце зимы, когда племенам так нужны рабочие руки; они
устраивали набеги на амбары по осени, захватывая хлеб, солонину,
заготовленную впрок, сушеные фрукты. Стычки были привычны, как
смена времен года.
      О той жизни, которая кипела за бескрайними трясинами, на
побережье к юго-востоку от реки Элизабет, Аэйт почти ничего не
знал. Это было очень далеко. Асантао говорила, что там стоит
большой город - Ахен. Аэйт был уверен, что жители Ахена куда
опаснее для его народа, чем даже исконные враги, зумпфы.
      Внезапно Аэйт поднял голову. Ему показалось, что вокруг что-
то изменилось. По-прежнему лес был полон солнечных пятен и
птичьих голосов, то и дело покрываемых весомым гудением шмеля,
и все так же пахло травой и нагретой на солнце хвоей. Но рядом
появилось что-то враждебное. Аэйт чувствовал близость черной,
глубинной злобы. Нечто похожее он ощутил, когда приблизился к
пленному у костра Асантао.
      Враги были здесь. Теперь он знал, что их несколько. Аэйт
прижался к земле. Рыжие и зеленые пятна пробежали по его
рукам; белые волосы, заплетенные в косы, разметались среди
опавшей хвои и слегка потемнели, незаметные на ее золотисто-
коричневом фоне. Он не знал, улавливали ли враги его дыхание, но
сам чувствовал их теперь так хорошо, словно они доложили ему о
себе и представились поименно. Четверо пробирались сквозь кусты
справа, двое шли прямо на него, еще один должен миновать его
справа...
      Еще мгновение - и они показались на противоположной
стороне поляны. Семеро, как он и предполагал. Аэйт видел их
длинные овальные щиты с вырезом в форме полумесяца наверху.
Все семеро коротко стригли свои светлые волосы, неровные пряди
падали на их лбы и свисали над ушами. Они были такими же
невысокими и бледнокожими, как морасты, но, в отличие от своих
врагов, утратили способность сливаться с миром и слышать любые
изменения, происходящие в нем. Алые полосы, рассекавшие их
щиты, вызывающе горели среди свежей зелени.
      Аэйт понимал, что у него нет выбора. Эти семеро не должны
напасть на отряд Фратака неожиданно. Для того его и оставили,
чтобы такого не произошло. Сейчас враги были идеальной мишенью.
Он помедлил, взял лук и вытащил из колчанного отделения две
стрелы с красным древком. Одну стрелу положил на траву, вторая
сломалась у него в руке.
      Аэйт стиснул зубы. Нужно подстрелить хотя бы двоих, пока
они не опомнились и не сообразили, что к чему.
      Трава оплетала врагов по пояс. Они шли медленно, пробираясь
сквозь буйство зелени. Запах примятой травы стал невыносимо
резким. Потом ветерок донес запах пота и дубленой кожи. Аэйт
натянул лук.
      Это был прочный красивый лук с костяными накладками. Аэйт
не знал, кто его делал, но мастер, несомненно, был талантлив и
умен; оружие, которое вышло из его рук, было добрым и никого
еще не подводило в бою. Младший брат Мелы почти физически
ощутил обиду старого лука, когда чужая воля вынудила его предать
воина и разлететься на куски. Тетива, сорвавшись, больно
хлестнула Аэйта по щеке. У него брызнули слезы.
      Когда он пришел в себя, враги были уже совсем близко. Аэйт
проклял свою левую руку и заложил ее за спину. Еще секунду
назад ему было невыразимо страшно. Сейчас все прошло. Горячая
волна пробежала по его телу, когда он выкрикнул:
      - Хорс!
      Зумпфы замерли. Аэйт выхватил из-за пояса нож и метнул его
в одного из своих врагов. Послышался глухой удар железа о дерево
- воин успел закрыться щитом.
      Бежать навстречу врагам не было смысла - пусть сами
побегают. Аэйт прижался спиной к сосне, под которой только что
лежал. Он надеялся, что они набросятся на него всей толпой и в
толчее будут мешать друг другу.
      Один из его врагов что-то быстро сказал остальным, выбросив
на миг из-за щита руку в широком кожаном браслете, чтобы
указать направление. Четверо двинулись в обход места
предстоящей схватки, остальные бросились к Аэйту.
      Он видел их очень отчетливо. Слишком отчетливо, как на
рисунке. Они были совсем не страшными, хотя бы потому, что
бежали как бы вовсе и не к нему. Три коренастых беловолосых
воина топали по мягкой земле своими грубыми сапогами. Один из
них поскользнулся на хвое и чуть было не упал.
      Потом первый из бежавших сильно ударил Аэйта щитом. Он
увернулся, и удар пришелся по левому плечу. Над вырезом
деревянного щита очень близко показалось загорелое лицо, и
бесцветные, почти белые глаза посмотрели на Аэйта с холодной,
осознанной ненавистью.
      "Хорс", - прошептал младший брат Мелы и почувствовал, как
жаркое имя бога возвращает ему силы. Он вовремя повернулся и с
силой ударился спиной о ствол сосны. Кожаная куртка Аэйта
приклеилась к смоле и при резком движении треснула.
      Нападавшие наседали на него молча. Воздух вокруг Аэйта был
напоен ненавистью и сгустился от звона металла. Юноша
чувствовал каждое движение, угрожавшее ему, и только это
помогало ему устоять в течение первых двух минут боя.
      Но движений было слишком много, чтобы успевать следить за
каждым. Аэйт пригнул голову, и меч зумпфа вонзился в ствол
сосны. Машинально Аэйт вскинул левую руку и сжал клинок в
ладони. В то же мгновение враг, не выпускавший рукояти, резко
выдернул меч, оставив на пальцах Аэйта глубокий порез. Аэйт сжал
кулак, словно желая удержать свою кровь в горсти. Зумпф еще
раз взмахнул мечом - и клинок рассыпался в прах над его головой,
осыпав его пылью. На секунду враг ошеломленно замер, опустив
щит. Аэйт, не разбирая, ударил его мечом. Ненависть вокруг него
стала такой тяжелой, что он начал задыхаться.
      Совсем рядом оказались белые глаза с черными точками
зрачков. Аэйт выбросил вперед раненую руку, и капли крови
полетели прямо в эти глаза. Враг отшатнулся, однако использовать
его замешательство Аэйт уже не успел. Правое плечо обожгло
огнем, и он с удивлением увидел свой меч, падающий на землю.
Затем сильный удар тяжелым щитом в грудь придавил его к сосне,
так что кости у него хрустнули. Земля накренилась. Острая
сосновая шишка стремительно приблизилась и впилась в щеку. Аэйт
посмотрел на свою окровавленную ладонь с черным крестом, ему
стало худо, и он закрыл глаза.
      Удар сапога перевернул его на спину. Кто-то засмеялся
совсем близко. Треснула ткань. Страшной болью сдавило плечо.
Аэйт хрипло застонал и потерял сознание.

      Мела возвращался к поляне почти бегом. Враги набросились
на них с той стороны, где Фратак оставил Аэйта. Их было четверо.
Если они сумели дойти досюда, значит, Аэйт либо спрятался от
них, пропуская зумпфов мимо себя (это было почти исключено),
либо погиб. Если младший брат оказался трусом, его позор падет
на Мелу. Мела с удивлением поймал себя на мысли, что предпочел
бы сносить позор, лишь бы братишка был жив. Но он знал, что
такое вряд ли возможно.
      Воины Фратака убили всех четверых и закопали их тут же.
Тела своих погибших - Месы, Коя, Алкина и Афана - завернули в
чистую рогожу и погрузили на носилки, чтобы потом сжечь останки
посреди деревни. Фратак и Мела налегке пошли вперед, чтобы
забрать тело Аэйта и заодно выяснить, что же случилось на поляне.
      - Не понимаю, - сказал Фратак. - У него была отличная
позиция. Я дал ему свой лук. Он мог перестрелять их, не сходя с
места.
      Мела отмолчался. Они уже подходили к сосне, возле которой
оставили пост. По хвое были растоптаны темно-красные пятна.
Тяжелые густые капли крови лежали на траве. К смоле на стволе
дерева прилип длинный белый волос. В двух шагах от дерева, в
луже крови, лежала рукоять меча, обмотанная темным от пота
ремнем. Клинка не было видно, даже обломков.
      Фратак бродил по полю битвы, разглядывая следы. Вдруг он
остановился и уставился себе под ноги, словно не веря
собственным глазам. Потом стремительно опустился на траву и
схватил костяной обломок.
      - Что это? - пробормотал он, шаря вокруг по траве. Еще один
обломок попался ему под руку, потом еще. Ошеломленный, Фратак
поднял с земли тетиву. - Что это, Мела? - сказал он, поднося
обломки своего лука к лицу в трясущихся горстях. - Что это?
      Мела побледнел так, что его серые глаза стали казаться почти
черными на помертвевшем лице. Он отступил на шаг и прислонился
к сосне. Прошло не меньше минуты, прежде чем он ответил:
      - Это был твой лук.
      - Ты хочешь сказать, - медленно проговорил Фратак, - что
твой младший брат сломал мой лук?
      Еле сдерживаясь, чтобы не закричать, Мела кивнул. Наконец
он перевел дыхание и тяжело уронил:
      - Так вот почему они до нас добрались.
      Фратак удивил его. Бросив на землю бесполезные уже
обломки, он подошел к Меле и уперся ладонью в ствол сосны над
его головой.
      - Мела, - сказал он, - они его не убили. Зумпфы никогда не
хоронят наших убитых. Он жив, и они забрали его с собой.
      Он подождал, пока краска вернется на белое лицо Мелы.
Теперь старший брат перестал кусать губы, и слезы потекли по его
щекам. Мела сердито обтер их рукавом.
      - Почему ты так думаешь? - спросил он ровным голосом.
      - Сейчас начало лета, им нужны работники. Они убьют его
осенью, когда работы закончатся, чтобы зимой не кормить лишний
рот.
      Мела замолчал, обдумывая услышанное. Фратак снова
принялся бродить вокруг, наклоняясь то над одним следом, то над
другим. Наконец он поднял рукоять меча и покачал головой.
      - Никогда не думал, что твой конопатый обладает такой
чудовищной силой. Смотри, как чисто обломано. Я вообще
удивляюсь, что им удалось захватить его.
      Мела взял рукоять и стиснул ее в пальцах. Он-то знал, почему
разлетелся на куски добрый лук и как Аэйту удалось сломать
вражеский меч. Может быть, разрыв-трава спасет братишку от
плена после того, как подвела его в бою? Если только среди
зумпфов нет людей, достаточно искушенных в магии, чтобы
догадаться, что означает черный крест на ладони мальчишки-
пленника...

      - Поставьте его на ноги, - произнес чей-то низкий звучный
голос.
      Крепкие руки схватили Аэйта за подмышки и подняли. В глазах
у него было черно, и он едва понимал, где находится. Невыносимо
горело плечо. Правая рука онемела. Кто-то схватил его за длинные
волосы, откидывая его голову назад, и прошипел прямо в ухо:
      - Смотреть в глаза!..
      Аэйт, шатаясь, прислонился к тому, кто стоял у него за
спиной. Он ничего не мог разглядеть сквозь густую пелену, которая
плавала у него перед глазами.
      Послышался взрыв хохота. Смеялись сильные, здоровые и
очень дружные между собой люди, и Аэйту стало завидно. Все
голоса были мужские.
      Затем тот же бас проговорил (и Аэйт понял, что обладатель
звучного голоса улыбается) - весело и совсем не зло:
      - Ты же не хочешь сказать, Каноб, что этот мальчик и есть тот
отчаянный рубака, который нагнал на тебя страху?
      Каноб стоял где-то совсем рядом - Аэйт чувствовал его глухую
темную злобу. Он угрюмо ответил:
      - Не смейся, Гатал. Мальчишка настоящий дьявол.
      Аэйт шевельнулся в руках зумпфа, который тут же еще
сильнее потянул его за волосы.
      - Ну, все-таки не совсем дьявол, а? - примирительно сказал
Гатал, все еще улыбаясь. - Вот он стоит, и взгляд у него мутный,
как у молочного щенка. Довольно, отпусти его, - добавил он. - С
души воротит от этих грязных волосатых морастов. Алаг, посмотри,
что у него с рукой.
      Аэйта отпустили, и он сел на землю. Его сильно тошнило.
Голова нестерпимо кружилось, и хотелось только одного: лечь,
прижаться щекой к земле.
      - Зря смеешься, вождь, - настойчиво повторил Каноб, и снова
на Аэйта плеснуло волной ненависти. - В этом парне чудовищная
сила. Он схватил меч Азала рукой, сжал - и железо рассыпалось в
прах.
      Гатал опять захохотал. Как ни странно, но от вождя не
исходило никакой враждебности. Вождь находился на своей земле,
его воины отвоевали соляное озеро - не было смысла ненавидеть
этого паренька, скорчившегося у ног Каноба. Ему было даже
немного жаль глупого мораста.
      Но вот приблизился еще кто-то и осторожно уложил Аэйта на
спину. Аэйт подчинился, закрыл глаза. Очень мягкая рука провела
по его лицу. Она была слишком широкой, чтобы быть рукой
женщины, но ее прикосновение было нежным, как пух, и в то же
время страшно тяжелым. Аэйт тихо застонал и мотнул головой по
траве. Присутствие этого нового врага наполняло его тоской.
      - Что это с ним?- спросил вождь. - Ты еще не вырезаешь у
него сердце, а он уже ноет.
      - Дьявол узнал дьявола, - мрачно произнес Каноб.
      Алаг, сидевший на корточках возле Аэйта, повернулся к
Гаталу, и на одежде колдуна что-то звякнуло.
      - Каноб прав, - сказал колдун. - В этом мальчике есть сила, и
она отзывается мне.
      - Хватит болтать, - оборвал вождь. - Перевяжи его руку,
приложи к ней какую-нибудь целебную дрянь, а потом пусть Эоган
закует его в цепи, вот и все. И нечего мудрить.
      Алаг покачал головой, и вождь нетерпеливо рявкнул:
      - Перестаньте морочить мне голову вашими сказками. Он
почти ребенок. Повязка на рану и хорошая, добрая цепь - вот и
все, что требуется.
      Алаг не ответил. Те же мягкие, странно тяжелые, свинцовые
руки ощупывали Аэйта, словно исследовали камень, заросший
мхом, отыскивая высеченные на нем руны. Наконец он тронул
левую ладонь пленника. Юноша крепче сжал кулак. Пальцы Алага
вдруг стали невероятно твердыми, хотя на ощупь они по-прежнему
оставались гладкими, шелковистыми. Он легко разжал маленький
кулак и увидел глубокую рану, покрытую запекшейся кровью.
Несколько мгновений он вглядывался в эту ладонь, а потом крикнул:
      - Каноб! Ты говоришь, он взялся голой рукой за меч, и клинок
рассыпался в прах?
      - Говорю, - мрачно согласился Каноб.
      - Ясно, - пробормотал Алаг. - Боюсь, добрая хорошая цепь его
не удержит. Иди сюда, Гатал.
      Вождь начал сердиться.
      - Ну, что еще необыкновенного ты нашел в этом гаденыше?
      - Смотри. Видишь крест у него на ладони?
      Аэйт судорожно дернул пальцами, пытаясь спрятать свою
тайну. Но колдун держал его крепко.
      Гатал недоумевал.
      - Грязь или татуировка. Ну и что?
      - Это разрыв-трава, - задумчиво произнес Алаг. - Мальчишка
нашел ее и врезал себе в ладонь. - И добавил, обращаясь больше к
самому себе: - А мне этого так и не удалось.
      Гатал, как всякий истинный воин, столкнувшись с магией,
растерялся. При других обстоятельствах это выглядело бы довольно
забавно.
      - И что же теперь делать? Отрубить ему руку? Зачем нам
калека? Тогда уж сразу перережь ему горло.
      С некоторым удивлением Аэйт понял, что ему все равно.
      Колдун проговорил:
      - Я знаю цепи, которые держат крепче железных. И разрыв-
трава не поможет. Отдай его мне, Гатал. Я сделаю все, что нужно.



      Саламандра, гревшаяся на солнышке возле своего хозяина,
шевельнулась и подняла голову. Синяка, который развалился было в
густой пыльной траве, сел и увидел Мелу. Молодой воин шел прямо
к нему.
      - Привет, Мела, - сказал Синяка. - Почему ты один?
      Мела постоял над ним, потом сел рядом и неприязненно
покосился на саламандру. Ящерка снова замерла, всем своим
видом показывая, насколько ей безразличны чувства всяких там
болотных жителей.
      - Где Аэйт? - повто