аться близость человеческого жилья,
хотя людей они по-прежнему не встречали. К вечеру они набрели
на большое картофельное поле.
      Глотая горячую несоленую картошку вместе с кожурой, Аэйт
никак не мог остановиться. Он наелся до боли в животе и уснул, не
в силах больше бороться с усталостью. Закрывая глаза, он подумал
о том, что, скорее всего, уже не проснется. Но сейчас это было
ему почти безразлично.
      Однако ночь прошла спокойно, и наутро они снова пошли по
берегу.
      Спустя несколько часов показалось широкое сверкающее
зеркало залива. Аэйт споткнулся и остановился. Встающее солнце
светило ему прямо в глаза.
      - Это залив, - сказал одноглазый. - Если мы хотим идти
дальше, нам надо перебраться через реку.
      Они нашли старую плотину в двух верстах от устья реки и по
ней перешли на другую сторону. Теперь дорога лежала по берегу
залива.
      Впереди они увидели руины. Серые каменные стены углом
вдавались в воду залива. Видимо, когда-то здесь находился форт,
преграждавший доступ к городу со стороны моря. Он был
разрушен давным-давно. Деревья, выросшие на развалинах, были
уже довольно высокими.
      В голубоватой дымке был виден город. Раскинувшись на
сопках, он подковой лежал вокруг залива.
      Бьярни прищурил свой единственный глаз, оценивая, насколько
удачно выбрано место для форта.
      - Умели строить, сволочи, - сказал он с одобрением. - Тут
кто-то сильно постарался, когда его разрушал.
      - Может, он обвалился от старости? - предположил Аэйт.
      - Ты, конечно, колдун первостатейный, - сказал одноглазый, -
но уж прости, в фортификациях ничего не смыслишь. Небось, из
болота и не вылезал?
      - Не вылезал.
      - Послушай, что я тебе скажу, Аэйт. Кто-то подошел на
кораблях с востока и начал обстреливать его из пушек.. Видишь, с
одной стороны стены раскрошены, а с другой еще держат...
      Бьярни замер на полуслове с раскрытым ртом.
      - Я знаю, - вымолвил он, наконец, и медленно перевел взгляд
на Аэйта.
      - Что ты знаешь?
      - Кто разрушил этот форт! - закричал Бьярни ему в лицо. - Я!
Я же и разрушил! Это я подошел на кораблях с востока... А!
      Он махнул рукой, досадуя на тупость Аэйта, и побежал к
развалинам. Он отчаянно спешил, как будто старый форт мог
исчезнуть. Песок застревал в ботинках, и он сбросил их. Руины
приближались слишком медленно. Он вошел в воду, уже по-
осеннему холодную, и помчался по краю прилива.
      Сомнений уже не оставалось. Те, кто лишил его памяти,
позаботились о том, чтобы он даже случайно не смог забрести
сюда, и только благодаря упорству Аэйта он неожиданно
столкнулся со своим прошлым лицом к лицу.
      Серый каменный прямоугольник лежал перед ним, как ключ к
тайне.
      Сколько же лет прошло с тех пор, как он махнул рукой, и
Тоддин поднес к пушке горящий факел?
      Одноглазый забрался на форт и начал бродить среди камней,
раня босые ноги. Он нашел ржавые каски. А на этом месте он
застрелил кого-то, уже безоружного. Кажется, тот хотел сдаться.
      Аэйт подошел к Завоевателю, держа в руках его ботинки.
Город взбегал по склонам сопок, и острые глаза мальчика
различали башни и стены, ажурные колоннады, легкие блестящие
окна, отражающие солнечный свет, тусклую медь колокола на
одной из звонниц...
      Это и был Ахен - великий город короля Карла. Родина
Вальхейма. Аэйт забрался на развалины стены и, задрав голову,
стал всматриваться в очертания городских улиц. Ингольв так и не
сумел сюда вернуться. Перед глазами Аэйта мелькнуло бледное
лицо капитана, испещренное черными точками, с кровавой раной
на месте рта и крошевом выбитых зубов, и он ощутил такую
острую боль, что пошатнулся и сел, хватаясь за грудь. С минуту он
просто сидел на теплых камнях, подставляя лицо солнцу. Потом
осторожно вздохнул несколько раз. Боль постепенно отпускала.
      Волны тихо плескали в каменные стены. Разбитая рыбацкая
лодка лежала на песчаном дне, и она была полна почерневших
прошлогодних листьев.
      Рядом с Аэйтом Бьярни проговорил:
      - Этот форт держался до последнего. Потому мы его так и
разворотили. Эти ребята, которые защищали его, дали себя
перебить, но не ушли. Не знаю уж, зачем. Дело было дохлое.
      Аэйт обернулся к нему. Бьярни стоял на развалинах, широко
расставив ноги. Ветер шевелил его грязные черные волосы.
Горбатый нос вздрагивал, втягивая в себя соленый запах моря.
Бельмо тускло светилось на загорелом лице; зрячий глаз горел.
Бьярни смотрел на Ахен, словно хотел проглотить его.
      Он завоевал этот город много лет назад. Он стрелял по этим
зубчатым стенам, он разбивал ажурные колокольни и вешал
мятежников на площади Датского замка (теперь он вспомнил и это
название) в первую зиму Завоевания. И как же он любил этот
город, когда наводил на него пушки, как тосковал по нему, когда
метался по свету, не находя себе покоя! Как рвался сюда, как не
хватало ему этих улиц и площадей, этой брусчатки, разбитой
колесами пушек, этих стен, за которыми пряталась ненависть, этих
пустых, безмолвных окон!  И если правду говорят, что перед
смертью человек вспоминает самое лучшее мгновение жизни,
вспоминает так остро и сильно, словно проживает его заново, то
Косматый Бьярни, умирая, вспомнит тот день, когда впервые увидел
Ахен.
      Аэйт смотрел на него и вдруг ясно понял, что в вольном Ахене
он сможет, наконец, убить его. Здесь, в Ахене, и жила смерть
Завоевателя, она ждала свою добычу терпеливо, год за годом. У
смерти много времени. Она не спешила.
      Аэйт встал. Хочется ему этого или нет, но долг Вальхейму
будет заплачен.
      - Идем, - сказал он Косматому Бьярни. - Я хочу увидеть город.

      Они вошли в город ровно в полдень и в поисках харчевни
подешевле спустились к порту по улице Северный Вал. У Бьярни
было несколько динариев.
      Аэйт осматривался по сторонам широко раскрытыми глазами.
Город ужаснул его. Прекрасный Ахен, на который он смотрел со
стен разбитого форта, оказался лжецом. Аэйт не понимал, как
Ингольв мог тосковать по этим трущобам. Облезлые каменные
стены давили на него, верхние этажи смыкались над головой, как
будто желали отнять у него небо. Здесь было душно, как в замке
Торфинна. Аэйт начал задыхаться. Слишком много Зла было
совершено в этом городе. И оно никуда не ушло, оно осталось. Оно
нависло над островерхими черепичными крышами, как невидимое
облако, время от времени проливаясь зловонным дождем то на
одного человека, то на другого. Город был полон жестокости и
страха.
      Они остановились возле дощатого барака, севшего на один
угол. Перед бараком растеклась огромная зловонная лужа, в луже
плавали объедки - корки, рыбьи хвосты. Аэйт осторожно обошел
лужу и вышел на площадь. Здесь находились пакгаузы,
приземистые одноэтажные здания, сложенные из кирпича. Их окна
были забраны решетками.
      В порту шла погрузка. Захламленные мутные воды залива
плескали о берег. Несколько пузатых судов стояли у каменного
пирса, сохранившегося с давних времен. Громко ругались грузчики,
и яростная брань отвечала им с кораблей. Большие тяжелые двери
одного из пакгаузов стояли открытыми.
      В углу площади была сооружена виселица. Помост,
срубленный из свежей древесины, был откинут. Резко пахло
стружкой. Тела казненных уже сняли, но грязные разлохмаченные
веревки со срезанными петлями еще болтались на перекладине.
Под помостом валялось тряпье, на которое не позарился ни один
мародер.
      Аэйт сел на ступеньку пакгауза, в стороне от погрузки, достал
из кармана остывшую вареную картофелину и принялся рассеянно
ее жевать. Неожиданно ему показалось, что он видит что-то в
грязной пене прибоя. Встав, он подошел поближе.
      С каждой новой волной прибой приносил к берегу тело
женщины и вновь уволакивал ее в море. Сначала она показалась
Аэйту мертвой, но через несколько секунд он убедился в том, что
она жива. Ее пальцы бессильно цеплялись за песок и выпускали
его. Волосы, зеленые от тины, падали на некрасивое лицо с
мелкими чертами. Аэйт остановился возле того места, куда
приносили ее волны, сел на корточки и стал ждать. Холодные руки
коснулись его, по телу женщины пробежала дрожь, и ее лицо
показалось над водой.
      - Зачем ты тревожишь меня, Аэйт, сын Арванда? - спросила
она тихо. Из ее рта вытекла вода.
      - Мир полон богов, которые знают мое имя, - пробормотал
Аэйт. - Я лишь хотел бы помочь вам, госпожа.
      - Я Ран, повелительница Берега, - сказала женщина. - Оставь
меня умирать, Аэйт.
      Волна захлестнула ее с головой и унесла прочь. Прошло
несколько минут прежде чем она появилась снова. Аэйт терпеливо
ждал.
      - Ахен скоро погибнет, - проговорила Ран. - И я погибну
вместе с ним.
      - Почему?
      - Когда истинные горожане уходят и на смену им приходят
Завоеватели, не остается уже такой силы, которая спасла бы
город, - шелестел голос.
      Волна потащила ее обратно. Аэйт протянул вперед руку и
задержал на миг женщину над поверхностью воды.
      - А боги? - спросил он.
      Большие бесцветные глаза Ран смотрели на него, отуманенные
болью.
      - Боги сильны верой людей, - сказала она и выскользнула из
его рук.
      Снова пауза. Новая волна прибоя.
      - Госпожа Ран, - позвал Аэйт, склоняясь над водой.
      - Что тебе нужно, младший сын Арванда?
      - Почему нельзя восстановить разрушенные башни, отлить
новые колокола? - быстро спросил Аэйт.
      - Когда город умирает, новые стены не стоят, новые колокола
падают и разбиваются, маленький Аэйт. Люди сильнее городов.
Люди сильнее богов...
      С пузатого корабля матрос крикнул: "Берегись!" и выплеснул
за борт ведро с нечистотами. По воде поплыли жирные пятна. Ран
исчезла.
      Аэйт отвернулся. Его затошнило.
      Внезапно он сообразил, что Косматый Бьярни куда-то исчез.
Ведь они собирались позавтракать. Куда делся пират? У Косматого
было немного денег. Он хвастался ими Вальхейму перед тем, как
убить его.
      И тут Аэйт услышал за спиной громкий радостный крик:
      - Вот он!
      Совсем близко грохнули сапоги. Аэйт вскочил.
      Косматый Бьярни стоял на помосте, под виселицей, и веревки
касались его плеча. Он широко улыбался, указывая на Аэйта
пальцем.
      - Хватайте его! - крикнул Бьярни. - Болотная нечисть! Вампир!
      Толпа возбужденно загудела. Еще минуту назад площадь была
почти пуста.
      Метнувшись в сторону, Аэйт влетел в растопыренные руки
какого-то дюжего матроса. Его окатило крепким запахом табака и
портянок. Он увидел мокрые губы и два железных зуба. На одном
из толстых пальцев было наколото кольцо.
      Аэйт резко присел, увильнув от этих лап и, петляя, побежал
прочь от берега. Вокруг свистели и кричали. Два камня хлопнули
его по спине.
      Выскочив к виселице, он неожиданно столкнулся с неопрятным
стариком, и тот, кривясь, с силой ткнул Аэйта в лицо палкой, на
которую опирался. По скуле потекла кровь.
      Третий камень, пущенный с завидной меткостью, ударил его
по лбу, и Аэйт, теряя сознание, стал оседать на землю. Он увидел,
как старик опять занес над ним палку.
      Косматый Бьярни что-то выкрикивал, стоя на помосте. Глядя на
него сквозь розовый туман, Аэйт выговорил немеющими губами:
      - Я все равно убью тебя, Бьярни...
      Фигура Бьярни расплывалась у него перед глазами. На Аэйта
надвигалась темнота. Вместо озлобленных лиц и грязной портовой
площади он снова видел черную равнину и мертвых птиц под
голыми деревьями. Его били, забрасывали камнями и комьями глины,
но он уже не чувствовал боли. Там, среди безмолвных фиолетовых
теней, все было тихо.
      Он узнал этот безотрадный пейзаж. Здесь ничего не
изменилось с того дня, как он зарыл на берегу реки тело
Вальхейма. И только не было горящего меча, вонзенного в землю.
Одна лишь алая звезда вдруг проглянула между туч и озарила
красноватым светом растрескавшуюся почву. От нее исходила
сила, и Аэйт поднялся и пошел на тонкий луч.
      В голове у него мутилось. Где же меч Гатала, где светлый
клинок, в котором заключено Зло, ненавидящее само себя? Почему
он не пришел, когда Аэйт позвал его?
      Звезда торопила, не давала опомниться. Она вела его, не
выпуская ни на миг, и когда он послушно шагнул ей навстречу, его
мгновенно пронзила острая боль. И он закричал, но голоса своего
не услышал, только увидел, как ярче вспыхнула между туч красная
точка. Тогда Аэйт понял, что это всего лишь уголек, который
разгорается под живым дыханием.
      Но неведомая сила не позволяла остановиться. Она была
беспощадна. Ей не было дела до того, что каждый шаг точно
пронзал Аэйта раскаленным железом.
      Порой ему чудилось, что он бежит по порту, петляет среди
складов и завалов, среди нагромождений ящиков и куч с
отбросами, скользит в лужах, несется через подворотни
незнакомых домов, по дворам, путаясь в гирляндах сырого белья,
все дальше, дальше, вниз, к заливу...
      Но это ощущение исчезало, и он снова начинал думать, будто
все еще лежит на площади, возле виселицы, и сейчас его забьют
насмерть.
      И когда алая звезда внезапно погасла между туч, боль,
терзавшая Аэйта, ушла, и он даже не успел понять, была ли это
смерть.

      Осень наступила вдруг, за одну ночь, как по волшебству,
словно в одно прекрасное утро поднялось вместе с туманом и
растаяло короткое лето. Небо затянуло облаками, на опадающие
листья сыпался слабый дождь.
      В этот день Фарзой ждал своего врага, чтобы дать ему ответ.
С раннего утра он стоял возле частокола. В притихшем поселке
уже собиралась толпа, но никто не решался подходить к старому
вождю. Ему казалось, что он стоит в одиночестве уже вечность.
Потом - он не заметил, когда и как - рядом с ним очутилась
Асантао. Втайне он был благодарен ей и злился на себя за это.
      Они молчали. Между ними все уже было переговорено за те
пять дней, что дал им на раздумья Эохайд. И теперь они просто
стояли рядом - старый вождь со шрамом на лице и молодая
женщина в длинном белом платье.
      Потом Асантао сказала:
      - Они идут.

      Как и в прошлый раз, они шли втроем: Эохайд, Эоган и
Фейнне. Но сегодня их сопровождали воины - хорошо вооруженные,
сытые; ярко разрисованные щиты были в их руках; среди белых
волос яркой медью горел шлем Эохайда.
      Мела видел, как постарел Фарзой, каким изможденным и
больным он выглядит.
      "Я не хотел мстить", - повторил Мела про себя уже в который
раз и тут же понял, что лжет самому себе.
      Нет, он все же хотел отомстить. И весь ужас заключался в
том, что ему это удалось.
      Они остановились, когда расстояние между врагами
сократилось до пяти шагов. Фарзой, не отрываясь, смотрел на
прямые узкие губы Эохайда. Это была единственная часть лица,
которую оставлял открытой медный шлем. Сейчас эти губы
шевельнутся, и зазвучит спокойный, ненавистный голос.
      Но, как и в прошлый раз, первым заговорил Эоган.
      - Свет Хорса на твоем пути, Фарзой.
      Фарзой стиснул зубы, не желая отвечать учтивостью на
учтивость. Выждав несколько секунд, Эоган продолжал:
      - Мы пришли за твоим ответом.
      Фарзой хрипло проговорил:
      - Мы согласны.
      Эоган улыбнулся, но Фарзой не заметил этого. Он не сводил
глаз с медного шлема.
      - Это мудрое решение, - сказал кузнец.
      Фарзой молчал, не двигаясь с места. Тогда кузнец мягко
сказал ему:
      - Позволь нам войти в поселок.
      Неожиданно Фарзой вскинул голову и закричал, с лютой
ненавистью пожирая глазами скрытое шлемом лицо Эохайда:
      - Пусть он снимет шлем! Я хочу видеть его!
      Эохайд помедлил мгновение, потом неторопливо снял шлем,
выпрямился и тряхнул волосами.
      Фарзой увидел широко расставленные глаза, острый нос,
бледные веснушки на щеке. Лицо было молодое, грустное и очень
знакомое. Оно словно возникло из давних, полузабытых
воспоминаний.
      Фарзой задохнулся. Сделал шаг назад. Схватился за горло.
      - Арванд... - шепнул он. - Боги морского берега... Почему ты
пришел? Ты так долго лежал в могиле... Я думал, ты простил
меня...
      Знакомые серые глаза слегка расширились, и негромкий голос
произнес:
      - Как ты назвал меня?
      - Арванд...
      - Мое имя Эохайд, - сказал Мела. - Тебе что-то чудится,
старик.
      Отстранив дрожащую руку Фарзоя, которая цеплялась за его
плечо, Мела в сопровождении своих воинов вошел в родной
поселок.

      Возле медного котла на площади стояла Асантао. Ее волосы
были заплетены в пятнадцать мелких косичек, каждая из которых
заканчивалась связкой легких бубенцов. Длинное белое платье
резко выделялось на фоне потемневшей меди котла. Поднимаясь на
носках, она покачивалась из стороны в сторону, попеременно
ударяя по котлу то одной рукой, то другой. Серебряные кольца на
ее пальцах звенели о медь. Поселок был полон гула. Золотой Лось
горел в вышине и, точно отвечая ему, светилась в сером небе
пожелтевшая листва на макушке тонкой березки.
      Толпа на площади собиралась все больше. Морасты старались
не смешиваться с пришельцами.
      Мела оказался словно на границе двух миров. Справа от него
были худые лица, угасшие глаза, горько сжатые губы. Слева над
яркими щитами мелькали улыбки. Эохайд обещал жестоко карать
любое насилие, и никто из победителей не сомневался в том, что
угрозу свою он выполнит. Но они были достаточно горды, чтобы и
без всяких угроз и запретов спокойно стоять у главной святыни
завоеванного поселка и не огрызаться в ответ на злой шепот
побежденных.
      Асантао заговорила, и голос ее разносился на удивление
далеко под пасмурным небом:
      - Слушайте, живущие на берегу Элизабет! Вот Эохайд, сын
светлой реки и темного оружия. Он стоит перед нами и снова
предлагает нам мир.
      - Чего он требует взамен? - крикнул кто-то из толпы.
      - Он хочет собрать под своей рукой оба народа, - сказала
Асантао. - И Фарзой уже ответил ему "да". Что скажете вы?
      Молчание. Потом из толпы донесся мужской голос:
      - Почему мы должны встать под руку Эохайда? Как нам
соединиться с народом, проклятым в мирах Элизабет за свою
жестокость?
      Белая рука маленькой колдуньи, сверкнув серебром перстней,
легла на плечо Мелы.
      - Он был рожден среди нас, - сказала Асантао, - и мы убили
его. Элизабет взяла его в свое лоно, чтобы он родился снова, на
этот раз среди наших врагов. И они сделали его своим вождем. Он
принадлежит и нам, и им. У кого еще больше прав?
      - Ты видишь, Асантао, - проговорил тот же голос, смиряясь.
      Лицо Эохайда оставалось бесстрастным.
      Многие в поселке узнали его, однако пока что никто не
подавал виду, что удивлен или обрадован. Мела нашел глазами в
толпе Эйте, и ему на мгновение стало легче. Но рядом с Эйте
стояла Фрат, и Мела поспешно отвел взгляд.
      Фарзой уже оправился и успел забыть об Арванде. Теперь он
уверенно вышел вперед и громко произнес, указывая на своего
врага:
      - К чему долгие разговоры и сказки о лоне Элизабет? Разве вы
не видите, что это всего лишь старший сын Арванда, Мела, вор,
которого мы изгнали за край жизни? Разве вы забыли, как он украл
золотые серьги, предназначенные в дар Черной Богине? Еще
недавно он стоял перед вами связанный, и я велел срезать его
косы!
      - Это было давно, - возразил Эоган, и все взгляды обратились
на кузнеца. Он слегка усмехнулся в светлую бороду. - Те дни
давно миновали, Фарзой. Зачем ты вспоминаешь прошлое? Или ты
уже забыл, что ответил нам "да"?
      - Я сказал "да" Эохайду, порождению Темных Сил и Светлых
Вод, а не вору по имени Мела.
      - Остановись, Фарзой, - вполголоса вмешалась Асантао. - В
этой войне нас победили. Сейчас не имеет значения, какое имя
носит победитель. Впереди зима. Ты должен принять руку своего
врага, пока эта рука протягивает тебе мир.
      - Хорошо, - сказал Фарзой, выпрямляясь. Мгновение он стоял
неподвижно, а потом вдруг размахнулся и метнул нож в оборотня,
который принес ему этот позор.
      Нож звонко ударил в медный котел, оставив на нем блестящую
царапину, отскочил и упал на землю к