го подкашивались ноги, он
дрожал всем телом.
      Освобожденная женщина засмеялась. Роса заискрилась в ее
волосах, точно на них была сетка, усыпанная крошечными
самоцветами. Отняв руки от лица, Аэйт неподвижно смотрел на
нее, и рот у него слегка приоткрылся. Медленно, медленно, все
еще смеясь, она опустилась на колени и откинулась на спину.
Солнечный свет, пробившись сквозь туман, отразился от водной
глади.
      Женщина исчезла.
      Аэйт стоял на берегу полноводной реки, которая, капризно
петляя, уходила к горизонту, пронося свои чистые воды мимо
зеленых холмов и желтых песков. Полуденное солнце горело над
ней, дробясь в мелких волнах.
      Аэйт наклонился и поднял веревку, которой была связана
пленница. С секунду он смотрел на нее, потом выбросил.
      - Элизабет! - крикнул он.
      Тихий смех донесся до него и тут же смолк, заглушенный
плеском воды.


      Инген ворвался в дом вождя.
      Фарзой медленно поднялся с лавки. Но Инген не дал ему
произнести ни слова.
      - Они идут! - сказал он.
      И столько тревоги было в его голосе, что свой гнев на
непочтительное поведение молодого воина Фарзой отодвинул в
сторону, как женщина откладывает пяльцы с рукоделием, чтобы
заняться этим в свободную минутку. И потому, вместо того, чтобы
вспылить, он просто спросил:
      - Кто идет, Инген?
      - Двое. Один держит щит на копье. Второй безоружен. Он
крикнул, что хочет говорить с тобой.
      Старый вождь словно опять услышал голос Асантао: "Тебе
нужен мир любой ценой. Мир, Фарзой!"
      - Я иду, - сказал он.
      Сначала ему показалось, что зумпфы пришли договариваться о
выкупе пленного, потому что один - тот, что был безоружен, -
носил косы. Но потом Фарзой понял, что это женщина. Тонкая,
печальная, с длинными волосами странного серебряного цвета.
      Рядом с ней стоял невысокий, очень широкоплечий мужчина с
короткой светлой бородой. Он действительно держал щит,
перевернутый тыльной стороной наружу. Потемневшие от пота
кожаные ремни болтались в воздухе, над верхним вырезом щита
были видны старые пятна крови.
      - Я Фарзой, сын Фарсана, - сказал вождь, хмурясь. - Что вам
нужно на моей земле? Вы еще не завоевали ее, а уже топчете.
      - Вот Фейнне, жена вождя, - сказал Эоган. - Я сопровождаю
ее.
      Фарзой покраснел от гнева. Шрам на его лице налился
кровью.
      - Я не стану вести переговоров с женщиной. Вы пришли сюда
как победители. Ваше презрение дошло уже до того, что вы
вынуждаете меня отвечать жене вождя. Где же сам вождь? Где он,
ваш хваленый Эохайд? Почему не пришел?
      - Я здесь, - неожиданно прозвучал негромкий голос, и
буквально из пустоты выступил тот, о ком они говорили.
      Фарзой вздрогнул. Ни один зумпф, даже колдун, не умел
растворяться среди деревьев и мхов. Это умение было дано только
его народу, и поэтому вождь даже не пытался разглядеть, не
прячется ли кто-нибудь поблизости. Он заранее знал, что это
невозможно.
      И вот невозможное произошло. Из тени листвы выступил его
враг. Эохайд, о котором говорят, что его родила сама Элизабет,
когда горячий меч Илгайрэх коснулся ее прибрежных вод. И он был
в точности таким, как описывал его Эйте: стройным и сильным, с
блестящей волчьей шкурой на плечах. Щита он не носил. Два меча,
короткий и длинный, висели на его поясе. Фарзой с содроганием
увидел рукоять в виде головы и разведенных в стороны рук Хозяина
Подземного Огня.
      Стриженые белые волосы Эохайда торчали из-под кожаного
шлема, укрепленного медными пластинами. Шлем оставлял открытой
только нижнюю часть лица. Подбородок защищала еще одна
медная пластина.
      Фарзой поймал себя на том, что не сводит глаз с этого
прямого жесткого рта, точно ждет, какие слова слетят с губ его
врага.
      Губы шевельнулись, и Эохайд сказал:
      - Я хочу говорить с тобой, Фарзой. Я хочу говорить с твоим
народом.
      Фарзой сделал движение, и Эохайд быстро добавил, как будто
угадав, о чем думает вождь:
      - Не отказывайся. Впереди зима, и вам нужен мир.
      Дрожа от унижения, Фарзой кивнул и отступил.
      - Иди за мной, сын реки, - сказал он. - И эти двое пусть тоже
идут с тобой. Наслаждайтесь зрелищем своих побед над нами.
      Он резко повернулся и зашагал по улице к деревенской
площади. Трое шли за ним. Фарзой неожиданно подумал о том, что
на месте Эохайда он бы сейчас убил своего соперника ударом в
спину. И он почти хотел, чтобы Эохайд избавил его от позора. Но
знал почему-то, что Эохайд никогда так не поступит, и за это
ненавидел его еще больше.
      Наконец Фарзой остановился перед большим котлом,
сваренным из наконечников стрел и копий, и начал бить в него
рукоятью меча.
      Медленно стали собираться на зов растревоженной меди
жители деревни. Один за другим подходили они к вождю, так что, в
конце концов, трое пришельцев остались стоять перед большой
толпой. Они видели хмурые лица воинов и испуганные глаза
женщин. Многие были безоружны, потому что Эохайд распорядился
отбирать оружие у побежденных, но по возможности не убивать их.
И о том, что таков был приказ самого Эохайда, здесь знали.
Холодное великодушие этого человека оскорбляло их куда
страшнее, чем жестокость его предшественника.
      Все они уже начали голодать, потому что он лишил их хлеба.
      Толпа колыхнулась, пропуская вперед невысокую женщину.
Она подошла к вождю и заняла место по правую руку от него. На
ней было длинное белое платье с бахромой и серебряными
подвесками, звеневшими при каждом ее движении. Три солнечных
знака сверкали на ее головной повязке - у висков заходящее и
восходящее, на лбу полуденное.
      Под пристальным взглядом Асантао Эохайд вдруг переступил с
ноги на ногу и опустил голову, а затем вновь выпрямился.
      В наступившей тишине Фарзой указал на него рукой.
      - Вот Эохайд, сын реки, - заговорил он, обращаясь к
молчаливой толпе. - С ним его жена Фейнне, бывшая некогда женой
Гатала; его меч Илгайрэх, который некогда принадлежал Гаталу.
Он пришел говорить с нами о победах Гатала, которыми хочет
воспользоваться.
      Морасты молчали.
      Фарзой пристально вглядывался в лицо своего врага,
наполовину скрытого шлемом. Он ожидал, что Эохайд, услышав
оскорбление, вспыхнет от гнева, и тогда с ним будет легко
справиться. Но Эохайд был невозмутим, как скала.
      - Я пришел предложить вам мир, - сказал он, - и обсудить его
условия.
      - Побежденные не выбирают, - сказал Фарзой, вскинув голову.
      - Я хочу заключить союз, - сказал Эохайд.
      - Я заключу мир только после того, как последний зумпф
покинет соляное озеро, - упрямо сказал Фарзой и сразу же
вспомнил о том, что Асантао стоит рядом.
      Эохайд ответил:
      - Мой народ не согласится на это. Почему бы тебе не
подумать о другом, Фарзой? Когда-то наши племена были одним
народом. Я хочу вернуть это время.
      Фарзой отшатнулся, не веря своим ушам.
      - Ты предлагаешь нам соединиться с такими, как вы? Светлому
народу морастов слиться с вашим проклятым племенем? Вы -
жестокие, грязные варвары...
      - Побежденные, как я погляжу, если и не выбирают, то
выражения, - произнес Эохайд. - Я пришел к тебе со своей женой.
Я думал, ты увидишь в этом знак доверия. Однако если дело дойдет
до того, что мне придется защищать госпожу Фейнне, то можешь
быть уверен: я сумею это сделать.
      Фарзой остановил его, подняв руку.
      - Довольно. Я прошу простить слова, сказанные в гневе.
      Эохайд склонил голову в знак того, что принимает извинение,
и этот жест неожиданно показался Фарзою знакомым.
      Но тут заговорил Эоган.
      - Поначалу заключим союз, поделим земли вокруг соляного
озера, обменяемся пленными.
      - Вы вернете пленных? - недоверчиво переспросил Фарзой.
Толпа загудела и тут же стихла, чтобы услышать, каким будет
ответ.
      - Да, - подтвердил Эохайд. - Всех, кроме тех женщин,
которые успели родить детей нашим воинам.
      - Это разумно, - сказала Асантао, и подвески, свисавшие с ее
головной повязки, тихонько запели.
      - Но что вы хотите получить от нас? - спросил Фарзой.
Условия мира казались ему подозрительно мягкими.
      - Нетрудно догадаться. - Эохайд усмехнулся. - Я хочу
объединить оба племени под своей рукой. Если наш союз окажется
прочным, это произойдет само собой - рано или поздно.
      - Я не склонюсь перед тобой, сын реки, - проговорил Фарзой.
      Асантао шевельнулась за его спиной, но ее вмешательства не
потребовалось. Эохайд проглотил второе оскорбление с тем же
безразличием, что и первое. И в этом равнодушии было нечто
худшее, чем гнев и угрозы.
      - Ты не вечен, Фарзой, и уже не молод, - спокойно вымолвил
Эохайд. - И у тебя нет сына. Я знаю об этом.
      Фарзой побледнел.
      - Твоя жена тоже не на сносях, - сказал он. - Да и ты не
бессмертен, хотя передо мной ты еще молокосос, Эохайд-
найденыш.
      Теперь в толпе затаили дыхание. Асантао метнула взгляд на
женщину с серебряными волосами. Та слегка покраснела. Эохайд
прикусил губу и помолчал чуть-чуть, но когда он снова заговорил,
его голос звучал все так же спокойно:
      - Я предложил тебе мир. Спроси своих богов и свой народ,
Фарзой, сын Фарсана. Пусть они подскажут тебе правильное
решение. Я вернусь за ответом через пять дней.
      Все трое повернулись и пошли прочь.
      Никто в толпе не проронил ни звука и не шелохнулся. Фарзой
провожал их горящими глазами.
      Через несколько минут они услышали, как кто-то бежит за
ними следом. Эохайд мгновенно обнажил оба меча и повернулся,
закрывая собой Эогана и Фейнне. Но в этом не было
необходимости. Их догоняла женщина. Путаясь в длинной юбке,
поверх которой был повязан вышитый фартук, она спешила изо
всех сил.
      В десяти шагах от Эохайда она остановилась. Она задыхалась.
Они терпеливо ждали, пока она сможет говорить. Наконец она
сказала:
      - Простите мою неучтивость. Я знаю, что не должна этого
делать... Но вы сказали, что вернете пленных. Скажите еще раз: вы
действительно вернете пленных?
      Она все время оглядывалась, не идет ли Фарзой, чтобы
отогнать ее и не позволить ей выслушать ответ.
      - Мой старший сын, - пробормотала женщина извиняющимся
голосом, - он у вас с весны... Он еще мальчик...
      Женщина заплакала.
      - Не надо плакать, - сказал Эоган. - Мы вернем всех, как
обещали.
      Женщина подняла глаза, в которых дрожали слезы, и он
увидел, как она похорошела. Ей не было еще и сорока. На
мгновение Эоган вспомнил мать Фейнне, вторую жену своего отца.
Всю жизнь он завидовал сестре, которая называла ее матерью. Сам
Эоган, хмурый, драчливый подросток, упорно обращался к ней по
имени.
      - Пусть боги морского берега благословят вашу доброту, -
тихо сказала женщина. - Мое имя Эсфанд, и я навсегда в долгу
перед вами.
      Эоган вздрогнул и сжал губы, словно боясь, что с них слетит
какое-нибудь неосторожное слово, а потом резко повернулся и
пошел прочь. Эсфанд смотрела ему в спину, и ее благодарный
взгляд жег его, словно огнем.

      Только в своем лагере Мела снял шлем и тряхнул короткими
волосами.
      - Как ты думаешь, - спросил он Эогана, - Фарзой узнал меня?
      - Вряд ли, - ответил Эоган. - Мне показалось, что он не так уж
проницателен.
      - Он примет наши условия?
      - Я думаю, ты знаешь своего вождя лучше, чем я, Мела.
      - Когда мы расставались, он был гордым и недоверчивым, -
задумчиво сказал Мела. - С тех пор многое переменилось. Может
быть, наши победы сломили его гордость, но они же увеличили его
недоверчивость во много раз.
      - Поживем - увидим, - сказал на это Эоган. Он все еще думал
о женщине по имени Эсфанд.
      Фейнне почти сразу ушла в свою палатку. Мела проводил ее
взглядом, но она даже не посмотрела в его сторону.
      - Госпожа Фейнне презирает меня по-прежнему, Эоган, - тихо
сказал он кузнецу, который тем временем разводил огонь.
      В лагере уже повсюду горели костры. Ночи становились
холодными.
      Эоган поднял голову.
      - Садись, Мела. Фейнне всего лишь женщина. Ее имя означает
"Подруга Воинов". Будь с ней ласков и терпелив, и со временем
она полюбит тебя.
      Мела сел к костру, вытянул ноги в сапогах.
      - Возьми плащ, - сказал Эоган.
      - Спасибо.
      Мела закутался в широкий черный плащ с капюшоном и замер,
глядя в огонь.
      - Ты до сих пор называешь ее "госпожа Фейнне"? - заметил
Эоган укоризненно.
      - А как мне называть ее? Она из рода вождей, а мой отец
Арванд был простым воином. Он только после рождения Аэйта
перестал считаться тенью Фарзоя.
      При мысли о брате Мела, как всегда, помрачнел.
      - Она твоя жена, - сказал Эоган. - И когда ты станешь великим
вождем, тебе нужен будет сын.
      Мела густо покраснел.
      Эоган удивленно смотрел на него.
      - У тебя что, никогда не было подружки, Мела?
      - Была одна девушка, - тихо сказал Мела. - Сегодня я не видел
ее на площади. Может быть, ее убили... Она была... - Он задумался
на миг, не зная, как бы получше объяснить Эогану, какой была
Фрат. - Она была как богиня войны. Дерзкая, отважная, веселая. И
жестокая. Когда ее братья погибли один за другим, она заняла их
место и стала тенью своего отца. Она носила красные стрелы в
волосах. В те дни она была для меня дороже всех...
      - Но не дороже брата, - напомнил Эоган.
      Мела опять помрачнел.
      - Не говори о нем.
      - Почему? - Эоган хмыкнул. - Ты упорно продолжает считать,
что Аэйт тебя предал? Правда, я в это не верю. Но будь у тебя в
душе поменьше горечи, ты никогда бы не согласился принять
помощь из моих рук. Ты не встал бы во главе сильного воинского
союза и не смог бы, в конце концов, принести на эти земли мир. Ты
же упрям и тупоголов, как все варвары... Ты предпочел бы участь
раба и сгинул в безвестности.
      - Ты прав, - просто сказал Мела.
      Он уже знал то, что в поселке было известно каждому: кузнец
никогда не ошибался.

      Костер уже догорел, но они все еще сидели и глядели на угли,
думая каждый о своем.
      День ото дня Эоган и Мела все больше и больше сближались.
Хмурый, молчаливый, Мела был намного умнее Гатала, и кузнецу
было куда проще с ним. Они почти подружились - насколько оба
они, замкнутые, одинокие - были способны на подобное. С Мелой
не нужно было лишних слов, и Эогану это нравилось.
      Неожиданно до их слуха донесся еле слышный шорох. Эоган
резко обернулся, но никого не увидел. Однако Мела успел
заметить, как мимо скользнула тень.
      Кто-то из морастов беззвучно крался по лагерю. Ни один
часовой не разглядел невидимого лазутчика, но, в отличие от своих
часовых, Мела хорошо различал невысокую гибкую фигуру
молодого воина. Он опустил капюшон на лицо, взял в руки меч и
бросился навстречу тени. Безошибочно направив острие невидимке
в грудь, он негромко сказал:
      - Руки за голову.
      Тень повиновалась. Теперь она четко вырисовывалась на фоне
черных листьев.
      Мела сделал повелительный жест.
      - А теперь иди ко мне.
      По-прежнему держа меч приставленным к груди своего
пленника, он отступил на шаг. Тень послушно следовала за ним.
      Когда они приблизились к костру, Мела опустил меч.
      Хмуря длинные черные брови, перед ним стояла Фрат.
      В ее облике произошли разительные перемены. Теперь Эоган,
пожалуй, сочтет его лжецом: та гордая воительница с красными
стрелами в волосах, что стояла по левую руку от Фарзоя, исчезла
бесследно. Две косы без лент и украшений, простое платье в
пятнах золы, холщовая сумка через плечо. У нее не было оружия.
Она выглядела усталой и голодной.
      - Зачем ты пришла сюда, девушка? - спросил он тихо.
      Запавшие глаза Фрат смотрели на него равнодушно.
      - Моя госпожа велела мне найти Эохайда.
      Мела ожидал какого угодно ответа, только не такого.
Поначалу он даже не поверил своим ушам.
      - Твоя госпожа? - вырвалось у него. - Да что такое творится
на берегах Элизабет? С каких это пор морасты обращают в
рабство друг друга?
      - Если ты можешь, окажи мне милость, - спокойным тоном
ответила девушка, - помоги найти Эохайда.
      - Я Эохайд, - сказал Мела. - Садись и поешь.
      Фрат уселась, взяла кусок мяса и кусок хлеба и принялась
жадно глотать, почти не жуя. Она и вправду была очень голодна.
      - Что же это твоя госпожа тебя совсем не кормит? - не
выдержал Мела.
      - У нас мало еды, - сказала Фрат. - Я отдаю ей свое. Она не
знает.
      Девушка еле заметно улыбнулась.
      - Как ее имя?
      Мела почти кричал.
      Эоган, безмолвно сидевший рядом, поднял голову, и под его
сердитым взглядом Мела замолчал. Он едва не выдал себя. Если
Фарзой узнает, кто скрывается под именем Эохайда, мира на этом
берегу Элизабет не будет еще очень долго.
      Но девушка не заметила его смятения. Она прожевала кусок и
ответила:
      - Ее имя Асантао.
      - Кто она такая? - спросил Мела, и Фрат ответила хорошо
известной ему формулой:
      - Она видит.
      - Это та красивая женщина со знаками солнца на лбу, которая
стояла сегодня рядом с вашим вождем? - вмешался Эоган.
      - Правильно говоришь.
      Фрат с грустью посмотрела на кусок мяса, который держала в
руке, потом выковыряла в краюхе углубление и спрятала мясо в
хлеб. Для Асантао, подумал Мела. Отважная, любящая душа - Фрат.
И его кольнуло сожаление о той жизни, которую он мог бы
прожить, если бы не младший брат.
      - Как же случилось, что Асантао стала твоей госпожой? -
спросил он уже намного спокойнее.
      - Я совершила недозволенное, - объяснила Фрат. - Был один
воин. Он должен был умереть, потому что он вор. Я пошла туда,
где он мучился. Я хотела помочь ему. По нашим законам, это
преступление. Фарзой велел изгнать меня за это из поселка в
трясины. Все молчали, все боялись его. Только Асантао никого не
боится.
      Мела отвернулся, кусая губы.
      Аэйт!
      Ты завел меня в какую-то чужую жизнь, как злая мачеха в
сказке пасынков в глухой лес. Ты заставил меня стать кем-то
незнакомым. Я не знаю этого Эохайда. Он был мне чужим. Из-за
тебя мир перевернулся, и реки потекли по небу. Я люблю тех, кого
ненавидел Мела. Я сражаюсь с теми, ради кого Мела проливал
свою кровь. Эохайду ты не брат.
      Он закрыл глаза, и из темноты выплыла детская конопатая
рожица Аэйта - каким он был лет в десять: с репьями в волосах, с
расцарапанной щекой и синяком у левого виска. У него поздно
стали меняться зубы, и в этом возрасте улыбка у него все еще была
щербатая.
      Мела понял, что едва не проклял его, и ужаснулся сам себе.
      - Асантао добра, - услышал он свой ровный голос. - Зачем она
велела тебе разыскать меня?
      Вместо ответа Фрат сняла с плеча холщовую сумку и вынула
оттуда небольшой сверток - шелковый женский платок,
принадлежавший, видимо, самой Асантао. Он был перевязан тонким
шнуром. Мела с удивлением посмотрел на него.
      - Что это?
      - Не знаю.
      Мела взял его в руки и почувствовал, что он очень мягкий. Он
отложил сверток в сторону и собрал в сумку Фрат всю еду, какую
только сумел найти возле своей палатки.
      - Отдай это Асантао. И не голодай больше. Через пять дней я
приду к твоему вождю за ответом. Я надеюсь, что он ответит мне
"да".
      - У него нет выбора, - сказала Фрат. - Даже я беру хлеб из
рук своего врага. Еще нынешней весной я не поверила бы, что
такое возможно.
      - Я тоже, - пробормотал Мела. И, повысив голос, добавил: -
Эоган, проводи ее из лагеря. Я не хочу, чтобы ее задержали.
      Эоган покосился на него с усмешкой, однако смолчал.
      Мела выждал, пока Фрат и Эоган исчезнут в темноте, потом
взял платок Асантао и развернул его.
      На шелке, озаренные тусклым светом угасающего костра,
лежали две белых косы - те самые, что Асантао срезала с его
головы по приказу разгневанного Фарзоя.

      Аэйт и Бьярни шли холмами, и река бежала внизу, сверкая,
изгибаясь, - перерезаная бонами, то мелкая и быстрая, то глубокая,
темная.
      Неожиданно стала ощущ