тонкая стрела с
иссиня-черным оперением.
      Вторая стрела вонзилась в кочку, за которой лежал Синяка.
Он ясно видел спиральный узор, нанесенный на древко.
      Пузан погрозил неведомо кому огромным кулаком.
      - Вы можете их испепелить, господин Синяка? - деловито
спросил он, пытаясь в то же время рассмотреть стрелу у себя в
плече. Он трогал оперение и корчил при этом страшные гримасы.
      Синяка встал во весь рост, осторожно вытащил из волос
бьющую хвостом саламандру и посадил ее себе на плечо. Он мог
испепелить целую армию. Об этом лучше даже не думать.
      Еще одна стрела просвистела возле синякиного уха.
      - Пузан, отойди-ка в сторону, - сказал Синяка.
      - Убьют вас, убьют... - с обреченным видом забубнил великан,
однако подчинился.
      Из зарослей на край болота бесшумно выступили две темные
фигуры. Они вышли одновременно, как по команде. Синяка
улыбнулся.
      Это были воины в зеленых плащах с опущенными на глаза
капюшонами - чтобы комарье и мошка не забивались в волосы. На
ногах у них были удобные сапоги из мягкой кожи, а под плащами -
плотные кожаные куртки на завязках. Ростом они были на
полголовы ниже обыкновенного человека, а по сравнению с
высоким Синякой и вовсе казались маленькими.
      Один из них откинул капюшон, и открылось молодое лицо,
очень бледное, со смелыми широко расставленными светло-серыми
глазами. Белые волосы, заплетенные у висков в две косы, были
схвачены на лбу простым кожаным ремешком.
      Меч-акинак висел в ножнах на поясе справа, чехол, в котором
болотный человек носил лук, - слева. В колчанном отделении с
наружной стороны чехла Синяка разглядел иссиня-черное
оперение стрел.
      Воин шагнул вперед, настороженно глядя на Синяку.
      За спиной у чародея отчетливо застонал великан.
      - Болотные люди... Наскочили-таки! Ясная Ран, за что нам
такая напасть? Испепелили бы их, господин Синяка, и дело с
концом!
      - Нет, - сказал Синяка.
      - Да почему же? - в отчаянии взвыл великан. - Вам это раз
плюнуть... Вы же не знаете их, а я знаю. Слыхали-с и
неоднократно. Они пьют кровь, воруют детей, прячутся от света -
боятся, значит, тепла. Сырость им подавай, пакость всякую, труху
там, плесень... - Он злобно зыркнул на болотного воина в плаще. -
Вон, бледные какие... Настоящая погань.
      Беловолосый воин остановился в десяти шагах от путников.
      - Я Мела, - сказал он. - Это мой брат Аэйт. Мы свободные
морасты. Что вы делаете в наших землях?
      - Мое имя Синяка, - отозвался чародей. - Со мной Пузан,
великан, мой друг и спутник. Мы не хотели причинить вам вреда.
      - Кто вы такие? - хмуро спросил Мела.
      - Мы бродяги, - ответил Синяка.
      Аэйт подошел ближе. Он тоже откинул капюшон и, щурясь,
недоверчиво уставился в смуглое синеглазое лицо незнакомца.
      Аэйт был еще почти мальчишкой. Веснушки густо усыпали его
нос, щеки, лоб, были видны на руках. Он был вооружен только
коротким мечом.
      Повинуясь приказу Мелы, путники развели руки в стороны,
показывая, что у них нет оружия. Мела покачал головой.
      - Должно быть, вы пришли из далеких краев, - сказал он
наконец. - Но как же вы ходите безоружные?
      Синяка пристально посмотрел ему в глаза.
      - За долгие годы на нас впервые напали без предупреждения.
      Однако беловолосого воина это не смутило.
      - Времена трудные,мало ли кого принесет, - ответил Мела. - У
великого Хорса только один глаз, и ему не уследить за каждым, кто
будет хлопать ушами.
      Аэйт, стоявший на полшага позади брата, кивнул.
      - Вы правильно поступаете, - сказал Синяка. - Но мы пришли в
эти края с открытой душой.
      Пузан злобно пробубнил:
      - Разговаривать еще с ними... Это же полулюди. Говорят, они
вырастают из болотного семени, а кровь у них зеленая. Размазать
их и всего делов.
      Братья выслушали оскорбление, не моргнув глазом, зато
Синяка рассвирепел.
      - Молчать, - прошипел он.
      Что-то, видно, мелькнуло в синих глазах, потому что Пузан
придушенно вскрикнул и повалился перед ним в болотный мох. "Я
всемогущий, - напомнил себе Синяка, - мне нельзя злиться".
      - Встань, дурак, - негромко сказал он. - Вставай, не бойся. Я
не сержусь.
      Оба воина с интересом наблюдали за ними. К счастью, они
поняли только одно: Синяка запретил великану отзываться об их
народе пренебрежительно. Аэйт что-то прошептал на ухо Меле.
Мела сказал:
      - Вы пришли на нашу землю. Мы должны убить вас или
привести в селение. Выбирайте.
      Синяка задумался. Братья спокойно ждали, что он скажет. В
том, что они могут застрелить Пузана и основательно навредить
ему, Синяке, чародей не сомневался. Два невысоких болотных
воина казались, несмотря на свою молодость, людьми, привыкшими
к войне. Однако всей их опытности не хватит, чтобы остаться в
живых, вздумай Безымянный Маг пустить в ход свою чудовищную
силу.
      - Я голоден и устал, - сказал Синяка. - Если я пойду в
селение, какой будет моя судьба?
      - Асантао решит, - сказал Мела.
      - Кто это - Асантао?
      - Она видит, - был ответ.
      Шаманка или знахарка, решил Синяка. Только бы эта Асантао
не разглядела в бродяге из далеких земель того самого
Безымянного Мага, которого здесь все так боятся... И ненавидят,
добавил он, желая быть честным хотя бы с самим собой.
      - Я хочу пойти в селение, - сказал Синяка. - Давно уже я не
встречал никого, с кем бы так хотел разделить свою жизнь.
      Они помолчали. Потом Аэйт сказал:
      - Он говорит правду.
      Мела кивнул младшему брату, видимо, привыкнув доверять его
проницательности. Затем спросил:
      - Ты пойдешь с нами один?
      - Как же я брошу его? - отозвался Синяка, покосившись на
великана. - К тому же, вы его ранили.
      Судя по кривой улыбке Мелы, тот был непрочь пристрелить
Пузана и на том покончить с ним. Однако он сказал, по
возможности равнодушно:
      - Пока он с тобой, ты отвечаешь за все, что он скажет и
сделает.
      - Хорошо, - ответил Синяка и склонился к великану. - Идем.

      Селение болотных людей открылось перед ними неожиданно,
так хорошо было оно спрятано в ложбине между двумя холмами.
Два десятка домов, кузница, костры, возле которых работали
женщины, - вот и все, что успел заметить Синяка, когда его и двух
его провожатых остановили. Воины в зеленых плащах выступили из
укрытия так быстро и бесшумно, что Синяка так и не понял, где
они прятались.
      Пузан втянул голову в плечи. Он обломал древко стрелы,
попавшей ему в плечо, но наконечника из раны не вытащил -
малодушничал. Не нравились ему эти болотные люди. Больно они
скрытные, загадочные. Обитатели холмов о них ничего толком не
знают, а слухи ходят самые мезопакостные. Он злобно сверкал
своими маленькими глазками на Мелу, пока тот спокойно
разговаривал с часовым.
      Проходя по поселку мимо костров, Синяка заметил, что почти
все женщины вооружены. У одних на поясе висели короткие мечи,
у других за плечами были луки, а в волосы, закрученные в узел на
затылке, воткнуты короткие стрелы.
      Немного поодаль от костров находилась небольшая печь, возле
которой работала молодая женщина, выпекавшая хлебы.
      Увидев пламя, саламандра нетерпеливо заерзала у Синяки на
плече.
      - Тихо, - прошептал он, и ящерка замерла, тихонько зашипев
от неудовольствия.
      Синяке совершенно не хотелось, чтобы эти люди начали от
него шарахаться, увидев, что он подчинил себе огненного духа.
      Женщина выпрямилась. Ей было лет тридцать. Она была очень
красива - невысокая, широкая в кости, с теплыми карими глазами и
жесткими белыми волосами, заплетенными в две толстых косы.
Широкая кожаная лента удерживала на лбу вьющиеся пряди. На
темной коже головной повязки Синяка увидел золотые пластинки,
сделанные по форме древних заклинательных знаков солнца,
повторенных трижды: у висков заходящее и восходящее, на лбу -
полуденное. На ней была простая холщовая рубаха с кожаным
поясом. Женщина была босой, на колене у нее краснел ожог, на
лбу под повязкой блестел пот, одна щека испачкана сажей.
      Карие глаза остановились на старшем из братьев. Мела
выступил вперед и склонил перед ней голову.
      - Ты видишь, Асантао, - сказал он вместо приветствия. - Вот
чужие. Мы встретили их у наших границ на болоте. Великан с моей
стрелой в плече - тень. Смотри на второго, он отвечает.
      Асантао перевела взгляд на Синяку. Он ощутил тепло,
которое, казалось, проникало в самые отдаленные глубины его
души, согревая и успокаивая. Ясновидящая, несомненно, обладала
силой, и эта сила была доброй. Такой небольшой силе позволено
быть доброй. Скрыть от нее себя будет довольно просто, подумал
Синяка, она ни о чем не догадается.
      Асантао заговорила с Мелой, и Синяка невольно вздрогнул:
      - Он что-то пытается утаить от меня, Мела, - негромко сказала
женщина. - Он одинок, несчастлив и скоро его не станет.
      Синяка еще никогда не встречался с предсказаниями о своей
смерти. Он вообще не думал, что такое возможно. И тем более
удивительно было ему слышать это от простой знахарки из
полудикого болотного племени.
      - Как я умру?- прямо спросил ее Синяка.
      Карие глаза затуманились.
      - Я не могу увидеть твою смерть, - медленно ответила
Асантао. - Я просто вижу мир без тебя.
      Из всего сказанного Пузан уразумел только одно: господину
Синяке грозит жестокая и неминуемая гибель. Великан отчаянно
взревел, бросился на колени и стал колотить себя в широкую грудь
кулаком.
      - Изверги! - вопил он, брызгая слюной. - Я же говорил вам,
господин Синяка, кто они такие! Болотная нечисть! Погань
торфяная! Не трогайте его! Если вам так хочется крови, пейте
мою!
      - Пузан, - очень тихим голосом проговорил Синяка.
      - Я говорил вам, господин Синяка, я предупреждал, - завывал
великан, стуча себя в грудь, как в гулкий барабан. - Их надо было
унич...
      - Замолчи, ты, - сказал Синяка и отвернулся.
      Асантао с легкой усмешкой смотрела на обоих. Мела и Аэйт
одинаково покраснели от обиды, но не двинулись с места.
      - Простите его, - сказал им Синяка. - Ему больно, вот он и не
соображает, что говорит.
      Оба воина взглянули на колдунью, и когда она кивнула,
одновременно повернулись и легко зашагали прочь.
      Выпрямившись во весь рост, Асантао поискала кого-то глазами
среди женщин и, наконец, подозвала одну из них - крепкую
девушку лет двадцати с красными стрелами в белых волосах. У нее
были густые черные брови, и это придавало ее лицу злое
выражение.
      - Присмотри за печкой, Фрат, - сказала ей Асантао.
      Полуоткрыв рот, Фрат уставилась на чужеземцев. Черные
брови поползли вверх, под челку. Она вытаращила свои голубые
глаза и невольно коснулась рукой стрелы в тугом узле волос.
Синяка улыбнулся ей, глядя на нее сверху вниз. Девушка
вздрогнула и с недовольным видом отвернулась к печке.
      Асантао сделала Синяке знак следовать за собой и, не
оборачиваясь, пошла прочь. Для своего роста она ходила довольно
быстро.
      - Идем, - сказал Синяка великану, и Пузан, охая, заковылял за
колдуньей. Синяка шел сзади, время от времени подталкивая его
кулаком в спину.
      Дом Асантао стоял особняком, у выхода из ложбины. Он был
поменьше остальных, и у входа висела связка амулетов - маленькие
железные ножницы от злых духов, клык волка, игрушечный топорик
- знак молнии, костяной гребешок и две ложки. Перед домом,
выложенное камешками, чернело небольшое кострище.
      Наклонив голову, женщина вошла в дом и почти тотчас же
вышла, держа в руках плетеную корзинку с крышкой. Пузан сопел
и бросал на нее недоверчивые взгляды. Синяка сел на траву,
скрестив ноги, и с интересом уставился на колдунью.
      Ее сосредоточенное лицо как будто стало старше. Она
нагнулась и пальцем начертила на золе знак огня, положила на
него кусок бересты с заклинаниями и полено, на котором ножом
были вырезаны неизвестные полуграмотному Синяке символы.
      Затем Асантао протянула руку в сторону чародея, едва не
коснувшись его плеча, и ящерка, словно ей приказали,
перебралась по этой руке к Асантао.
      Синяка тихо присвистнул. Оказывается, колдунья сразу
заприметила саламандру, но не стала ничего говорить при братьях
- чтобы не пугать их, должно быть. Интересно, что еще она
заметила? С ней нужно держаться очень осторожно, решил он.
      Лежа на раскрытой ладони Асантао, саламандра от
нетерпения дергала хвостом. Женщина внимательно рассмотрела
ее, еле заметно усмехнулась и опустила ящерку на бересту.
Мгновенно вспыхнуло и затрещало пламя.
      Пузан начал, ерзая, подбираться поближе к Синяке, который
не обращал на великана никакого внимания, покуда тот не ткнулся
ему в бок.
      Синяка покосился на перетрусившее чудовище, но ничего не
сказал. Великан мелко дышал ртом, не сводя испуганных глаз с
колдуньи. Асантао подошла к нему с ножом в руке.
      - Говорил я вам, - тоскливо проныл великан.
      Он был уверен, что Асантао хочет вскрыть ему вены и что
Синяка его предал, отдав на растерзание кровожадным людям
болот. Удивление, едва ли не разочарование, проступившее на
уродливой физиономии, было почти смешным, когда колдунья
принялась осторожно распарывать рукав его куртки.
      Придя в себя, великан злобно сказал:
      - У, пакость... Лишь бы попортить одежду... Беда, какие вы
вредные, морасты...
      Асантао, казалось, не слышала. Она вынула из корзинки
тонкие золотые щипчики и раздвинула ими края раны, чтобы
вытащить стрелу. Великан тоненько взвыл, сморщился, и из его
зажмуренных глаз потекли мутные слезы.
      - Сделай так, чтобы он не дергался, - спокойно сказала
Асантао, обращаясь к Синяке.
      Если она думала, что Синяка будет заботливо держать
великана за плечи, то она ошиблась. Синяка даже не пошевелился.
Он просто негромко проговорил:
      - Пузан, дернешься - убью.
      Великан испуганно замер, глотая слезы. Асантао подняла
бровь, но больше своего удивления ничем не выразила. Отдав
Синяке обломок стрелы, она занялась раной.
      Чародей рассеянно вертел в пальцах окровавленную стрелу и
слушал, как Асантао бормочет, наговаривая на кровь.
      С точки зрения Безымянного Мага, Асантао занималась сущей
ерундой, как и положено знахарке племени варваров. Сам он
никогда не нуждался в посредниках между своей волей и миром.
Магия, к которой он прибегал, была чистой магией силы, поэтому
ни заклинаний, ни талисманов, ни волшебной символики он никогда
толком не знал.
      Наблюдая за работой знахарки, Синяка испытывал такое же
любопытство, что и любой из невежественных болотных варваров.
      Асантао шептала:

      Море шумело, птица летела,
      Пером ала, собой немала,
      Два черных крыла, нитку в клюве несла.
      Ничтока вьется, кровь бежит, льется.
      Нитка, порвись, ты, кровь, уймись...

      Кровь, казалось, послушалась. Нахмурив брови, колдунья
вынула из корзинки маленький глиняный пузырек с мазью. Мазь
была жирной - должно быть, на козьем или овечьем жире - и остро
пахла луком. Пузан посмотрел на нее с нескрываемым ужасом, но
памятуя о синякином предупреждении, не двинулся с места и
только обреченно вздохнул.
      Конечно, Синяка знал, что сейчас великану очень больно. Но
так орать!.. Даже саламандра перестала на миг чавкать и высунула
из костра любопытную морду.
      - Дня через два заживет, - сказала колдунья, убирая пузырек
обратно в корзину. Она обращалась исключительно к Синяке.
      Пузан сидел на траве, распустив мокрые губы, и ныл. Большие
слезы сползали, размазываясь, по его грязным щекам.
      - У тебя, случайно, нет заговора на остановление слез? -
спросил у колдуньи Синяка. Он думал, что она улыбнется, но лицо
Асантао осталось суровым.
      - Слезы - вода, - сказала она. - Слезы утекут, глаза останутся.
- И отвернувшись от Пузана, словно забыв о нем, заговорила
совсем о другом. - Ты голоден, чужой человек. Я хочу накормить
тебя, а когда ты будешь сыт, ты, может быть, расскажешь о себе?
      - Ты видишь, Асантао, - произнес Синяка в ответ, то ли
выражая ей свою признательность, то ли намекая на дар
ясновидения, благодаря которому она может не задавать вопросов.
      И опять она, вопреки его ожиданиям, не улыбнулась.
      - Я вижу, но не все, - сказала она. - И ты для меня - смутная,
темная тень.


      Пузан обессиленно спал, разметавшись по траве в десяти
шагах от дома Асантао. Даже во сне физиономия у него была
обиженная. Время от времени он коротко всхрапывал, после чего
издавал тоненький стон и снова затихал. Синяка потрогал его лоб,
но горячки у великана не наблюдалось, и Синяка отсел к костерку.
      Асантао куда-то ушла. Разговор с ней оказался трудным:
знахарка была проницательна, и утаивать от нее правду было куда
как непросто. К тому же она знала гораздо больше, чем Синяка.
Она не обладала безграничной силой и поэтому жадно училась.
Синяка был невеждой, неотесанным бродягой, и это особенно
бросалось в глаза, когда он очутился рядом с этой женщиной -
хранительницей мудрости маленького болотного народа.
      Огонек лениво лизал головешки. Ящерка спала, устроившись
среди углей. Красный жар пробегал по ним, затрагивая и
саламандру. Она наелась до отвала, полностью слилась со своей
стихией и теперь блаженствовала.
      Синяка снова взял в руки обломок стрелы, который Асантао
вытащила из раны великана. Тонкий железный наконечник,
покрытый засохшей кровью, крепился к деревянному стрежню,
который был, в свою очередь, вставлен в полый тростник. Синяка
впервые видел стрелу с двойным древком.
      Странный народ эти морасты, подумал он. Никто о них толком
ничего не знает. Распространяют всякие слухи - как обо всем, чего
не могут понять. Кто они такие? Похоже, сами болотные люди
имели об этом весьма смутные представления. Они были древним
народом, и их осталось очень мало.
      Асантао, которой, несомненно, ведомо больше, чем другим,
сказала, что ни морастов, ни враждующих с ними зумпфов (оба
племени были когда-то одним целым) нельзя относить к
человеческому роду в полном смысле этого слова. Колдунье
нечасто приходилось иметь дело с людьми, но из того, что она
сумела понять, наблюдая за ними сама и слушая рассказы других,
ей стало ясно: существуют различия - и немалые.
      Прежде всего, у людей совсем иначе организовано зрение.
Люди не умеют различать то, что ясно любому годовалому
морастику. Они не могут растворяться в воздухе, сливаясь с
окружающим миром, не умеют слышать, как текут соки деревьев,
видеть, как растет трава, они не понимают голоса птиц и летучих
мышей, не знают, как угадывать, откуда придет ветер. Может быть,
поэтому они отказались от луков и придумали карабины и пушки?
Может, поэтому распускают о морастах всякие слухи, один другого
глупей и ужасней?
      - Ты ненавидишь людей, Асантао? - спросил ее Синяка.
      - Я варахнунт, видящая и знающая, - ответила она. - Мне дана
сила. Как я могу ненавидеть? Это было бы опасно.
      Синяка слишком хорошо знал, что она права.
      - Может быть, ваш народ принадлежит к древнему гномьему
племени, которое по каким-то причинам ушло жить в болота? -
спросил он, уходя от опасной темы.
      И снова колдунья покачала головой, и солнце блеснуло на
золотых знаках ее кожаной головной повязки.
      - Нет, - сказала она. - Мы морасты.
      Синяка воткнул стрелу Мелы в мягкий дерн, раздумывая обо
всем услышанном. Зумпфы, сказала Асантао, враждуют с их
племенем. В основном эта вражда возникла из-за того, что зумпфы
воровали у них женщин. Были и другие вещи, которые оба племени
не могли поделить: соль и военная удача.
      - Мы кажемся тебе дикарями, - заметила при этом колдунья. -
Наверное, так и есть. Но зумпфы - они настоящие варвары. Они
очень жестоки.
      На миг ее лицо омрачилось, и Синяка подумал, что при мысли
о врагах Асантао изменяет своей спокойной мудости. Но не
решился выспрашивать об этом более подробно. Эти земли,
расположенные среди бескрайних трясин Эл