ша  обескураженно  помотал
головой. Ничего не  скажешь,  Клотагорб  -  мастер  устраивать  спектакли  с
участием сверхъестественных явлений.
   - Чудеса, да и только, - буркнул  подковылявший  Мадж.  Выдр  наклонился,
повел носом и недовольно сморщился. - Все никак не соберусь спросить  у  его
чудодейства, почему как магия, так обязательно сплошная вонь?
   - Мадж, ты способен опошлить все на свете!
   - Эх, приятель, твой свет сам что хошь опошлит. Кстати  говоря,  от  него
тоже смердит так, что и покойник не выдержит.
   Джон-Том сделал вид, что не слышит, нагнулся и протянул руку к сосуду.  В
небе по-прежнему погромыхивал гром, в воздухе ощущалась неприятная  сырость.
Юноша осторожно прикоснулся к расплавленному металлу. Тот оказался холодным.
Тогда  Джон-Том  подобрал  сосуд,  положил  его   на   ладонь   и   принялся
рассматривать. Не верилось, что совсем недавно он  излучал  палящий  жар;  в
настоящий момент от сосуда исходил поистине ледяной холод.  Мадж  был  прав:
металл попахивал чем-то не слишком ароматным. Джон-Том сунул  палец  внутрь,
провел им по стенке, а когда извлек наружу, увидел,  что  к  ногтю  прилипли
черные крошки. Юноша поднес палец к носу и принюхался.
   - Ну что, кореш? - поинтересовался Мадж.
   - Не знаю, - отозвался Джон-Том и вновь поглядел на  небо.  -  По  запаху
похоже на иодид серебра. Там, откуда я пришел, им или  чем-то  в  этом  роде
засеивают облака.
   - Приятель, мы тут засеиваем не облака, а землю, - буркнул выдр, кинув на
юношу косой взгляд. - Не говори ерунды.
   Джон-Том не стал  спорить.  Он  направился  туда,  где  стоял  Клотагорб.
Чародей продолжал смотреть в небо. Какой же ты  молодец,  старикан,  подумал
Джон-Том и понял вдруг, что улыбается.
   И тут случилось нечто невероятное. Произошло чудо, о возможности которого
упоминал волшебник. Джон-Том осознал, что уже не улыбается, а хохочет во все
горло. Еще немного - и он пустился бы в пляс.
   С неба закапал дождь.
   Гром звучал поначалу сварливо, затем озадаченно, а теперь гремел басовито
и уверенно. Джон-Том запрокинул голову, подставляя дождю  лицо,  наслаждаясь
чистой, свежей, естественной - ну, может,  самую  чуточку  неестественной  -
влагой.
   - Ну-ка, - воскликнул Мадж, выхватывая у юноши сосуд, -  дай  я  понюхаю.
Тут чтой-то не так. - Выдр глубоко вдохнул, глаза его широко  раскрылись.  -
Разрази меня гром, приятель, там было настоящее бренди! Может, осталась даже
капелька-другая, как раз для старины Маджа. - Он хотел было  выпить  остатки
содержимого, однако ему помешал Джон-Том.
   - Эй! - Юноша поспешно отобрал у Маджа полурасплавленный  сосуд.  -  Тебе
что, жить надоело? Иодид серебра... Или хлорид? -  Джон-Том  принюхался;  на
лице его появилось озадаченное выражение. -  И  вовсе  не  бренди,  а  самый
настоящий бурбон.
   - Ну и дела, приятель, - пробормотал  изумленный  выдр.  -  Лично  я  чую
шоколадный ликер.
   - А я - то ли  сауер3,  то  ли  водку,  -  откликнулся  Джон-Том.  -  Что
происходит?
   - Ничего особенного, мой мальчик, - произнес Клотагорб,  прикрывая  лапой
очки, чтобы на стекла не попало ни капли дождя. - Тот компонент, определение
которого вызывает у тебя столь  значительные  затруднения,  является  весьма
дорогостоящим и куда более существенным, нежели все то, что  ты  перечислил.
Если бы не обстоятельства, требующие решительных действий, я бы ни за что не
стал применять его. Сей компонент встречается крайне редко, а потому  служит
предметом вожделений; им стремятся завладеть и те, кто творит магию,  и  те,
кому наплевать  на  все,  кроме  выпивки.  Мы  называем  его  спиртэксом.  -
Волшебник снова поглядел на  небо.  Дождь  лил  не  переставая,  превращался
мало-помалу в настоящий ливень. Громовые раскаты стихли, и  теперь  слышался
лишь стук о землю дождевых капель, которые падали отвесно, под прямым углом,
благо на ветер не было и намека.
   - Никогда о таком не слышал, - буркнул Джон-Том.
   - Спиртовой эссенцией, -  пояснил  чародей,  -  я  постарался  не  только
прогнать облако, но и вернуть Оспенспри к действительности, а потому  должен
был использовать нечто, способное смешиваться с водой.
   - Чтоб  у  меня  зенки  повылазили!  -  вопил  между  тем  Мадж,  который
запрокинул голову, широко разинул рот и непрерывно облизывался. -  Приятель,
ты что, совсем ума лишился? Пей, пока пьется! Пли  ты  думаешь,  что  дождик
никогда не кончится?
   Сорбл,  подобно  выдру,  не  собирался   упускать   столь   благоприятную
возможность. Теперь понятно, почему  он  помалкивал,  подумалось  Джон-Тому.
Пока остальные были заняты разговорами, филин медленно, но верно  поднимался
к вершинам блаженства. Юноша осторожно слизнул каплю, что собралась  у  него
на кончике носа. М-м, мятный ликер. Вторая капля имела  привкус  "Галльяно",
третья - "Мидори" или чего-то очень похожего. Хватит, сказал себе  Джон-Том.
В конце концов, он ведь не  испытывает  ни  жажды,  ни  желания  упиться  до
чертиков.
   - Осафинское! - горланил Мадж. - Терраквинское!  Кусаж,  гвинал,  эссарк,
гудмейж! - Выдр повалился на землю, перевернулся на спину, широко раскинул в
стороны лапы и как будто забыл обо всем на свете.
   Однако насладиться алкогольным ливнем в  гордом  одиночестве  у  него  не
получилось. Горожане Оспенспри быстро распознали целебные свойства  дождевых
струй и повыскакивали из своих хижин - сперва по двое и  по  трое,  а  потом
повалили на улицы возбужденной гурьбой. К общему веселью присоединились даже
те, кто мнил себя трезвенниками:  они  поступили  так  для  того,  чтобы  не
завидовать впоследствии менее благоразумным соседям, которые наверняка будут
рассказывать о чудесном ливне до конца своих дней. Дождь шел и шел, и  вдруг
унылый городской пейзаж начал меняться буквально на глазах. Мертвые  деревья
и растения  ожили,  словно  по  мановению  волшебной  палочки.  На  стеблях,
которые, казалось, давным-давно  высохли,  раскрылись  лепестки  цветов,  на
ветках стали набухать и распускаться почки, стволы  деревьев  распрямлялись,
как бы наливались жизненной силой и победно вскидывали облаченные в  зеленую
дымку ветви. Плодов ожидать не приходилось, ибо их пора уже миновала, однако
урожай следующего года обещал быть поистине умопомрачительным.  Капли  дождя
сотворили чудо с полями, на  которых  вызревала  когда-то  поздняя  пшеница.
Припавшие  к  земле  колосья  встрепенулись,  поднялись   в   полный   рост,
зазолотились спелыми зернами. Кстати сказать, потом из этого  зерна  выпекли
хлеб, который прославился на все Колоколесье и далеко за его пределами  тем,
что тесто караваев и буханок слегка  отдавало  алкоголем,  а  каждый  ломоть
напоминал по вкусу тот или иной сорт вина.
   Джон-Том  наблюдал  сквозь  пелену  дождя  и  тумана   за   преображением
Оспенспри. Город как будто разогнулся, скинул с себя тяжкую обузу. Постройки
и те, кто ютился в них, словно вдохновились метаморфозой, которая  произошла
с черным облаком. Чем светлее становилось последнее, тем радостнее  делались
Оспенспри и окрестности. На глазах у Джон-Тома город превратился из островка
запустения и отчаяния в истинный цветок севера. Глиняные хижины исчезли  без
следа, на их месте вознеслись к  небу  величественные  здания  из  дерева  и
камня. Грязь под ногами моментально высохла, явив взгляду  брусчатку  белого
мрамора  с  красноватыми  прожилками.  Облепленный  зеленой  слизью   фонтан
преобразился в изящный шпиль,  украшенный  воздушными  арками;  из  десятков
отверстий хлынули прозрачные  водяные  струи.  Возникли  вновь  и  мраморные
статуи, и сотни сверкающих зеленых гранатов - оливинов, которые дали площади
ее название.
   Облако  стало  как  бы  растворяться  в  воздухе,  причем   процесс   шел
удивительно быстро. Вскоре над городом впервые за несколько  недель  засияло
солнце. Истомившаяся  от  жажды  земля  впитывала  влагу,  которая  миновала
канализационные стоки и разинутые пасти горожан.  Утратив  свое  могущество,
облако заодно с пертурбацией,  признаком  которой  оно  являлось,  растаяло,
словно его и не было.
   Вместе с городом воспряли и обитатели Оспенспри, а  также  Мадж,  который
лишился горба и отплясывал теперь сарабанду на цоколе бассейна,  окружающего
фонтан. Однако внимание Джон-Тома привлек вовсе не выдр, а  тот  самый  лис,
который единственным из горожан отважился приблизиться к  джипу.  Высокий  и
стройный, он стоял, горделиво подбоченившись, перед Клотагорбом; на нем были
уже не лохмотья, в которых он появился на  площади,  а  шикарный  костюм  из
темно-коричневой, отороченной зеленым бархатом  ткани.  Деревянные  пуговицы
украшала медная отделка. Меж  слегка  тронутых  сединой  ушей  располагалась
зеленая же фетровая шляпа с кожаным верхом. Джон-Том прикинул на  глаз,  что
старик будет, пожалуй, ему по плечо.
   - Меня зовут Соренсет, - сообщил  лис,  вежливо  поклонившись  чародею  и
молодому человеку. - Я старший советник Магистрата Оспенспри. Мы весьма  вам
обязаны, сэр. Ваш гений и столь своевременная помощь спасли нас  от  ужасной
беды.  Я  счастлив  засвидетельствовать   свое   почтение   величайшему   из
волшебников.
   - Жители Оспенспри славятся своей наблюдательностью, - фыркнул Клотагорб.
- Я совершил лишь то,  что  сделал  бы  на  моем  месте  любой  мало-мальски
приличный маг.
   - Однако до  вас  это  никому  не  удавалось.  -  Соренсет  зажмурился  и
запрокинул голову, наслаждаясь благодатным  теплом  солнечных  лучей.  -  Вы
сняли с нас проклятие. В Оспенспри и раньше случались неприятности,  но  они
никогда не затягивались надолго. Мы уже начали опасаться, что черное  облако
зависло над городом навсегда.
   - Оно может вернуться, в прежнем обличье или в каком-нибудь ином.
   - Что вы сказали? - переспросил изумленный лис. - Разве такое возможно?
   - Разумеется, возможно. Я уничтожил облако, но не причину его  появления.
До тех пор пока эта причина сохраняется, каждое  утро  будет  отличаться  от
предыдущего, а мы, ложась спать, рискуем проснуться совсем не такими, какими
легли.  Чтобы  устранить  указанную  причину,  мы  трое  и   отправились   в
путешествие, покинув свой дом на юге.
   - Если вам что-то нужно, - заявил Соренсет, - вы  только  скажите,  и  мы
постараемся снабдить вас всем необходимым. Ведь вы восстановили  наш  город,
наши тела и души.
   Лис  повернулся  и  указал  на  великолепные  здания,  выстроившиеся   по
периметру площади. Из раскрытых окон и распахнутых дверей  доносились  смех,
радостные возгласы,  хмельные  крики.  Шум  стоял  такой,  что  у  Джон-Тома
зазвенело в ушах, и он мысленно возблагодарил судьбу за то,  что  в  веселье
принимает участие лишь половина горожан; что касается  второй  половины,  ее
составляли те, кто чересчур увлекся поглощением живительной влаги. Они мирно
дремали на порогах своих жилищ, на садовых скамейках или  просто  на  земле,
набираясь, по-видимому, сил для грядущих праздничных торжеств.
   Мадж спрыгнул с мраморного цоколя, кинулся к Джон-Тому и облапил его.  Из
пасти выдра вырывались нечленораздельные звуки - нечто среднее между лаем  и
улюлюканьем. Юноша пошатнулся, не устоял на ногах и рухнул навзничь, увлекая
за собой Маджа. Сердиться на выдра он не мог, ибо, во-первых,  Мадж  обладал
способностью заражать окружающих своим настроением, а во-вторых,  он  и  сам
несколько переусердствовал, пробуя на вкус капли животворного  дождя.  Юноша
ощущал  легкое  головокружение;  он   добродушно   ухмыльнулся,   глядя   на
восседавшего на нем Маджа. Что же  до  Сорбла,  тот  летал  вокруг  фонтана,
постепенно сужая круги. Наконец произошло то, к  чему  неминуемо  шло  дело:
филин неверно рассчитал расстояние, задел крылом  о  фонтан  и  плюхнулся  в
бассейн, так что Джон-Тому с Маджем пришлось выуживать его оттуда.  Соренсет
и Клотагорб взирали на охватившее молодежь безумие со снисходительным видом,
как то и пристало существам столь почтенного возраста.
   - Кажется, - заметил лис, - все  вопросы  придется  решать  нам  с  вами.
Остальные, по-моему, не в том состоянии.
   - Я даже рад этому, - отозвался волшебник. - По крайней  мере,  никто  не
будет задавать дурацких вопросов. Вы хотите знать, что нам нужно?  Я  сейчас
перечислю. Кстати, помимо припасов на  дорогу,  надо  бы  позаботиться  и  о
ночлеге. Надеюсь, хоть кто-то из трактирщиков к ночи достаточно протрезвеет.
   - Я знаю подходящее местечко, - сказал Соренсет. - Лучшего вам не  найти.
Когда владельцы узнают, кому  дают  приют,  они  будут  безмерно  счастливы.
Насчет оплаты не беспокойтесь. Вы - гости Магистрата, который  действует  от
имени жителей благодарного Оспенспри.
   Музыка, которую исполнял оркестр для увеселения пирующих, была  томной  и
ненавязчивой, благо из инструментов наличествовали  исключительно  флейты  и
струнные.   Обычно   подобная   музыка   доводила   Джон-Тома,   в   прошлом
рок-гитариста, чуть ли не до исступления, но сейчас он вдруг обнаружил,  что
после долгого путешествия с юга на север  наслаждается  покоем  и  мягкостью
звуков.  С  профессиональной  точки   зрения   его   весьма   заинтересовали
многочеренковая флейта, на которой наигрывала рыжая рысь, и тридцатиструнная
лира в лапах разряженного гиббона. В сравнении  с  последней  двойной  набор
струн на дуаре Джон-Тома казался детской игрушкой. Однако у  гиббона,  когда
он идет, лапы волочатся  по  земле,  а  человеческие  руки  вовсе  не  такие
длинные. К тому же, продолжал  размышлять  юноша,  пощипывая  струны  дуары,
пускай-ка этот гиббон извлечет хотя  бы  парочку  аккордов  из  инструмента,
который связан с параллельным измерением!
   Поневоле  создавалось  впечатление,  что  горожане,   все   до   единого,
стремились  лично  выразить  благодарность  своим  спасителям.  Если  бы  не
Соренсет,  который  вежливо,   но   твердо   преграждал   путь   большинству
признательных оспенсприйцев, путешественникам пришлось бы туго. Тем, кто  не
понимал сразу, лис доходчиво объяснял, что путники устали, а впереди  у  них
долгая и трудная дорога.
   Поток славословий слегка ослабел  после  пертурбации,  которая  случилась
ближе к вечеру. Она не могла равняться с той, что притянула к городу  черное
облако, ни продолжительностью, ибо длилась всего-навсего  минут  десять,  ни
серьезностью, однако отрезвила жителей Оспенспри и остудила наиболее горячие
головы. Горожане и все прочие превратились в разноцветных бабочек, а  здания
обернулись коконами всевозможных размеров и форм. Перед тем как  пертурбация
завершилась и мир возвратился в нормальное состояние, то тут, то  там  можно
было заметить нервное трепетание сверкающих крылышек. Это событие  несколько
подпортило эффект, произведенный действиями Клотагорба. Внезапно  оказалось,
что Соренсету уже не нужно отгонять тех, кто рвался облобызать лапы чародея.
   - Неблагодарные создания, - проронил волшебник,  отправляя  в  рот  ложку
супа. - Им, видите ли, мало того, что я спас город! Изволь, мол, спасти мир,
тогда посмотрим!
   - Не судите их слишком строго, - произнес Джон-Том. Юноша  доел  то,  что
было у него в тарелке, и откинулся на спинку стула, ощущая приятную  тяжесть
в желудке. Сытный ужин  в  таверне,  особенно  по  сравнению  с  торопливыми
перекусами по пути,  за  которыми  следовали  казавшиеся  бесконечными  часы
тряски  на  разболтанном  джипе,  напомнили  ему,  что  еда  -   не   только
необходимость, но и блаженство. - Они не ведают, что происходит. Быть может,
мы с вами единственные, кто  знает  истинную  причину  изменений,  -  мы  и,
конечно, тот, кто захватил пертурбатор.
   - Невежество не извиняет дурных манер, - буркнул Клотагорб; тем не  менее
чувствовалось, что Джон-Тому удалось несколько успокоить волшебника.
   К ним за овальный  стол  подсели  Соренсет  и  прочие  члены  Магистрата.
Клотагорб, который не успел еще переварить обиду, предпочитал отмалчиваться,
а потому рассказывать о путешествии и  планах  на  будущее  пришлось  юноше.
Советники  внимательно  слушали.   Когда   Джон-Том   кончил,   председатель
Магистрата,  самец  белки-летяги  по  имени  Талла,  летательную   перепонку
которого украшали многочисленные знаки отличия, заявил:
   - Одно можно сказать наверняка. Тот транспорт, на  котором  вы  приехали,
дальше будет бесполезен. Путь пролегает по горам.
   - А как насчет ездовых змей? - справился Джон-Том.
   - Они не выдержат холода, который царит на Плато.
   - Значит, пойдем пешком, - хмыкнул Клотагорб и  принялся  постукивать  по
столу пальцами обеих лап. -  Перспектива,  разумеется,  малопривлекательная,
однако она пугает меня гораздо меньше, чем то, что может ожидать нас,  когда
мы доберемся до цели.
   - А что предлагаете вы? - спросил юноша.
   - В Оспенспри, - отозвался после недолгого молчания Соренсет, - проживает
немало тех, кто промышляет извозом. Но кто из них согласится отправиться  на
Плато в это время года, я не могу даже предположить. Мы постараемся  узнать,
нет ли среди них добровольцев,  но  не  более  того.  Понимаете,  одно  дело
припасы, и совсем другое - жизнь горожанина.
   - Конечно, понимаем, - фыркнул Клотагорб.
   - Я пойду узнаю, - вызвался нервозного вида бандикут. Он извинился  перед
гостями, выбрался из-за стола и поспешил к выходу.
   - С нас хватит  и  одной-единственной  лошади,  чтобы  везла  поклажу,  -
продолжал Клотагорб. - Признаться,  относительно  добровольцев  меня  гложут
сомнения.
   - Вы же спасли город! - воскликнул Джон-Том.
   - Мой мальчик, - изрек чародей, одарив  юношу  высокомерным  взглядом,  -
поживи с мое на свете,  и  ты  тоже  придешь  к  выводу,  что  альтруизм  не
относится к числу самых распространенных добродетелей.
   Установилась тишина. Неожиданно ее  нарушило  громкое  чавканье,  которое
донеслось из-за соседнего с овальным  стола.  Джон-Том  искоса  поглядел  на
Маджа. Тот жадно поглощал здоровенную жареную рыбину, причем уткнулся в  нее
всей мордой, так что над тарелкой виднелась  только  его  макушка.  Джон-Том
наклонился и прошептал на ухо приятелю:
   - Ты что, не можешь жевать с закрытым ртом?
   Мадж оторвался от рыбы и  уставился  на  юношу.  Из  пасти  выдра  торчал
недоеденный кусок, морда была вся в масле.
   - Ну, ты даешь, начальник. Слушай, покажи-ка мне,  как  жуют  с  закрытым
ртом, сделай одолжение. А ежели  не  можешь,  тада  не  мешай.  -  Он  снова
погрузился по уши в рыбину. На зубах у него захрустели рыбьи косточки.
   - Я имел в виду другое, - проговорил Джон-Том, еле сдерживаясь, чтобы  не
вспылить. - А именно: шум, с которым ты ешь.
   - Чем он тебе не нравится?
   - Это неприлично. Есть надо тихо, а когда жуешь - закрывать рот.
   - Приятель, - вздохнул Мадж, - люди что, все такие чокнутые?  Я  не  могу
есть иначе, даже если б захотел.
   - Почему?
   - Потому что пасть у меня не как у обезьяны, понял? Тебе закрыть едальник
проще простого, ведь твои челюсти не выпирают вперед. На, полюбуйся. -  Выдр
придвинулся к Джон-Тому. Юноша отшатнулся и сморщил нос: от Маджа  буквально
воняло рыбой. - Сам видишь, дело не в желании, а в конституции.
   - Извини, я как-то не подумал. - Джон-Том помолчал,  взглянул  на  выдра,
вернувшегося  к  прерванному  занятию,  нахмурился   и   произнес:   -   Эй,
погоди-ка...
   Докончить фразу ему не удалось,  ибо  вновь  заговорил  Клотагорб.  Слова
волшебника предназначались не членам Магистрата Оспенспри, но  новоявленному
участнику экспедиции:
   - Ты, там!
   Все разговоры мгновенно прекратились.  Мадж  мало-помалу  сообразил,  что
взоры присутствующих устремлены на  него.  Он  повернулся  и  переспросил  с
набитым ртом:
   - Кто, я?
   - Ты, ты, водяная крыса, - отозвался волшебник, пристально глядя на выдра
сквозь шестигранные стекла очков. Джон-Том  переводил  взгляд  с  одного  на
другого и нетерпеливо предвкушал продолжение.
   Мадж, как видно, почувствовал, что дело пахнет  керосином.  Он  аккуратно
сложил остатки рыбы на тарелку и принялся облизывать пальцы.
   - Что угодно его чародейству