Алан Дин Фостер.
   В плену пертурбаций.


   Посвящается Алексу Берману и Сиду, которые верили в меня и много  сделали
для выхода книги
   Глава 1
   С миром все было вроде бы в порядке, пускай даже под миром разумелся тот,
в котором Джон-Том очутился не по своей воле. Юноша глубоко и удовлетворенно
вздохнул. Осеннее утро выдалось на редкость  замечательным.  С  ясного  неба
лился яркий солнечный свет, в воздухе разливалось благоухание;  вдобавок  ко
всему прочему Джон-Том чувствовал, что ему  можно  не  опасаться  каких-либо
неприятностей с желудком. Итак, с миром все было  в  порядке.  То  же  самое
юноша мог сказать и о себе. Тревожиться совершенно не о чем: в  занятиях  он
преуспел настолько, что сам волшебник  Клотагорб  вынужден  был  с  неохотой
признать - прогресс очевиден. Если так пойдет и дальше, со временем Джон-Том
окажется достойным прозвища  чаропевца.  Н-да,  в  последние  дни  волшебник
пребывал в исключительно благодушном настроении - отчасти  из-за  того,  что
его ученик, филин Сорбл, дал зарок не брать в рот ни капли  спиртного,  едва
выйдя перед этим из трехдневного запоя. Собутыльники жестоко  подшутили  над
Сорблом: воспользовавшись тем, что тот потерял  сознание  -  рухнул  на  пол
таверны и начисто перестал воспринимать действительность, - они выдернули  у
филина  почти  все  хвостовые  перья.   В   результате   сего   прискорбного
происшествия Сорбл выразил искреннее желание  вернуться  в  давно  позабытое
состояние,  именуемое  трезвостью.  Да  что  там  Сорбл!   Джон-Тому   вдруг
вспомнилось, что Клотагорб резко прекратил жаловаться на свой кишечник.  Что
ж, остается только поблагодарить судьбу,  ибо  нет  зрелища  более  жалкого,
нежели черепаха, которая страдает поносом.
   Правда, какое-то время спустя юноша осознал, что в глубине  души  у  него
все же гнездится некое  смутное  беспокойство.  Ничего  конкретного,  ничего
такого, во что можно было бы ткнуть пальцем; тем не менее что-то  не  давало
Джон-Тому покоя. Он сердито фыркнул - что, мол, за ерунда - и решил  одолеть
смятение чувств при помощи обильного и сытного завтрака.  Однако  ему  скоро
стало ясно, что тут бессильны и свежие кольчатые черви, и сушеные, хрустящие
на зубах анемоны. Джон-Том повернулся к единственному окну в  стене  пещеры,
сквозь которое проникал внутрь дневной свет, и  вывернул  усики,  на  концах
коих располагались глаза, чтобы лучше видеть.  Снаружи  один  за  другим  на
утес, в котором находилась пещера, накатывали могучие валы. В сыром  воздухе
ощущался запах соли и морской  воды.  Пол  и  стены  пещеры  украшали  плети
высохших водорослей. В небе сверкали оба солнца. То, что побольше,  отливало
багрянцем, а маленькое светилось обычным бледно-зеленым  светом.  Набежавшие
багровые облака соответствовали настроению Джон-Тома, но никак не могли быть
его причиной.
   Юноша подобрал с подноса крошки и отправил их себе  в  пасть.  Напряжение
возрастало: стебельки  глаз  судорожно  задергались,  и  Джон-Тому  пришлось
приложить немало усилий, чтобы заставить их успокоиться.  Нервы,  подумалось
ему, обычное дело. Однако с какой стати он нервничает? Если с  миром  все  в
порядке,  из-за  чего  сыр-бор?  Джон-Том  вздохнул,  встряхнулся,  выпрямил
глазные усики - не помогло. Мало-помалу у него сложилось впечатление, что  с
миром произошло нечто ужасное.
   За спиной раздалось шипение. Этот звук отвлек Джон-Тома от размышлений  о
причине неотвязного  беспокойства  и  вынудил  повернуться  к  тоннелю,  что
выходил  из  пещеры  наружу.  За  шипением  послышался  скрежет,  а   следом
прозвучали слова привета. В пещеру протиснулся  Клотагорб.  Как  и  подобает
существу столь почтенного возраста, его панцирь  был  вдвое  больше,  чем  у
Джон-Тома. Волшебник ловко перебирал шестью хитиновыми ногами. Стебельки, на
которых подпрыгивали и раскачивались из стороны в сторону глаза, потрясавшие
мудростью выражения, были  бледно-бирюзового  цвета.  Очутившись  в  пещере,
Клотагорб прислонился  к  стене  у  окна,  чтобы  не  упустить  ни  глоточка
напоенного морской солью воздуха, затем подогнул ноги и взмахнул клешней.
   - Вот тебе задачка, мой мальчик. Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?
Не тошнит?
   - Нет, - отозвался Джон-Том, шевельнув в дополнение глазными  усиками.  -
Все просто отлично. Денек шикарный. Вот только...
   - Что? - справился волшебник.
   -  Да  так,  ничего.  Ну...  В  общем,  проснувшись,  я...  Как  бы   это
выразиться... Мне кажется, что я - не  совсем  я.  Такое  чувство,  будто...
Короче говоря, все словно шиворот-навыворот.
   - Иными словами, ты ощущаешь, что что-то не так, но не можешь определить,
что именно?
   - Точно! Неужели у вас то же?..
   - По-видимому, да. Во всяком случае, я чувствую это с самого пробуждения.
   - Ну да! - воскликнул юноша. - А я-то все  ломал  голову,  никак  не  мог
сообразить...
   - Да что ты? Разве это так трудно?
   Прежде чем Джон-Том собрался с мыслями для  ответа,  в  пещеру  ввалилась
многоножка около трех футов длиной. Она скорбно  воззрилась  на  Клотагорба,
затем мельком оглядела Джон-Тома. Юноша сразу узнал Сорбла.
   - Сорбл, ты снова напился! Помнится, ты давал зарок...
   - Прошу прощения, - пробормотала многоножка чуть было  не  грянувшись  об
пол. - Но когда я утром увидел себя в зеркале, то... Ну, сами понимаете.
   - Понимаю? Что я должен понимать?
   - Он что, до сих пор не объяснил? - поинтересовалась многоножка, переведя
взгляд обратно на волшебника.
   - Что?
   - Так вы не заметили ничего необычного? - недоверчиво спросил Сорбл.
   - Необычного? Да нет, пожалуй... - И  тут  Джон-Тома  будто  осенило.  Он
испытал ощущение, схожее с  тем,  какое  возникает,  когда  сунешь  палец  в
электрическую розетку. Вот в чем дело: он не замечал! К примеру, принял  как
должное превращение Сорбла, хотя прекрасно знал, что тот - филин ростом  под
три фута и приблизительно с таким  же  размахом  крыльев,  а  глаза  у  него
круглые, как плошки, и обыкновенно налитые кровью. В общем,  о  подробностях
можно было спорить, но многоножкой Сорбл не был точно. - Разрази меня  гром!
Что с тобой стряслось, Сорбл?
   - Со мной? - воскликнула многоножка. - Да то же, что и с вами! Ты, видно,
еще не смотрелся в зеркало.
   Юноше просто-напросто нечем было хмуриться, поэтому он лишь несколько раз
прищелкнул клешней, чтобы показать, что раздосадован  и  озадачен,  а  затем
принялся осматривать себя. Ну и что? Похоже, все в норме.  Шесть  подогнутых
хитиновых ног, две клешни, стебельчатые глаза... Да,  к  жвалам  прилепились
крошки еды, панцирь нуждается в чистке, но в остальном все так, как и должно
быть.
   - Ты по-прежнему не понимаешь, что  к  чему?  -  Клотагорб  оставался  на
удивление спокойным, хотя, бывало,  раздражался  по  куда  более  пустяковым
поводам.
   - Нет, не понимаю, - буркнул Джон-Том; в его голосе отчетливо  прозвучало
недовольство. - Не знаю, что  такое  случилось  с  Сорблом,  из-за  чего  он
трансформировался, однако...
   Подожди, перебил он сам себя.  Что  значит  "трансформироваться"?  Думай,
думай, это крайне  важно.  Итак,  трансформироваться.  То  бишь  измениться.
Преобразиться. Превратиться. В голове у  Джон-Тома  что-то  щелкнуло.  Юноше
вдруг почудилось, что его глаза - всего-навсего линзы камеры,  принадлежащей
кому-то постороннему, и этот посторонний внезапно взял  и  нажал  на  кнопку
затвора.
   Джон-Том снова оглядел себя, окинул внимательным взглядом сверху  донизу.
Он задрожал, затрясся всем телом, несмотря на  то,  что  опирался  на  целых
шесть ног. Дрожь била его как  снаружи,  так  и  изнутри.  Неужели  начинает
тошнить? Кстати говоря, Клотагорб, когда заявился в пещеру, спрашивал насчет
тошноты. Что ж, сейчас он, того и гляди, получит ответ на свой вопрос. Желая
в глубине души  ослепнуть  и  оглохнуть,  Джон-Том  ошарашенно  озирался  по
сторонам. Изменился не только Сорбл. Во-первых, волшебник Клотагорб  никогда
не жил в насквозь сырой пещере, что выходила  к  океану.  Он  с  давних  пop
обосновался в громадном раскидистом дубе, расширив  своими  чарами  дупло  в
стволе дерева до весьма впечатляющих размеров. Дуб рос посреди  Колоколесья,
а вовсе не на берегу неведомого моря, вода в коем вдобавок отливала не синим
или зеленым, а красным. Во-вторых, старое доброе солнце ни с того ни с  сего
исчезло без следа, а вместо него возникли  два  малопривлекательных  на  вид
светила - багровое и бледно-зеленое. В-третьих, Клотагорб был черепахой если
не преклонного,  то  достаточно  почтенного  возраста,  а  не  каким-то  там
членистоногим. Помимо всего прочего, сам  Джон-Том,  в  прошлом  -  Джонатан
Томас Меривезер, был  молодым  человеком  шести  футов  двух  дюймов  роста,
склонным к худобе, с русыми, до плеч, волосами и задумчивым выражением лица.
Юноша оглядел  себя  в  третий  раз  и  с  горечью  отметил,  что  осознание
случившегося не привело ни к  каким  положительным  переменам.  Он  все  еще
оставался огромным голубым крабом.
   - Мой мальчик, ты можешь сказать, что должен  был  сообразить  раньше,  -
заявил Клотагорб снисходительным  тоном,  который  порой  доводил  юношу  до
белого  каления,  -  но  позволь  сообщить  тебе,  что  привыкание  к  столь
внезапному изменению занимает обычно много времени, тем более - сразу  после
пробуждения.
   - Привыкание? - В голосе Джон-Тома послышались панические нотки.  -  Черт
побери, что происходит? Что стряслось с вами и с Сорблом? Что...
   - Он взмахнул было клешней, но, увидев ее перед собой, торопливо опустил,
как будто это могло что-то исправить. - Что случилось?
   - Да будет тебе известно, мой мальчик, - Клотагорб провел  клешней  вдоль
глазного усика с таким видом, словно занимался этим  каждое  утро  с  самого
рождения, - мы очутились в весьма затруднительном положении.
   - Опять? - простонал Джон-Том. Вернее, ему показалось, что он  простонал;
на деле же у него вырвался не стон, а жалобное шипение. - Ну почему мы вечно
оказываемся  в  затруднительном  положении?  Почему  не  в  приятном?  Не  в
терпимом,  на  худой  конец?  Почему  нам  постоянно  приходится   принимать
судьбоносные решения?
   - Мой мальчик, ты впадаешь в истерику.
   - Никуда я не впадаю, - отрезал Джон-Том. - Я злюсь, и мне не по себе, но
никакой истерики не предвидится.
   В  этот  миг  исполинский  голубой  краб,  терпеливо  выслушивавший   его
причитания, словно растворился в воздухе - заодно  с  пещерой,  водорослями,
ревом океана и пряным запахом соленой воды.  Багрово-зеленый  свет  сменился
неярким теплым свечением. Футах в шести от юноши  возник  стул,  на  котором
восседал  Клотагорб,  волшебник  Клотагорб  в  своем  истинном  облике.   Он
пристально глядел  на  Джон-Тома.  За  спиной  чародея  виднелась  стена  из
светло-коричневого дуба. Помещение приобрело привычные  очертания:  кровать,
стол со стулом, в углу - рукомойник и раковина. Джон-Том  поднялся,  пересек
на негнущихся ногах комнату, подошел к рукомойнику и плеснул холодной  водой
в лицо и на руки;  затем  взял  полотенце  и  принялся  вытираться,  радуясь
гладкости собственной кожи. Хитиновый панцирь сгинул, будто его и  не  было.
Юноша прикоснулся к недавно вымытым волосам,  ощупал  голову."Я  стал  самим
собой!" - воскликнул он мысленно, испуская облегченный вздох.  Выходит,  мир
вернулся в нормальное состояние? Вернулся  ли?  Что  разумел  волшебник  под
затруднительным положением? Джон-Том знал, что  Клотагорб  не  из  тех,  кто
бросается словами; к тому  же  все  эти  фокусы  с  переменой  наружности  -
прекрасная иллюстрация серьезности происходящего.
   Ну и ладно. Справимся, и не  с  таким  справлялись.  Клотагорб  наверняка
придумает, как  быть  и  что  предпринять.  Разумеется,  поначалу  он  будет
ворчать, кряхтеть и жаловаться на судьбу,  но  сделает  все,  что  нужно,  а
Джон-Том, как обычно, наберется по ходу дела  опыта.  Поистине  смешно  даже
предполагать, что чародей, среди заслуг которого  -  план  сражения  у  Врат
Джо-Трума, решающей схватки  с  Броненосным  народом,  а  также  изобретение
способа подавать внутрь Древа горячую и холодную воду, - не сумеет совладать
с тем, кто (или что) вынудил его проснуться поутру в обличье голубого краба.
Да, но что, если это повторится? Джон-Том лишь теперь заметил,  что  у  него
дрожат руки.
   - Эй, - проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, - смотрите-ка.
Может, я и впрямь впадаю в истерику?
   - Запоздалая реакция, - отозвался  Клотагорб,  неодобрительно  прищелкнув
языком; впрочем, взгляд волшебника выражал искреннее сочувствие.  Маг  сунул
лапу в один из ящичков на своем животе, порылся в  нем  и  извлек  крохотный
пакетик.  Он  раскрыл  его,  вытряхнул  содержимое  в  воздух   и   произнес
заклинание, которого Джон-Том еще не слышал:
   Да прекратится дрожание рук,
   Да воцарится покой.
   Мысли, назад! Ваш нарушился круг,
   Глади подобный морской.
   Таллиум, кондралиум,
   Вступай-ка в дело, валлиум1!
   В следующий миг по телу Джон-Тома разлилось спокойствие. Облегчение  было
столь полным и неожиданным, что юноша не устоял на ногах. Если бы не  Сорбл,
который успел подхватить его и довел до кровати, он бы повалился на пол.
   - Пожалуй, я слегка перестарался, - буркнул Клотагорб.
   - Нет-нет, ни в коем случае, - возразил Джон-Том.  -  Большое  спасибо...
спасибо.
   - Да, перестарался. - Волшебник кивнул головой в такт собственным мыслям.
- Тебе слишком хорошо.
   Не обращая внимания на слабые  протесты  юноши,  он  сделал  замысловатый
жест. В голове у Джон-Тома мгновенно  прояснилось.  Юноша  притворился,  что
весьма благодарен, однако в действительности испытал сильное разочарование.
   - Уф! Что это было, сэр?
   - Сейчас не время заниматься фармакологическими экспериментами, - ответил
чародей, погрозив молодому  человеку  пальцем.  -  Сказать  по  правде,  мой
мальчик, ты еще  не  готов  к  тому,  чтобы  обучаться  им.  С  тебя  вполне
достаточно, что ты, благодаря мне, в состоянии соображать. Разве ты забыл, о
чем мы говорили?
   - Забудешь, как же. - Джон-Том  уселся  на  кровати  и  Положил  руки  на
колени; лицо его поскучнело. - Очередное затруднительное положение.
   - Похоже, я переоценил твои  возможности,  -  фыркнул  Клотагорб.  -  Ну,
ничего, побочные эффекты скоро прекратятся.
   - Жалко, - пробормотал Джон-Том. - Если я правильно вас понял,  сэр,  все
повторяется снова,  так?  Но  с  меня  хватит.  Тем  более  вы,  несомненно,
обойдетесь и без моей помощи.
   -  Ты  так  думаешь?  -  справился  Клотагорб,  глядя  на  юношу   сквозь
шестигранные стекла очков. - С чего ты взял?
   - Разве не вы превратили  нас  в  самих  себя?  -  Джон-Том  обвел  рукой
комнату. - Вы вернули все на прежние места. Я - это я, вы - это  вы,  а  мир
стал таким, каким ему и следовало быть.
   - Разумеется, - согласился волшебник, - однако должен тебя  разочаровать:
моей заслуги тут нет.
   - Вы хотите сказать, что все произошло без вашего участия?  -  озадаченно
переспросил Джон-Том.
   - Именно так, мой мальчик. Я ничего не искажал и не исправлял.
   - Значит, - проговорил Джон-Том, - мы опять  можем  обернуться  не  пойми
кем?
   - Совершенно верно. В любой  момент  мы  с  тобой  можем  стать  голубыми
крабами, а Сорбл - той самой омерзительной многоножкой, и  оказаться  вместо
Древа в сырой пещере, и...
   - Ладно-ладно. - Мысль о возможном возвращении обратно в тело шестиногого
краба заставила Джон-Тома содрогнуться. Он вовсе не желал вновь очутиться  в
благоухающей морем пещере. - Но я не  понимаю.  Такие  вещи,  насколько  мне
известно, ни с того ни с сего не происходят.
   - Факты, мой мальчик, свидетельствуют об  обратном.  К  тому  же  случись
нечто подобное снова, его последствия могут быть совсем другими.
   - К чему вы клоните? - спросил  Джон-Том,  оглядывая  комнату,  словно  в
поисках признаков предстоящего изменения. Взгляд юноши задержался сперва  на
стуле, затем - на вешалке, занятой чистой рубашкой.
   - К тому, что в следующий раз мир может измениться куда  сильнее,  причем
это наверняка произойдет неожиданно, безо всякого предупреждения.
   - Значит, то была не иллюзия? - спросил Джон-Том, поразмыслив над словами
волшебника. - Значит, Сорбл и мы с вами  и  впрямь  превратились  невесть  в
кого?
   - Да. Преображению подверглись не только мы,  но  и  весь  мир.  Тебе  не
почудилось, что ты обернулся голубым крабом. Ты стал им.
   - Я... Может быть... - Юноша не докончил фразы.
   - Что, мой мальчик?
   - Мне подумалось, что вы решили подшутить над нами, -  выговорил  наконец
Джон-Том, отводя взгляд. - Вы ведь постоянно испытываете меня.
   - Что ж, вполне разумное допущение,  -  заявил  Клотагорб.  -  Однако  ты
забыл, что я не в том возрасте, чтобы подшучивать над кем  бы  то  ни  было.
Нет, я вовсе не собирался испытывать тебя. Если бы все было так просто...
   Джон-Том задумчиво кивнул и потянулся за дуарой, которая висела на спинке
кровати. Юноша взял инструмент в руки, перекинул через плечо ремень. На лице
чародея промелькнула тень беспокойства.
   - Что ты намерен делать?
   Тревога Клотагорба имела под собой основания: несмотря  на  прилежание  в
занятиях, чаропение  Джон-Тома  под  аккомпанемент  дуары  оставляло  желать
лучшего. Да, его музыка творила чудеса, но, как правило, совсем  не  те,  на
которые он рассчитывал.
   - Ничего особенного, - буркнул юноша. Неужели Клотагорб до сих пор  видит
в нем не более чем дилетанта? - Вы что, по-прежнему не доверяете мне?
   - Мой мальчик, у тебя просто талант угадывать, о чем  я  думаю.  Джон-Том
хотел было срезать несносного старого ворчуна язвительным замечанием, да так
и застыл с разинутым ртом, уставясь на мизинец левой руки. Тот вырос в длину
на  добрых  три  дюйма  и  превратился  в  извивающегося  червяка,   который
исхитрился вдруг развернуться,  окинул  юношу  свирепым  взглядом,  а  затем
исчез. Джон-Том пошевелил пальцем и судорожно сглотнул.
   - Да, я видел, - отозвался Клотагорб, отвечая на вопрос, который  читался
в глазах Джон-Тома. - Изменения различаются по силе воздействия.  Отнюдь  не
все они столь серьезны, как то, которое разбудило  нас  с  тобой.  Очевидно,
измениться может как мир в целом, так и крохотная его часть. К примеру, твой
мизинец. Наше восприятие изменений зависит от того, чем мы занимаемся в  тот
миг, когда они происходят. Нам повезло, что в момент первой  пертурбации  мы
всего-навсего умывались и завтракали. Потрясение, не говоря уж о психическом
шоке, было бы куда ощутимей, если бы ты занимался тогда чаропением или сидел
на толчке.
   - Понятно, - сказал Джон-Том и  покачал  головой.  -  Знаете,  оказавшись
здесь по вашей воле, я имел достаточно возможностей ознакомиться  с  магией,
но ни с чем подобным мне сталкиваться еще не доводилось.
   - Магия тут ни при чем,  -  заявил  волшебник.  -  То,  что  произошло  и
продолжает происходить, является результатом действия природных сил.
   - Какая разница!  -  пробормотал  Джон-Том,  отрешенно  махнув  рукой,  и
испуганно посмотрел на ладонь, проверяя, не случилось ли с  ней  чего-нибудь
этакого. - Как ни назови - природными  ли  силами,  магией  или  физикой,  -
результат один: нечто изменяет структуру мироздания,  не  спрашивая  ничьего
согласия.
   Он тронул струны дуары. Раздался приглушенный мелодичный звук.  Клотагорб
быстро огляделся - как  видно,  чтобы  удостовериться,  что  в  комнате  все
осталось по-прежнему.
   - Ты прав. Вдобавок  невозможно  предсказать,  когда  случится  очередное
изменение  и  насколько  серьезным  оно  будет.  Однако  это   нечто   нужно
остановить. Если ничего не предпринять,  изменения  начнут  повторяться  все
чаще. Хуже того, они будут раз от раза все серьезнее.
   - Что может быть хлеще превращения в голубого краба?
   - Взгляни на себя, -  посоветовал  волшебник.  -  Лично  я  предпочел  бы
оказаться в теле краба, нежели в твоем, бледнокожее ты млекопитающее.
   Д