и  не  корчь
рожу, я уже трезвый. Вот эта штука, которая на бархате вышита, - герб. Чей
герб - пока не скажу. Найди мне того, кто этот  герб  еще  помнит!  Найди,
слышишь? А я тоже буду искать. Через месяц я вернусь в Кульдигскую гавань.
Жди меня в кабачке, ну, где баркасы  дыбом.  Ближе  к  условленному  сроку
каждый вечер наведывайся. Вышивка останется у меня - целее будет. А сейчас
тебя Люк покороче острижет и парик выдаст. Будешь вроде сельского учителя.
Котомку себе тоже собери, студиозус! Да поскорее!
     Так и сделали, хотя и не очень понимал Жилло  -  зачем  это  капитану
забытые гербы раскапывать и  спасение  графа  оф  Дундаг  оплачивать.  Для
себя-то он точно решил, что загадку эту разгадает.
     С такой уверенностью и сел в ялик за Полосатым мысом.
     И оказался он на берегу - один-одинешенек, хотя в приличном  кафтане,
в довольно модном коротком паричке, с  котомкой  за  плечом  и  с  пузатым
кошельком в кармане.
     До Кульдига отсюда было дня два  пешего  пути.  Жилло  мог  взять  на
постоялом дворе наемную клячу - и добраться за день. Переправился он через
первую полосу дюн, и аккурат к обеду увидел с последней дюны поселок.
     Поселок этот, между ближней  к  морю  полосой  новых  дюн  и  дальней
полосой старых дюн,  обозначивших  давнюю  береговую  линию,  был  недавно
построен - домишки, хоть и небольшие, а аккуратненькие. Сады возле  них  -
тоже еще не плодоносные, совсем молодые. Хотя в таком заветренном месте  и
они вскоре должны были силу набрать. Разве что огороды  тут  уже  были  на
славу. Жилло понял, что это  -  поселок  недавних  переселенцев.  И  сразу
вспомнил такое, что не по себе сделалось.
     Много лет назад, когда он еще жил с дедом и  обучался  травознайскому
ремеслу, неподалеку в горах случился обвал. Целое село как ладонью накрыло
лавиной. Хорошо, что мужчины с  женами  были  на  полях  и  на  пастбищах.
Стариков и детей накрыло, а взрослые  уцелели.  Без  гроша  за  душой,  по
решению уездного правления побрели они к югу, чтобы им предоставили другие
земли. Разумеется, снабдили этих бедных людей самым необходимым,  одеялами
там, едой на дорогу, денег тоже  немного  раздали.  А  на  самом  перевале
стояла дедова хижина. Возле нее переселенцы и устроили ночлег.
     Жилло тогда за ними следом увязался. Не за всеми сразу,  конечно.  За
одной женщиной. Она маленькую дочку потеряла.  Да  и  сама  еще  была  как
девочка - восемнадцати лет от роду. Жилло утешал ее, как мог. Муж  у  нее,
конечно, тоже был, но от этакой беды немного  умом  повредился.  Когда  за
руку вели - шел,  когда  руку  отпускали  -  стоял.  В  общем,  доутешался
Жилло... Да и она твердила, что хочет дочку, иначе умрет.
     Пройдя с переселенцами  немало  миль,  спохватился  Жилло,  что  деда
одного оставил. Решил вернуться ненадолго - вещи кое-какие взять, с  дедом
разобраться. Вещи взял и с дедом кое-как договорился  -  но  потерял  след
переселенцев! Тогда как раз военные действия начались - Бестолковая война,
как ее назвали в народе, потому что началась она из-за никому не  понятной
ерунды и окончилась через два месяца тоже как-то странно,  каждая  сторона
осталась при своем. Но было несколько крупных вылазок, при которых уводили
скотину и пленных. Пленных потом разменяли, о скотине как-то  позабыли,  а
переселенцы так и исчезли - неизвестно, по которую сторону границы.  Жилло
поискал, поискал, да и вернулся к деду.
     Так вот, увидел он поселок и подумал про ту  тоненькую  девочку-мать,
которой он сгоряча дочку  пообещал.  После  нее,  конечно,  немало  всяких
приключений было, но о ребенке его больше не просили, скорее уж  наоборот.
Тем она и запомнилась...
     Понимая, что накатившая тоска смешна  и  нелепа,  спустился  Жилло  в
поселок. Прикрытый от морского ветра широкой полосой дюн, поселочек просто
сердце радовал - вот поселиться бы тут да и жить. Но на единственной улице
не было ни души. Жилло прошел из конца в конец - и тогда только  понял,  в
чем  дело.  Население  поселка  трудилось   на   строительстве   какого-то
здоровенного сарая. Причем трудилось яростно - все друг дружку подгоняли.
     Подошел Жилло поближе  -  и  диву  дался.  Сарай  стоял  как  соплями
склеенный - чудом не падал. Но никто этого и замечать не  желал.  Особенно
женщины старались. Отняв у мужей пилы, молотки и гвозди, так  орудовали  и
так шумели - Жилло сразу  расхотелось  оставаться  на  жительство  в  этом
поселке. Опять же, с сараем возни было - невпроворот, а украсить стенку  у
входа старым одеялом, поверх которого приспособлены перекрещенные топор да
мотыга - первым делом успели. Прислушался он -  странную  чушь  несли  эти
обезумевшие строительницы.
     - Кончилась наша каторга! - шумела одна, утирая потный лоб.
     - Теперь-то поживем в свое удовольствие! - восклицала другая.
     -  Теперь-то  отдохнем!  -  вторила  третья,   маленькая,   взмокшая,
лохматая. И, кряхтя, поднимала охапку досок - крепкому мужичку впору.
     Жилло, грешным делом, подумал, что это они тюрьму для ревнивых  мужей
строят. Но, оказалось, ошибся. Потому что мужья изнутри сарая трудились  -
поаккуратнее жен и без воплей, но тоже достаточно бестолково.
     - Послушай, хозяин, - обратился Жилло к одному строителю, что как раз
вышел продышаться от мелких опилок, порхавших по всему сараю. - Не скажешь
ли, где ближайший постоялый двор? А если поблизости нет, не  запряжешь  ли
лошадку, не довезешь ли до Кульдига? Я заплачу.
     - Запрячь  нетрудно,  минутное  дело  -  запрячь,  -  охотно  отвечал
мужичок. - Только я один это дело решить не имею права. Лошадь моя  теперь
- общая, и сам я, как при ней состоящий, тоже, выходит, общий. Соберемся и
решим...
     Вспомнил Жилло девку из кабачка, которую капитан отбрил, и вздохнул -
совсем люди одичали... А мужичок позвал пятерых  приятелей,  и  стали  они
судить да рядить - может ли он на день с лошадью из поселка отбыть или  не
может.
     - С одной стороны, лошадь нам сейчас,  когда  общественный  хлев  под
крышу подводим, все равно ни к чему, - рассуждали мужички. -  А  с  другой
стороны, проезжий человек за лошадь заплатит, и что мы  с  этими  деньгами
делать будем?
     - Как это что? - изумился  Жилло.  -  Не  такие  уж  великие  деньги.
Пропьете!
     - Не имеем права, - сурово отвечал строитель постарше прочих. - У нас
теперь, когда все общим стало, список утвержден - какие  деньги  на  общую
кормежку, какие на общий пропой. Знаешь, что такое новые деньги  в  список
внести?
     - А почему это их внести нельзя? - спросил Жилло.
     - А потому, что у нас  есть  список  доходов  и  список  расходов.  В
доходах - за продажу зерна, за продажу репы, за холсты, ну и так далее.  А
за доставку проезжих в Кульдиг строчки нет. Куда мы эти деньги запишем?
     Жилло почесал в затылке.
     - Разве обязательно записывать? Просто дойдите с  моими  деньгами  до
ближайшего кабака и пропейте.
     - Женщины в кабак не пойдут... - вздохнул тот  мужичок,  что  попался
ему первым. - Они уж снести его грозились...
     - При чем тут женщины? - все еще не понимал Жилло.
     - При том, что по законам равноправного народа и есть нужно вместе  и
поровну, и пить - тоже.
     - А разве обязательно им докладывать? - и Жилло покосился на женщин.
     - Узнают!.. - хором вздохнули мужички.
     Посовещались еще немного. И дождались - женщины обратили внимание  на
бездельников. Две самых бойких подошли - призвать их к порядку.
     И сбылось предчувствие! Посмотрела одна из них на Жилло, посмотрел он
на нее... Четырнадцать лет не виделись, а узнали друг друга.
     Как-то так само получилось, что ушли в сарай мужички, ушла  и  вторая
женщина, а Жилло и былая его подруга все стояли,  не  решаясь  взяться  за
руки.
     - Ну, здравствуй, - сказал наконец Жилло.
     - Здравствуй, что ли, - отвечала она. - Как это ты к нам забрел?
     - Да вот на шхуне плыл,  на  "Золотой  Маргарите",  -  честно  сказал
Жилло. - Им в Кульдиг идти было не с руки, они  меня  здесь  на  шлюпке  к
берегу доставили. Объяснили - добираться недолго.
     - Гляжу, ты почтенным человеком стал. В городе живешь?
     - В городе.
     - А мы с мужем - в поселке. Смотри ты, какой плащ...
     И помолчали оба, не находя, что бы еще сказать.
     - Я тогда не догнал тебя, - решился наконец Жилло.  -  Говорили,  что
все вы в плен попали, что вас увели...
     - Так и было. Но что  ни  делается,  все  к  лучшему.  Мы  шесть  лет
городские поля пахали и городской скот пасли, и за  это  нам  землю  дали.
Место - замечательное, правда, земля скверная. Но ничего, был бы  скот,  а
уж мы землю в человеческий вид приведем.
     - Красивый у вас поселок, - кивнув, сказал Жилло.
     - Дурацкий! -  вдруг  рассердилась  она.  -  Строили,  мучились,  как
построили - оказалось, все не так! Ты погляди, Жилло, это  же  уродство  -
двадцать хибарок, каждая - как собачья конура! Нам  на  днях  из  Кульдига
картину прислали, как наш поселок должен на самом деле выглядеть. Вообрази
- один большой красивый дом, где все  женщины  живут,  другой  -  где  все
мужчины, третий - где все дети, и четвертый -  где  все  старики!  Никаких
тебе конурок, окна высокие, комнаты просторные. Живу я,  скажем,  с  Анной
или с Люцией в одной комнате, и никто под ухом не хнычет, никто трубкой не
дымит, чистенько у нас, красиво. И не нужно с утра до вечера по  хозяйству
суетиться. Пошел на поле, поработал, сколько  нужно,  пришел  -  ступай  в
общую столовую, там тебе уже миску на стол поставили.
     - А кто стряпать-то будет? - в который раз изумился Жилло.
     - Стряпать? Откуда я знаю? Из Кульдига еще не прислали  распоряжения,
кому у нас стряпать. Вот пока общий хлев построим,  каждый  будет  у  себя
дома питаться. А потом - не знаю. Должны же они прислать  распоряжение!  А
то - никакого равноправия. Женщина - кисни над плитой и над  пеленками,  а
эти поганцы - трубочку в зубы и довольны! Нет уж, с нас хватит!
     - Угомонись, Эрна. Так же всегда было, - напомнил  Жилло.  -  Женщина
стряпала, мужчина пахал...
     - Ну и неправильно все это было! - заявила она. - Погляди на меня,  я
что, пахать не смогу? А вот он пусть котел  картошки  начистит!  Правильно
придумала Равноправная Дума,  теперь  нам,  женщинам,  жить  будет  легче,
кончилась наша каторга.
     - Видно, не нужен тебе больше твой муж, - усмехнулся Жилло.
     - А что в нем хорошего? Такой же бездельник, как и другие.  Сын  -  и
тот не от него...
     - Сын? - Жилло уже  потерял  способность  изумляться.  Конечно,  было
невероятно, что Эрна родила  тогда  ребенка,  но  он  вдруг  понял  -  это
случилось, уж очень она хотела.
     - Твой сын, Жилло. Только не стоило мне тогда рожать. Неудачный у нас
с тобой парень получился.
     - Это как - неудачный? Больной, что ли?
     - Ну, как пожрать - он не хворый. Но сидит часами, смотрит  непонятно
куда. Ты его утром спросишь - Виго, тебе каши в миску  добавить?  А  он  к
обеду отвечает - спасибо, матушка, я сыт...
     - Виго, значит. Где он?  -  стараясь  соблюсти  спокойствие,  спросил
Жилло.
     - Возле общественного хлева околачивается.
     - Я хочу его видеть, - хмуро сказал Жилло. Новость его как обухом  по
лбу шарахнула. Единственный сын! И неудачный...
     Парень действительно был так себе... Жилло - тонок, жилист, смугл,  а
этот  -  крупный,  рыхловатый,  весь  какой-то  белесый,  как  разваренная
картофелина. Сидел на бревне, травинкой букашку по коре гонял. Пять  минут
гонял, десять. Смотрел Жилло, смотрел, и стало ему кисло. Не просыпалось в
душе ничего такого... отцовского...
     - Да, напрасно мы тогда... - пробормотал он.
     - Мне это здорово помогло, - ответила она. - Я ведь, дура, до сих пор
подарочек твой храню. Хотя по нему помойное ведро плачет...
     - Ну так отдай... - все еще мучаясь и переживая, попросил Жилло.
     - Пошли.
     Привела Эрна Жилло в  свой  домик.  Рассказала  по  дороге,  что  муж
оправился, что насчет ребенка подозрений не было, а других  детей  она  не
родила -  сперва  трудно  жить  было,  потом  поняла,  какой  у  нее  Виго
неудачный, и не захотела. И вынула  она  из  шкатулки  с  дешевыми  бусами
бумажку, и развернула бумажку, и достала тусклого золота колечко.
     - Спасибо, что сберегла, - горько улыбнулся Жилло.
     А больше ему и сказать этой женщине было нечего. Сын Виго жил себе  и
жил, имея законного отца и мать, менять тут что-то - нелепо.  Лучшее,  что
Жилло мог сделать - это оставить Эрну с ее семейством в покое. Да,  правду
сказать, именно это ему и хотелось сделать - поскорее оставить их  всех  в
покое.
     Объяснил Жилло Эрне, что нужно ему  поскорее  попасть  в  Кульдиг,  и
пожаловался на мужичков, не решившихся его туда отвезти.
     - Ну и дурачье, - сказала Эрна. - У нас  же  есть  список  доходов  и
расходов для детского дома, а в нем - строчка  "случайные  пожертвования".
Вот туда мы твою плату за повозку и впишем. А пропить  -  пусть  они  свои
последние штаны пропивают!
     Согласился Жилло на такую махинацию - и пожалел. Потому что  когда  к
домику Эрны подкатила телега и Эрна спрыгнула  на  землю,  оказалось,  что
вожжи держит Виго.
     - Женщины решили, что он уже достаточно взрослый, - смущенно  сказала
Эрна. - Вполне может довезти тебя до  Кульдига  и  вернуться  обратно.  Не
такая уж великая наука... Я не хотела... Все так решили...
     Пожал незаметно Жилло Эрне руку, кинул котомку в телегу и сам рядом с
сыном уселся. Поехали.
     Сперва молчали. Жилло колечко  на  пальце  крутил.  Удивительно,  что
нашлось это заветное колечко. Ведь могла выбросить в помойное ведро...
     - Это золотое? - неожиданно спросил мальчик.
     - Нет, Виго.
     - А какое?
     - Ты не поверишь... - и Жилло задумался, вспоминая.  -  Если  хочешь,
расскажу, как оно ко мне попало.
     - Давай, - вялым голосом позволил Виго.
     - Я когда-то травознаем был. Жил с дедом в горах. И целыми  днями  по
склонам лазил, целебные травы  и  корни  искал.  Однажды  вскарабкался  на
вершину, там сосенка крошечная выросла, а в хвое запутался длинный золотой
волос.
     - Из настоящего золота? - не поверил Виго.
     - Да нет, он просто выглядел, как золотой. Я его распутал, растянул -
еле рук хватило. Женский волос чуть ли не в пять футов длиной  -  вот  что
это было такое! Видел ты где-нибудь такие волосы?
     Виго недоверчиво на него покосился.
     - Накрутил я его на палец,  получилось  колечко.  И  так  этот  волос
улегся, что оба кончика потерялись и стало  кольцо,  будто  металлическое.
Носил его, носил - как будто с хозяйкой обручился...
     Сказал это Жилло - и чуть собственным языком не подавился. Так ведь и
получилось! Надел он волосяное колечко семнадцатилетним - и женился  после
этого?  Да  никого  подходящего  не   нашел!   Недавно,   можно   сказать,
окончательно решился - и опять недоразумение. Получается, ждал ту, у  кого
этот длинный волос улетел. Ничего себе обручился! И, главное, на  старости
лет вернулось к нему заветное колечко. К чему бы?
     - А я думал, золотое... - буркнул Виго.
     Дальше ехали молча, пока не добрались до поворота. Из  леса  выбегала
широкая тропа и втекала в большую дорогу. Виго остановил лошадь.
     - Я сойду, ладно? - сказал он. И, неуклюже спрыгнув с  телеги,  пошел
по тропе. Жилло крутил, крутил  колечко  и  вдруг  сообразил  -  парень-то
задерживается! Не случилось ли чего?
     Новоявленное отцовское чувство вытряхнуло его из телеги и погнало  по
тропе. Виго как сквозь  землю  провалился.  Бросив  лошадь  с  телегой  на
произвол ее лошадиной судьбы, Жилло быстрым  шагом  шел  и  шел,  пока  не
увидел сына. Тот был в странной компании - с  ним  беседовала  сгорбленная
старуха, запустив при этом руку в пышный загривок ручного волка. Жилло так
и встал посреди тропы.
     Виго обернулся и посмотрел  очень  даже  недовольно.  Старуха  что-то
сказала ему и пошла прочь, опираясь на своего волка.  А  мальчик  медленно
побрел к отцу, шлепая деревянными башмаками.
     - Это Мартина, - объяснил он. - У нее колени воспалились  и  поясница
болит. Ей уже недолго жить осталось.
     - Ты ей лекарство привез? - спросил Жилло, припоминая, давала ли Эрна
сыну такое поручение.
     - Нет, хлеба полкаравая и сало.
     - Где же ты хлеб держал? - удивился Жилло, потому что никакого узелка
мальчик с собой не имел.
     - Под рубашкой, на пузе, - признался скучным голосом Виго.
     - Мать, что ли, отвезти велела?
     - Нет, мать не знает. Я сам.
     - Сам? - не поверил ушам Жилло.
     - Она же старая и ей недолго жить осталось, - повторил сын, глядя  на
него даже с некоторым удивлением - как это взрослый  не  понимает  простых
вещей?
     Они вышли из леса, сели в телегу и до самого Кульдига не получалось у
них разговора. А до чего кисло было у Жилло на душе - этого  и  вообразить
себе невозможно. Одно  утешало  при  расставании  -  он  знал,  где  живет
мальчик, и мог, если судьба позволит еще не раз туда вернуться.
     - Вот плата за провоз, отдашь матери, - сказал он, вылезая из  телеги
у городских ворот. - Давай езжай скорее, а то уже поздно. Пока вернешься -
ночь настанет.
     - Я ночи не боюсь. Ночью всякие хорошие  вещи  придумывать  можно,  -
сказал Виго. - Ты попробуй. Я когда не сплю, всегда придумываю.  Ну,  будь
здоров, дяденька.
     И уехал. Смотрел ему Жилло вслед, смотрел - пока не  скрылась  телега
за поворотом. Вздохнул -  поговорили  папаша  с  сыночком...  Стало  быть,
ночлег искать надо. Не к лекарю же проситься...  Кстати,  еще  неизвестно,
каким боком вышла ему дурацкая экспедиция графа в замковые мастерские.
     Ночлег Жилло нашел сразу. То есть как - сразу? Сперва шел он из улицы
в улицу, обнаруживая лишь запертые  двери  питейных  заведений.  Очевидно,
Равноправная Дума всерьез принялась за кульдигских пьяниц. А потом  увидел
дверь, ведущую в погребок. Дверь эта была распахнута, внизу было светло, а
уж какой галдеж оттуда шел - так прямо сердце радовалось!  Хозяйка  давала
разгон служанке за разбитую посуду, одновременно костеря  еще  кого-то  за
сырые дрова и иные неприятные вещи. Жилло спустился в погребок - и  только
вовремя брошенная на стол монета угомонила пышную красавицу-хозяйку.
     Она прогнала своих помощников на кухню  и  сама  подала  Жилло  ужин.
Более того - присела рядом, пока он  с  едой  управлялся.  Похвалил  Жилло
стряпню  -  оказалось,  хозяйкина  заслуга.  Похвалил  он  чистоту   -   и
приглашения на ночлег удостоился.
     Тогда он и кабачок похвалил. Особенно ему вдруг полюбились  невысокие
сводчатые потолки. Прямо графским замком повеяло.
     Спросил Жилло у симпатичной хозяйки, что это еще за чудо. И  услышал,
что раньше тут действительно замок стоял, но на  неудачном  месте  -  весь
первый этаж в землю ушел, второй про войне пострадал, его  перестроили,  а
третий уж вовсе заново делали. Чей замок, какого  времени  -  поди  теперь
докопайся! Одни своды остались. Может, двести лет назад под этими  сводами
столы накрывали, жареных кабанов на  огромных  блюдах  выносили...  или  с
охоты всадники сюда прямо на конях врывались, впереди - сам король...
     Охнул Жилло - вот так думаешь, думаешь ночью,  таращась  в  крестовый
свод над головой, и до короля додумаешься! А его и  вспоминать  запрещено.
Был и исчез. Потому что никому в государстве не  нужен.  И  память  о  нем
вытравили... вытоптали... Тьфу! Что там  капитан  про  цветок  на  бархате
говорил? Не вытравили, не вытоптали?..
     Ох, некстати посоветовал Виго родному папочке думать ночью  и  всякие
вещи придумывать. Лежал этот самый папочка и чувствовал, что  разрозненные
нити, которых он за минувшую ночь нахватался,  увязываются  в  один  тугой
узелок. Перстенек, что ювелир  у  лекаря  утащить  пытался.  Подарочек  от
прекрасной соколицы. Странные речи пьяного капитана. Только  возвращенному
колечку в этом узелке места пока не находилось, но чувствовал  Жилло  -  и