Далия ТРУСКИНОВСКАЯ

                          КАК ВЫ МНЕ ВСЕ НАДОЕЛИ!..




                                  ПРОЛОГ

     Значит, скакала на косматом звере, а  огненные  кудри  развевались  и
неслись следом? И красоты была чудесной? И,  взлетев  на  обрыв,  удержала
зверя и громко расхохоталась? Да, пожалуй, я мог бы кое-что рассказать про
эту всадницу, господа мои, пожалуй, мог бы... да...
     Возможно и вы с ней познакомились, сами  того  не  подозревая,  ежели
бывали в графстве нашем лет этак двадцать назад. А точнее -  незадолго  до
того, как отправили в монастырь двух старших графских дочек и  объявили  о
помолвке младшей.
     Стало быть, недели за три до этой  самой  помолвки,  поздно  вечером,
замковые ворота  отворились  и  выпустили  четырех  всадников.  Трое  были
подвыпивший гость-рыцарь и его оруженосцы. Они к нашей  истории  отношения
не имеют. Четвертый выскочил, когда мост уже стали поднимать, обогнал  тех
троих и что есть конского духа понесся по дороге.  Стража  что-то  кричала
ему вслед, но он плевать хотел на стражу и скоро скрылся за поворотом.
     Всаднику исполнилось, по моему соображению, лет девятнадцать.  Из-под
бархатного  пажеского  берета  выбивался  целый   водопад   рыжих   волос,
прямо-таки грива львиная. И  эта  неуправляемая  шевелюра  от  скачки  еще
спуталась, взвихрилась и стала как огромное помело.
     Больше в чертах всадника не было ничего примечательного: белая  кожа,
как у большинства рыжих, острый нос и  подбородок,  складная  мальчишеская
фигурка... да, главное! Он рыдал в три ручья. И, простите, утирал парчовым
рукавом сопли из носа.  А  поскольку  парча  штука  жесткая,  нос  у  него
сделался малиновый.
     Продолжая хлюпать  носом,  всадник  свернул  в  лес  и  вынужден  был
придержать коня, чтобы его не выбила из седла какая-нибудь хитрая ветка. В
конце концов жеребчик и вовсе пошел шагом, а возле Березовых  ворот  встал
как вкопанный.
     Если ваши милости охотились в тех лесах, то  должны  знать  Березовые
ворота. Когда проедешь под ними, то попадешь на единственную ведущую через
болото тропку. А ежели нет... Ну,  вообразите  себе  две  березы,  друг  к
дружке так наклонившиеся, что одна вроде как на плече у  другой  отдыхает.
Это и будут те ворота.
     Возле них уже лет с полсотни нечистая сила пошаливала.  Запирала  их,
что ли? Вроде вот она, тропка, а между березами будто  невидимую  холстину
натянули, упрешься в нее грудью и ни тпру ни ну. А мимо берез идти - так с
головой и ухнешь...
     Вот, значит, нашему пажу тоже кто-то  незримый  холстину  натянул.  И
сидит себе в кустах, ждет, что получится.
     Я так полагаю, любой здравомыслящий человек плюнул  бы  на  Березовые
ворота и домой отправился - мол, не судьба. Но пажик наш был слегка  не  в
себе. И как завопит он рыдающим голосишком!
     - Бабка! - вопит. - Бабуля! Бабусенька! Я это, бабуля!
     Аж спящие птицы с веток посыпались от того вопля.
     Поорал он этак, поорал - и замолк, прислушиваясь. А по  тропинке  ему
навстречу - шаги неторопливые. И  появляется  старая  ведьма  в  клетчатом
платке до земли и с черным котом на плече.
     Ну, описывать ведьму, я думаю, ни к чему - только аппетит отбивать. А
вот кот у нее был необычный. Так сразу и не  поймешь,  чем  он  от  прочих
котов отличается.  Вроде  как  голова  маловата,  лапы  крупноваты,  клыки
какие-то не белые, а вовсе янтарного цвета, и кудлатый, что барбос. Однако
ж кот, без всякого сомнения. Должно быть, заморский.
     Так что бредет эта расчудесная бабуля, скорчившись в три погибели,  и
бормочет:
     - Ох, как вы мне все надоели!..
     Паж увидел ее - с коня сорвался и обниматься к старухе  норовит.  Она
даже кулачишком замахивается - мол, отстань, а то  плохо  будет!  А  пажик
схватил ее в охапку и в щеку целует - тьфу, это ж надо...
     И говорит ей:
     - Бабка Тиберия, что  хочешь  делай,  только  помоги!  На  тебя  одна
надежда! Если же ты мне не поможешь - руки на себя наложу!  Вот  прямо  на
этих самых березах и повешусь! Или в болото сигану! В общем, не  жить  мне
на этом свете...
     - Из болота тебя, милый друг, болотные  черти  выпихнут,  -  спокойно
отвечает бабка, утираясь от его поцелуев. -  И  березовые  ветки  тебе  не
дадутся. Не для  того  я  эти  ворота  налаживала,  чтобы  на  них  дураки
вешались. Ты лучше прямо скажи - сам ничего не напутал?
     - Ничего, бабуля! - рапортует юный паж, преданно глядя ей в очи.
     - В полночь на башню, под открытое небо вышел?
     - Вышел!
     - Догола разделся? Стыд не одолел?
     - Разделся...
     - И носочки снял? - допытывается бабка с намеком.
     - Снял!
     - И крест на животе углем начертил?
     - Начертил!
     И начинает этот безумец для убедительности  камзолишко  расстегивать,
чтобы мазню на пузе показать. Бабка на него руками замахала.
     - Ты что же, так с той ночи и не мылся? - сурово спрашивает. -  Тогда
извини, внучек, но тебя,  неряху,  за  одно  за  это  никакая  девушка  не
полюбит, не говоря уже о молодой графине!
     Задумался паж и опять рубаху в штаны затолкал.
     - Я думал, чем дольше крест продержится, тем  лучше...  Для  крепости
заклинания...
     Усмехнулась бабка.
     - Тоже мне, знаток нашелся... Что дальше делал?
     - Лег, на Луну смотрел. Потом семь  раз  заклинание  повторил.  Уголь
раскрошил, в стакан с водой всыпал. Оделся. Вниз спустился.  На  ее  порог
побрызгал...
     - На порог спальни?
     - Ты же сама велела, бабуля - на порог спальни! И  шерстяные  ниточки
связал, под половицу засунул.
     - Странно... - задумалась ведьма. - Не  действует  мое  колдовство...
Погоди! Вода в стакане была ключевая?
     - Нарочно днем к ключу бегал!
     - Уголь - еловый?
     - Сама же ты мне, бабка Тиберия, дала этот уголек!
     - Верно... Шерстяные ниточки - красные?
     - Самые что ни на есть красные! Из корзинки у старой графини  утащил,
она любит шерстью вышивать.
     -  Ну,  тогда...  -  старуха  помолчала,  хмыкая  и  как-то   странно
причавкивая. - Тогда одно тебе скажу - не удастся тебе приворожить молодую
графиню. Ее еще до тебя кто-то присушил.  И  приворот  его  сильнее  моего
оказался.
     - Ну, бабушка,  тогда  мне  и  впрямь  одна  дорога  -  в  болото!  -
воскликнул паж и, отпустив повод коня, прыгнул с тропинки вбок. Под ногами
хлюпнуло, он запрыгал дальше и действительно на пятом прыжке провалился по
самые уши.
     - Ну как оно, не сыро? - хладнокровно спросила бабка.
     Паж пустил несколько крупных пузырей.
     - Посиди малость, остынь...
     И, выждав несколько, ведьма трижды коротко свистнула. Кот  у  нее  на
плече выгнул спину и роскошно зевнул.
     - У-ху-ху-ху-ху! - раздалось из глубины болота.
     - Поддай-ка, дружочек,  этому  голубчику  снизу  покрепче,  -  велела
бабка. - А то, гляди, ревматизм схватит.
     - Э-хе-хе-е... - согласились в болоте, и  неведомая  сила  вытолкнула
пажа, так что он, бедняга, взлетел  мало  чем  пониже  Березовых  ворот  и
приземлился на тропинку возле ведьмы. Болотная грязь сразу  же  потекла  с
него.
     - Ничего себе! - восхищенно произнес паж, ощупывая то, что у  всех  у
нас расположено пониже спины.
     Бабка критически его оглядела.
     - Делать нечего, придется тебе заглянуть ко  мне  в  гости,  одежонку
просушить, - решила она. - Не стоит тебе в таком виде домой  возвращаться.
Поди объясни всякому, где ты побывал да что из этого получилось...
     - А поможешь? - с надеждой спросил паж.
     -  Почиститься  помогу.  А  насчет  молодой  графини  -  там,  видно,
посильнее меня колдун потрудился. Деньги я тебе, конечно, верну... Раз  уж
неудача получилась...
     Она повернулась и пошла по тропке. Ворота пропустили и ее, и пажа. Но
когда конь решил было последовать за хозяином, то  натолкнулся  грудью  на
холстину-невидимку. Так и встал, как вкопанный.
     Избушка оказалась в трех шагах от ворот.
     Ну, описывать эту хибару незачем -  вы,  господа  мои,  сами  не  раз
заглядывали в такие апартаменты,  то  рану  залечить,  то  за  приворотной
травкой, вроде нашего пажа, а то еще, боже  упаси,  за  той  водичкой  без
цвета,  вкуса  и  запаха,  от  которой  врагам  нездоровится...   простите
великодушно!
     Ведьма завела туда пажа, спустила с плеча кота и  стала  подбрасывать
дрова в очаг, разводя большое пламя. Паж тем временем  разделся  догола  и
завернулся в клетчатый платок старухи размером с доброе одеяло. Она  взяла
его пожитки, встряхнула так, что вся сырость из  них  с  брызгами,  должно
быть, вылетела, и развесила над огнем.
     - Бабушка, а бабушка, - обратился к ней паж. - А если молодую графиню
раньше меня присушили, может, все-таки удастся ее отсушить? А?
     - Может, и удастся - проворчала старуха. - Только я  этим  заниматься
не стану.
     - Бабушка, а бабушка!
     - Чего еще?
     - А как узнать, присушили ее или не присушили?
     Ведьма задумалась.
     - Я тебе дала довольно сильное заклятие. Сильнее елового  уголька  да
креста на живом теле может быть только трава тысячелистника,  собранная  в
полночь и заговоренная над зеленым огнем. Или иголка, вымазанная в крови и
воткнутая за стропила... Но ту еще смотря как воткнешь. Тоже - наука...
     - За стропилами? - переспросил паж.
     - Да. Хочешь - заберись в  спальню  к  графской  дочке,  пока  она  с
подружками в саду гуляет, и посмотри сам. Может, найдешь ржавую иголку  за
стропилами или пучок тысячелистника в ином укромном  месте.  Да!  Если  по
четырем углам пятнышки на полу, вроде как  зеленоватой  краской  брызнули,
это - тоже заговор! Только послабее елового уголька.
     - Бабушка!
     - Что, внучек?
     Внучком ведьма звала пажа, конечно же, в насмешку. Он ей не то что во
внучки - в прапраправнучки, пожалуй, годился.
     - Бабуль, а пошла бы ты со мной в замок, а?  Вместе  бы  поискали!  -
предложил паж.
     От такой наглости ведьма онемела.
     - Ты, внучек, должно быть, не знаешь, что я со своего  болота  никуда
не ухожу, - ласковенько сказала она, опомнившись. - Сундук серебра  сулили
мне, чтобы на день съездила в город, посмотрела бургомистрова  сынка,  что
таял, как свечка. И лошадей  к  Березовым  воротам  привели.  Не  поехала.
Мальчонку сюда везли.
     - И что же с ним было?
     - Ерунда, мачеха след вынула. Я в глазки  этой  мачехе  только  разок
посмотрела - и сама она  во  всем  повинилась.  А  когда  правда  на  свет
выплывает - бывает, и болезнь сама проходит.
     - Так что не пойдешь со мной, бабуля?
     - Не пойду, внучек. Деньги твои верну, коли не заработала,  а  отсюда
не двинусь.
     Паж вскочил и запахнулся в платок.
     - Тогда, бабушка, и деньги отдавать будет некому.
     - Это почему же?
     - Покойнику они без надобности!  А  жить  без  графской  дочки  я  не
собираюсь! Вот!
     - Не скоро ты еще станешь покойником.
     - А вот увидишь!
     И паж как был, в клетчатом платке, мотнул рыжей гривой и выскочил  из
ведьминой избушки.
     - Стой! - закричала старуха. - Куда?! Штаны надень!
     - Покойнику и штаны не нужны! - донеслось с болота.
     Вскинув на плечо кота, похватав сушившиеся над очагом камзол и прочую
одежонку пажа, ведьма кинулась за дверь.
     Говорят, дураков, влюбленных и пьяных сам Бог бережет. Не знаю, выпил
ли в ту ночь наш пажик хоть каплю хмельного, а что был  он  и  дураком,  и
влюбленным сразу - это, господа мои, уж точно! Потому в порыве неслыханной
удачи пролетел он над гиблыми и топкими местами, минуя Березовые ворота, и
опомнился лишь на опушке лесной. И сам удивился - как это не провалился  к
чертям болотным?
     Через несколько минут его  нагнала  ведьма.  Она  спешила,  озираясь,
шустрой побежкой, вроде даже и неприличной  для  ее  древних  лет.  Но  на
опушке было старухе что-то неуютно, словно боялась она неведомого врага.
     - Держи штаны свои с башмаками, отдавай мой платок!
     - Не отдам! - паж вцепился в платок и отскочил.
     Старуха швырнула наземь вещички пажа и погналась за ним. Но  парнишка
был быстрее, да и немудрено - в девятнадцать-то лет.
     - Сходишь со мной в замок - отдам! - обещал он, уворачиваясь.
     - Да не могу я в замок! - взмолилась ведьма. - Нельзя  мне  вообще  с
болота выходить!
     - Почему, бабушка?
     - Нельзя - и все тут! Думаешь,  почему  Березовые  ворота  болото  на
запоре держат? А?
     - От кого же ты бережешься?
     - А-а... - И бабка махнула рукой.
     - Бабка, бабулечка, бабуся моя ненаглядная! - запричитал хитрюга паж.
- Ты только сходи со мной в замок, помоги отсушить  чужую  присушку!  А  я
тебя в обиду не дам! Вот увидишь Ты только скажи,  от  кого  прячешься!  И
пусть он сразу гроб заказывает!
     - Ну, скажу я тебе, что лучше бы мне на глаза не попадаться  великому
магу Маргарелону. А-а, молчишь? Поди сладь с магом Маргарелоном!  Так  что
забирай-ка ты, внучек, свои штаны и отдавай мне платок, домой побегу. Ведь
если он почует, что в моей ограде щелка завелась, - проскользнет, и  будет
мне тогда плохо.
     - Значит, ты, бабушка, только на болоте  в  безопасности?  -  спросил
паж, понемногу отступая с опушки через поляну к дороге.
     - Только на болоте.
     - И что же ты такого натворила?
     - Ох, внучек... - ведьма громко вздохнула.
     - Да, бабушка... - вздохнул и  паж.  -  Мне  бы  теперь  коня  найти.
Спасибо тебе, что хоть старалась помочь.  Видно,  рыжим  на  роду  неудачи
написаны.
     - Да уж, - ведьма поглядела на спутанную шевелюру пажа и хмыкнула,  -
от твоих волос огонь в очаге разводить можно,  или,  к  примеру,  пушечный
фитиль  запаливать.  Неудивительно,  что  молодая  графиня  на  смех  тебя
поднимает.  Послушай,  а  не  покрасить  ли  мне  тебя?  Могу   прекрасный
темно-русый цвет изготовить. И денег не возьму.
     - Нет, бабка, так еще хуже будет, - подумав, решил паж.  -  Меня  все
крашеным прозовут и засмеют. За крашеного-то она уж точно не пойдет!
     - Ну, как знаешь. Платок-то будешь возвращать?
     - А коня?
     - Свистни - прибежит.
     Паж свистнул, бабка сделала пальцами загогулину в воздухе  -  и  конь
действительно выскочил из кустарника, встал с  ними  рядышком  и  негромко
заржал.
     - Отвернись, бабуля, - попросил паж, - а то мне одеваться неловко.
     Ведьма отвернулась - и что же тут случилось, господа мои?
     Пажик-то был не дурак!
     Оделся он с той молниеносностью, которая всем вам наверняка  известна
- бывает в жизни, что выскакиваешь из теплой  постельки,  одну  ногу  -  в
штаны, другую - в башмак, а рукой хватаешь сразу  камзол,  пояс  и  шляпу,
выпихиваясь притом в потайную дверь, да еще посылая на прощанье  воздушный
поцелуй... Да-а, дело молодое...
     Оделся наш паж именно с такой умопомрачительной скоростью и  бесшумно
вскочил в седло. А далее? Подхватил он сзади бедняжку ведьму, перекинул ее
поперек седла и дал жеребчику шпоры! Черный кот едва успел вцепиться ей  в
плечо, отчего ведьма взвыла. Но поздно было выть и брыкаться -  уже  несся
конь к замку, уже показались стены, уже послышалась перекличка часовых.
     В тени раскидистого дуба  остановил  паж  коня  и  спустил  на  землю
старуху.
     - Ну, бабушка, выхода нет! - объявил он. - Пойдешь ты сейчас со  мной
в замок отсушивать молодую графиню!
     - А если не пойду?
     - Ну, тогда мне одна дорога - в петлю! -  затянул  молодой  паж  свою
старую песню. - Потому что без молодой графини мне не жить! И  ты,  бабка,
во всем будешь виновата!
     - Опять я во всем виновата! - воскликнула ведьма. - Кто  меня  только
не пугал! Вы дурью маетесь, а я - виновата! Ох, как вы мне все надоели!
     - Бабка, бабулечка, миленькая! - взмолился паж. - Ну, ты  же  все  на
свете можешь! Никто другой меня не спасет, только ты! Ведь и  ты  когда-то
была молодая... - неуверенно добавил он, потому что,  глядя  на  ту  грушу
сушеную, в которую превратилось лицо ведьмы,  действительно  не  верилось,
что когда-то давно, сто лет назад, та груша была свежим личиком.
     - Была, ну и что? - сердито отрубила старуха. - Я, между прочим, сама
своими делами в молодые годы занималась и на помощь никого не звала.
     - Бабка, а ты когда-нибудь любила?! - с отчаянием воскликнул паж. Вся
его надежда была на  то,  что  всколыхнется  в  ведьминой  душе  столетнее
воспоминание и нахлынет на старушку чувствительность.
     - Но услышал бедняга в ответ что-то вроде змеиного шипа и поостерегся
повторять свой пылкий вопросец.
     - Ну что же, - промолвил он. - Значит, бери  моего  коня,  бабуля,  и
возвращайся домой. - А я... А мне... А меня...
     Ведьма внимательно посмотрела  на  него  и  обвела  обеими  руками  в
воздухе контуры его фигуры.
     - Веревка  порвется!  -  обрадовала  она  пажа.  -  У  ножика  лезвие
сломается. А яда сейчас ни у кого в замке нет. Вот разве что ты за ядом ко
мне же и прибежишь...  Будь  здоров,  внучек!  Забеги  как-нибудь,  деньги
верну. Конь через четверть часика прибежит.
     Она ловко, как молодая, вскочила в седло, не уронив  с  плеча  своего
кота, ударила по конским бокам пятками и ускакала.
     Паж остался посреди дороги, соображая, как быть дальше, и  было  ему,
господа мои, совсем невесело. Вдруг он услышал стук копыт. А через  минуту
увидел и своего коня с бабкой в седле.
     - Ну, спасибо тебе, внучек! - объявила бабка. - Накликал ты  на  меня
беду! Пронюхал-таки Маргарелон, что вышла я за свою ограду! Теперь  мне  в
избушку хода нет!
     - Бабка, это же замечательно! - обрадовался паж. -  Давай  я  тебя  в
замке спрячу! Там у нас такие тайники! Мы, пажи, все облазили, все знаем!
     -  А  есть  ли  у  вас,  к  примеру,  комната  с  восемью  углами?  -
заинтересовалась ведьма.
     - Есть, в Северной башне, внизу!
     - А рыбьих костей ты мне на кухне раздобудешь?
     - Ой, бабуля, да хоть ведро!
     - И мела кусок, и сосновые угли, и веревку крепкую с шестью узлами, -
стала  перечислять  бабка,  одновременно  припоминая  какое-то   очередное
колдовство.
     - И веревку! И узлы! - с восторгом повторял паж.
     - Тогда я, может, и сумею у вас отсидеться. Ну, давай,  веди  меня  в
замок.
     - Знаешь, бабуля, лошадь мы пока здесь привяжем, а сами  спустимся  в
ров и взберемся на стену, там у нас секретный лаз.
     - В мои годы по рвам ползать да  по  стенкам  лазить?  -  возмутилась
ведьма. - Едем через мост.
     - А стража? Меня-то ведь знают, тебя могут не впустить.
     - Глаза отведу. Это дело обычное.
     И знаете, господа мои, так она отвела страже глаза, что  померещилась
им за спиной у пажа котомка старая, в чем они потом и  заверяли  клятвенно
старого графа, попробовавшего было разобраться, с чего вдруг ночью в замке
чудеса творились.
     Впуская невесть где прошлявшегося этак с полночи пажа, стража  шутила
на разные лады, предлагая ему то старый потник из-под седла  для  утирания
соплей, то престарелую бабку  замкового  повара  для  усмирения  юношеских
страстей. И стражу  понять  можно  -  поторчи-ка  всю  ночь  у  ворот  без
развлечений...
     Ну, въехали, стало быть, паж с ведьмой  в  замковый  двор,  привязали
коня к коновязи, рассчитывая, что утром у конюхов  хватит  ума  расседлать
его и поставить в стойло, и  прокрались...  на  кухню,  господа  мои!  Но,
понятно,  не  к  поварской  бабке.  Просто  пажу  каждый  день  доводилось
принимать блюда у поваров и подавать  их  на  графской  стол.  Поэтому  он
прекрасно знал дорогу от кухни до графских покоев со всеми ее закоулками и
мог при желании так там спрятаться, что и с собаками не нашли бы.
     Во он и вывел ведьму прямиком в трапезную, а оттуда по витой лестнице
- в галерею и в Южную башню, где помещалось почти все графское семейство.
     А надо отдать графу должное - он так велел перестроить старый  замок,
что, пожалуй, только стены остались прежние, да еще  трапезная  -  неохота
была с таким необъятным сараем возиться.  Покои  госпожи  графини  и  юных
гр