Жилло, беря мерина  с  другой  стороны  под
уздцы. - Это же по всем статям боевой конь. Ему в кавалерии место.
     - Вот поди скажи это  Равноправной  Думе!  -  обернувшись  на  всякий
случай по сторонам, шепчет конюх. - Я тоже считаю, что  ему  в  драгунском
полку место. А мне сказали - у нас не только люди, но и лошади равны,  так
что пусть таскает карету, чем он лучше упряжных лошадей!
     За таким разговором они до  конюшни  дошли.  Конюшня  длинная,  вдоль
наружной стены форбурга. Конюх мерина в  стойло  повел,  оставив  Жилло  у
входа. Тот повертелся, повертелся - ну, не  понять,  как  в  эту  ночлежку
попадают, не по воздуху же! А тут и конюх вышел.
     Видя, что мужичок принимает его за  кого-то  новенького  из  замковой
обслуги, Жилло не стал ему говорить про ночлежку, это всегда  успеется.  А
сказал вот что.
     - Должно быть, ровный у этого злодея галоп. Охотно бы я его в  манеже
попробовал. Люблю этих скотов, прямо сил нет.
     - В замковой конюшне служить - сердце  кровью  за  них  обольется,  -
ответил конюх. - Кони замечательные, породистые  -  а  их  именно  за  это
упряжными сделали. Равноправие! Какое может быть  у  лошадей  равноправие?
Вот сейчас на ночь глядя велено четырех лошадей седлать и выводить. Успели
они поесть, успели отдохнуть? Никого это не беспокоит!
     - Пойдем, помогу оседлать, - предложил Жилло. Была у него при этом  и
задняя мысль - не болтаться почем зря во дворе форбурга, мало ли кто  туда
сейчас заявится за четверкой лошадей.
     Взяли они с конюхом тяжелые седла с  торчков  в  бревне,  потащили  к
стойлам и, беседуя  негромко  о  лошадиных  делах,  седлать  стали.  Конюх
обрадовался,  что  собрат  по  духу  нашелся,  стал  жаловаться.  Выезжает
Равноправная Дума с помпой - каждому члену всякий  раз  запряжка  в  шесть
коней положена. А всей дороги -  с  горы  в  Кульдиг  съехать  да  обратно
вернуться.
     Тут во дворе форбурга голоса послышались,  конюх  откликнулся,  Жилло
насторожился - уж больно знакомым один  голосок  показался.  Вышел  конюх,
ведя в поводу оседланного коня, Жилло следом прокрался, выглянул -  точно.
Полицейского офицера нелегкая принесла, одного из тех, что сегодня  допрос
вели и с золотыми волосами сражались. И еще трое с ним, и фонарь  кованый,
хитро устроенный так, чтобы на скаку не  гас.  Офицер,  видно,  главный  -
сунул руку под конскую подпругу, рассердился, перетянуть велел,  а  потом,
задрав коню поочередно все четыре ноги, ковырнул пальцем подковы.
     - Если по дороге отвалится и конь подо  мной  спотыкаться  начнет,  в
подземелье сгною, - предупредил конюха. - Дело  государственное.  За  ночь
обернуться нужно.
     - Далеко собрались, братец? - спросил конюх. - Может, торбы  с  овсом
возьмете?
     - Незачем. До  Полосатого  мыса  и  обратно,  да  там  еще  попетлять
придется, пока нужное место найдем. Нет, обойдемся без овса,  до  рассвета
должны обернуться...
     Очень не понравилось Жилло это путешествие. Уж не к лесному ли хутору
направилась компания? Уж  не  снабдил  ли  их  окаянный  лекарь  обещанной
картой?
     Подождали четверо, пока конюх еще трех лошадок вывел.  Точно  так  же
главный седловку проверил, копыта посмотрел. Жилло прямо зауважал  служаку
- знает свое дело.
     - Ты смотри, спи не так, чтоб без задних  ног!  -  сказал,  садясь  в
седло, офицер. - А то приедем, свистнем - и будем  ждать  целую  вечность,
пока откроешь. Вот тоже удовольствие...
     Оказалось, из форбурга наружу вели парадные, можно сказать, ворота, в
которые воз с сеном бы проехал, и по другую сторону конюшни -  неприметная
калитка, вроде той, что соединяла форбург  с  Коронным  замком.  Так  вот,
выехали всадники через калитку и исчезли. Даже копыта не стукнули.
     - Эй! Братец! Ты куда подевался? - шепотом позвал конюх Жилло.
     Тот затаился. Очень у него нехорошо было на душе. Почему  полицейский
со свитой не может вернуться в замковый двор? Ведь у ворот всегда  дежурит
привратник, в любое время такую важную шишку  выпустит  и  впустит.  Зачем
такие секреты? Что за баловство?
     Конюх долго звать не стал. Как пришел разговорчивый  человек,  так  и
ушел. В самом деле, что за удовольствие - ночью на конюшне седлать лошадей
для полиции? Для себя - другое дело.
     У  конюха  на  сеновале  резиденция  была  оборудована.  Туда  он   и
отправился ночевать. А Жилло как забрался в пустое стойло,  так  и  торчал
там, пока не понял - все, замок уснул, форбург уснул, конюх храпит на  всю
округу, теперь приличному человеку и верхом покататься можно.
     Из всех лошадей выбрал Жилло упрямого мерина. Даже  порадовался,  что
его в ночную экспедицию не взяли. Чем-то этот вредный мерин ему полюбился.
     Жилло с кавалерийскими лошадьми дела, конечно, никогда не  имел  -  у
старого графа приличных коней уже не водилось. И сам  удивился  тому,  что
брякнул про мерина. Брякнул, а оно правдой оказалось. Верхом он,  конечно,
гонялся. В последнее время - больше в воспитательных целях, чтобы молодого
графа из-за книг вытащить. Да, хорошо жилось ему в Дундагском замке, тихо,
мирно, и ведь даже подумывал  жениться,  и  ведь  женился  бы,  не  понеси
нелегкая молодого графа в столичный университет! Студиозус!..
     А теперь - седлай упрямую скотину, вытаскивай ее  в  такую  же  узкую
калитку, причем нельзя одновременно и за повод потянуть, и  сзади  кулаком
треснуть! Прямо хоть конюха того добродушного буди...
     Мучился Жилло, мучился, но выволок коня. Оказался в зарослях какой-то
колючей дряни. Может, боярышника, а  может,  терновника.  Тропинка  узкая,
извилистая, тоже вроде серпантина, плаща нет - противно...  Полицейский  с
командой - те хоть в плотных плащах, все не так колко. И тропинку знают.
     Очевидно, следовало довериться вороному мерину. Жилло так решил,  что
ему по этому склону приходилось не раз ночью подниматься и спускаться. Сел
поудобнее, назад откинулся - ступай, лошадка! Мерин голову опустил и пошел
петлять. Холм-то, на котором Коронный замок поставили, высокий. С  него  и
по мощеной дороге ясным днем спускаться умаешься.
     Как раз когда у Жилло последнее терпение окончательно лопнуло,  вывез
его мерин к подножию холма. Теперь оставалось вспомнить, с  какой  стороны
Виго подвез его на телеге к Кульдигу. И развернуть коня мордой  аккурат  в
ту самую сторону.
     Тут  вдруг  замер  конь,  постоял,  как  каменный,  и  мордой  мотать
принялся. Как будто лезет ему  в  уши  какая-то  дрянь  летучая.  И  Жилло
насторожился. Звуки он услышал - заунывный такой свист. И шел  этот  свист
сверху, от Коронного замка.  Будто  оседлал  стену  полуночный  свистун  и
разучивает что-то такое... уж вовсе похоронное...
     До чего не понравилась Жилло мелодия! Ему,  к  сожалению,  с  детства
медведь на ухо наступил, в музыкальной гармонии графский слуга ни уха и ни
рыла не смыслил. Простую песенку пропеть без конфуза - и то для него  было
непосильной задачей. А тут - отвращение проняло душу. Как  будто  ему  всю
жизнь не было безразлично, какую такую заунывность  выводят  на  скрипках,
виолах и новомодных виолончелях!
     - Эй, коняшка, - обратился он к мерину. - Если  тебя  от  этой  дряни
тоже с души воротит, то какого же лешего ты торчишь пнем,  а  не  удираешь
подальше? Ну-ка, братец мой с копытами,  давай-ка  сдвинь  с  места  левое
копыто, а потом сдвинь с места правое копыто, тебе и полегче будет!
     Мерин как будто понял - чуть не с места в галоп поднялся. И  поскорее
понес Жилло прочь от этого противного свиста. Надо сказать, долго  они  от
него удирали. Казалось бы, уже и Коронного замка не видать, а мерзость эта
все уши сверлит. Еле отделались.
     И вот идет коняшка для отдыха рысью, идет себе, идет -  и  самовольно
переходит в легкий галоп. Ну, скучно ему рысить,  веселый  он  по  натуре!
Жилло не вмешивается - коню виднее, как  перемещаться,  и  только  слушает
дробь галопа - тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та... И высовывается  из  этой
дроби мелодия, и опять в ней прячется, и  опять  возникает.  Живая  такая,
упрямая - назло тому свисту. Сбился конь, поправился, а мелодия сбой  этот
живенько в себя вплела, будто так и надо. Впору запеть  бедному  графскому
слуге, которому, может, даже и не один медведь лапой на  ухо  наступил,  а
все медвежье семейство. Отродясь не пел, а глянь ты - потянуло... Впрочем,
ночь замечательная, травы и деревья пахнут, как сумасшедшие, звезды сияют,
дорога пустая, слушать и критиковать некому. Можно и запеть...
     - Стало небо бездонным, изумрудной - трава, опьянил аромат лесной,  -
вот что сочинилось у Жилло, хотя он  отродясь  этим  делом  не  баловался.
Правда, знал, что такое рифма. Теперь требовалась строчка, чтобы кончалась
рифмой к слову "трава". Раза три или четыре в жизни Жилло искал рифму -  и
всякий раз взмокал, будто пни корчевал. А сейчас две  объявились  сразу  -
"дрова" и "права". Поэтому пришлось оборвать песню.
     "Права" Жилло отверг сразу -  на  воспоминания  о  Равноправной  Думе
наводили. А "дрова" тут были вовсе ни при чем. Требовалась третья рифма  -
и она пришла в голову внезапно, как то  золото,  которое  выплеснулось  из
зеркала!
     - Стало небо бездонным, изумрудной - трава, опьянил аромат лесной,  а
в ушах зазвенели золотые слова! - воскликнул Жилло, напрочь  выбившись  из
ритма галопа. - Ничего себе!..
     Сумасшествие продолжалось. В ушах действительно зазвенели  слова.  Он
повторил их вслух.
     - Все, кто любит меня, - за мной!..
     Очень тут захотелось Жилло ущипнуть себя за задницу  и  проснуться  в
Дундаге, в теплой постельке. Из его рта песня вылетела! О чем,  правда,  -
непонятно. За мной? Куда - за мной? И кто его на этом  свете  любит,  если
любить законом запрещается?
     Но от песни вроде и запахи лесные стали сильнее, и звезды - ближе,  и
был в ней золотой звон - может, подков, а может, радости.
     Даже коню, видать, это художество понравилось - прибавил шагу.  Ходко
пошел. Разогнался тяжеловатым, но мерным галопом - поди останови!
     Дорога к Полосатому мысу была для Жилло нелегкой еще  и  потому,  что
он, путешествуя на телеге с Виго, ни разу не обернулся. Не думал, что  ему
придется скакать тут ночью. А вот пришлось - и он  совершенно  не  узнавал
этих мест. Скоро ли поворот к  лесному  хутору,  Жилло  понятия  не  имел.
Тропинка выбегала из леса под острым углом  -  ее  и  днем  заметить  было
мудрено.
     Увидев крыши поселка,  Жилло  понял,  что  проворонил-таки  тропинку.
Поехал обратно, на сей раз оборачиваясь - под одной из тех крыш спал Виго,
спал и сны смотрел. А папочка носится вокруг на вороном мерине,  и  сказал
бы кто папочке, зачем он это делает...
     Поехал он рысцой, стало быть, да вдруг натянул  поводья,  потому  что
раздался в лесу волчий вой. Такой, что хоть уши затыкай.
     Очевидно, песенка в Жилло тонкий музыкальный слух разбудила.  Ввинтил
он по пальцу в каждое ухо. Подождал чуток. Вынул пальцы  -  а  вой  словно
повис над лесом. И вдруг крик раздался.  Острый  такой  крик  -  до  самых
печенок проникающий.
     Достал Жилло моряцкий широкий нож, поскакал на голос. Тут и  тропинка
утоптанная коню под копыта подвернулась. Мчится Жилло по тропинке - а  ему
навстречу глухой такой перестук. Конный, значит, и тоже  -  галопом.  Свет
мелькнул меж стволов. Конный с фонарем - из той полицейской  команды,  что
ли?
     Разогнался на узкой тропинке вороной мерин, разогнался и другой конь.
Посторониться некуда - сшиблись грудь в грудь. Жилло из седла  вылетел,  в
куст влетел, хорошо, не лбом в березу.
     Высунулся - кони вдвоем  среди  тонкого  осинника  словно  сцепились,
бьются. Человек на  тропе  встает,  шатаясь,  фонарь  поднимает  и  бежать
пытается, да только ноги подкашиваются - здорово  к  земле  приложился.  А
мимо Жилло проносится серая тень, другая, третья, четвертая...  Волки!  За
человеком!
     Бросился Жилло коня из осинника выпутывать. Тот  ошалел,  не  дается.
Вдруг там, куда волки понеслись, предсмертный крик раздался. Поздно, стало
быть, на выручку скакать.
     Вывел наконец Жилло на дорогу мерина и -  в  седло,  и  -  к  хутору.
Что-то там было неладно.
     Споткнулся мерин, шарахнулся. Посмотрел  Жилло  -  вроде  о  человека
споткнулся. Вроде о мертвого. Этого еще недоставало!
     Еще дважды вот так спотыкался вороной  мерин.  Итого  -  четыре.  Вся
команда.  Только  люди.  Лошадей  звери  не  тронули.  Интересные   волки,
однако...
     Внезапно лес кончился, поляна в лунном свете  явилась,  черный  кубик
домика на ней, желтое окошко. Подъехал Жилло, смотрит  -  дверь  раскрыта.
Соскочил с коня, нож выставил, вошел...
     А на него с пола Виго смотрит. Сидит мальчишка на полу, рукав грязной
серой рубашки в крови, голову старухину на коленях держит.
     - Сынок! - воскликнул Жилло. - Как ты сюда попал?
     - Я же говорил, что она долго не проживет, - сказал ребенок.
     - Кто тебя ранил? - хватая мальчишку за плечо и поворачивая  к  себе,
спросил Жилло.
     - Дядьки из города. Они не знали, что я здесь ночевать остался.
     Мальчишка был поразительно спокоен.
     - Ты зачем сюда ночевать пришел?  -  строго  спросил  Жилло,  пытаясь
поднять его на ноги. - У тебя что, своего дома нет? Пошли отсюда,  я  тебя
домой отвезу, я на лошади. Вот чего выдумал - по ночам в гости ходить!
     Но сын как-то небрежно от его руки освободился.
     - Помнишь, я говорил, что она долго не проживет? - повторил  мальчик.
И уставился в лицо покойнице.
     Жилло даже дрожь пробрала. Сопляк, от горшка два вершка, и мертвых не
боится! Держит на коленях голову, кровь  под  него  затекла,  и  ничего  -
размышляет о чем-то своем, как ни в чем не бывало.
     В груди у старухи торчал нож.
     И, глядя на этот нож, Жилло понял, что никогда уже не узнает,  как  к
ней попал королевский перстень. Хуже того - некому теперь сказать  судьям,
что лекарь действительно получил этот перстень много лет назад в уплату за
лекарство. Вот зачем была ночная полицейская вылазка. И обречен на  эшафот
молодой граф, и обречена принцесса.
     В дверном проеме появился волк. Он смотрел на Жилло тяжелым взглядом,
как бы говоря - как, разве был еще  один?  Разве  он  уцелел?  Ладно,  это
ненадолго.
     Жилло вспомнил, что у него в руке нож, и встал в боевую стойку.  Волк
показал клыки. Вошел и сел с ним рядом еще один зверь.  Просунулась  между
ними морда третьего. На хутор пришла вся стая.
     Жилло закрыл собой ребенка. Трое волков  подошли  на  шаг.  Остальные
остались во дворе.
     - Не трогай его, Тармо, - сказал Виго, вставая  и,  в  свою  очередь,
заслоняя Жилло. - Это совсем чужой человек. Я его знаю.
     Волк сделал еще один шаг - и Жилло  увидел  у  него  на  шее  толстую
серебряную цепь с медальоном.
     - Я  опоздал,  -  сказал  Жилло,  потому  что  звук  речи,  казалось,
действовал на зверя успокоительно. - Я ехал за ними от Коронного замка, но
заблудился. У меня не было фонаря. Слышишь, Тармо? Я знал,  что  они  ищут
старуху Мартину. Это все из-за перстня, Тармо, из-за королевского перстня,
понимаешь, Тармо?
     - Он все понимает, - ответил за волка Виго. - И они тоже опоздали.
     А волк два раза с достоинством кивнул.
     Встряхнулся Жилло. Это ж  надо  -  волки  тут  у  них  по-человечески
разговаривают! А зверь подошел совсем  близко  и  мордой  его  руку  снизу
подтолкнул - вроде как направляя эту руку к мертвой старухе.
     - Чего он от меня хочет? - спросил у сына Жилло.
     - Ее похоронить надо, - объяснил Виго. - Они же сами могилу  выкопать
не сумеют. Я тебе помогу.
     И уже ничего удивительного не было в том, что во дворе их ждал волк с
фонарем в зубах. Жилло отыскал в сенцах  лопату,  Виго  прихватил  горящую
свечу. Место для могилы выбрал Тармо -  там,  где  на  опушке  рос  пышный
сиреневый куст.
     - Они вместе эту сирень сажали, - объяснил Виго, который, как  видно,
хорошо знал историю этого странного семейства.  -  Бабушка  издалека  куст
принесла.
     Земля была мягкой, но  работы  хватило.  Завернуть  тело  пришлось  в
одеяла - тут уж было не до гроба.
     Понемногу начало светать.
     Волки, что над могилой кружком стояли, стали потихоньку  отступать  к
лесу.
     - Ты не бойся, Тармо, - сказал мальчик  волку.  -  Я  буду  приходить
сюда. Я все знаю и помню. Я никому не дам тронуть ножи. И бутылку спрячу.
     Опустился он на колени и обнял волка, зарылся лицом в жесткую  пышную
шерсть загривка. Волк вывернулся и лицо ему облизнул.
     Встал Виго и долго смотрел вслед уходящим волкам.
     - Один я теперь остался,  -  пожаловался  он  Жилло.  -  Они  надолго
ушли...
     - У тебя мама есть, отец, - напомнил воспитательным голосом Жилло.  -
Как же это один?
     Но ребенок так на него посмотрел - все про маму и отца стало ясно.
     Подумал Жилло - а не сказать ли правду? Подумал - и не решился.
     Посадил он Виго на коня перед собой, повез к  поселку.  Уговаривал  о
бабушке не сильно тосковать - старенькая уж была, сам говорил - ей недолго
жить осталось. Обещал,  что  волки  ненадолго  ушли  -  обязательно  скоро
вернутся. Говорил, как с маленьким, и  самому  было  неловко,  потому  что
иначе с детьми разговаривать просто не умел.  Обещал,  прощаясь,  в  гости
приехать. Виго все  это  спокойно  выслушал.  Как  над  мертвой  старушкой
слезинки не проронил, так и теперь - ни словом,  ни  улыбкой  не  показал,
хочет он видеть Жилло в гостях или без него прекрасно обойдется.
     Расстались...
     Выехал Жилло на дорогу, а куда податься  -  не  знает.  Может,  не  в
Кульдиг ехать, а шхуну "Золотая Маргарита" искать? Может, и вовсе к волкам
присоединиться? Чем им в лесу плохо живется? Тем более, что никакие это не
волки...
     Еще когда Жилло  с  молодым  графом  из  Дундагского  замка  выезжал,
остерегали их от оборотней, обманного озера и  прочих  страстей.  Ну  вот,
извольте радоваться - стая оборотней. Настой то ли волчьей  ягоды,  то  ли
другой какой дряни, кувырок через воткнутый в землю нож... Наука нехитрая,
если знать еще кое-какие тонкости. Не верил Жилло в оборотней, не верил, а
они - вот, по лесу шастают! Единственного его  сына  с  толку  сбивают!  И
один, кажется, ждет его на дороге.
     Действительно, вышел крупный зверь, сел, смотрит, Серебряная  цепь...
Тармо.
     Конь побоялся подойти, Жилло слез, обе руки к зверю протянул.
     - Ну, иди сюда, что ли? Ты мне что-то сказать хотел?
     Подошел волк, обнюхал ему руки. Жилло на корточки опустился - поближе
к суровой морде. Волк сел и в глаза ему уставился.
     - Молчишь? Говорить несподручно? - усмехнулся  Жилло.  -  Да,  братец
Тармо, еще неизвестно, что в этом государстве лучше  -  быть  вольным,  но
немым, или говорящим,  но  равноправным...  Это  ведь  ты  -  тот  парень,
которого думский лекарь лечил.  Это  ведь  за  тебя  королевским  перстнем
заплатили. И бабушка твоя  из-за  перстня  погибла  -  чтобы  не  помешала
хорошего человека оклеветать. Вот так-то, брат волк. Теперь и графу моему,
и принцессе одна дорога - под топор палача.
     Волк уши насторожил.
     - Поеду я в Кульдиг, Тармо, - решился наконец Жилло. - Может,  что  и
получится. Правда, дело такое, что непонятно, с  которого  конца  за  него
приниматься. Но знаю я, как пробраться в форбург,  знаю,  что  в  Девичьей
башне потайная лестница есть снизу доверху. И знал бы ты, брат  волк,  что
за красавица живет в этой башне и что у нее за коса, в  руку  толщиной!  И
глаза у нее серые, и брови  тонкие  вразлет,  и  вся  она  -  как  молодая
соколица...
     Вздрогнул волк, задышал часто, пасть приоткрылась, в глазах  -  мука!
Хочет сказать - и не может!
     - Ты знаешь ее, Тармо? - обрадовался Жилло. - Знаешь?
     Волк кивнул мощной башкой.
     - Как ее звать, Тармо? Кто она?
     Но на такой вопрос волк ответить, понятно, не мог.
     - Давно ты ее видел в последний раз?  -  подумав,  спросил  Жилло.  -
Давно?
     Волк мог ответить только "да" или