к они порчу напускают, моей сестре как-то напустили! Это и пояса с
заговоренными узлами нужны, и горшки с  дохлыми  жабами,  и  прочий  ихний
ведьмовской приклад! Живо!
     Стоит гвардеец, клинок лекарю в живот уставил, другой  тоже  руку  на
эфес положил, а третий выскочил и  вниз  по  лестнице  понесся.  Слышно  -
пробежал по мастерской и поднялся там переполох! Ну, кто из  девиц  обыску
радоваться будет?
     - Вот так-то, слуги мои, - обратился лекарь к графу молодому и Жилло.
- Не думали не гадали, а  прямо  в  змеиное  гнездо  попали.  Того  гляди,
заставят и нас тут ведьм ловить...
     И глазами указывает графу со слугой на тех двух  жутких  старушенций,
которые больную караулить приставлены. И впрямь - как  есть  ведьмы.  Даже
клыки желтые - и те имеются. Однако двум балбесам, молодому графу и слуге,
не до шуток. Не думали, что проказа так несуразно завершится.
     Посмотрел Жилло с надеждой на своего  графа  -  а  тот  растерялся  и
приказать ничего путного не может. Да и немудрено - графу-то двадцать лет,
что он, кроме родительского замка  и  умных  книжек,  видел?  Решил  Жилло
вмешаться - себя и господина спасти.
     - Может, нам ваши  тайные  снадобья,  господин  лекарь,  привезти?  -
спрашивает. - Раз уж эти не годятся? Все равно ведь  вам  тут  оставаться,
пока девицу не вылечите. Мы бы  живенько!  Мы  бы  нашли  ларчик,  который
велено, а я и один бы его сюда доставил...
     То есть, на что он лекарю намекал? На  то,  что  хотел  графа  своего
отсюда живым и невредимым вывести. Уйти, значит, с ним вдвоем, а вернуться
уже одному.
     - Парень дело говорит, - одобрил  гвардеец.  -  Ты,  умник,  стой  на
месте, а ты, парень, держи...
     И бляху свою именную, отцепив от поясного ремня, протянул.
     - По моей бляхе тебя выпустят  и  впустят  беспрепятственно.  Смотри,
потеряешь - насидишься в каземате... Пошел! Лети мухой! Да не оба,  одного
хватит.
     Жилло графа подтолкнул -  мол,  хватайте  бляху,  ваша  светлость,  и
давайте деру! Но тот окаменел. Лекарь ему мохнатыми бровями знаки делает -
без толку! И дождались все трое - гвардеец чуть не силком Жилло эту  бляху
в кулак вжал.
     - Который ларчик-то принести,  сударь?  -  жалобно  спросил  Жилло  у
лекаря.
     - Малахитовый, что справа на каминной полке!
     И показал лекарь слуге  тайно  здоровый  кулак.  Уж  что  этот  кулак
означал - Жилло так никогда и не узнал, да, правду сказать, и не пытался.
     Пошел Жилло вниз по лестнице и  слышит  -  наверху  гвардеец  к  окну
подошел и кому-то приказал его, Жилло, до  лекарского  дома  и  обратно  в
карете сопроводить. Делать нечего - придется возвращаться...
     Идет Жилло через мастерскую - там ни души, все раскидано,  а  большая
дверь в девичью спальню  -  нараспашку.  На  пяльцах  огромных  стоячих  -
вышивки  начатые,  корзинки  с   клубками   опрокинуты,   цветные   клубки
разбежались по полу. Посмотрел на ближайшие пяльцы Жилло - чуть на пол  не
плюнул. Девушкам бы цветы вышивать, а не многоцветной нежнейшей  гладью  -
топор с мотыгой!
     Оглянулся графский слуга - и к двери,  к  косяку  на  миг  прижаться,
посмотреть, что у девиц творится. А там уже вовсю сыскная служба старается
- ищут, чем порчу наводили! Такой кавардак устроили - перины с тюфяками на
дыбы, бельишко девичье убогое - все на виду, только что  пух  и  перья  по
воздуху не летают.  Но,  видно,  не  нашли  еще  горшка  с  дохлой  жабой.
Вышивальщицы уж не визжат, не отнимают у сыскной службы  вещички  свои,  а
покорно так встали - каждая, где ее суета эта  застигла,  и  ждут,  головы
повесив. Иногда разве что метнется испуганная девушка из угла в угол и там
замрет, словно каменная. Почему, отчего - у нее спроси... Весь шум  и  гам
сыщики творят.
     Поискал Жилло взглядом ту красавицу, что  платок  уронила.  Вроде  не
видно, а, может, голову повесила, шаль до бровей опустила, спрятала гордое
лицо? Тут только вздохнуть остается и идти своей дорогой.
     И вот проходит Жилло, медленно-медленно и  глядя  в  другую  сторону,
мимо дверей спальни к дверям, ведущим на  галерею,  откуда  ему  следовало
спуститься во двор и сесть  в  лекарскую  карету.  Вдруг  на  краткий  миг
прижалось к нему горячее тело!
     - Молчи! Спрячь... - шепнул голос.
     И скользнуло что-то мягкое за пазуху.
     Глянул Жилло - а это ведь  она,  соколица  сероглазая,  что  платочек
оброненный у его ног поднимала. Только стоит она уже у  стены,  прижавшись
спиной, и смотрит на разгром в спальне. Словно и не она его  сейчас  телом
да дыханием обожгла.
     Не замедляя шага, вышел Жилло из  девичьей  мастерской  -  а  точнее,
вылетел, потому что ног под собой он  не  чуял.  Пропали  ноги  куда-то  и
объявились, треклятые, когда галерея поворот сделала и из перил  сломанная
балясина вылезла. Так двинула чуть пониже колена - Жилло сразу  понял,  на
каком он свете. Спустился, ругая себе под нос треклятую  балясину,  а  тут
его гвардеец, которому из окна башни было приказано,  перехватил  и  пошел
следом.
     И были те минуты, что Жилло спускался с галереи в  замковый  двор  и,
сопровождаемый гвардейцем, шел к карете, последними спокойными минутами за
вечер - впрочем, уже и не вечер, дело шло к полуночи.
     Кабироль со знакомым стражником языками сцепился - гвардеец  на  ходу
подхватил его за шиворот и увлек. Потом  подбородком  на  козлы  указал  -
занимай место, значит. Кабироль встряхнулся и перед тем, как лезть наверх,
к приятелю своему повернулся рукой помахать.
     У самой кареты, когда  оставалось  только  дверцу  открыть  и  внутри
поместиться, услышал Жилло из Девичьей  Башни  шум  какой-то  несусветный.
Гвардеец, что с ним был, тоже туда голову повернул. А  стражник,  стоявший
рядом с каретой, и вовсе взвизгнул, тыча факелом  куда-то  вверх.  Задрали
Жилло с гвардейцем головы. И увидели они -  кого  бы  вы  думали,  господа
любезные? Молодого графа!
     Он стоял между зубцов невысокой, приземистой Девичьей башни - и стоял
с клинком в руке!
     То есть, не настолько было светло, чтобы узнать человека на  башне  в
лицо. Но во дворе хватало факелов, да и стройная  тонкая  фигура  молодого
графа достаточно хорошо была знакома слуге  -  ведь  Жилло  лет  пять,  не
меньше, прожил в замке.
     Уж неизвестно, что там  у  него  за  разговор  вышел  с  гвардейцами,
которые оставались в опочивальне у хворой вышивальщицы, но, судя по всему,
не нашел граф с ними общего языка. И как он умудрился  на  самую  верхушку
попасть - слуга тоже так сходу не сообразил. Так ведь не это было главное.
     - Жилло! Жилло! - донесся сверху голос. - Выручай, Жилло!
     А как выручать? Граф - он вон где, не в охапку ж его ловить?
     Огляделся Жилло - все вверх таращатся, и  тот  обормот  с  факелом  -
тоже. Как-то даже задумчиво взял Жилло у него из рук факел. Тот  отдал  не
глядя. Пожал плечами Жилло - никак не мог решить, что же делать,  и  нужен
ли ему факел для спасения молодого графа. Но другого-то оружия  все  равно
нет! Пока замковый народ разиня  рот  стоял,  отодвинул  Жилло  ошалевшего
Кабироля, проскользнул между ним и  гвардейцем,  быстро  залез  на  козлы.
Теперь уж обратного пути не было. Тем более - мысль в голову пришла.
     Коротенькая была мыслишка, на ближайшие минутки полторы, а что  далее
- непонятно. Но хоть так!  Жилло  вожжи  кое-как  разобрал,  хлестнул  ими
коней, поднял в крупную рысь и погнал коней впритирку к замковой стене.
     - Эй, ваша светлость! - сам орет.  -  На  крышу  сигайте!  На  крышу!
Ничего, не страшно!
     Это он имел в виду, что крыша кареты - дело  хрупкое,  сломается  под
графскими ногами, зато удар смягчит.
     Графу было не до того, чтоб еще и соображать. Услышал он голос слуги,
с которым вместе по горам за целебными травами лазил,  и,  недолго  думая,
действительно сиганул вниз - прямо на крышу кареты!
     Почувствовав удар, хлестнул Жилло коней и погнал их  к  воротам  -  в
одной руке вожжи, в другой - факел, чтобы огнем отбиваться.  За  спиной  у
него граф, застрявший в крыше,  барахтается,  впереди  из-под  копыт  люди
скачут - весело! Да еще ворота никто закрыть не догадался - так  карета  и
вылетела на дорогу.
     А дорога-то - серпантин! То есть,  и  сотни  футов  прямого  пути  не
наберется, одни повороты. Прокатись-ка вниз  по  такому  штопору,  да  еще
впотьмах... Несколько поворотов слуга, правда, благополучно миновал, но  в
конце концов опрокинул карету - чего и следовало ожидать. Полетел  граф  с
крыши в одну сторону, Жилло - в другую, карета - в третью. Факел вспорхнул
вверх и - прямо в обломки  кареты!  Лошади,  скользя  по  откосу,  бьются,
костер за ними следом поехал. А тут и погоня из замковых  ворот  вылетела.
Шум, крики, карета пылает, кони ржут, кавардак полный!
     Покатился Жилло по склону. Камни острые, кусты  какие-то  в  сплошных
колючках - ну, все удовольствия... К тому  же  погоня  все  эти  выкрутасы
знает, а он - нет. Ну, скатился на дорогу, ну, опять нырнул в  кусты  -  а
дальше что? Когда это  путешествие  поперек  серпантина  кончится?  Вообще
никогда, что ли?
     Шли они, можно сказать, ноздря в ноздрю - Жилло и  конные  гвардейцы.
Они преодолевали петлю дороги - а  он  за  это  время  полосу  кустарника,
обильно снабженную валунами. И Жилло уходил у них из-под носа раз пять или
шесть - пока не оказался у подножия того крутого холма, на котором  торчал
Коронный замок. А дальше слуге пришлось задуматься.
     Была перед ним дорога к городу Кульдигу - но на дороге конные словили
бы его в один момент. И слышал он поблизости  шум  реки.  Что  по  пути  к
Коронному замку карета переправилась через мост, он помнил. И что мост был
длинный - тоже вдруг вспомнил. А шумело-таки порядочно.  Солидная  река  с
быстрым и бурным течением - вот что это такое было. И название вспомнилось
- Вента.
     Но слуга провел интересную молодость - кроме прочего, выучился  он  и
неплохо плавать. Горную речку мог одолеть. И решил Жилло - надо  рискнуть.
Не станут же они на лошадях ночью в кипящую Венту лазить! Да и стрелять по
нему впотьмах, когда его волны прячут, тоже вряд ли кто всерьез  станет  -
разве что для порядку. Правда, если течение подхватит, потащит и башкой  к
камушку приложит... Пожалуй, будет это не лучше мушкетной пули.  Но  и  не
хуже.
     Расстегиваясь и сбрасывая кафтан, добежал слуга до берега, а бегал он
тоже неплохо, спустился к реке - и понял, что дело-то  куда  сложнее,  чем
реку переплыть. Шумела не просто вода - шумел водопад. С каретных  запяток
его и не разглядеть-то было.
     Находился он еще футов на пятьсот ниже по  течению  того  места,  где
выбрался к воде Жилло. Стало быть, тут переплывать не стоило - это  бы  уж
точно плохо кончилось. Побежал  Жилло  берегом  и  возле  самого  водопада
съехал, простите, на заднице по скользкой крутой тропинке. Стенка  воды  в
два человеческих роста и сплошное кипение, сколько хватает взгляда  -  вот
что он увидел, оказавшись на пятачке под откосом. Вода летела вниз в  трех
дюймах от лица. Сообразил  Жилло,  что  попал  в  ловушку.  Прямо  дыхание
перехватило. Поднял Жилло руку -  ворот  рубахи  ослабить.  И  ощутил  тот
сверточек, который сунула ему в мастерской та сероглазая соколица.
     И поди  пойми  человеческое  соображение!  Слуге  бы  сейчас  о  душе
подумать - а он девицу-вышивальщицу вспомнил, ее длинную косу, что  лежала
на полу, ее взгляд снизу вверх. И одновременно с  этим  он  вспомнил,  как
устроен здешний водопад. Почему, каким непостижимым образом  -  это  Жилло
весь следующий день понять пытался.
     А в тот миг он явственно, как будто  солнечным  днем,  увидел  сверху
гигантскую подкову Вентас-Румбы - вот как это чудо природы называлось!. На
самом деле река была неглубокой, даже не очень быстрой, в  зеленых  крутых
берегах, и каменная подкова не менее чем в четыреста футов  перегораживала
ее неподалеку от устья, если считать по прямой. Но вода текла  не  столько
по камню, сколько по глубоким бороздам, которые сама же и прогрызла в  нем
за столетия. Впрочем, хотя она  и  падала  с  небольшой  высоты,  но  шуму
поднимала порядочно - благодаря длине всего водопада.
     Днем водопад можно было при  желании  перейти,  не  замочив  ног,  по
широким, не меньше фута, полосам камня между потоками воды.  Но  пробежать
по нему ночью - это было развлечение разве что для сумасшедшего. Рухнешь в
такую бороздку - тут тебя и потащит вверх тормашками да внизу  о  каменное
дно - хрясь!..  А  иная  бороздка  -  футов  пяти  в  ширину,  ее  и  днем
перепрыгивать будешь очень даже бережно.
     Так вот, увидел Жилло как бы сверху и сверкающую на солнце  Венту,  и
зелень, и краснокаменный нарядный мост чуть подальше, и город за мостом, и
гигантский водопад,  и,  кажется,  даже  самого  себя,  прыгающим  наугад.
Впрочем, наугад ли? В мгновенном этом видении фигурка взлетела в воздух  и
приземлилась точно между двумя потоками воды. И стало вдруг Жилло сразу  и
тревожно, и радостно. Он понял, что преодолеет каменную подкову.  Осталось
только выбраться на нее. Он полез вверх по откосу.
     Луна как раз вовсю разгулялась и, когда Жилло оказался  на  водопаде,
конные гвардейцы его заметили и открыли стрельбу. Но  свист  пуль  и  крик
стрелков перекрывался шумом воды. Это отгоняло от сердца страх. Впрочем, и
от выстрелов была польза - торопясь уйти подальше от берега, Жилло отважно
скакал с одной каменной полосы на другую.
     Первые две борозды он просто почти перешагнул - в шаг шириной  они  и
оказались. Третья была, пожалуй, шага в  полтора  -  так  распахнул  Жилло
длинные ноги, что штаны в известном месте треснули. Понял он, что придется
прыгать. Причем неведомо куда. Кто ее, борозду, знает, где там у нее край!
По блеску луны на стремительной воде Жилло с грехом пополам прикинул, куда
приземляться, оттолкнулся - опять удача!  И  в  следующий  раз  повезло  -
только поскользнулся и оказался  на  четвереньках.  Руку  ободрал,  колено
тоже. Шершавым же оказался окаянный водопад! Прихрамывая, кинулся Жилло  в
третий прыжок, а там, откуда метнулся, пуля по  камню  скрежетнула.  И  не
долетел Жилло до края - рухнул-таки в воду! Рядом еще одна пуля в  глубину
ушла.
     Гвардейцы с берега палили  вовсю  -  надеялись  подстрелить  безумца.
Скакать  впотьмах  по  водопаду  -  на  такое  сумасбродство  у  них  духу
недостало. Впрочем, если бы всадники и рехнулись - у коней бы хватило  ума
упереться всеми четырьмя и не пойти  на  каменную  подкову.  Один  выстрел
показался погоне особо удачным -  взлетев  над  водопадом,  беглец  словно
канул в темноту. Хлопнули по плечу меткого стрелка  и  повернули  коней  -
докладывать начальству,  что  утром  труп  найдется  ниже  по  течению,  в
камышах.
     А Жилло нескольких дюймов не долетел до края - грудью на него упал, а
ноги в воде полощутся. Хорошо еще,  что  слугам  ботфорты  не  полагаются,
только туфли с пряжками. Нахлебался бы ботфортами воды дополна и  потащила
бы эта тяжесть вниз, в буруны. Вцепился  Жилло  ногтями,  как  когтями,  в
корявый камень - удержался! Полежал, подтянулся, огляделся - не  стреляют.
Тогда кое-как выполз Жилло, а дальше уж двинулся не на двух  ногах,  а  на
четырех, чуть что - припадая пузом к каменной  подкове.  Холодная  вода-то
смыла не только глину со штанов, но  и  весь  его  азарт,  скакать  козлом
что-то больше не хотелось.
     Долго ли, коротко ли  -  преодолел  графский  слуга  этот  диковинный
водопад. Вышел он, прихрамывая, на берег, ощутил подошвами мягкую землю  и
сел на травку под ближайший куст - дух перевести. Тут только  вспомнил  он
улетевшего с каретной крыши графа. Но поздно было вздыхать и  охать.  Судя
по тому, что вся команда ринулась за  Жилло,  графа  схватили  там  же,  у
кареты. И увели в замок - со всеми вытекающими отсюда последствиями.
     Пригорюнился Жилло, сидя в кустах и выкручивая мокрые  штаны.  А  тут
из-за пазухи сверточек чуть не выскользнул. Коснулся Жилло свертка,  чтобы
уложить, поудобнее и задумался. Ведь признается хозяин,  что  он  -  граф,
"его светлость"! Тут и лекарю достанется - за  то,  что  неизвестно  каких
мерзавцев тайно в Коронный замок провел. Два хороших человека ни за что ни
про что пострадают - выручать надо. Думает Жилло про все эти неприятности,
а пальцы все глубже в сверточек проникают - мягко в нем, бархатно и тепло.
Должно быть, рукоделие какое-то красавица-соколица от обыска  спасала.  Но
какое бы?
     Разворачивать в потемках Жилло не стал, а сам на  себя  прикрикнул  -
ишь, расселся, всю жизнь без  штанов  под  кустом  не  просидишь.  Кое-как
оделся Жилло и побрел туда, где померещился ему за деревьями огонек.
     То, что он увидел  с  холмика,  сперва  показалось  страшным.  Словно
чудище, вылезая из глубин земных, разверзло пасть с  огромными  и  острыми
зубами. Причем эти черные зубы - в добрых два человеческих роста и  в  два
полукружья выставлены, как и  положено  вокруг  жуткой  глотки.  Если  кто
пугливый ночью увидит - заикой, пожалуй, станет.  Но  Жилло,  перебравшись
через водопад, уже на  прочие  страхи  чихать  хотел.  Спустился,  подошел
поближе - и понял. Это несколько старых рыбачьих  баркасов  мудрый  хозяин
моряцкого кабачка распилил поперек и поставил на дыбы, на  манер  высоких,
наполовину открытых шатров. И получились вроде как  отдельные  апартаменты
для каждой компании гостей. Стол, от морского  ветра  и  дождя  прикрытый,
скамейка полукольцом вдоль бортов и дна - чего еще? В  такой  штуковине  и
парочка удобно устроится - скамья-то  широкая,  поскольку  старые  баркасы
были весьма пузатые! Потушит фонарь, свисающий над столом  с  носа  или  с
кормы, - и вперед, господа любезные... Хозяин если и заметит  -  возражать
не станет.
     Такие амурные мысли Жилло в  голову  пришли  и  моментально  ушли  по
простой причине - он, скидывая кафтан, не подумал, что кошелек с  деньгами
нужно из кармана взять. Была  еще  какая-то  мелочь  в  кожаном  подвесном
кармане, которыми, уже на студенческий лад, заранее обзавелись и  граф,  и
слуга. То, что Жилло там нашарил, к радости не располагало.  Тем  более  -
неизвестно, когда другие деньги будут, на графское жалование  рассчитывать
как-то не приходилось... Вот Жилло и соображал, может ли деньги тратить на
выпивку, вполне им заслуженную  и  совершенно  необходимую,  или  придется
обойтись.
     А тем  временем  с  моря-таки  потянуло  прохладцей  и...  пивом.  От
крайнего баркаса, что был во всей баркасьей компании самым  мощным.  Жилло
повел носом - в неярком свете кованой лампы  увидел  вокруг  стола  четыре
рожи.  Бороды  -  одна  другой  краше,  торчат  во  все  стороны,  усы   -
нечеловеческого размера, из ноздрей вылазят и в уши концами упираются. Как
при этих усах еще и  дышать  -  вовсе  уму  непостижимо.  Носы,  значит...
Обыкновенные для морского  народа  носы,  то  есть,  цвета  обыкновенного,
красновато-лилового.  У  самого  молодого  морячка  нос  пока  что  вполне
человеческий, но, видать, недолго осталось... Насчет волос сказать  трудно
- головы плотно пестрыми  платками  повязаны.  Словом,  местное  береговое
братство, законно промышляющее  каботажным  плаванием,  но  главный  доход
имеющее, очевидно, совсем от других проделок.
     Подняли четыре моряка кружки с пивом, стукнулись ими, сдунули пену  и
молча  вытянули  все  пиво  до  дна.  А  кружки  -  под  стать   баркасам.
Обыкновенный человек от такой кружки, пожалуй, вдоль по  пузу  треснет,  а
моряку даже на пользу - задумчивый делается. Размышлять начинает.
     Вот и эти красавцы сидели себе задумчивые, сидели, тот, что на вид  -
старший, вздыхал шумно, прочие вторили, а потом хозяину  крикнули  -  мол,
расплатиться желаем!
     Хозяин девку прислал - сам он что-то этакое на открытом огне жарил  и
отвлекаться не мог. Пришла эта девка - ну, всего у нее хватало, и спереди,
и сзади, встала руки в боки и раскомандовалась.
     - Вы, - говорит, - каждый за себя платите,