Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
и регуляция филогенеза. Это адаптация. Общий
механизм сохранения вида. Мы ломали голову, почему человек больше не
эволюционирует, мы объясняли это возникновением социума: дескать,
биологический прогресс завершен, теперь развивается общество. Глупости -
человечество сохраняет себя как вид, жестко элиминируя любые отклонения. В
истории известны случаи, когда народы в силу особых причин проскакивали
рабовладельческий строй или от феодальных отношений - рывком - переходили
прямо к социалистическим, но не было ни одного государства, ни одной
нации, ни одного племени без религии. Природа долго и тщательно шлифовала
этот механизм - тьму веков, от каменных идолов палеолита до экуменизма,
вселенских соборов и непогрешимости говорящего с амвона. Конечно, вслепую
- природа вообще слепа", эволюция не имеет цели, нельзя искать в ней
смысл, но все-таки механизм создан. Более того, он вошел в структуру
общества. Это экстремальный механизм регуляции. Посмотри, какая буря
поднялась на континенте. Мрак и ветер. Он включается на полную мощность
тогда, когда колеблется генетическая основа и возникают предпосылки скачка
эволюции. Например, в Средние века. Или сейчас - вторая попытка. А может
быть, и не вторая. Ничего не известно. Ведь наверняка уже было. Ислам,
буддизм, конфуцианство, зороастризм древних персов - совсем нет данных. Мы
только начинаем осмысливать. Самые крохи. Мы не знаем, почему благодать
действует на одержимых и как именно она действует, мы не знаем, почему нам
противопоказаны евхаристия, крещение и вся святые таинства, мы работаем,
есть лаборатории, не хватает химиков, не хватает квалифицированных
генетиков - специалисты боятся идти к нам, мы совсем недавно установили,
что сера - атрибут дьявола - облигатна в дыхательных процессах: у нас иная
цепь цитохромов - двойная, это большое преимущество, нам Необходима лимфа
ящериц и глаза пятнистых жаб - там содержатся незаменимые аминокислоты, но
мы до сих пор не знаем, почему обычный колокольный звон приводит к потере
сознания и припадкам эпилепсии, иногда с летальным исходом. Требуется
время, и поэтому надо ждать. Надо выжить и понять самих себя - что мы
такое. Нас очень мало. Нас невероятно мало. Несколько санаториев,
разбросанных по большой стране, несколько закрытых школ, секретные военные
группы, частные пансионы - искры в темноте, задуваемые чудовищным
ураганом. Ты прав - малая популяция обречена на вырождение, но мы должны
попробовать. Мы просто обязаны: а вдруг это последний всплеск ароморфоза и
нам больше никогда не представится возможность идти дальше, вдруг
теперешний вид хомо сапиенс - это тупик эволюции, такой же, как
неандертальцы, и, если мы сейчас отсечем ветвь, которая слабой, еще
зеленой почкой набухает на дереве, то позже, захлебнувшись в тупике
собственной цивилизации, исчерпав генетические возможности вида, мы
исчезнем так же, как они - навсегда, с лица земли, и память о нас
останется в виде хрупких и пыльных находок в мертвых, заброшенных,
проглоченных временем городах.
Наверху было тихо. Кикимора успокоилась. Герд приоткрыл тугую
стеклянную дверь и выскользнул наружу. Прозрачная луна тонула в небесной
черноте. Двор походил на озеро - стылый и светлый. Как базальтовая плита,
лежала в нем квадратная тень здания. Вроде никого. Он сделал три неверных,
спотыкающихся шага. Скрипел твердый песок. Рвалось дыхание. Казалось,
следят изо всех окон.
- Гуляешь? Время самое подходящее, чтобы гулять, - сказал Буцефал.
Откуда он взялся? Только что не было и вдруг - стоит у калитки,
привалившись к стене, ноздри на конце вытянутой морды раздуты, и уши -
прядают в густой гриве.
- Говорю: чего вылез?
- Ухожу, - тихо ответил Герд.
Буцефал поднял зажатый в руке плоский камень, откусил - смачно, с
хрустом, как яблоко. Начал жевать, Камень пищал под крупными зубами.
- Ну и правильно, - сказал он. - И давно пора. Я так и доложу - ушел
он... На кой ты нам сдался, Рыбий Потрох?.. Тоже - человек. - Оглядел
Герда с ног до головы продолговатыми, неприязненными глазами. - Мы тут все
конченые, нам другого пути нет, а ты виляешь - то к нам, то к ним. Лучше,
конечно, уходи, ребята на тебя злые, могут выйти неприятности... - Он
сморщился, словно раскусив горечь, сплюнул каменную крошку. Она шрапнелью
хлестнула по стене. - Тьфу, гадость попала... А это еще кто с тобой?
Герд не стал оборачиваться. Он знал - кто. Сжал кулаки. Все-таки
прокралась, обезьяна, мало ей было...
- Я так понимаю, что это Кикимора, - сказал Буцефал, нюхая чернильную
тень. - Ну как хочешь, а Кикимору я не выпущу. Пропадет девчонка. Жалко
ее. Тебя, извини, мне не жалко - хоть ты удавись, а Кикиморе среди людей
ни к чему, да и не сможет она.
- Я все равно убегу, - тоненько сказала Кикимора, невидимая в темноте.
Буцефал испустил ржание - тягучее, лошадиное. - От кого ты убежишь? От
меня убежишь? - Распахнул калитку. - Давай, Рыбий Потрох, собрался уходить
и уходи - не стой. Но только, знаешь, ты обратно не возвращайся, не надо,
тебе здесь будет очень нехорошо, если вернешься...
Герд проскочил в калитку. Перевел дух. Обошлось. А могло и не обойтись.
Буцефал шутить не любит. Дорогу вниз словно облили льдом, так она
блестела. Через Маунт-Бейл он, конечно, не пойдет. Он знает, что его ждет
в городе. Директор позвонит. Или даже Карл позвонит туда. И его встретят -
нет уж... А вот на половине спуска есть тропочка в обход долины, узенькая
такая тропочка, незаметная, одни козы по ней и ходят...
Сзади возились, задушенный голос Кикиморы прошипел: - Пусти, мерин
толстый... - Можно было идти спокойно, от Буцефала действительно еще никто
не убегал. Вокруг спокойным морем лежала ночь, и на дне ее, ясно видимая,
извиваясь, как ленивый удав, ползла вверх, к санаторию, колонна из
мерцающих огненных точек. Он сначала не понял, но вдруг догадался - это
свечи, которые держат в руках.
- Ну что ты стоишь? - отрывисто сказал Буцефал. - Или хочешь, чтобы я
позвал нашего общего Папу? Он тебя закопает где-нибудь неподалеку...
Огненная лента упорно приближалась. Герд смотрел, как зачарованный.
Шляпы, платки, кресты на шнурках. Хоровод призраков. Грубые и веселые
лица.
- Они идут, - сказал он.
Моталось и выло разноцветное пламя - горели реактивы. Праздничные,
зеленые и синие клубы вспухали на окнах. Пылал лабораторный корпус. Его
закидали термитными шашками, когда колонна еще не подошла к санаторию.
Потом передовая группа "братьев" побежала к главному зданию и осталась на
площадке перед ним - все пять человек, раскиданные автоматным огнем. Ветер
трепал черные шелковые рубашки с нашитыми крестами.
- Они идут, - упавшим голосом повторил Герд.
- Ты ляг, ляг на пол, - сидя на корточках, сказал директор. Показал
рукой - ляг, мол, и лежи. Тут же забыв, отвернулся и стал теребить
Поганку, который, выставив колени и замерев на одной точке рубиновыми
зрачками, привалился к углу между стеной и шкафом: - Ну напрягись, я тебя
очень прошу!.. ну как-нибудь!.. - Я напрягся, - не двигая губами, как
лунатик, отвечал Поганка, - там никто не подходит. - Ну включись в другой
номер. - Я звоню сразу по обоим. - Ну попробуй муниципалитет. - Хорошо, -
сказал Поганка, - попробую держать все три номера. - Челюсть у него
отвисла, и слабые щеки ввалились, бескровный язык дрожал в углу мокрого
рта.
- Хорошо, что дым не в нашу сторону, а то задохнулись бы, - сказал
Карл. Он прижался с краю окна, уставя автомат вниз. Еще трое учителей,
тоже с автоматами, одетые кое-как, прижимались к окнам. Герд их не знал,
они вели занятия в других классах. - Ты присядь, звереныш, а то заденут, -
сказал Карл. - А лучше уходи к остальным, они в физкультурном зале. Может
и спасешься. Не хочешь? Тогда ложись. И не расстраивайся ты, мы все это
знали, давно знали, ты здесь не один прорицатель, я не хуже тебя
чувствую...
- Представляешь, что мне ответили, когда я позвонил в Маунт-Бейл? Ну -
по поводу Глюка, - обернувшись, сказал директор. - Они мне ответили: "Не
беспокойся, парень, он уже горит, твой чертов родственничек, а скоро
подожжем и тебя - со всем отродьем".
Карл вытер нос, оставя под ним следы черной смазки.
- А ты думал? Они же нас наизусть выучили... - Наклонился и длинной
очередью прошил что-то во дворе... - Перелезть хотел, гад... Эй,
кто-нибудь! Киньте мне еще магазин!
- Я звоню... никто не подходит... - бесчувственно сказал Поганка.
Герд лежал на полу. Было очень светло. "Братья" в самом начале повесили
над санаторием четыре "люстры", и они, давя тень, заливали все вокруг
беспощадным, ртутным светом. Он жалел, что вернулся. Тем более - напрасно.
Надо было сразу бежать в горы. Он был бы уже далеко. А теперь он погибнет
вместе со всеми.
Сильно пахло дымом и какими-то незнакомыми едкими химическими
веществами. Дрожала перед носом воткнувшаяся щепка. Снаружи непрерывно
кричали - в сотни здоровенных глоток.
- Нам нужен хороший шторм, - сказал директор. - Или даже ураган -
баллов в двенадцать, с дождем и молниями. Фалькбеер! Как у нас насчет
урагана?
- Мы делаем, делаем, - раздраженно сказал один из учителей, голый по
пояс, подвязанный веревкой. - Что вы от меня хотите, я тащу циклон с
самого побережья.
Директор на него не смотрел. Он смотрел на дверь. Там, привалившись к
косяку и прижимая обе руки к сердцу, стоял учитель Гармаш в рабочем
балахоне и тапках на босу ногу. Открывал рот - часто и беззвучно.
- Полицейский участок Маунт-Бейл слушает, - спокойным и громким,
совершенно чужим голосом сказал Поганка, по-прежнему оцепенев рубиновыми
зрачками. Директор отчаянно замахал на Гармаша: - Молчи!.. - Алло,
полицейский участок Маунт-Бейл... - Полиция? - торопливо сказал директор.
- Говорит директор санатория "Роза ветров", мы подверглись нападению
вооруженных бандитов, прошу немедленно выслать сюда всех ваших людей и
сообщить на базу ВВС в Харлайле... - Алло, говорите, я вас не слышу, - тем
же громким и чужим голосом повторил Поганка. - Полиция! Полиция! Санаторий
"Роза ветров"! - закричал директор. - Алло, у вас неисправен аппарат, -
сказал Поганка и, уже очнувшись, добавил своим голосом: - Повесили трубку.
- Вот подонки, - сказал директор.
- Обычная история, - Карл дернул перемазанной щекой. - Они пришлют
патруль, когда все будет кончено, а потом свалят на аварию в сети.
- Можешь напрямую соединиться с Харлайлем? - спросил директор.
- Очень далеко, - сказал Поганка.
Учитель Гармаш наконец отдышался, побагровев мятым лицом.
- Мы не смогли пройти... Они пересекли дорогу... - Он мелкими глотками,
как лекарство, втянул воздух, оттопырив локти, давил себе сердце ладонями.
- У них автоматы и святая вода... У детей судороги... Часть ушла - повела
Мэлла, но там, куда они пошли... там тоже стрельба... - Пуля впилась в
притолоку над его головой, он даже не моргнул, - боюсь, что наткнулись...
"братья во Христе"... не пробиться...
Директор сидел на корточках. Все смотрели на него. Герд решил, что
лежать глупо, и поднялся.
- Сколько у нас летунов? - спросил директор.
- Шестеро, не считая тебя, - ответил Карл.
- Всех на крышу!
- "Люстры", - напомнил Карл.
- Фалькбеер! - полуголый учитель вздохнул и выпрямился, как бы нехотя.
Кожа его лоснилась от пота, и под ней перекатывались мышцы. Директор
сказал очень вежливо: - Фалькбеер, уберите свет - пожалуйста...
Что-то глухо и сильно ударило в здание. Оно качнулось, перебрав
кирпичи, тронутое пальцем великана. Фалькбеер деловито перезарядил
автомат, ни слова не говоря, не поглядев даже, выбежал из комнаты. - Вот и
нет Фалькбеера, - сказал один из учителей. - Он заговоренный от пуль, -
сказал второй. - Это ему не поможет. - Наоборот, отлично действует, жаль
я, дурак, не заговорился, когда предлагали. - Посмотри. - Что это? -
Серебро. Они стреляют серебряными пулями. - М-да, тогда конечно. -
Интересно, кто их надоумил?..
Герд видел, как учитель бросил расплющенную пулю в окно. Директор опять
теребил Поганку: - Попробуй, не так уж далеко, они снимут нас
вертолетами... Ба-бах! - оглушительно лопнуло в небе. Жестокий град
чесанул по крыше. За стеной санатория бешено закричали, взорвалась
беспорядочная стрельба. - Ба-бах! - лопнуло еще раз. - Молодец Фалькбеер,
сразу две люстры, - сказал Карл. Свет теперь шел откуда-то из-за здания.
Четкие, фотографические тени располосовали двор. Слепящий туман померк,
выступили темные горы и бледные, равнодушные звезды между ними. - Есть
Харлайль, только побыстрее, - измученным голосом сказал Поганка. -
Харлайль? Дайте полковника Ван Меера, - сказал директор. - Ван Меер
слушает. - Алло, Густав, срочно пошлите звено вертолетов к "Розе ветров",
надо снять шестьдесят человек. Срочно! Почему молчите? - Мне очень жаль,
Хенрик... - Алло, Густав, что вы такое несете? Мне Нужны пять транспортных
вертолетов! - Очень жаль, но час назад сенат принял закон об обязательном
вероисповедании. - Они с ума сошли! - Если бы я даже отдал такой приказ...
- Густав! Нас тут убивают! - Мне очень жаль, Хенрик, есть специальное
распоряжение командования...
- Больше не могу, - своим голосом сказал Поганка. Весь обмяк,
соломенная шляпа съехала ему на лоб, глаза потухли. Он был неживой, как
кукла, - в углу, раскинув ноги.
Один из учителей дернул подбородком - отгоняя невидимое.
- Вот мы и накрылись, - резюмировал Карл.
- Ба-бах!..
- Вы извините, директор, - сказал учитель, который дергал подбородком.
Вывернув автомат, упер его дулом себе в грудь, - вы извините, но я не хочу
гореть - очень больно...
Мягко прошуршала очередь. Учитель согнулся и упал. Никто не
пошевелился. У Герда вместо сердца был кусок пустоты. Глухо ахнуло
снаружи.
- Взорвали ворота, - безразлично сообщил Карл.
Директор похлопал себя по карманам, достал сигареты, закурил. Движения
были замедленные. Встретился взглядом с Гердом, спокойно сказал ему: -
Забери автомат. Стрелять умеешь?
- Разберусь, - хрипло ответил Герд, стараясь не смотреть на лежащего.
Автомат был горячий и тяжелый. Он держал его с опаской.
В окно влетели две круглые гранаты, отчетливо зашипели, исторгая из
себя сероватый дым.
- Газ, - сказал Карл.
Последний учитель наклонился, чтобы схватить крутящийся рубчатый лимон,
- и вдруг лениво повалился на бок, в судороге ударил ногами, головой, изо
рта пошла пена.
Карл потащил Герда прочь. В коридоре был сумрак и пахло жженой резиной.
- На чердак, на чердак! - крикнул догонявший их директор. Они побежали по
лестнице. Из выбитых стекол тянуло холодом. Высоко в небе белой тарелкой
горела последняя "люстра". Навстречу катился кричащий и плачущий поток.
Сталкивались, падали и ползли на четвереньках, крутились, прижатые к
стенам. Учитель Гармаш - на голову выше остальных, размахивал руками,
похожий на пугало в своем разодранном балахоне. - "Братья" высадились на
крыше... у них вертолет... Фалькбеер убит... Паал и Давидсон взлетели, но,
кажется, сбиты... Олдмонт пропал... - Герда тоже закрутило. Давили
неимоверно. Пружиня, гнулись ребра. По коленям стукало каким-то железом.
Он спускался вместе со всеми, проваливаясь на каждой ступеньке. Толстый
Папа, ощерясь во весь череп, пытался достать его могучей рукой: - Ты,
падаль, привел их!.. - Директор, вцепившись в перила, держался на месте: -
Я прикрою! - Крысинда улетел, - басом сообщил Галобан, он задумчиво
ковырял в носу, словно на скамеечке в парке. - А мы смеялись над ним, а он
улетел. А Трехглазика убили. Он высунулся из окна, и ему попали в голову.
И Ляпу-Теленка убили. - Убери локти, глаза мне выбьешь, - сказал Герд.
Толстый Папа дотянулся и больно закрутил ему рубашку на шее: - Ну -
падаль, гнилая человечина!.. - Лестница кончилась. Высыпались в коридор,
как картофель из мешка. Герд упал. И Толстый Папа упал на него. Сверху
стреляли и топали. Он увидел, что директор лежит на ступеньках, свесив в
пролет безжизненную руку, а по нему, наступая, бегут люди в черных
рубашках, с пистолетами. Пули цокнули по каменному полу и с визгом ушли в
стороны. Толстый Папа почему-то все лежал и давил слоновой тушей. Герд
задыхался под ним. Снова появился Карл, перевернул Папу - готов. - Я не
пойду! - в лицо ему крикнул Герд. Горячо рвануло рубашку и напильником
шаркнуло бок. Карл с колена поливал лестницу из автомата, пока тот не
умолк. Люди в черных рубашках споткнулись. - В подвал! - он ногой выбил
низкую дверь и нырнул в темноту. Скатились по ступенькам. Герд ударился
лбом так, что брызнули искры. Карл неумолимо тащил. Забрезжил тусклый
свет. Выступили кованые углы.
Это был склад, заставленный громоздкими ящиками - дерево и железо. На
низком облупившемся потолке горели слабые лапы.
- Отдышимся, - сказал Карл. Остановился, опершись о трубы в крупной
испарине. - Ну как - жив, звереныш? А ты, гляжу, молодец, не бросил
автомат.
Герд посмотрел с удивлением - вот что било его по ногам. Ремень
захлестнулся на руке, и приклад колотил в коленную чашечку.
- Тут должен быть люк, - сказал Карл. - Канализационная система. Она
идет метров на триста вниз. Ничего, выберемся. До побережья не так уж
далеко. И к чертовой матери эту страну!.. Уедем за океан - есть места, где
можно жить открыто. Ты еще научишься смеяться, звереныш. Здесь дело гиблое
- средневековье...
Он прислушался. Под потолком были узкие окна, частично разбитые. Там
свистело, грохотало, шлепало. Ручьями врывалась и падала на пыльный пол
пузырящаяся, мутная вода. Молния толщиной в колонну разомкнула небо.
- Ураган, - не веря, сказал Карл. - Надо же, наконец-то. Ах, Фалькбеер,
какая умница... - Протянул ладонь, набрал из шипящей струи. Выпил одним
вздохом. - Ну, теперь они попрыгают, теперь им не до нас, звереныш...
Тяжело обвалилось и задрожало, словно небо легло на санаторий.
- Надеюсь, что поток пойдет вниз и снесет к черту этот их паршивый
Маунт-Бейл...
Из-за рухнувших ящиков, из темноты, где лампочки давно полопались,
пригибаясь и блестя стеклами золотых очков, выбрался человек. Он был мокр,
и с грязной одежды его текло. Спутанные волосы прилипли ко лбу, а на шее
багровела свежая, кровоточащая ссадина. В руке он держал толстый пистолет.
- Очень хорошо, что я вас нашел, - торопливо сказал человек. - Меня
зовут Альберт, будем знакомы. - Дулом поправил сползающие дикие очки. - И
мальчик с вами?.. Ах, как неприятно, что мальчик с вами, придется тогда и
мальчика...
Он часто моргал и щурился - вода затекала под веки. Не сводя с него
глаз, внимательно слушая, Карл медленно, как во сне, потянулся к
положенному на ящик автомату. Пальцы не достали и заскребли дерево.
- Не трогай, не надо, - сказал человек. - Я же специально искал вас,
чтобы убить. И одного уже убил - который в балахоне... Вот из этого
пистолета. Выстрел милосердия... Все-таки лучше, чем на костре - наши
дуболомы обязательно потащат вас на костер: не переношу мучений... Но я
хочу спросить за это. Вот вы победили. И куда вы денете три миллиарда
человек, которые до конца жизни останутся только людьми, не смогут
переродиться? Куда - в резервацию, как индейцев? Три миллиарда... А их
дети, которые тоже родятся людьми? - Он засмеялся инт