же не обругал ее за глупость - натягивал перчатки,  пусть  не
стерильные, теперь не до этого.
   В груди было холодно. Ничего себе - так  залететь.  Принять  живого  за
мертвого. Может быть, шок? Хотя вроде, не с чего. Или аллергия к  наркозу?
Он слыхал о таких случаях: некоторые не переносят.  Вплоть  до  летального
исхода. Вдруг и здесь - дали маску, отключился. В любом случае это  позор.
Грубейший промах. Выговор обеспечен. А могут и вообще погнать. Слава богу,
еще заметили. А если бы очнулся в морге?
   У Полозова даже в горле перехватило.
   - Наркоза больше не давать! - крикнул он. - Следите за пульсом.
   Варвара замерла у стола. Лицо у нее было какое-то странное.
   - Шевелись! - закричал Полозов. -  Отсос,  лигатуру!  Галя,  тампоны  -
живо!
   Галя мотнулась к столику с инструментами.
   - Не надо, - спокойно сказала Варвара.
   - Что не надо? С ума сошла!
   - Посмотрите, Виктор Борисович, - так же спокойно сказала Варвара.
   Полозов посмотрел. Кровь больше не текла.
   - Ну и что, - сказал он. - Тромб. - Поторопил ее: - Не  стой,  Варвара,
не стой.
   - Вы глядите, глядите, - сказала она.
   Кровь не просто остановилась, а как бы  спеклась,  ссохлась,  ее  вдруг
стало меньше.
   - На желудок посмотрите, Виктор Борисович.
   Полозов не верил. Там, где он с такой быстротой и блеском зашил  порез,
теперь появился рубец - плотный,  бугристый,  надежно  схватывающий  края,
словно операция была сделана не полчаса, а по меньшей мере месяц назад.
   Суматошно подлетела Галя с тампонами. Полозов, не глядя, поймал  ее  за
руку.
   - Пульс пятьдесят. Ровный. Наполнение среднее, - сказал анестезиолог.
   - И здесь, - Варвара осторожно показала пальцем.
   Диафрагма, которая только что висела клочьями, вдруг начала  зарастать.
Именно  зарастать.  Лохмотья  еще  остались,  но  сморщились,   съежились,
прилипли к ткани и потихоньку рассасывались. Между ними  прямо  на  глазах
появлялась молодая розовая пленка.
   - Вы помните Анциферова? - шепотом спросила Варвара.
   Полозов быстро повернулся. Варвара смотрела напряженно, желая сказать и
не решаясь при посторонних.
   Он, конечно, помнил. Еще бы!
   Пленка закрыла всю диафрагму. Она была тонкой,  просвечивающей,  в  нее
миллиметр за миллиметром вползали капилляры.
   - Что это такое? - очень тихо спросила Галя где-то за спиной.
   - Приходит в себя, - предупредила Варвара.
   Парень открыл глаза, повел по сторонам,  с  трудом  сглотнул  -  сейчас
заговорит.
   - Наркоз! - рявкнул Полозов.
   Анестезиолог подскочил.
   - Вы же запретили.
   - Наркоз! Наркоз! Быстрее!
   Маска легла на лицо. Анестезиолог прижимал ее обеими руками, поглядывая
с некоторым испугом.
   - Он, значит, живой, - шепотом сказала Галя.
   Диафрагма совсем заросла. Ясно проступали мышцы и сухожилия.  Рубец  на
желудке рассосался - никаких следов. И кровь, заливавшая волость, исчезла:
отдельные черно-краевые сгустки с каждой секундой бледнели и таяли.
   - Ох, так и растак, - сказал анестезиолог. Он заглянул через плечо.
   Варвара уничтожающе посмотрела на него. Он крутил головой.
   - Ох, этак и разэтак.
   - Надо зашивать, - нарочито громко сказала Варвара.
   Полозов очнулся.
   - Да-да, конечно...
   - Виктор Борисович, - протянула Галя, - я ничего не понимаю.
   - Я тоже, - мрачно отозвался он.
   - Ох, так-так и еще раз так, - сказал анестезиолог.
   Зашили  быстро,  хотя  Полозов  не  торопился   -   накладывал   стежки
машинально.
   Потом он бросил держатель, задумчиво стащил перчатки.
   - Остальное - сами.
   Варвара понимающе кивнула.
   - И снимите повязку с ноги. Она ни к чему. - Взгляд его остановился  на
лице парня. Тот дышал спокойно, ровно.  -  Голова,  я  думаю,  в  порядке.
Трогать не надо. Варвара Васильевна, закончите - зайдите ко мае.
   - Елки-палки, - сказал анестезиолог, видимо, исчерпав словарный запас.


   Затем они сидели в дежурке. Полозов курил.  Варвара  принесла  чай.  За
окном была плотная ночь. На столе вод лампой лежала история болезни.
   Молчали долго. Наконец Варвара спросила:
   - Что будем писать, Виктор Борисович?
   Он вяло ответил:
   - А что писать? Характер  травм,  характер  операции  в  полости  и  на
конечностях.
   -  Он  уже  завтра  будет  ходить,  -  сказала  Варвара.  -   Вспомните
Анциферова.
   Полозов прищурился. Варвара поспешно добавила:
   - Нет-нет, фамилия другая. Я смотрела.  И  кроме  того,  Анциферову  за
сорок, а этот совсем молодой.
   Полозов криво усмехнулся.
   - Значит, так.  Запишем  полость...  Запишем,  что  голова  в  порядке.
Ошиблись на "скорой". А перелом... Запишем не перелом, а вывих...
   Варвара отхлебнула чай.
   -  И  правильно,  Виктор  Борисович.  Хватит  с  нас  Анциферова.   Три
объяснительных. Четыре комиссии.  Рентген,  анализы,  протоколы...  И  кто
поверил?
   - Я бы на их месте ни за что не поверил, - сказал он.
   - Только... Мы были не одни...
   Полозов махнул рукой.
   - Обойдется. Эта... Галя... вообще отпадает. Кто она? Студентка?
   - Да.
   - Ну вот...  А  тот  фрукт...  -  Он  сморщился.  -  Ну  расскажет,  ну
потреплется в курилке, будет клясться. Поболтают и перестанут.
   Помолчав, помешал ложечкой в стакане.
   - Интересно, кто-нибудь еще видел нечто подобное? Или только вам везет?
Надо будет осторожненько порасспрашивать.
   - Я вот что думаю, - сказала Варвара. - А ведь их,  наверное,  много  -
таких. Ведь за два года - второй случай. И опять у нас. А если и у  других
хирургов? А сколько больниц  в  городе?  Нет,  этих  людей  много,  Виктор
Борисович.
   - Это не люди, - устало сказал Полозов.
   - А кто? - она спросила испуганно.
   - Не знаю, - сказал Полозов. - Не знаю. Но только это - не люди...


   Галя шла по тихому коридору. Свет  был  притушен.  Больница  спала.  За
столиками клевали носами ночные сестры.
   Сегодняшний случай не  выходил  у  нее  из  головы.  Странная  какая-то
история. Ничего не понять. И Виктор Борисович не объяснил.  Тоже  -  врач,
принял живого за мертвого. Называется, практика.
   Она повернула за угол.
   У окна стоял парень. Тот самый, которого оперировали. Курил в форточку,
сильной струей выдувая дым.
   Увидел ее, подмигнул:
   - Спокойной ночи, доктор.
   У него было очень приятное лицо  -  серые  глаза,  прямой  нос,  шапкой
светлые волосы. Рослый, плечистый. Наверное, спортсмен, может  быть,  даже
мастер.
   Но удивительно: тяжелейшая операция, а он ходит.
   - А здесь нельзя курить, - сказала Галя.
   - Да? - Он улыбнулся беззаботно. - Я только одну, напоследок.
   - И вам нужно лежать, - сурово добавила Галя, вспомнив про операцию.
   Он бросил окурок в форточку, засмеялся.
   - Почему вы такая строгая? Не надо... Вы еще дежурите?
   - Да, - сказала Галя.
   Он опять подмигнул - весело.
   - Вот и хорошо. Давайте познакомимся.



   Андрей Столяров.
   Аварийная

   -----------------------------------------------------------------------
   © Copyright Андрей Столяров
   Авт.сб. "Аварийная связь".
   Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома
   и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
   С автором можно связаться через email
   sander@stirl.spb.su
   alexanderkrivtsov@usa.net
   OCR & spellcheck by HarryFan, 27 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Локаторы засекли стаю вечером. Оператор прибавил увеличение,  удивленно
сказал:
   - Птицы!
   - А  ты  ожидал  нападения  с  воздуха?  Готовность  "ноль"  в  секторе
поражения? - спросил его помощник.
   - Большая стая, - откликнулся оператор. - Интересно.  Сейчас  не  время
для перелетов.
   - Думай лучше, как отыграться,  -  посоветовал  помощник.  -  Пусковики
чистят нас, как хотят. Лично я больше не  намерен  выкладывать  по  десять
монет на каждом покере.
   - Такие стаи - признак, - сказал оператор. - Птицы зря не полетят.  Они
чувствуют бедствия. Будет засуха или землетрясение.
   - Землетрясение в степи?
   Подошел дежурный офицер.
   - Птицы, сэр! - доложил оператор. - Большая стая направлением на  базу.
Будут над нами через двадцать минут.
   -  Отлично,  -  сказал  офицер,  вглядываясь  в   колеблющийся   черный
треугольник на  экране.  -  Проведем  учебную  тревогу.  Объявить:  ракеты
противника в квадрате три, сектор четырнадцать, сближение по локатору.
   Операторы переглянулись.
   - Вы-пол-нять! - с тихой непреклонностью  произнес  офицер,  не  сгибая
ног, зашагал к командному пункту.
   - Наш покер, кажется, накрылся, - резюмировал оператор.
   -  Выслуживается,  сволочь,  -  боязливо  прошептал  помощник,  включая
микрофоны.
   Над головами их замигала красная лампочка - тревога.  Надрывая  сердце,
завыла сирена. Грохая по кафелю коваными сапогами, побежал взвод охраны...
   Когда завыла сирена, часовой на вышке снял предохранитель  с  карабина.
Сверху ему было хорошо видно, как на пустынном полигоне дрогнули массивные
стальные крышки - поднялись, и из  черных  шахт,  словно  змеи,  выглянули
красные  головки  ракет.  Как  допотопные  ящеры,  выползли   из   ангаров
самоходные  установки,  настраиваясь  на   цель,   завертели   решетчатыми
локаторами.
   По рации ему приказали наблюдать западную часть неба. Солнце уже  село,
но горизонт светился. Бледную зелень его рассекали фиолетовые тучи.  Из-за
них часовой не сразу заметил стаю. Она быстро перемещалась. Как журавлиный
клик - треугольником.  Верхушки  наземных  ракет,  упершись  в  нее,  тихо
поползли, держа траекторию, готовые в любую секунду рвануться в небо.
   Стая увеличивалась. Птиц в ней было - сотни. Она нырнула - раз, другой,
словно воздух не держал ее, и вдруг плещущим, живым одеялом накрыла шахты.
   Снова  дико,  короткими  гудками,   захлебываясь,   закричала   сирена.
Вспыхнули зенитные прожекторы. В их голубоватом свете часовой увидел,  как
по бетонным плитам  к  шахтам  побежали  черные  фигурки,  поехал  "джип",
захлопали игрушечные выстрелы, прожужжала очередь, вторая, и  раздраженно,
над самым ухом, захрипели тяжелые пулеметы.
   Словно спугнутая этой паникой,  стая  поднялась  -  белая,  сверкающая,
неправдоподобная в слепящих прожекторах, -  стянулась  воронкой  и  винтом
ушла вверх.
   Часовой не  верил  своим  глазам:  вместо  аккуратных  красных  головок
межконтинентальных ракет из шахт торчали серые, неровные, будто изъеденные
кислотой тупоносые тела.
   Сирена продолжала кричать. В голубом свете метались люди, сталкивались,
падали. Часовой  уронил  бинокль,  трясущимися  руками  нащупал  спусковой
крючок карабина и стал садить в небо патрон за патроном, пока не кончилась
обойма.


   Ночью разбудили президента. Он, в халате, вслед за дежурным  охранником
по полутемному коридору прошел в рабочий кабинет.
   Его ждали. За  столом  переговаривались  военный  министр  в  начальник
генерального  штаба.  Напротив  молча  курил  советник  по   международным
вопросам.
   Четвертый человек, на диване, молотой, неприветливый, в тяжелых роговых
очках, был ему незнаком.
   Президент, смущаясь своего вида, сел, убрал голые ноги под стол.
   - Мы бы не стали будить вас,  Гиф,  -  сказал  военный  министр,  -  но
обстоятельства чрезвычайные.
   - Догадываюсь, - сказал президент.
   - Во-первых, мы поймали "Летучего Голландца". Поймали, конечно,  громко
сказано, но, во всяком случае, удалось его отснять.
   Начальник генштаба притушил свет, нажал  кнопку  на  плоской  коробочке
проектора.
   - Изображение плохое, съемки велись на пределе, - сказал он.
   На экране в густоте синего цвета появилось  черное  каплевидное  пятно,
границы его были нерезкие, колебались, будто капля пульсировала.
   - Западная Атлантика, триста километров от Бермуд,  -  пояснил  военный
министр.
   Черная капля подрожала несколько секунд и исчезла. Экран погас.
   - Это все? - скривив губы, спросил президент.
   - По крайней мере мы теперь знаем, что "Летучий Голландец"  существует,
- сказал военный министр. - До сих пор доказательств не было. Кроме  того,
параллельно  обычной  съемке  велась  другая  -  в   инфракрасных   лучах.
Пожалуйста.
   Опять зажегся экран. Теперь фон был белым и капля отчетливо  выделялась
на нем.
   - Если инфракрасная съемка, то, значит,  что-то  живое?  -  предположил
президент.
   Военный министр повернулся к человеку на диване.
   - Профессор?
   - Мне такое животное неизвестно,  -  сидящий  даже  не  поднял  головы,
рассматривал перламутровые ногти под миниатюрной настольной лампой.
   - Профессор Малинк, наш крупнейший зоолог,  -  представил  его  военный
министр.
   Президент кивнул. Профессор тоже кивнул.
   - Профессор придерживается несколько странных политических убеждений...
   - Не трогайте мои убеждения, генерал,  -  быстро,  неприятным  голосом,
сказал профессор.
   - Но тем не  менее  является,  пожалуй,  единственным  специалистом,  к
которому мы  можем  сейчас  обратиться,  -  невозмутимо  закончил  военный
министр.
   - Что же это за убеждения? - осведомился президент.
   - Я сторонник социализма, - вызывающе сказал профессор.
   Президент опять кивнул. Этот человек ему не нравился. И вовсе не  из-за
социализма.  В  конце  концов  все  эти  высокооплачиваемые   эксперты   -
социалисты только на словах, бог с ними.  Президент  знал,  что  профессор
презирает его. И в первую очередь за то, что  он,  не  имеющий  ни  ученой
степени, ни званий и абсолютно не разбирающийся во всей  их  пауке,  волею
случая занял этот пост.
   - Кто-нибудь нам скажет определенно: животное это или нет? - неожиданно
высоким голосом спросил начальник генштаба.
   - Достаньте приличные снимки - скажу, - отрезал профессор. И  откинулся
обратно, под настольную лампу.
   Военный министр и начальник генштаба посмотрели на президента. Они  уже
вторые сутки смотрели на него вот так  -  как  голодные  волки.  Президент
знал, чего они хотят, опустил глаза.
   - Может быть, меня поставят в  известность?  -  глядя  в  пространство,
сказал советник по международным вопросам.
   Президент спохватился.
   -  Простите,  Дэн,  мы  недавно   занимаемся   этим   делом.   Генерал,
проинформируйте советника.
   Военный министр сказал:
   - Сутки, точнее - тридцать часов назад, в водах  Атлантического  океана
была   обнаружена   подводная   лодка   неустановленной    государственной
принадлежности.  Она  получила  условное  название  "Летучий   Голландец".
Внешний вид, размеры и скорость, с которой лодка уклоняется от  контактов,
позволяют предположить, что мы имеем дело с  новой  конструкцией  огромной
мощности, способной резко изменить сложившийся баланс сил. Интересно,  что
лодка, упорно уклоняясь от сближения с нашими кораблями, не  менее  упорно
держится в определенной акватории - западнее Бермуд.
   Министр указал на карте красный квадрат.
   -  Это   район,   где   производится   захоронение   отходов   ядерного
производства. Мы сделали съемку мест захоронения.
   На экране возникла серебристая шевелящаяся каша.
   - В настоящий момент все  затопленные  контейнеры  окружены  громадными
стаями рыб неизвестного вида, - сказал военный министр.
   Изображение подалось вперед. Перебирая плавниками, из  сумрака  выплыла
длинная рыба с расщепленным хвостом, повисла над  какой-то  ровной,  бурой
поверхностью. Вокруг нее мелькали тени.  Рыба  вильнула  хвостом  и  вошла
безглазой мордой прямо в эту бурую поверхность.
   - Проходит стенку контейнера, - бесстрастно сказал военный  министр.  -
Титановый сплав особой прочности. Теперь вы понимаете, Гиф?
   - Профессор, что это за рыбы? - резко спросил президент.
   - Это не рыбы.
   - Вот как?
   -  Профессор  полагает,  что  "Летучий  Голландец"  не  что  иное,  как
космический корабль, - недовольно сказал военный министр. -  Так  сказать,
звездные гости.
   - Забавно, - уронил президент.
   Профессор вздернул голову.
   - Эти так называемые рыбы и птицы не имеют аналогий ни  с  одним  живым
существом на земле, - надменно сказал он. - Судя по снимкам, они полностью
лишены  зрения,  у  них  нет  рта,  зубов.  Вообще  непонятно,   как   они
ориентируются в пространстве.
   - Э... спасибо, профессор.
   Профессор осекся на полуслове, с  ненавистью  поглядел  на  президента,
потом на генерала, отвернулся, стал демонстративно рассматривать ногти.
   - А вот съемки наземных баз, - сказал военный министр.
   Сменяя  друг  друга,  потянулись  однообразные  бетонные  полигоны.  Из
открытых шахт торчали ракеты  с  изъеденными  носами.  Лохматился  тусклый
металл.
   - В настоящее время мы потеряли тридцать процентов стратегических ракет
и до сорока - тактического ядерного оружия, - продолжил военный министр. -
При таком темпе через сутки армия лишится возможности наносить эффективные
удары.
   Он выпрямился.
   - Решайтесь, Гиф.
   - Гиф, вы запрашивали русских? Что у них? - быстро спросил советник.
   - Нет, - нерешительно сказал президент.
   - Почему?
   Военный министр высоко поднял брови, как всегда,  если  разговаривал  с
гражданской администрацией.
   - Мы не можем сообщать русским о потере боеспособности. Это равносильно
измене.
   Советник искривил губы.
   - Генерал, я не хуже вас понимаю свой долг.
   - Есть конкретный план, Гиф, - раздельно сказал военный министр.
   - Гиф, я прошу вас - никаких поспешных действий, - воскликнул советник.
Умоляющий голос его не вязался с холодным высокомерным лицом.
   -  Начальник  генерального  штаба!  Доложите!  -  провозгласил  военный
министр.
   Начальник генштаба встал.
   - Я предлагаю, - сказал он, и голос его зазвенел, - первое:  немедленно
объявить   тревогу   всех   сухопутных    войск,    военно-воздушного    и
военно-морского флотов. Второе: немедленно сосредоточить Седьмую,  Восьмую
и Девятую эскадры атомных подводных лодок  по  периметру  района  западнее
Бермуд, двинуть их к центру и, невзирая на  потери,  уничтожить  "Летучего
Голландца". Третье: немедленно поднять  в  воздух  Первую  особую  дивизию
истребительной  авиации,  поставив   ей   задачу   на   уничтожение   всех
обнаруженных стай. Частям охраны ракетных баз отдать приказ  расстреливать
без предупреждения любой объект, приближающийся к системе базирования.
   Он перевел дыхание, наклонился к президенту, сказал в упор:
   - Четвертое: если данные меры в ближайшие часы окажутся неэффективными,
то обеими дивизиями стратегических бомбардировщиков нанести  массированный
ядерный удар в квадрате пребывания "Летучего Голландца".
   - Боже мой! - ошеломленно сказал советник.
   Наступила тишина. Все смотрели на президента.
   - Решайтесь, Гиф, - повторил военный министр.


   - Командир, наблюдатели передают: большая стая - триста  километров  на
юго-запад. Направление на "Лотос", - сказал радист.
   - Отвечай: "Вас понял. Иду на сближение". - Командир включил  микрофон.
- Всей  эскадрилье:  разворот  на  юго-запад,  курс  шесть-девять,  высота
прежняя.
   - Отдохни пока, я поведу, - предложил второй пилот.
   - Не стоит, уже заканчиваем. Да и не  хочется  пропускать  развлечения:
никогда не стрелял по птицам.
   - А почему, собственно, такая паника  вокруг  этих  птичек?  -  спросил
радист. - Или они несут ядерные заряды?
   - Свяжись с базой, - вместо ответа приказал  командир.  -  Передай  наш
курс и предупреди, чтобы не  вздумали  стрелять,  Знаю  я  наземников.  Не
хватало получить попадание от своих.
   - В самом деле, командир, - сказал второй пилот, - почему им  придается
такое значение?
   - А ты следи за курсом.
   Второй пилот тоже отвернулся.
   Они шли над облаками.  Командир  смотрел  на  снежные  горы.  В  кабине
молчали. Экипаж обиделся. Но что он  мог  сказать,  если  сам  знал  ровно
столько же. Он мог лишь повторить приказ: "Патрулировать район баз "Лотос"
и "Дракон", уничтожать все птичьи стаи, встреченные в этой зоне. Соблюдать
максимальную осторожность".
   Молчание длилось минут двадцать. Потом второй пилот с