- Что-то ты сегодня какой-то отсутствующий, дорогой. Я тебе  надоела,
тебе вчера что-нибудь не  понравилось?  Знаешь  что,  давай  поднимемся  в
номер. Ну их, этих Бернеттов. Пускай без нас обсуждают...
     Она  медленно,  почти   незаметно   прогнулась   и   коснулась   меня
поднявшимися лацканами жакета. Вкус жасмина усилился. Я увидел себя как бы
со   стороны:   озабоченный,   хмурый   мужчина,    непрерывно    зачем-то
оглядывающийся - в чуть примятом костюме и галстуке, провисшем под горлом.
     Зрелище было непривлекательное.
     - Разумеется, дорогая,- примирительно сказал я.
     - Только мне не мешало бы позвонить по одному мелкому  делу.  Подожди
здесь минуточку, я сейчас буду...
     На мгновение мне показалось, что Октавия  не  хочет  меня  отпускать:
мышцы левой руки ее как бы окаменели, враз и  очень  отчетливо  затвердело
плечо, пальцы стали вдруг - жесткими, цепкими, деревянными.
     Однако продолжалось это недолго.
     Уже в следующую секунду Октавия, видимо, смилостивилась:
     - Ну иди. Ничего с тобой не поделаешь...
     Я прошел к таксофону, прилепленному на шершавой стене.  Таксофон  был
обычный, с прорезью для кредитных карточек. Карточки у  меня,  разумеется,
не было, но за пару прошедших в Париже дней я уже научился  справляться  с
подобной  техникой.  Резкое  внутреннее  усилие  -  и  загорелся   глазок,
свидетельствующий о готовности. Раздался гудок в трубке. Я набрал  длинный
ряд цифр. Можно было, конечно, позвонить и из номера, но я чувствовал, что
возвращаться в номер нельзя. В номере могла оказаться  засада.  Интересно,
как все-таки они меня вычислили? Я ведь все же не Зоммер, картину мира  не
искажаю. Никаких аберраций быть не должно.
     Вероятно, ниточка протянулась сюда из Петербурга... Я спокойно и даже
как бы лениво оглядывал вестибюль. В этот час народа тут было немного.
     Пребывал в столбняке  за  барьером  лощеный  портье,  и  топталась  у
скульптурной карты Парижа туристская пара. Пожилые, самодовольные, пестрые
иностранцы.
     Более никого. Тишина, горка нежных фиалок у шепчущего фонтанчика.
     А  в  противоположном  конце  вестибюля  -  полуоткрытая   дверь,   и
внимательный Баггер, выглядывающий из нее напоследок.
     Он заметил меня и укоризненно покачал головой. Мол, опаздываете,  это
не  принято.  Лишь  вчера  договаривались,  что  -  никаких  опозданий  на
семинары.
     Он даже прицокнул.
     Я почувствовал внезапное раздражение. Сколько времени потеряно  здесь
впустую. В самом деле, сегодня уже третий день, а я так и  не  продвинулся
ни на шаг в том, что требовалось. И нельзя утверждать, что все  это  время
было  потрачено  зря.  Нет,  конечно,  я  услышал  несколько  удивительных
сообщений. "Одомашнивание  европейцев",  доклад,  например,  или,  скажем,
"Культура письма как бремя цивилизации". Масса нового материала, множество
парадоксальных гипотез. Я с такими проблемами еще никогда не  сталкивался.
Тут есть над чем поразмыслить. И тем не менее, я не продвинулся ни на шаг.
Разговоры, дискуссии,  вечное  сотрясение  воздуха.  Никакой  практической
ценности они не имели. Никакого конкретного  смысла  выудить  не  удалось.
Разве что как исходный материал для последующих раздумий. Вот и  все,  что
почерпнуто... Я прислушивался к гудкам, уходящим отсюда в Санкт-Петербург.
К телефону на другом конце линии не подходили.
     Вероятно, квартира была в этот момент пуста. Почему-то  и  Зоммер,  и
даже Рита отсутствовали.
     Пора было возвращаться.
     Я бросил трубку, а неслышно приблизившаяся Октавия опять  взяла  меня
под руку.
     - Не дозвонился пока? Ничего, не расстраивайся, попробуем позже...
     Она уже вновь подкрасила губы  -  потянула  меня,  вытаскивая  из-под
колпака таксофона, страстно-черные глаза ее просияли. И в  этот  момент  я
заметил двух  молодых  людей,  деловым  быстрым  шагом  пересекающих  ширь
вестибюля.
     Оба они были в приличных серых костюмах,  в  чисто-белых  рубашках  и
даже при галстуках. И они отрывисто переговаривались на ходу,  поглощенные
якобы какими-то своими  проблемами.  Оба  не  обращали  на  меня  никакого
внимания, но я сразу же, как ударенный, понял, что - это за мной.
     И  Октавия  тоже,  наверное,  поняла,  потому  что  сказала  казенным
непререкаемым тоном:
     - Спокойно! Не вырывайся!
     И тогда я внезапно сообразил, что она не случайно просунула мне  руку
под локоть, что она очень мягко и незаметно согнула мне кисть руки и что я
зафиксирован крепким профессиональным захватом.
     В изумлении я  посмотрел  на  нее,  а  Октавия,  подняв  брови,  сухо
предупредила:
     - Гостиница окружена. Сопротивление бесполезно...
     У нее даже лицо изменилось: то, что раньше я принимал за страстность,
обернулось жестокостью, а сияющие колдовские глаза окатывали презрением.
     И держала она меня  очень  уверенно  -  надавила  на  кисть,  и  боль
опоясала мне запястье. Вероятно, Октавия демонстрировала, что будет,  если
я начну вырываться. Вырываться поэтому было бессмысленно. Душная  знакомая
ненависть подступила мне к горлу. На  мгновение  перед  взором  мелькнуло:
покрытый пламенем вестибюль, сизый воющий дым, прорывающийся сквозь окна и
двери, и обугленная Октавия, как головешка, валяющаяся у фонтанчика. Уголь
вместо лица, запах горелого мяса. Я не мог сделать этого, что  бы  мне  ни
грозило. Предыдущего раза мне было вполне достаточно.
     И не знаю уж как, но я переплавил ненависть во что-то другое,  и  без
всякого напряжения разогнул железную кисть, и  легонько  толкнул  Октавию,
чтоб она не мешала, и Октавия отлетела, ударившись о горку с цветами.
     Мышцы у меня были словно из  сверхпрочного  сплава.  Кто-то  обхватил
меня сзади и, как Октавия,- рухнул, шмякнувшись телом о стену.
     Раздался сдавленный хрип.
     Все произошло очень быстро.
     Молодые энергичные люди, развернувшись на шум, разом сунули руки  под
мышки, наверное, за оружием, а  Октавия,  даже  не  поднимаясь,  выхватила
откуда-то пистолет, и зрачок его глянул мне будто в самое сердце.
     - Не двигаться!..
     Мне нужны были две-три секунды, чтобы убраться  отсюда.  Трех  секунд
мне, пожалуй  бы,  хватило  с  избытком.  Я  уже  представлял  обстановку:
огромный диван и комод. Возникала в груди знакомая тяга перемещения.
     И, однако, у меня не было  этих  двух-трех  секунд.  Нужная  картинка
квартиры почему-то  не  возникала.  Расплывались  детали,  Октавия  давила
указательным пальцем курок, и,  наверное,  выстрел  мог  грянуть  в  любое
мгновение.
     - Руки за голову!..
     Но как раз в  это  время  дверь  конференц-зала  открылась  и  оттуда
выскочил Баггер также с пистолетом в руках и, по-моему,  даже  не  целясь,
выстрелил в распластанную по горке Октавию.
     Пах!.. Пах!.. Пах!..
     Правда, это было все, что он успел сделать. Молодой человек,  который
поближе, тоже выхватил пистолет,  и  на  белой  рубашке  Баггера  возникли
кровавые пятна.
     Пах!.. Пах!.. Пах!..
     Грохот выстрелов наполнял вестибюль. Треснуло  и  вывалилось  стекло,
отделяющее террасу. Разлетелся плафон, бабахнули по стенам осколки.
     - Бегите, Серж...
     Баггер  лежал  на   спине,   и   тупые   ботинки   его   конвульсивно
подергивались.
     И подергивалась обстановка квартиры, которую я пытался представить.
     Я не чувствовал, что способен через пространство шагнуть  туда.  Этот
чертов конвейер пальбы, наверное, взбаламутил сознание.  Я  никак  не  мог
по-настоящему сосредоточиться.
     Пах!.. Пах!.. Пах!..
     Как во сне я видел, что парни, застрелившие  Баггера,  поднимая  свои
пистолеты,  медленно  поворачиваются  ко  мне,  а  из  узкого  коридорчика
выдвигаются еще, сразу трое, и такими же точно жестами засовывают руки под
мышки.
     У меня оставался единственный выход.
     Я рванулся налево через выбитое пулей стекло  и  с  размаху  упал  на
железные перила террасы. Показались  -  веселая  разнобоица  крыш,  трубы,
трубы и Эйфелева башня над ними.
     Это был десятый этаж.
     Висело жидкое солнце.
     - Стой!.. Куда?..
     Молодые люди проламывались на террасу.
     Однако я уже  перевалился  через  перила,  и  меня  подхватил  теплый
свистящий воздух...

     Демонстрация свернула к Адмиралтейству и застопорилась на  трамвайных
путях, которые прижимались к саду. Леха сразу  же  опустил  транспарант  и
сказал, оборачиваясь, недовольным голосом: - Ну  вот,  опять  маринуют...-
Лицо его исказилось. Он подумал и  сунул  круглую  палку  Жаконе,  который
бессмысленно озирался.- На, пока подержи! - А  почему  это  я?  -  резонно
поинтересовался Жаконя.- А потому что ближе стоишь. Держи, не  качайся!..-
Жаконя обнял  транспарант  и  двумя  руками,  как  тонущий,  схватился  за
перекладину.- Дык, это самое... Хорошо жить, ребята...-  Он  действительно
ощутимо  покачивался,  и  костыль,  упирающийся  в  асфальт,  оказался  не
лишним.- Да здравствуют советские инженеры!..- Между тем  Леха  извлек  из
внутреннего кармана бутылку, примерно ноль  восемь,  и  умело,  пройдя  по
пробке ключом,  с  хлюпом  вытащил  ее  пластмассовую  заглушку.  Деловито
повернул бутылку наклейкой вперед.- Так  что,  из  горла  примем  или  как
культурные люди? - Есть, есть посуда! - немедленно откликнулся кто-то. Тут
же  образовались  стаканчики,  запахло  отвратительным  алкоголем,  однако
выпить не удалось - как из под земли вырос  встревоженный  Хеня  и  сказал
умоляющим  голосом,  где  вместе  с  тем  чувствовались   и   командирские
интонации.- Ну ребята! Ну мы же вчера договаривались!..- Он насколько  мог
широко развел руками.- А что такое? - спросил недовольный Леха.- А  такое,
что договаривались, когда - выйдем с площади.- Дак застряли же, застряли -
значит, не  виноваты...-  Леха  с  тонким  прихлебом  высосал  из  стакана
портвейн, крякнул, хмыкнул, выдохнул свежак перегара и  с  удовлетворением
слил в стаканчик остатки. Лицо у него прояснилось.- Ну что, Хеня,  будешь?
- Чувствовалось, что Хеня заколебался, и тем  не  менее  принял  стакан  в
ладонь, и втянул носом воздух, оценивая содержимое.
     - "Иверия",- уважительно констатировал он.- Раскопали  "Иверию",  где
это вы, ребята? - Места надо знать,- ответил Леха.- И между прочим, вот ты
подумал   бы   как   парторг:   обеспечивать   надо   трудящихся,   делать
централизованно, вышел, значит, на демонстрацию - получи  бутылек.  Вот  и
явка тогда образуется стопроцентная...-  Рита  рядом  со  мной  неожиданно
засмеялась.
     - Ладно-ладно, ты эти шуточки брось,- официальным  тоном  посоветовал
Хеня.- Надо все-таки разбираться, как можно шутить и как нельзя.- А что  я
такого сказал? - А - думать надо! - С оскорбленным достоинством Хеня выдул
стакан, тоже крякнул и вдруг побледнел всем лицом, диковато оглядываясь.
     У него даже уши зашевелились.- А  где  транспарант?..-  Вонвон-он!..-
откликнулись сразу несколько энтузиастов.- Сохранили твою фанеру!.. Жаконя
присматривает!..- Мы слегка расступились,  чтобы  не  загораживать  фигуру
Жакони, тот рыгнул, и в это время  я  вдруг  заметил  среди  демонстрантов
Зоммера. Зоммер стоял с рабочими Металлического завода и о чем-то  с  ними
беседовал, держа в руках майонезную баночку. Вероятно, тоже расслабился по
случаю остановки. С его правого локтя свисала авоська, а расстегнутый плащ
обнаруживал светлый дешевый костюм.  Мятый  галстук  у  горла,  старенькие
ботиночки. Ни дать ни взять - бухгалтер среднего предприятия.
     Он  почуял  мой  взгляд  и  тоже  ответил  взглядом,  но  -  с  тупым
равнодушием, как будто бы не узнав. Тем не менее у меня пробежала холодная
дрожь по телу. Я отступил на шаг. Рита, явно обеспокоенная,  дернула  меня
за рукав.-  Что  случилось,  вспомнил  что-нибудь  нехорошее?  -  Ничего,-
отворачиваясь  от  Зоммера,  сказал  я.-  Как  это  ничего?  У  тебя  щеки
позеленели...- Говорю тебе: ничего.
     Не трогай меня, не надо...
     Кажется, Рита обиделась. К счастью,  в  эту  секунду  где-то  впереди
грянул оркестр, демонстрация зашевелилась и  двинулась  по  направлению  к
площади.
     Плотные  сомкнутые  шеренги  оттерли  Зоммера.  Я  надеялся,  что   -
навсегда.
     Сердце у меня ощутимо постукивало. И поэтому  когда  из  толпы  вылез
Хеня  и  плаксиво  начал  настаивать,  чтобы  я  хотя  бы  немного   понес
транспарант  -  понимаешь,  Жаконя  нахрюкался,  потеряет,  мерзавец,-   я
довольно-таки решительно ему отказал. Дескать, извини,  дорогой,  рука  не
сгибается.
     А слегка возбужденная Рита не  к  месту  хихикнула.-  Ладно,-  сказал
обиженный Хеня.- Будет обсуждаться  твоя  работа,  припомним.-  И,  увидев
Шаридова, шагающего с женой и с детьми, закричал, продираясь к нему  через
шеренги идущих: - Подождите, Халид Ибрагимович, одну минуточку!..- А вслед
за Хеней вылез  из  толпы  бодрый  Леха  и,  потирая  руки,  со  значением
подмигнул: - Ну что, деятели, сваливаем отсюда? - Неудобно, обещали пройти
с коллективом,- сказал я.- Неудобно на потолке отдыхать, одеяло спадает. В
общем, вы, как хотите, а мы всей конторой фью-ить!..- Леха сделал  кому-то
из задних призывный жест и, как лезвие  сквозь  кисель,  рванулся  поперек
демонстрации. Мы с Ритой также начали диффундировать к краю.
     Праздничный громадный портрет вождя взирал на нас с ближнего дома.
     Занимал он пространство  от  крыши  до  первого  этажа  и,  наверное,
создавал полумрак в закрытых им помещениях.- Посмотри,-  толкнула  меня  в
бок Рита.- Что такое? - Ты - посмотри, посмотри! -  Вероятно,  материя  на
портрете была довольно плохо  натянута,  прямо  посередине  его  вздувался
пузырь, и от слабого ветра казалось, что вождь  шевелит  бровями.  Зрелище
было забавное.
     - Всего через год,- сказал я.- Через год он умрет, а  потом  это  все
начнет  постепенно  разваливаться.  Исчезнут  партия,  КГБ,  а  республики
образуют самостоятельные государства. Вся жизнь переменится.- Я и сам едва
верил своим словам.
     Слишком уж нереальным казалось такое будущее. Пучина времени,  десять
лет.- Ты меня, по-моему, все же разыгрываешь,- ответила Рита.-  Ну  откуда
ты можешь знать, тоже мне - прорицатель...- Она пожала плечами.- А чего бы
ты хотела больше всего? -  спросил  я.-  В  жизни  или  прямо  сегодня?  -
уточнила Рита.- Разумеется, в жизни...-  Чтобы  так  было  всегда...-  Как
сейчас? - Ну да, как в эту минуту...
     Она тихо царапнула меня ногтем по ладони.  Обтираясь  о  куртки  и  о
плащи, мы  выбрались  из  демонстрации.  Вероятно,  в  преддверии  площади
выходить уже было запрещено: вилась цепь ограждения и кучковались  за  ней
наряды милиционеров. Двое тут  же  направились  в  нашу  сторону,  а  один
помахал рукой, приказывая вернуться. Рита в нерешительности остановилась.
     Однако Леха, подняв над головой пятерню, завопил что-то вроде:  -  Да
здравствует наша доблестная милиция!..- и сержант показал нам тогда,  что,
дескать, давайте быстрее. Им, наверное, лень было спорить по этому поводу.
     На середине улицы я оглянулся: еле-еле  бредущий  Жаконя  упорно  пер
транспарант, а его  самого  поддерживал  Бампер  из  технического  отдела,
причем шли они оба как  будто  через  болотную  топь,  и  башка  у  Жакони
перекатывалась по груди, точно резиновая.
     Он все же здорово нагрузился.
     А с другой стороны  к  ним  прислонился  пухленький  Зоммер  -  тоже,
видимо, обессилев, отфыркиваясь  и  пыхтя,  и  его  перекашивала  раздутая
посудой авоська.
     Подготовился, значит.
     Далее неторопливо подтягивались Валечка с Жозефиной.
     Команда в полном составе.
     - Нормально,- констатировал Леха, дождавшийся нас.
     - Пока  обошлось  без  потерь.-  И  прикрикнул,  наверное,  сжигаемый
нетерпением.- Давай-давай, мужики, шевелите конечностями!..
     Светило майское солнце.
     - А что это за энтузиаст? - кивая на Зоммера, спросил я.- Что за тип?
Он, вроде, раньше в наших мероприятиях не участвовал.
     Леха осклабился.
     - Кто, этот? Да, толковый мужик, у него с собой четыре фунфурика.
     Ну? Пускай посидит, что нам, жалко?..
     Он с большим удовольствием потянулся.
     Я смотрел на вязкие толпы людей, продавливающиеся в створе улицы.
     Колонна была  бесконечной:  она  шла  и  шла  под  вопли  диктора  из
репродукторов.
     В настоящий момент приветствовали славных советских  ученых.-  Рра!..
Рра!..  Рра!..-  доносилось  с  площади.  Точно  ревело  слоновье   стадо.
Плескались флажки и гирлянды. Качались над головами  воздушные  шарики.  Я
почему-то вспомнил доклад Дюваля. Одомашнивание человека,  создание  новых
инстинктов.  Трансформация  психики  в  систему   примитивных   рефлексов.
Индивидуум исчезает, отсчетом становится популяция. Генетическое  единство
постепенно  устраняет  конфликты.  Человечество  замыкается  в  благостном
оцепенении.
     Как-то так. Во всяком случае, близко к тексту.
     - Ну ты что, совсем отключился? - Леха двинул меня кулаком.
     Жил он, к счастью, недалеко, и когда  мы  всей  гурьбой  ввалились  в
квартиру, то, конечно, первым делом разместили совершенно  обеспамятевшего
Жаконю.
     Положили его на диван, а заботливая Жозефина подоткнула  подушку  под
голову.
     Набросили на него покрывало.
     Жаконя  только  мычал,  бессмысленные  бельмы  закатывались,  и  даже
телевизор, врубившийся вдруг на полную мощь, как ни  рявкал,  не  мог  его
потревожить.
     Он лишь вялым движением навалил на ухо подушку.
     - Убавьте звук,- посоветовала Жозефина.
     Я уже схватился за ручку, чтобы ее повернуть, и в это время  женщина,
появившаяся на экране, сказала:
     - Передаем подробности катастрофы в Санкт-Петербурге.
     По  предварительным   данным,   погибло   около   тридцати   человек.
Продолжается сильный пожар на заводе  "Пластмассы  и  полимеры",  от  огня
взорвалась батарея, обеспечивавшая производственный цикл, около трех  тонн
горючих веществ попало на землю. Жители ближайших домов отселяются.  Район
катастрофы блокирован. Вместе с городскими  пожарными  действуют  воинские
соединения...
     После этого звук пропал. Появился из кухни Леха,  сжимающий  в  руках
два фужера, и, уставясь в дрожащее  прыгающее  изображение,  как  ребенок,
обалдело спросил:
     - А разве телевизор работает? А он уже неделю, как хрюкнулся...
     Экран тут же погас, и на нем проступила стеклянная гладкая серость.
     Я заметил, что и вилка в розетку, оказывается, не была  воткнута.  То
есть, электричество не  поступало.  Тогда  я  тихо  скользнул  в  соседнюю
комнату и, дождавшись,  пока  Зоммер  так  же  тихо  просочится  за  мной,
посмотрел на него - еле сдерживаясь, стараясь не выплеснуть раздражения:
     - Это ваша работа?
     - Они  пытались  меня  захватить,-  сказал  Зоммер.-  Они  нас  опять
каким-то образом вычислили. Полагаю, что без поддержки церкви не обошлось.
Подтянули военных, наверное, особые подразделения.
     Между прочим, я там заметил какой-то  чудовищный  огнемет.  Вероятно,
они собирались залить квартиру напалмом. Извините, но  как  мне  было  еще
отвязаться от них? Я ведь даже не  защищался,  я  просто  отодвинул  их  в
сторону...
     - Отодвинул? - с отчетливым клокотанием в горле переспросил я.
     А задумчивый Зоммер похлопал мягкими веками.
     - Вероятно, не стоит так волноваться по незначительным поводам.  Если
вас укусил, например, какой-нибудь муравей, то вы сами смахнете  их  всех,
оказавшихся в это время на коже.  Вы  не  будете  разбираться,  какой  там
именно укусил.  Разумеется,  всех,-  и  половину  при  этом  перекалечите.
Понимаете, это чисто инстинктивное действие.- Он смотрел сквозь меня,  как
будто в какие-то дали. Было тихо,  лишь  раздавался  за  дверью  негромкий
звяк. Вероятно, накрывали на  стол  в  смежной  комнате.  Что-то  пискнула
Валечка, что-то ответила Жозефина.
     Мерной  поступью  протопал  Бампер  на  кухню.  Зоммер  сжал  смешные
маленькие кулачки.- Честно  говоря,  меня  волнуют  сейчас  совсем  другие
воп