и  тяжелых  ботинках.  Мое  исчезновение,
видимо, обеспокоило его. Он  выдержал  недолго  -  тронулся  от  дерева  к
дереву, облитый луною.
   Я бесшумно последовал за ним, соображая, что делать.  Уйти  можно  было
запросто, но не хотелось  оставлять  позади  себя  неизвестного.  В  конце
концов я решил, что поскольку это не Зырянов, то  контакт  с  ним  мне  не
запрещен, и, когда человек приблизился к пушистым елям, в которых я исчез,
и наклонился, всматриваясь, я на него прыгнул.
   Прыгнул я хорошо, но реакция у  него  оказалась  еще  лучше,  Он  успел
выставить локоть, мой удар пришелся по кости.  Мы  оба  вскрикнули:  я  от
боли, он от неожиданности, повалились в колючие ветви, меня будто молотком
стукнули по виску - на долю секунды в голове вспыхнули разноцветные пятна.
Этой доли хватило. Когда я очнулся, он уже сидел на мне,  выламывал  руку,
надсадно дыша и приговаривая:
   - А вот так не хочешь? А вот так не нравится?!
   Я лежал, уткнувшись  с  сухие  иголки.  Сильно  пахло  смолой.  Боль  в
скрученной руке вынимала душу. В  таком  положении  мало  что  можно  было
сделать, но я все-таки сделал,  и  мы  покатились,  поочередно  оказываясь
наверху. Мужчина был тяжелым и сильным, но на мое счастье не умел  драться
грамотно, я лишь ждал, когда он раскроется, - он раскрылся,  и  сразу  все
кончилось.
   Мне потребовалось целых пять минут,  чтобы  отдышаться.  Он  лежал  без
сознания. Я достал фонарик и осветил его лицо.
   Это был директор. От света крупные веки его дрогнули.
   - Не надо шума, - сказал я и осветил себя.
   Больше всего я боялся, что он закричит. Харламов скит находился  где-то
рядом, и если бы он закричал, то на наблюдении  можно  было  бы  поставить
крест.
   Но он не закричал - дернул щекой, спросил:
   - Вы? Откуда?
   Шепотом я объяснил, кто я такой и откуда,  разумеется,  не  упоминая  о
задании.
   - Пустите меня, - сказал директор.
   Я погасил фонарик. Директор сел, покрутил головой.
   - Фу, черт!.. Вы сломали мне шею. - Сильно растер ее ладонями. -  Между
прочим, я сразу понял, что вы не из облоно.
   - Что вы делали в лесу? - спросил я.
   - Выслеживал Харлама.
   - Привидение?
   - Да. Решил, что нужно самому посмотреть,  какие  тут  у  нас  завелись
призраки.
   - Видели его?
   - Нет.
   - А зачем пошли за мной?
   - Я же не знал, что это вы, - сердито сказал директор.
   Я думал: отправить его обратно или взять с собой. Мне не нравились  оба
варианта.
   - А вы вообще этого Харлама когда-нибудь видели? - спросил я.
   - Да.
   - Когда?
   - Например, сейчас вижу, - хладнокровно сказал директор.
   Я обернулся. Между деревьями, недалеко от нас, передвигалась  мерцающая
тень. Я быстро прикрыл директору рот рукой.  Тень  была  мне  по  грудь  и
напоминала карикатурного человечка, как его рисуют дети - круглая  голова,
а вместо тела, рук и ног  -  черточки.  Свет  от  нее  исходил  фосфорный,
голубовато-белый,  ничего  не  освещающий.  Смотреть  было  жутковато.   Я
расстегнул кобуру.
   - Пойдем за ним? - высвободившись, прошелестел директор.
   Я колебался всего секунду. Кем бы это привидение не было, упускать  его
было нельзя.
   - Без моего приказа ничего не делать.
   Директор в знак того, что понял, сжал мне руку.
   Мы двинулись следом.
   Привидение вовсе не плыло по воздуху, как мне сперва показалось, оно то
и дело спотыкалось, неразборчиво бормотало - шуршали иглы, иногда хрустела
ветка. Это меня успокаивало: меньше шансов, что нас услышат.
   Идти пришлось недолго. Деревья поредели. Лунный свет, как  вода,  встал
между ними. Появилась поляна  -  небольшая,  круглая,  в  высокой  голубой
траве. Из нее, как из  озера,  поднималась  черная  покосившаяся  избушка,
крытая дерном. Крыша ее съезжала до земли.
   Привидение пересекло поляну  -  почти  невидимое  в  голубой  траве,  -
вспыхнув в проеме, прикрыло дверь. Ни искры не мелькнуло в низких оконцах.
   - Будем брать? - предложил директор. -  Теперь  он  от  нас  никуда  не
денется.
   Я молчал. Взять привидение  сейчас,  неожиданно,  представлялось  очень
заманчивым. Конечно,  деться  ему  было  некуда.  Но  я  не  имел  на  это
разрешения. И сомневался, что получу его, связавшись со  штабом.  У  штаба
была своя правота: в такой операции  нельзя  рисковать  ничем,  а  идти  в
одиночку, даже вдвоем, против того, кто  мог  оказаться  в  избушке,  было
все-таки рискованно.
   Директор нетерпеливо покашлял.
   - Когда вы уходили, где был Зырянов? - спросил я.
   - Зырянов? При чем здесь Зырянов? - удивился он. - Наверное,  дома.  Он
по вечерам не выходит.
   - Вообще не выходит?
   - Да. У него причуды. Он боится  темноты.  Каждый  вечер  запирается  в
квартире.
   - А к нему кто-нибудь заходил вечером?
   - Нет, он этого не любит.
   Разговор мы вели  торопливым  шепотом,  не  сводя  глаз  с  избушки.  Я
прикинул расстояние и окончательно решил, что туда мы не пойдем: в голубой
траве, под ясной луной нас бы сразу заметили.
   - Объясните, при чем здесь Зырянов? - сердито сказал директор.
   Ответить я не успел. Из избушки раздался  звук,  будто  нажали  клавишу
рояля. Мы переглянулись.
   - Вперед? - сказал директор.
   - Нет, - сказал я.
   - Пять секунд, и мы там.
   - Нет.
   Звук повторился, такой же одинокий,  тоскующий,  повис  в  воздухе.  Из
трубы избушки поднялся очень тонкий, ослепительно белый луч, как вязальная
спица, воткнулся в небо, постоял и заметался, выписывая сложную фигуру.
   Звуки - все на одной ноте - посыпались дождем, слились в жалобный  стон
и погасли. Луч беззвучно плясал над крышей. Я заметил, что белая часть его
вовсе не достает до неба - она была очень короткой, свечение заканчивалось
внезапно, словно упираясь в  невидимую  преграду.  Директор  смотрел,  как
зачарованный.
   - Ну и Харлам, - протянул он.
   В тишине над  светлой  поляной  возник  очень  чистый,  детский  голос,
выводящий какую-то странную мелодию. Я никогда  не  слышал  такой  музыки:
отчаяние времени, космическое, звездное одиночество  звучало  в  ней.  Луч
метался в такт переливам. Трава пошла волнами,  хотя  ветра  не  было.  На
голубых метелках ее появились крошечные розовые огоньки. Директор обхватил
липкий еловый ствол, застыл. Подрагивали плечи. У  меня  поддались  пальцы
ног, кожа пошла пупырышками,  словно  по  телу  поползли  сотни  холодных,
скользких мокриц.
   Мелодия была чужой, совсем чужой, нечеловеческой.  Она  раздирала  меня
изнутри, скручивала каждый нерв, каждую клетку.
   Дико закричал директор, замахал руками, побежал прочь, похожий в лунном
свете на большую  черную  бабочку.  Розовые  огоньки  на  траве  вспыхнули
желтым,  ослепляющим.  Прямо  в  глаза.  Я  опомнился,   остановился.   От
сумасшедшего бега сердце комом стояло в горле. Кругом было темно и тихо. У
меня стучали зубы. Я весь был словно в клейкой паутине, хотелось вместе  с
кожей содрать ее с себя.
   Рядом застонали. Я сразу присел, вытащил пистолет.
   - Кто?
   - Я, - сказал директор.
   Он сидел в  неглубоком  сыром  овраге,  обеими  руками  сжимая  колено,
раскачивался, подворачивал губы от боли.
   - Что это было? - спросил  он.  И  не  дожидаясь  ответа:  -  Проклятая
музыка! Омерзительная! - Коротко  застонал:  -  О,  черт!  Посмотрите,  я,
кажется, вывихнул ногу.
   По-моему, это был не вывих, а закрытый перелом. Во всяком случае,  идти
он не мог.
   Я связался со штабом и доложил  о  случившемся.  Сообщение  принял  сам
генерал.
   -  Харламов  скит,  говоришь.  -  В  наушниках  было  слышно,  как   он
разворачивает карту. - Есть такой. Значит, луч и музыка?
   - Мне кажется, это попытка связи, - сказал я. - Очень мощные  позывные.
В них и горят спутники.
   - Еще как горят, - сказал генерал. - Уже четыре сгорели. Хорошие  дела!
Как считаешь, он вас заметил?
   - Не знаю.
   Генерал долго молчал, а потом сказал:
   - Операцию я переношу на сегодня, - прокряхтел в микрофон. - Ничего  же
не готово! Начнем в четыре, когда рассветет. К  этому  времени  ты  должен
выйти из леса. Группу захвата получишь немедленно. Задача прежняя -  взять
его любой ценой.
   Я ответил: "Есть!" - и отключился.  Директор  по-прежнему  держался  за
колено, поймал мой взгляд, сказал, морщась:
   - Идите в поселок. Я подожду здесь - пошлете кого-нибудь. Идите - я  же
вижу, что вам нужно!
   Я  не  стал  возражать.  Мне  было  действительно   нужно.   Я   только
предупредил, чтобы он оставался на месте.


   Когда я вышел к деревне, воздух  уже  посинел.  Неотчетливо  проступили
сырые, темные дома. Светилось лишь одно окно - мое.
   Дверь в квартиру была открыта. Я вошел.  На  тахте,  под  торшером,  не
доставая короткими ногами до пола, сидел учитель Яков Иванович Зырянов.
   - Я вас ждал, - своим тонким, клекочущим голосом сказал он.
   - Физкультпривет! - сказал я и просунул руку под пиджак, на кобуру.
   Было около четырех. Группа захвата могла появиться с минуты на минуту.
   - Вы были в лесу, - сказал учитель.
   Он не спрашивал. Он утверждал. Я посмотрел на  свои  заляпанные  грязью
ботинки  и  выключил  свет.  Сразу  же  на  тахте  возникло   карикатурное
изображение человечка из белых фосфорных линий. Я включил свет.
   - Садитесь, - спокойно сказал учитель.
   Я сел.
   - Вы следили за мной? - спросил он.
   - Да.
   - Вы знаете, кто я?
   - Да.
   - С каких пор?
   Я сказал - с каких.
   - Трое суток... Установили по ученикам?
   - Первоначально по спутникам.
   Он не понял. Я объяснил, что спутники горят в створе поселка. Он  сидел
напротив меня - щуплый, с непомерной головой. На дне  выпуклых  лягушечьих
глаз вспыхивали зеленые искри.
   - О спутниках я не подумал, - сказал он. - Действительно. Вы  наблюдали
мою связь в лесу?
   - Да.
   - Что вы теперь собираетесь предпринять?
   Я не имел права говорить. Я не хотел говорить. Но зеленые  искры  стали
гуще, и я сказал.
   - Две армии против одного человека, - горько повторил он. -  Неужели  я
так мешаю? Я ведь совершенно не вмешиваюсь в вашу жизнь - ни  в  политику,
ни в экономику. Я лишь чуть-чуть, совсем не существенно ускоряю прогресс.
   Я не в силах был отвести глаз от его  зрачков.  Смотрел  до  того,  что
комнату окутал белый туман, в котором проступали лишь два этих  громадных,
влажных, поблескивающих шара. Я сказал прямо в них:
   -  Человечество  не  может  допустить,  чтобы  кто-то  чужой  тайно,  с
неизвестной целью направлял его развитие.
   - В основах земной морали я разбираюсь, - сказал он.
   - Вам следовало прийти открыто, - сказал я. -  При  Контакте  допустимы
лишь равноправные отношения.
   Зеленоватые искры потускнели, клекот стал глуше.
   - Мы не виноваты,  -  сказал  он.  -  Была  авария.  Мы  не  собирались
высаживаться. Мы не собирались входить в Солнечную систему. Была авария. Я
попал к вам случайно.
   Губы у него двигались, как у куклы в мультфильме - не в такт словам.
   - Я здесь один, - сказал он. - Я даже не  специалист  по  Контактам.  Я
рядовой инженер. Я не имею права.  Были  случаи,  когда  Контакт  кончался
планетным шоком для одной из сторон. Цивилизация должна быть подготовлена.
Я вообще не уверен, что будет решение о целесообразности Контакта с вами.
   Он вздохнул.
   - Нужно идти. Если я сейчас исчезну, меня станут разыскивать?
   - Да, - сказал я.
   Он встал. Глаза погасли. Поправил толстые очки.
   - Не надо меня разыскивать. Постарайтесь объяснить  это  тем,  от  кого
зависит. Ваши спутники в безопасности:  у  меня  больше  нет  энергии  для
связи. Если  сигнал  услышали,  меня  заберут.  А  если  нет...  Следующее
поколение учеников проявит себя лет через десять-двенадцать. Я не доживу.
   Зеленые зрачки его качнулись в тумане и пропали. Я тоже  хотел  встать.
Тело не повиновалось. Туман сгустился, стал как молоко - хлынул в лицо.


   Лес горел. Насколько хватал глаз. Широкий  густой  дым  волновался  под
нами, как море в  непогоду.  При  порывах  ветра  волны  распахивались,  и
показывалось дно, наполненное желтым бушующим огнем.
   Даже в вертолете ощущался сильный запах гари.
   - Мы над местом, - сказал пилот, оборачиваясь от штурвала.
   Генерал показал ему ладонью - вниз.
   - Опасно, товарищ генерал.
   - Приказываю садиться!
   Тон у генерала был металлический. Пилот прильнул к штурвалу. Пол  начал
проваливаться у нас  под  ногами.  В  кабину  пополз  дым.  Окна  ослепли.
Вертолет окунулся в белый туман.
   - Седьмой передает: в квадрате никого не обнаружено, - сказал майор  из
группы  захвата.  На  мочке  у  него  чисел  наушник,  на  коленях  лежала
развернутая карта.
   Рядом сидели еще пятеро - такие же высокие, плечистые,  чем-то  похожие
друг на друга.
   Машину  вдруг  кинуло  куда-то  вправо.  Я  вцепился   в   ускользающий
подлокотник. Совеем рядом, в метре от кабины, пронеслась облитая пламенем,
корчащаяся, пашущая ветвями ель. Вертолет сильно ударился колесами -  раз,
другой. Меня чуть не выбросило из кресла. Генерал  морщился.  Широкоплечие
ребята сидели, как влитые. Майор продолжал разглядывать карту.
   Тряхнуло еще, но уже слабее. Умолк надсадный  мотор.  Винт  со  свистом
замедлял вращение.
   Пилот повернул к нам серое мокрое лицо.
   - Прибыли, товарищ генерал.
   - Второй докладывает: в квадрате никого нет, - сказал майор.
   Оперативники упруго спрыгивали на землю.
   Снаружи оказалось гораздо спокойнее, чем можно было предполагать, глядя
на пожар из облаков. Поляна была почти не тронута. Огонь трехэтажной лавой
обтекал ее. Лава дышала жаром, в ней бушевало, трещало, рушилось, но  сюда
огонь не перекидывался. Дым проносился над головами. Дышать было можно.
   По границе поляны, почти в самом пламени, редкой цепью чернели  люди  в
огнеупорных  комбинезонах.  Они  держали  на  бедрах  короткие  и  толстые
противопожарные пушки  с  расширяющимся  дулом.  Время  от  времени  пушки
отрывисто бухали, и пламя в направлении выстрела разом опадало, рассыпаясь
на багровые тлеющие угли. Выступали стволы, покрытые коростой сажи.
   Недалеко от вертолета в непринужденных  позах  лежали  на  земле  трое,
одетые в костюмы усиленной защиты. Шлемы у них были отвинчены.
   Подбежал человек в мундире с  желтыми  нашивками  на  плече.  Начальник
пожарной команды. Отдал честь.  На  закопченном  лице  его  блестели  одни
глаза.
   - Что? - спросил генерал.
   - Возвратились, - сказал  начальник  пожарников.  Четко  повернулся  на
полоборота к лежащим.
   Те медленно, словно нехотя, поднялись. Стало видно, что  под  ними  все
выгорело. До корней. И к пылающему лесу тянулись цепочки черных  дымящихся
следов.
   Один из них, видимо командир, помотал головой.
   - К  Харламову  скиту  не  пройти,  товарищ  генерал.  Горит  земля.  И
плавится. Невозможно. Защита не выдерживает.
   У генерала между бровей легла глубокая складка. Тогда командир стащил с
руки толстую перчатку, бросил. Перчатка, упав  на  землю,  развалилась  по
шву. Трава под ней сразу же вспыхнула, торопливо побежали  веселые  желтые
огоньки.
   Майор осторожно потрогал перчатку носком сапога.
   Здоровенная ель, проскрипев, легла на поляну, раскидав головешки.  Буря
искр пронеслась в воздухе. Ребята из группы  захвата  поспешно  отряхивали
себя и генерала. Мне стрельнуло угольком  прямо  в  ладонь.  Неожиданно  и
очень больно.
   - Вам лучше вернуться в поселок, товарищ генерал, - сказал майор. Рукав
его комбинезона слегка дымился.
   Генерал посмотрел на него и вдруг рявкнул:
   - Что там со связью? Почему вы мне не докладываете?!
   У майора потемнели глаза. Он сказал очень официально:
   - Только что отметились все десять групп, товарищ  генерал.  Результаты
нулевые, товарищ генерал. Зырянов не обнаружен, товарищ генерал.
   - Продолжать поиск!
   - Нам его все равно не найти, - сказал я, дуя на обожженную руку. - Нам
не обнаружить его, пока он сам этого не захочет.
   Генерал повернул ко мне гневное лицо. Не находил слов. Раздувал ноздри.
   Начальник пожарных тревожно оглядывался.
   - Кончаются заряды, - сказал он.
   Цепь людей в пламени медленно  пятилась.  То  один,  то  другой  бросал
бесполезные пушки. В бреши жадно устремлялся огонь.
   - Может быть, он погиб в скиту? - предположил майор.
   Все посмотрели в ту сторону. Полнеба закрывали дымные мечущиеся языки.
   - Вряд ли, - отчетливо сказал генерал.
   Я подумал, что весь наш поиск бесполезен. Наверное, сейчас  где-то  уже
далеко за границей области в обычном поезде едет маленький, тихий, похожий
на подростка человек, шевелят безгубым ртом, круглыми, лягушечьими глазами
провожает зеленые леса чужой ему планеты.
   Завтра он сойдет на какой-нибудь крохотной станции и постучится в любой
дом.
   - По машинам! - сказал генерал.
   Огонь подступал вплотную.



   Андрей Столяров.
   Миллион зеркал

   -----------------------------------------------------------------------
   © Copyright Андрей Столяров
   Авт.сб. "Аварийная связь".
   Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома
   и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
   С автором можно связаться через email
   sander@stirl.spb.su
   alexanderkrivtsov@usa.net
   OCR & spellcheck by HarryFan, 27 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   1. ДАННЫЕ НА ЗЛОТНИКОВА А.П.

   Родился 12 августа 1950 года в  Ленинграде.  Роддом  N_5  Куйбышевского
района ("Снегиревка"). Родители: Дугина Екатерина Васильевна, экономист, и
Злотников  Петр  Андреевич,  начальник  цеха.  До   трехлетнего   возраста
воспитывался дома. Конкретных данных по этому периоду нет. Затем был отдан
в детский сад N_11 Октябрьского  района.  В  группе  ничем  не  выделялся.
Физическое  и  умственное  развитие  соответствовала  возрасту.  Поведение
находилось в рамках стандартных детских реакций. Болел обычными  болезнями
- коклюш, корь, ветрянка. В возрасте  пяти  лет  без  последствий  перенес
легкий фронтит. Это важно,  это  первая  индивидуальная  метка.  Учился  в
школах  NN  191  и  280   Ленинграда.   Отклонений   не   было.   Развитие
соответствовало возрасту.  Преобладающая  оценка  -  "четыре".  В  старших
классах проявил заметную склонность к  математике.  Член  школьного  клуба
"Тензор". Был достаточно  общителен,  имел  друзей.  Отмечалась  некоторая
импульсивность, эмоциональная неровность - в пределах  нормы.  Летом  1968
года на каникулах в деревне, неудачно спрыгнув с обрыва, сломал себе ногу.
Это вторая индивидуальная метка.  Перелом  несложный  -  гипс,  постельный
режим.  В  период  вынужденной  неподвижности  пытался  рисовать.   Третья
индивидуальная метка. С окончанием болезни тяга к живописи исчезла.
   В 1967 году поступил в Ленинградский  электромеханический  институт  на
факультет автоматики. Успеваемость средняя. Отклонений не  было.  Принимал
участие в студенческом научном обществе. Проявил определенные  технические
способности:  совместно  с  другими  создал  модель   шагающего   экипажа,
получившую  грамоту  Всесоюзного  смотра  изобретателей.  После  окончания
института распределен  на  работу  в  НИИЦАФ.  Отличался  аккуратностью  и
точностью выполнения заданий. Характеризуется  положительно.  Отношения  в
коллективе товарищеские. Через пять лет переведен  на  должность  старшего
инженера.   Подал   заявку   на   включение   собственной   разработки   в
диссертационный план института. Заявка  отклонена  в  связи  с  изменением
тематики исследований. Перешел на работу в НИИЦФА  на  должность  ведущего
инженера. Заведовал сектором кабельных энергоприводов. Предложил несколько
оригинальных проектов энергоприводов узко целевого назначения. В 1975 году
женился на Пасечниковой Ларисе Анатольевне (1952 г.р. Образование  высшее.
Окончила ЛЭМИ по  профилю  "автоматика  управляющих  систем".  Работает  в
НИИЦАФ инженером. Индивидуальных  отклонений  нет.  Родители  Пасечниковой
Л.А. специального интереса не представляют). Отношения в семье но