лось. Потом он сидел у костра под темнеющим  небом  и,  пока
жарились коренья, жевал ягоды, а потом начал  вырезать  руны  и  мистические
знаки на подобранной палке.
   В течение трех вечеров он украшал свой посох резьбой, а днем  упражнялся:
поворачивался, сгибался, бил по камням  своим  огромным  топором:  то  левой
рукой, то правой, то снова левой, перехватывая топор из руки в  руку,  когда
он отскакивал от камня. В первый раз Огерн еле поднял  топор  для  удара,  а
через три  дня  уже  мог  молотить  им  час  подряд.  Он  мог  сделать  пять
приседаний;  мог  подтянуться  на   ветке   дерева;   мог   бросить   копье,
изготовленное из прямой палки  и  куска  кремня.  Самое  главное:  он  снова
научился охотиться, освежив в памяти навыки, уснувшие за сотни лет.
   В третий вечер Огерн закончил  резьбу  на  посохе.  Он  указал  на  сухое
отдельно стоящее дерево и проговорил заклинание. Мертвый ствол простонал,  с
треском раскололся и рухнул на землю. Огерн довольно кивнул и улегся спать.
   Поутру он забросал костер землей, вскинул мешок  на  плечо,  посмотрел  в
чистое небо и пробормотал:
   - Куда мне идти, о Возлюбленная? Покажи мне, где он, тот  ком  глины,  из
которого можно вылепить героя, и я найду его!
   На мгновение Огерну показалось, что Рахани не слышит  его.  Но  потом  на
голубой  ткани  небосвода  появилась  белая   полоса,   и   гряда   облаков,
преобразилась в перо, которое указывало на запад.
   По пути Огерн бдительно следил за появлением других знаков и  днем  позже
обнаружил следующий - чахлую сосну, все ветви  которой  были  направлены  на
юго-восток. Само по себе это ничего особенного собой не представляло -  если
бы сосна росла одиноко на  подветренной  стороне  холма,  но  посреди  леса,
полного ветвистых деревьев, это была бы неслыханная редкость, тем более  что
все ветви сосны указывали в одном направлении. Через два дня  Огерн  миновал
высокогорный перевал, и из подлеска выскочил белый олень и перебежал  Огерну
дорогу. Признав посланца Рахани, Огерн поспешил вослед зверю, но бежать было
тяжело: мешал тяжелый мешок, и через сотню ярдов у Огерна заболели ноги,  он
захрипел, как взмыленный конь. А олень, удаляясь, становился все меньше.  Но
вот он оглянулся, увидел мучения Огерна и замедлил бег. Огерн с  облегчением
перешел на шаг. Он отер пот на ходу и вдруг понял, что так  потеряет  оленя!
Он побежал, хотя ноги налились свинцом, и увидел, что олень  идет  медленно.
Огерн снова пошел медленнее и шел за оленем на север, пока тот не скрылся за
валуном в десять футов высотой. Огерн встревожился, но тут  пробудились  его
охотничьи навыки, и он осмотрел почву. Там  он  увидел  следы  копыт.  Следы
огибали камень и исчезали.
   Огерн некоторое время смотрел на землю, не веря своим  глазам,  но  потом
понял, что это магия, и улыбнулся. Он пристроил поудобнее мешок за плечами и
пошел на север, размышляя, не встретится ли еще какой-нибудь знак,  а  то  и
сам герой поневоле.

***

   Китишейн знала своего отца, но никогда не говорила ему об этом, и он тоже
молчал. Ни словом, ни жестом он ни разу не показал, что она  его  дочь,  ибо
его жена не была ее матерью. Было бы не легче, если бы все знали только  они
двое и, конечно, мать Китишейн, но весь род знал правду и не  давал  девочке
забыть о позоре.
   - Не волнуйся, милая, - ворковала  ей  мама,  укачивая,  когда  она  была
маленькой. - Мы обе знаем, чего ты достойна, и нет в тебе ничего от него.
   Наверное, так оно и было, но другие дети об этом не знали.  Они  смеялись
над Китишейн и били ее, пока она не научилась защищаться, а потом  и  давать
сдачи. Большинство мальчишек ее возраста уступали  ей  в  росте  и  силе,  и
поэтому научились обходить  Китишейн  стороной.  Девочки  следовали  примеру
мальчишек и злобно шептались о том, что Кнтишейн не  может  стать  настоящей
женщиной, если так дерется.
   Тем не менее, когда она повзрослела, все парни стали домогаться  ее,  как
домогался когда-то отец ее матери, -  и  тогда  Китишейн  научилась  драться
по-настоящему. Не только так, как  привычно  драться  женщинам  -  зубами  и
ногтями, но и так, как  дерутся  мужчины:  она  не  раз  наблюдала,  как  те
упражняются в  борьбе,  восхищалась  тем,  как  блестят  напряженные  мышцы,
покрытые испариной. Она сама придумала несколько  новых  приемов.  Например,
бедра могли служить точкой опоры  для  локтей,  когда  отталкиваешь  мужчину
руками. Еще Китишейн узнала, что, хотя у женщин руки слабее,  ноги  по  силе
почти не уступают мужским. Она научилась бить ногами и узнала  слабые  места
мужчин, научилась защищаться от любых ударов. Это была  жестокая  школа,  и,
когда парень впервые ударил ее, Китишейн страшно испугалась и  замерла,  но,
понимая, что он с ней сделает,  если  она  не  ответит,  Китишейн  в  страхе
ответила ему ударом, а потом била, била и била, пока парень не убежал.
   Она смотрела, как мужчины  упражняются  с  мечами  и  кинжалами,  а  сама
проделывала то же самое с палками, но ей,  к  счастью,  не  приходилось  ими
пользоваться, пока молодого Киорла не нашли мертвым.
   - Убийца! - вопил отец Киорла, указывая на  Китишейн  дрожащей  рукой  на
глазах у собравшихся сельчан. Старейшины деревни согласно кивали.
   - Где ты была прошлой ночью? - спросил глава рода Горих, блеснув  глазами
из-под пышных седых бровей.
   - Дома, помогала матери ткать, потом легла спать! - ответила Китишейн.
   - Это правда, - сказала мать. - Она...
   - Конечно, она будет говорить, что Китишейн была дома! - перебил ее  отец
Киорла. - Конечно, она будет выгораживать свою доченьку!
   "Ему ли укорять  мою  мать!"  -  с  горечью  подумала  Китишейн.  Она  не
сомневалась, что сам он делал много раз такое и не только такое для Киорла.
   - Мы знаем, как она умеет драться! - крикнул один из  юношей,  глаза  его
горели в предвкушении мести.
   - Мы видели, как она упражняется с мечом и кинжалом, - добавил другой.
   - С деревянным мечом! - зарыдала Китишейн. - С палкой вместо кинжала!
   - Значит, ты знала, как воспользоваться кинжалом  Киорла,  когда  вырвала
его у него, - заключил Горих. - Он пытался изнасиловать тебя, девушка?
   - Меня там не было!
   - Я видел, как она шла минувшей ночью в лес  с  луком,  -  громко  сказал
Щембл.
   - Ложь! - страстно изрекла Китишейн, поворачиваясь  к  обвинителю.  -  На
закате я вошла в дом матери и не выходила оттуда!
   Она действительно оставалась  вечерами  дома  -  так  меньше  приходилось
драться, а никогда не знаешь, не накинутся ли парни на нее вдвоем  или  даже
втроем.
   - Я тоже видела, как она шла в лес, - сквозь слезы выговорила Аллуйи.
   Китишейн повернулась к ней, злые слова готовы были сорваться с ее  языка,
но она промолчала: Аллуйи, суженая Киорла, конечно,  была  очень  опечалена.
Она всегда относилась к Китишейн с презрением и сейчас злилась за то, что та
отвергала обвинения, но Китишейн все равно посочувствовала ей. Найти любовь,
чтобы потерять ее!
   Потом Китишейн вспомнила, как страстно смотрел  на  Аллуйи  Щембл,  и  не
только на прошлой неделе, а уже не один год, и  тут  она  поняла,  кто  убил
Киорла.
   - Спросите его! - закричала она, указывая на Щембла. - Спросите его,  где
он был прошлой ночью!
   - Дома, со мной, где же еще? - быстро сказала мать Щембла, а так как  она
побывала замужем, ее лгуньей никто не назвал бы, несмотря даже на то, что ее
муж умер.
   - Суд не над Щемблом, - возразил Горих. - Над Китиштейн. Все, кто считает
Китишейн виновной, скажите "да".
   - Да! - хором крикнули сельчане.
   - Кто считает ее невиновной, скажите "нет". Лишь  мать  Китишейн  сказала
"нет".
   - Наказание за убийство - смерть, - горько проговорил Горих.
   - Нет! - воскликнул Щембл. - Давайте лишим ее девственности и прогоним из
деревни!
   Хор мужских и женских голосов согласился с ним:
   - Да!
   - Да, вот подобающее наказание для той, что не хотела быть такой, как все
женщины!
   - Лучше умереть! - Китишейн сжала кулаки. Пусть у нее  из  оружия  только
зубы и ногти, но по крайней мере одного, умирая, она заберет с собой.
   - В нашей деревне никогда  не  существовало  такого  наказания!  -  резко
ответил Горих, и шум затих. - Но изгнание случалось, оно будет  совершено  и
на этот раз. Дайте ей мешок с едой, лук для охоты и гоните ее!
   Раздались неодобрительные возгласы,  но  больше  было  радостных.  Кто-то
побежал, чтобы принести Китишейн мешок с едой, кто-то - за луком, а потом ее
гнали, бежали за ней, бросали в нее камни, но она бегала быстрее  любого,  и
до нее долетела лишь пара камней. Так Китишейн покинула родную деревню, и ее
несчастная мать в одиночестве рыдала посреди улицы.
   Во мраке леса девушка замедлила бег, слушая,  как  стихают  позади  вопли
толпы. Когда они смолкли, она упала под огромным старым вязом и разрыдалась.
Слезы катились и катились из ее глаз, но потом ее рыдания начали утихать.
   И вот тут Китишейн услышала смех, тихий и угрожающий. Китишейн окаменела,
слезы мгновенно высохли. Она поняла: вопросов лучше не задавать.
   - Значит, в петлю меня послать захотела? -  Щембла  осветила  луна,  тени
ложились на его лицо, превращая в злобную маску.
   Китишейн  вскочила  на  ноги,  выхватила  стрелу,  судорожно   попыталась
натянуть тетиву лука.
   Щембл подошел и вышиб лук из ее рук с криком:
   - Горих, старый осел, не наказал тебя так, как ты заслужила!
   - Ты сам заслужил наказание! - закричала  Китишейн.  -  Ты  убил  Киорла,
чтобы заполучить Аллуйи!
   - А ты что, видела это, да? - прорычал Щембл. - Ну а я накажу  тебя  так,
как должен был Горих! О, я получу Аллуйи, когда закончится траур, но  прежде
я заполучу тебя!
   Он обхватил ее рукой, тяжелой, как медвежья лапа, другая рука вцепилась в
завязки платья и уже добралась до шеи, но Щембл забыл  про  зажатую  в  руке
Китишейн стрелу. Китишейн вонзила ее в живот  Щембла  изо  всех  сил.  Щембл
издал сдавленный вопль, попятился, согнулся пополам. Стрела вошла ему  прямо
под ложечку. Китишейн подошла, вырвала у Щембла кинжал и  ударила  его.  Она
наносила удар  за  ударом,  не  чувствуя  себя  виноватой,  не  раскаиваясь,
поскольку, как сказал Горих, смерть - наказание за убийство и, насколько она
понимала, и наказание за изнасилование, которое пытался совершить Щембл.
   Когда его тело перестало двигаться, а дыхание стихло, Китишейн сорвала  с
подлеца ремень и ушла в лес. Она содрогалась в ужасе  от  содеянного,  но  в
душе у нее расцвело ликование. Она жива! Жива, а тот, кто пытался ее  убить,
мертв!

***

   Огерн проснулся, но не решился  пошевелиться,  пытаясь  понять,  что  его
разбудило.
   Ухнула сова.
   Огерн переводил взгляд с дерева на дерево, пока не отыскал ее - опять эта
гигантская белая сова! Она смотрела на него,  ее  глаза  отражали  свет  его
костра. Чуть погодя сова опять ухнула, но уже вопросительно.
   - Как скажешь, любовь моя, - пробормотал Огерн, вставая.
   Он поспешно забросал костер землей, вскинул на плечо мешок  и  подошел  к
сове. Она взмахнула крыльями, полетела и села на другое дерево в  пятидесяти
метрах от первого. Огерн успел пройти  только  половину  этого  пути,  когда
птица полетела дальше.
   Значит, дело  срочное.  Скоро  появится  глиняный  герой?  Или  чудовище,
способное убить героя? Огерн шел настолько быстро, насколько позволяла ноша.
Он понимал, что путь ему может предстоять долгий.
   Сова садилась, терпеливо поджидала Огерна и летела дальше.

***

   Измученная Китишейн бросила свой мешок и принялась собирать  хворост  для
костра. Три дня брела она по лесу, не думая о том, куда идет, лишь  бы  уйти
от деревни и мертвого окровавленного тела, оставшегося позади, - уж  за  эту
смерть ее бы несомненно казнили! Пока солнце стояло  высоко,  девушка  часто
посматривала на тени, следя, чтобы утром они ложились впереди, а  вечером  -
позади. Останавливалась на ночлег Китишейн только тогда,  когда  становилось
слишком темно, чтобы идти дальше, спала  чутко  и  недолго,  просыпалась  до
восхода солнца и отправлялась в путь. Готовясь в очередной  раз  к  ночевке,
Китишейн замерла и вдруг почуяла запах дыма!
   Она выпрямилась, сердце ее бешено  забилось.  Но,  переборов  страх,  она
натянула лук, легла на землю и поползла. В лесу сгущался мрак. Возможно, это
невидимые странники или женщины, заблудившиеся в  лесу,  но  если  нет,  она
будет биться, пока хватит сил. Китишейн спешила туда, откуда шел запах дыма,
и скоро услышала голоса. Она помедлила, потом поползла на звук и  затаилась,
увидев через листву мужчину, а с ним.., двоих гномов!
   - Снимай мясо и неси его сюда! - рявкнул мужчина.
   - Да, хозяин!
   Девушка-гном торопливо сорвала котел с огня, выронила его и закричала  от
боли. Мясо вывалилось на землю.
   - Неуклюжее отродье!
   Мужчина вскочил. Девушка-гном хотела убежать, но он схватил  ее  за  шею,
поднял в воздух и начал бить кулаком.
   Китишейн смотрела  на  происходящее,  закипая  возмущением.  Терпению  ее
пришел конец. Она прицелилась из лука:
   - Отпусти ее, Кьюлаэра!
   Из темноты выпрыгнул второй гном и бросился на мужчину,  ухватил  его  за
пояс и начал подпрыгивать, чтобы достать до лица маленьким кулачком.
   - Отпустить ее? Если ты так просишь, Йокот!
   Кьюлаэра оттолкнул Луа, схватил Йокота за шею и стал избивать  его.  Луа,
упав на землю, закричала от боли, но встала и начала бить Кьюлаэру по ногам,
но от ее ударов было мало толку.
   - Отпусти их обоих! - в исступлении воскликнула Китишейн.
   Она вышла из кустов с нацеленным луком.
   Кьюлаэра отпустил Йокота, в изумлении повернулся к Китишейн и осклабился:
   - Отпустить их? А что? Ты права! Ты мне больше этих козявок подходишь!
   Он шагнул к девушке, не обращая внимания на готовую  сорваться  с  тетивы
стрелу.
   Китишейн уже не раз видела такой взгляд у набрасывавшихся на нее  парней.
Без малейших колебаний она выстрелила в незнакомца.
   Но Кьюлаэра отпрыгнул в сторону, и стрела пролетела мимо него и ударилась
в дерево. С победным кличем он наскочил на Китишейн:  он  никогда  не  робел
перед женщинами.
   Времени на то, чтобы вытаскивать другую стрелу, не было. Китишейн бросила
лук, достала меч и ринулась на мерзавца.  Он  не  был  готов  к  ее  броску:
отпрыгнуть в сторону успел, но лезвие ранило его  руку,  потекла  кровь.  Со
злобным криком он выхватил нож и пошел на Китишейн.
   Подонок был похож на разъяренного быка. Китишейн  заслонилась  мечом,  но
одним  ударом  противник  отбросил  ее  назад.  Она  отступала,  ожесточенно
отбиваясь, но Кьюлаэра шел следом и бил так сильно, что  боль  отдавалась  в
руке девушки, сжимавшей меч. Похотливый взгляд, алчность ухмылки злодея  так
напугали Китишейн,  что  она  поняла:  пора  действовать  более  решительно.
Увернувшись от удара, она рубанула мечом, но  незнакомец  уклонился,  и  меч
лишь задел его рубаху.
   - Ах, ты царапаться? - рявкнул он. - Ты все мне починишь!
   - На похороны, не раньше! - огрызнулась Китишейн.
   Новый удар отбросил ее еще дальше, она споткнулась о бревно  и  упала.  С
победным криком враг бросился на жертву, но  гном  Йокот  метнулся  к  нему,
обхватил его ногу и укусил.
   Кьюлаэра взвыл, отчаянно лягаясь, и маленький человечек улетел в сторону,
но Китишейн успела, откатившись, встать, после чего приставила острие меча к
груди подонка, метя прямо в сердце.
   В последнюю секунду он увернулся и схватил ее за запястье.
   - Пусти! - Отбиваясь, она пнула мерзавца в пах. - Пусти меня!
   Он развернулся бедром, потом с силой сжал запястье Китишейн  и  приподнял
ее над землей.
   - Пустить? Конечно, после того, как позабавлюсь с тобой!
   Свободная рука  Китишейн  сжала  кинжал.  Девушка  замахнулась,  готовясь
нанести удар. Подонок отстранился, схватил  Китишейн  за  левое  запястье  и
вывернул обе ее руки. Китишейн закричала от боли, выронила и кинжал, и  меч,
а мерзавец скрутил ее руки за спиной и, удерживая их одной железной лапищей,
прижал свои пухлые слюнявые губы к ее губам. Она с  отвращением  увернулась,
но он схватил ее за воротник, а она не могла убрать его руку:  обе  ее  руки
были крепко сжаты за спиной...
   - Держись! - раздался чей-то низкий голос, но Кьюлаэра огрызнулся:
   - Прекрати свои штучки, Йокот! - и дернул девушку за ворот и подтянул  ее
ближе, и ее обдало вонью потного, немытого тела и грязной одежды...
   Что-то треснуло. Кьюлаэра взвыл, отпустил Китишейн, развернулся и  увидел
перед собой старика в черном с короткими седыми волосами и  бородой.  Старик
сжимал в руке длинный, тяжелый посох. Посох взметнулся, и  Кьюлаэра  получил
новый удар.
   Кьюлаэра нагнулся, подобрал свой меч и ткнул им, целясь старику в  живот,
но посох метнулся вниз, раздался треск, и Кьюлаэра выронил меч и закричал от
боли. Он попробовал размахнуться мечом, однако старик шагнул в  сторону,  но
не успел уклониться и  получил  удар  в  бедро.  Старик  захрипел  от  боли,
взмахнул посохом, и удар пришелся Кьюлаэре по зубам. Кьюлаэра откинул голову
и упал. Луа в ужасе закричала, а Йокот бросил на нее взор, полный  удивления
и боли, но Кьюлаэра уже встал,  закрылся  кулаками,  потряс  головой,  чтобы
очухаться, и зарычал в точности как медведь.
   Китишейн поняла наконец, что должна что-то  предпринять  -  и  что  может
сделать старик против молодого медведя? Она подняла меч и пошла на Кьюлаэру.
   - Нет! - рявкнул ей старик и бросил свой посох. - Я буду  драться  с  ним
тем же оружием, что есть у него!
   Он тоже встал в боевую стойку, хотя совсем не так, как Кьюлаэра, и  пошел
по кругу.

Глава 4

   Кьюлаэра злорадно засмеялся и бросился на старика, по пути  наклонившись,
чтобы подобрать выроненный кинжал.  Китишейн  и  Йокот  тревожно  закричали,
когда он замахнулся, но старик  этот  удар  отразил.  Драка  была  недолгой.
Взлетели и хлопнули по воздуху черные рукава - и Кьюлаэра, завопив от  боли,
выронил кинжал на землю. Старик резко отбросил наглеца  от  себя.  В  глазах
Кьюлаэры впервые мелькнули огоньки страха, но быстро  сменились  злобой.  Он
заревел, бросился на старика и  протянул  к  тому  руки,  пытаясь  схватить.
Незнакомец шагнул в сторону и снова опоздал: Кьюлаэра успел вцепиться в него
одной рукой и по-медвежьи обхватил. Китишейн услышала, как  хрустнули  ребра
старика, и в тревоге вскрикнула, а  Кьюлаэра  злорадно  гоготнул.  Потом  он
вдруг полетел на землю, увлекая старика за  собой,  и  оба  превратились  во
вращающийся клубок и катались по земле, пока  Кьюлаэра  не  завизжал.  Тогда
старик, тяжело дыша, поднялся, отошел назад и встал, не спуская  с  Кьюлаэры
глаз. Кьюлаэра наконец поднялся. Он прерывисто дышал, покачивался, один глаз
у него алел кровоподтеком. Он глухо зарычал и пошел на  старика,  но  теперь
медленно, широко расставив ноги, вразвалку, с разведенными в стороны руками,
и скоро противников разделял всего один ярд. И тогда Кьюлаэра прыгнул.
   Китишейн  не  могла  бы  объяснить,  что  сделал  старик,  но   Кьюлаэра,
кувыркаясь, взлетел в воздух и тяжело шлепнулся на  спину.  Он  корчился  на
земле, хватая воздух ртом. В  конце  концов  ему  удалось  перевернуться  на
живот. Наконец в его легкие с хрипом устремился воздух, он  снова  поднялся,
качаясь. Руки его болтались, голова была опущена, рот злобно хватал воздух.
   Старик шагнул к нему, сделал ложный низкий выпад левым кулаком,  а  когда
Кьюлаэра попытался закрыться, шагнул еще и врезал правым кулаком Кьюлаэре  в
челюсть. Тот попятился, выпучил глаза и  рухнул  в  кусты  как  подкошенный.
Китишейн и гномы замерли, не дыша, в ожидании, но Кьюлаэра не шевелился.
   - Не бойтесь, - прохрипел старик. - Он больше.., не  встанет..,  пока  не
отоспится.
   Он пошел к своему посоху, но Йокот опередил его, бросился, поднял посох и
протянул старику. Китишейн пришла в себя.
   - Сердечное тебе спасибо, старик, - сказала она, еле дыша. - Не знаю, как
тебя отблагодарить, но зачем ты меня спас? Ты совершенно меня не знаешь!
   - У меня есть свои пр