. Теперь 
огромные плечи Запраноса приподнялись, и он напрягся. Медленно - 
очень медленно - он начал брать верх.
	Рольф закричал, закусил губы и попытался сдвинуться с места. 
Какая-то сила не позволила ему сделать ни шага к месту схватки. Он 
швырнул в Запраноса меч; кувыркающийся клинок растворился в 
воздухе.
	Медленно - все же очень медленно - Запранос размыкал захват 
вокруг своей груди. Когда ему это удалось, продолжая удерживать руку 
Драффута, он согнул ее еще больше. Челюсти Драффута не разжались, 
но сквозь них вырвался сдавленный короткий крик боли.
	Рольф снова вскрикнул, швырнул камень и подобрал еще один, 
побольше. Каким-то образом охватившая его ярость дала ему 
возможность устремиться вперед. Не заботясь о своей судьбе, он пытался 
ударить демона камнем. Вертясь из стороны в сторону в процессе своей 
схватки, гиганты отбросили его, даже не заметив этого. Летящая ему 
навстречу земля стала последним эпизодом битвы, который Рольф 
помнил.
	Чап, подобно всем остальным смертным, был сбит с ног 
повторявшимися землетрясениями. Он продолжал удерживать в поле 
зрения некрасивую молодую девушку, которая цеплялась за 
раскачивающуюся крышу, прикипев глазами к схватке гигантов. Затем 
открывшаяся трещина отделила Чапа от объекта его внимания. Пока 
земля еще продолжала ходить ходуном, словно палуба корабля, Чап 
собрал всю свою решимость и перепрыгнул узкую расщелину, едва не 
свалившись в нее, хотя она была вряд ли шире, чем его туловище. Он 
услышал позади приглушенный вскрик боли Драффута - его рука попала 
в тиски демона. Чап не стал оглядываться. Он побежал прямо к зданию, 
на крыше которого стояла Лиза. Теперь он был слишком близко, чтобы 
потерять из поля зрения крышу с находящейся на ней девушкой.
	- Долго ты еще будешь сосать мое плечо, тварь? - раздался рык 
Запраноса.- Там нет молока, чтобы напоить тебя! Ба! Если я даже оторву 
тебе руку, ты все равно не уймешься.- Последовала короткая пауза.- Но я 
могу придумать способ причинить тебе гораздо большие страдания, 
тупая скотина. Все твои заботы - о твоем Озере Жизни. Теперь смотри! 
Смотри, что я делаю!
	Чап не стал смотреть, а подпрыгнул, чтобы ухватиться за крышу. 
Его пальцы скользнули по мрамору, и он упал; ударившись о землю, он 
оглянулся. Несмотря на невозмутимую речь демона, его правая рука, 
закованная в броню, висела почти неподвижно под неослабевающим 
давлением клыков Драффута. Но левая рука Запраноса была свободна, и 
закованным в железо кулаком величиной с огромную бочку он ударял в 
щель, расколовшую гору. Он ударил два, три, четыре раза. С каждым 
ударом гора содрогалась и гудела; и всякий раз, как слышался гул, щель 
становилась немного шире и постепенно удлинялась. Драффут, чьи руки 
казались перебитыми, а шерсть утратила сияние и стала матовой, 
казалось, был способен лишь на одно: впиваться в демона своими 
челюстями.
	С последним ударом кулака демона удлиняющаяся трещина 
прошла сквозь дверь, из которой вышел Драффут; гул в насилуемой горе 
завершился звоном огромного звонкого колокола. Какое-то мгновение 
все было спокойно. Затем через разбитую дверь наружу выплеснулось 
Озеро Жизни, лучистая жидкость изливалась вниз, слепя даже при ярком 
солнце.
	Когда озеро вылилось, из плотно сжатых челюстей Драффута 
вырвался стон, ужасней которого Чап никогда не слышал. Под шерстью 
на шее владыки животных вздулись мышцы, словно он пытался оторвать 
демону плечо. Теперь Запранос издал невнятный вопль. Борясь так же 
отчаянно, как и до этого, они откатились в сторону, а обе армии в 
панике бежали с их пути. Тем временем озеро стекало с горы узким, но 
мощным потоком, соскальзывая в трещины и снова вытекая из них, 
оставляя за собой скалу, которая изведала вкус жизни и теперь 
двигалась, словно не желая снова становиться неодушевленной.
	При этом последнем содрогании земли здание перед Чапом, как и 
многие другие в цитадели, обрушилось. Его стены выпятились наружу и 
рухнули почти мягко, крыша провалилась внутрь со звуком, который 
был почти не слышен на фоне грохота горы. Чап, стоя на четвереньках, 
пополз к свежим руинам. Он быстро нашел девушку, покрытую пылью, 
но без каких-либо признаков серьезных ранений. Растянувшись на 
животе на груде камней, она хватала ртом воздух, словно силясь 
закричать. На лбу у нее была ссадина, и она ошеломленно смотрела на 
Чапа и сквозь него.
	Горящий камин внутри здания был разбит, и Чап собрал угольки, 
зажженные, несомненно, когда сегодняшний день был еще прохладным 
осенним утром. Он подкладывал щепочки от разбитых бревен до тех 
пор, пока не разгорелся маленький костер. Когда девушка посмотрела на 
него с некоторым пониманием и начала всхлипывать, он спросил:
	- Ты помнишь меня, маленькая Лиза?
	Она только шмыгала носом. Она слегка пошевелилась, но все еще 
была ошеломлена.
	- Не бойся. Это не причинит тебе особого вреда.- Он постарался 
скрыть от нее кинжал в руке, протянутой к ее голове. Похоже, можно 
было не сомневаться, где было самое укромное место. Темно-каштановая 
масса волос Лизы была тщательно заплетена, как и волосы десяти тысяч 
других крестьянских девушек по всей стране.
	Это была та девушка, которая появилась, будто ниоткуда, у дома 
родителей Рольфа в то самое время, когда сестру Чармианы оставили 
повелителю демонов. Земляки Рольфа были мирными фермерами и, 
следовательно, казались далекими от войн и магии. Никто, ищущий что-
либо, связанное с могуществом, не стал бы искать это у них.
	Но прошло шесть лет, и война пришла и туда. Тарленот случайно 
увез девушку, как увозил других. Какие бы планы относительно ее он ни 
строил, за ее волосами не было бы такого тщательного ухода. Во сне или 
видении Темный властелин явился к Тарленоту и загипнотизировал его, 
и тот, забыв о своих намерениях, привез девушку прямо в цитадель. 
Больше не осталось безопасных ферм; Запранос должен был спрятать 
свою жизнь там, где смог бы приглядывать за ней и быстро защитить ее. 
Таким образом Лиза попала в услужение к своей сестре, которая не 
узнала ее, ибо демон изменил сознание их обеих и потому, что внешний 
облик младшей девушки также, вероятно, был изменен...
	Она закрыла глаза и застонала, когда Чап приблизил лезвие своего 
кинжала к прочной ленте, заплетенной в ее волосы. Когда лента была 
перерезана, Чап ощутил: от лезвия его руке передалось что-то вроде 
удара, как при бое. Это было первое веское доказательство того, что он 
не ошибся. Владыка Драффут, взмолился он про себя, усиль свою хватку 
и отвлеки демона. Продержи его хотя бы еще немного.
	Кинжал, который Драффут дал Чапу, был исключительно острым; 
он зажал его в руке, как бритву, и отделил первые длинные пряди. 
Девушка очнулась от своего транса и принялась кричать и вырываться, 
поэтому ему пришлось перехватить рукоятку кинжала и ударить ее, 
чтобы успокоить.
	Он подтащил обмякшее тело Лизы поближе к маленькому костру и 
осторожно положил первые из отрезанных волос рядом с пламенем. Будь 
у Чапа соответствующий бритвенный прибор или хотя бы вода, дело 
шло бы более гладко. Но у Чапа не было ни склонности, ни времени 
осторожничать; капельки крови выступали на коже головы девушки, 
пока он торопливо брил Лизу наголо. Девушка постанывала, но не 
шевелилась.
	Прежде всего Чап обратил внимание на странную глубокую 
тишину, окутавшую его. Но он не оглянулся. Затем где-то рядом 
раздался голос Запраноса, во всей своей мощи и величии:
	- Маленький человечек. Что ты воображаешь, занимаясь этим?
	Руки Чапа задрожали, но, не поднимая взгляда и не 
останавливаясь, он заставил их сбрить следующую полоску. Он ощущал 
наваливающуюся на него мощь Запраноса - всю мощь демона, который 
тем только, что прошел мимо него в пещере, превратил его кости в 
кисель. Чап также чувствовал, что до тех пор, пока все его внимание 
будет занято делом, он сможет удерживать шаткое равновесие на 
крошечной точке над полным исчезновением.
	- То, что ты делаешь, ничего не значит для меня. Прекрати 
немедленно, и я позабочусь, чтобы твоя смерть была быстрой и легкой.
	Стоит ему остановиться - и он никогда уже не будет работать, 
сражаться, играть или любить. Чап знал это каким-то внутренним 
чутьем: только не останавливаться, не смотреть, не поворачиваться. 
Руки, которые одолели верховного владыку животных, грозили 
сомкнуться на его простой человеческой плоти. Хотя собственные руки 
Чапа грозили предать его в любой момент, он заставил их сбрить еще 
прядь волос и положить возле огня.
	- Положи нож и убирайся.- Голос Запраноса был теперь не столько 
громким, сколько подавляющим. Казалось невозможным сказать - даже 
подумать или предположить - хоть слово против. Чап почувствовал, что 
его внимание рассеивается. Через мгновение он бы ответил, повернулся, 
глянул бы в лицо Запраносу и умер.
	- Эй, с Запада! - закричал он вслух.- Придите же мне на помощь! - 
Его руки между тем продолжали свою работу.
	- Я - единственный, кто может добраться до тебя теперь, и то, что 
ты делаешь, мне не нравится. Положи нож и убирайся. Я повторяю - тебя 
ждет легкая смерть, если ты повинуешься мне - легкая и в далеком 
будущем, после долгой и приятной жизни.
	Едва последний волос был удален, лицо Лизы-Карлотты 
изменилось. Грубые черты ее носа, скул и лба расправились и 
растопились, являя прекрасный лик, словно пропало давление, которое 
постоянно деформировало его. Она всхлипнула совсем другим, более 
приятным голосом. Несмотря на грязь и лысый, поцарапанный череп, 
Чапу показалось, что в этом лице он узнает знакомые черты Чармианы.
	- Положи нож,- сказал Запранос,- или я уничтожу тебя. Ты 
присоединишься к своему скулящему владыке животных в моих кишках, 
где вы оба сможете кричать хоть целую вечность.
	Чап повернулся, но только затем, чтобы подбросить немного 
дерева в костер. Он по-прежнему не глядел в сторону демона. Затем Чап 
двумя пальцами приподнял локон жизни Запраноса из темно-
каштановой кучки рядом с пламенем. Он постарался вспомнить, как 
колдуны Запада произносят свои заклинания, но не мог припомнить 
даже, слышал ли хоть одно из них. Правда, возможно, держа в руках 
жизнь Запраноса, вообще ничего не нужно было произносить. Но Чап 
подозревал, что против такого противника любая помощь была бы не 
лишней.
	Своим требовательным, не допускающим непослушания голосом 
демон произнес:
	- В горах, далеко отсюда, в месте, известном только мне, скрыто 
столько золота, сколько не снилось даже Мертвому Сому. Теперь я вижу, 
Чап с Севера, что я недооценил тебя. Я готов заключить с тобой сделку, 
чтобы избежать хлопот, которые ты можешь причинить мне.
	Чап бросил первую прядь жизни Запраноса в огонь со словами:

		~Пламенем ты будешь повержен.
		Клинок огненный голову тебе пронзает~.

	Вполне подходящие слова, подумал Чап, довольный своей 
неожиданной сообразительностью. Извне донесся звук, который мог бы 
означать сдерживаемый вздох, но был слишком глубок, чтобы 
человеческое ухо могло его в полной мере ощутить. Затем Запранос 
произнес:
	- Ты меня убедил, благородный Чап. Отныне мы должны вести 
дела, как равные.
	Очень хорошо, подумал Чап. Что говорить дальше?

		~Уши твои от головы отделяются~.

	- Я покоряюсь тебе, благородный Чап! Ты мой господин, и не 
стану я служить никому другому, пока ты будешь милостливо позволять 
мне существовать! В качестве доброго начала своей службы позволь мне 
отнести тебя к золотой горе, о которой я говорил. В ее глубине зарыто 
столько алмазов, что...
	Чап открыл рот и обнаружил, что слова приходят к нему сами.

		~Клинок сей огненный вспарывает его.
		Плоть его отделяется от...~

	Вскрик начался могучим голосом Запраноса, но закончился 
тонким женским воплем. Женщина кричала:
	- О, пощади, господин! Не жги меня больше. Я должна показаться 
тебе в своем истинном обличье.- И Чап выглянул из разрушенного 
здания и увидел растянувшуюся на земле молодую женщину, вся одежда 
которой состояла из ее собственных длинных волос огненно-рыжего 
цвета, в ее теле были заключены все женщины, которыми ему когда-либо 
посчастливилось обладать, и Чармиана в том числе. Красавица 
умоляюще протянула к Чапу руки: - Ах, пощади меня, господин!
	Он больше не жаждал ни золота, ни алмазов Востока, но эта 
мольба могла бы его тронуть. И все же он знал, что нужно остерегаться 
следующей лжи. Он сжег еще немного волос.

		~Плоть отделяя, кожу снимая, огню предаю~.

	Женщина вскрикнула снова, и на середине этого вскрика ее голос 
уже явно не мог принадлежать человеческому существу, но и не походил 
на голос повелителя демонов; но тем не менее это был голос Запраноса. 
Трясущимися руками Чап подбросил еще волос в потрескивающее 
пламя. Каким-то образом он находил нужные слова - или их посылал ему 
кто-то.

		~Именем Арднеха...~

	Откуда пришло это имя? Где он слышал его?

		~Именем Мечущего Молнии,
		Разрушителя Крепостей,
		Заковываю Запраноса.
		Оковываю его железом.
		Опутываю его члены,
		Лишая его возможности сопротивляться.
		Заставляю его отрыгнуть то,
		Что находится в его утробе~.

	Чап выглянул наружу. Женщина исчезла, на ее месте лежало нечто 
огромное, напомнившее Чапу грязные пепелища и горы трупов на поле 
битвы. Оно было заключено в мощную оболочку из сияющего металла, и 
его громкое дыхание напоминало завывание ветра. Скользкая куча 
содрогалась и шевелилась, превращаясь в головы, хвосты и сросшиеся 
члены, но не могла выбраться из охватывающей ее решетки. Затем 
появился рот, превышающий по размерам любой другой, он разевался, 
словно раздираемый изнутри, и из него хлынули самые различные 
существа и люди - люди, одетые в одежды множества народов или совсем 
нагие; они катались по земле или лежали оглушенные, крича, словно 
новорожденные младенцы, хотя большинство из них были вполне 
взрослыми. Среди них были и солдаты Запада, все еще сжимавшие в 
руках оружие. И одна огромная фигура, которую Чап сразу узнал...


	Вернувшись к жизни из того, что показалось ему худшим ночным 
кошмаром, верховный владыка Драффут прежде всего подумал не о 
собственном состоянии, не о том, чтобы выйти из битвы; он не мог 
думать ни о чем, кроме уничтоженного озера. Не обращая внимания на 
разрушения и растерянность, которые его окружали, он сразу поднял 
взгляд к своим высокогорным владениям. Лучащийся каскад эликсира из 
озера уменьшился до простого ручейка. Он иссякал с неизбежностью 
смерти.
	Драффут сразу стал взбираться по склону позади цитадели. В нем 
еще осталась сила плавить скалу в живую субстанцию, которая сама 
удерживала его руки и ноги; сила, накопленная им за века проживания в 
озере и вблизи него, сила, которая не позволила ему умереть и срастила 
его кости почти сразу, как они были переломаны. Только эта жизненная 
сила дала ему возможность выдержать потрясение, когда он поднялся к 
своему озеру и обнаружил его осушенную оболочку растрескавшуюся у 
дна, словно разбитое яйцо. Матовый, черный материал внутренней 
отделки, единственный материал Старого Мира, который мог 
выдерживать быстротечные процессы самой жизни - эта скорлупа 
впервые на его памяти осталась без каких-либо изменчивых узоров или 
веселых бабочек. Машины-врачеватели, чья жизнь уже угасала, 
дергались и слабо шевелились, словно умирающие лягушки в осушенном 
пруду.
	Драффут не стал долго стоять в разбитом дверном проеме, тупо 
глядя на полный разгром всего, ради чего он существовал. Снизу до него 
донеслись крики. Крики людей с поля битвы, людей, снедаемых страхом 
и крайне нуждающихся в помощи. И он без промедления двинулся к ним, 
чтобы посмотреть, что он мог бы сделать.
	Он снова двинулся вниз по склону, сперва шагом, затем бегом. 
Перед ним, подобно разоренному муравейнику, лежала уничтоженная 
крепость, на развалинах толпились люди. Там и сям они продолжали 
сражаться друг с другом. Но в воздухе больше не было валькирий.
	Вблизи от Драффута неподвижно лежала одна из них, разбитая 
при падении, с согнутыми винтами, с корпусом, развалившимся от 
удара. Взгляд в широко распахнутую дверь на ее брюхе показал, что 
находящийся внутри человек мертв и окоченел. Драффут в ярости 
подхватил машину, затряс ее и закричал. Там, где его руки касались 
металла, он вздрагивал от слабого пробуждения жизни; но и только. 
Лишь теперь масштаб происшедшего начал доходить до сознания 
владыки Драффута во всей полноте. Даже если бы он смог каким-нибудь 
образом восстановить или оживить эту машину, ей некуда было бы 
лететь и не было бы лечения для находившегося внутри человека. Так же, 
как и ни для кого из лежащих на поле или тех, кто мог пасть завтра.
	Далеко внизу, близ того места, где огромная трещина в горе 
расколола внешнюю стену крепости, на глаза Драффуту попался яркий 
отблеск. Это было многоцветное сияние озера, стекшего в маленькую 
впадину между скал. Он сразу отшвырнул в сторону разбитый механизм, 
вытащив наружу тело. Бережно держа тело в одной руке, он поспешил 
туда.
	Достигнув маленького пруда, немногим превосходившего 
размерами большую ванну, он обнаружил, что некоторые раненые обеих 
армий, уже набредшие на него, растянулись у края озерца, хлебая 
жидкость или брызгая ею на раны. Осторожно пробираясь между 
ранеными, владыка Драффут нашел себе местечко возле лучистого 
пруда. Он погрузил в него мертвого человека, которого нес, затем 
принялся оказывать помощь всем, кому только мог.
	С каждой минутой все больше раненых, в основном - 
представителей Востока, приползало сюда. Стоны и мольбы о помощи 
вокруг владыки животных становились все громче. Уровень жидкости в 
пруду быстро понижался - скала не могла долго удерживать ее - и 
Драффут низко согнулся возле него, зачерпывая пригоршни лекарства, 
которое он вливал в уста или лил на раны. Мертвый, которого он 
принес, теперь сидел и стонал.
	Драффут выплеснул остатки озера на обрубок руки; человек с этим 
обрубком вскрикнул, когда закончились его мучения; возможно, у него 
отрастет новая, вполне здоровая рука. Другой человек, с распоротым 
животом, истекая кровью полз к озерцу, и Драффут окропил его 
эликсиром, избавляя от невыносимой боли.
	Полностью поглощенный своим занятием, Драффут не заметил, 
как среди криков боли позади быстро разрастающейся вокруг него 
толпы раздался совсем другой, здоровый голос, злой и властный:
	- ...живо на свои места, дезертиры! Враг все еще удерживает поле. 
Те, кто может ходить, присоединяйтесь к своим отрядам, трусы, или я... 
Гвардейцы! Ну же, бегом, сражайтесь за меня!
	Совершенно ошеломленный всем происходящим вокруг, владыка 
Драффут не обратил внимания на то, что произошло, когда этот крикун, 
бранясь, приблизился к пруду, разгоняя раненых гвардейцев плоскими 
ударами своего меча. Драффут увидел еще одного калеку, с 
закатившимися глазами и с признаками ужасной гангрены, 
добиравшегося к нему. Он зачерпнул еще пригоршню жидкости и 
аккуратно плеснул ее на этого несчастного. Жидкость озера полетела из 
его руки светлой невинной змейкой. И только в это мгновение впалые 
глаза свирепо бранящегося человека встретились с глазами Драффута, их 
взгляд надолго запомнился верховному владыке животных. Только тогда 
Драффут понял, кто был этот человек.
	Пригоршня жидкости, долетев до него, породила яркую вспышку. 
Безумный крик прервался на полуслове, меч со звоном выпал на землю. 
С тех пор никто не слышал и не видел Мертвого Сома. И он и 
предназначенная ему порция из Озера Жизни исчезли из мира людей.

	...~клинком огненным отрезаю руки и ноги,
	Вырезаю язык, рассекаю его уста...~

	Вопли Запраноса зазвучали громче, отчаяннее и в то же время 
глуше.

		~Притупляю его зубы,
		Вырезаю язык из глотки.
		Сим я лишаю его речи,
		Ослепляю его,
		Делаю его глухим,
		Вырезаю его сердце~.

	Пламя вилось перед глазами Чапа, и истощение от использования 
магии, чувство совершенно новое для него, казалось, пронизывало 
каждую клеточку его тела. Еще раз он попросил силы Запада даровать