емах 
сдерживали Вольный Народ пиками, мечами и палицами, защищая один 
угол ограды. Там один из них размахивал факелом, чтобы отогнать 
птиц, а другой тем временем пытался стянуть защитную сеть с гнезда 
рептилий: они собирались послать гонца к Экумену.
	Солдат, размахивавший факелом, упал, сраженный вилами, 
брошенными с земли. Томас быстро затоптал искры, пока они не 
подожгли крышу. Человеку, возившемуся с сеткой, наконец удалось 
убрать ее с пути рептилий - но ни одна из них не отваживалась выбраться 
из гнезда. Ночь принадлежала птицам, и рептилии очень хорошо знали 
это.
	Над головой прогрохотал гром. На крыше не осталось уже никого, 
кроме Вольного Народа. Кровь хлюпала под ногами и собиралась 
лужицами. Кто-то подобрал брошенную пику и пытался с ее помощью 
выгнать рептилий из их небольшого домика. Птицы приземлились у 
порога, их мягкие голоса вибрировали, не стесняться и выйти 
поприветствовать своих гостей.
	Люди, стоявшие на земле у входа в штаб-квартиру, позвали 
Томаса. Он свесился с края крыши и, спрыгнув вниз, узнал, что кто-то из 
отряда Мевика схватил, как они думали, командира гарнизона. Вперед 
вытолкнули человека с седыми волосами и тонкой жилистой шеей. Они 
захватили его в складской комнате, когда он переодевался в форму 
простого солдата.
	Зашелестел, а затем забарабанил по земле и крышам дождь. 
Молния блеснула ближе. Во время одной из ослепительных вспышек 
Томас посмотрел вверх и увидел, как Страйджиф, все еще с 
перевязанным крылом, дико сверкая глазами, появился из гнезда 
рептилий. Скорлупа яиц кожистокрылых пристала к его когтям. Клюв 
был запачкан кровью.
	- Посмотри в другом гнезде! - крикнул Томас. Затем он потащил 
седовласого пленника к Оланте и другим жителям Оазиса, чтобы 
окончательно удостовериться в том, кто он такой. Оланта находилась в 
центре плаца, в пределах досягаемости стрел из все еще обороняющегося 
барака. Несколько фермеров стояли рядом с захваченными щитами 
наготове, чтобы прикрыть от любых снарядов тех, кто снимал старика с 
эшафота. Оланта плакала, не обращая внимания на стрелы; Томас 
понял, что человек на кресте, должно быть, ее отец.
	Жертву как раз сняли, когда Грозовой Камень притянул молнию, 
которую вызывал. Молния, прошившая барак сверху донизу, расколола 
строение, словно огромное яйцо, положенное на стол. Проливной дождь 
не дал огню разгореться. Томас побежал, чтобы присоединиться к своим 
людям, входящим в брешь, но его руководство было излишним. Его 
люди проникли внутрь и завершили ночную работу без дополнительных 
потерь в своих рядах.
	Так завершилась битва за Оазис. Отца Оланты и остальных 
раненых бойцов за свободу вынесли из лагеря захватчиков, чтобы 
перенести в дома фермеров. В лагере фермеров, который больше не был 
тюрьмой, послышались голоса: мужчины, женщины и дети пели от 
счастья, что они теперь свободны.
	Почувствовав прикосновение к плечу, Томас повернулся и увидел 
стоящего рядом Лофорда, который широко улыбался; на правой руке 
колдуна сочилась кровью небольшая рана.
	- Как тебе схватка? - спросил Томас.
	- Здорово! Великолепно! Один раз я сошелся сразу с двумя... Но я 
пришел напомнить тебе, что теперь твоя очередь подобрать Грозовой 
Камень.
	- Это верно.- Томас ухмыльнулся, прикинув, как будет дразнить 
Лофорда, намеренно не интересуясь, как он получил свою "страшную" 
рану, подошел к бараку и подобрал с земли ящичек с гравировкой.
	В это время к нему спустилась птица с хорошей вестью: ни один 
враг не спасся. Несколько патрульных, находившихся в полях, 
попытались бежать, чтобы добраться до Замка, когда увидели, что Оазис 
подвергся нападению. Их всех до единого вырезали людьми Томаса, 
оставленные вдоль западной границы Оазиса как раз на такой случай. 
Один, которому удалось проскочить мимо них верхом, был на всем скаку 
сброшен с седла тремя молчунами, которые кинулись сверху и 
перехватили его. А теперь даже его напуганную лошадь привели обратно 
в стойло.
	Битва закончилась, но ни один из тех, кто не был ранен, не мог 
позволить себе отдых. Слишком многое непременно следовало сделать 
до рассвета. Нужно было убрать и позаботиться о раненых, похоронить 
мертвых и скрыть все следы могил. Нельзя было допустить, чтобы 
какой-нибудь гонец из Замка заподозрил, что произошло,- до тех пор, 
пока он не приземлится или, по крайней мере, не снизится до пределов 
досягаемости стрелы.
	Стену разрушенного барака поспешно поставили на место, а 
бреши заделали как можно лучше. С рассветом фермеры, как обычно, 
должны были выйти в поля. Представители Вольного Народа - надеть 
форму черного с бронзой цвета, чтобы прилетевшие рептилии видели, 
как они маршируют, разъезжают верхом или стоят на часах. Скорлупу 
разбитых яиц и пурпурную кровь рептилий убрали и соскоблили с 
наружных частей гнезд.
	- Еще одно,- сказала Оланта. И она кивнула на пустое распятие в 
центре плаца, с которого еле-еле успели живым снять ее отца.
	- Подойдет какой-нибудь мертвец,- сказал Томас.- С седыми 
волосами.- Он попытался припомнить какой-нибудь труп среди тех, кого 
сейчас хоронили, кого-нибудь, кто бы был похож на отца Оланты; но 
тщетно. Он повернулся, чтобы оглядеть горстку пленников, ожидавших 
допроса; его взгляд упал на длинные спутанные локоны начальника 
гарнизона.
	Томас кивнул в его сторону, и люди, которые присматривали за 
пленниками, поняли его замысел. Ухмыляясь, они выволокли вперед 
побледневшего офицера.
	- Мы вздернем его, вождь! И приглядим, чтобы его шкуру сперва 
как следует обработали!
	В целом это было правильно. Так было лучше всего. Но Томас 
отвернулся. Он увидел, что Мевик тоже отвернулся с обычным для него 
выражением досады на лице. Однако ответственность за экзекуцию и 
казнь лежала не на Мевике. Томас заставил себя снова повернуться, 
чтобы все видеть и слышать свист бича. Он был удивлен тем, каких 
внутренних усилий это потребовало от него,- словно никогда прежде он 
не видел крови. Оланта следила за происходящим с выражением 
глубокого удовлетворения. Но Томас был напуган. Он опасался, что 
восторг от насилия и упоение властью, которые он ощущал, дадут в его 
душе ростки, словно коварная болезнь.
	Командира гарнизона пороли зря. За весь следующий день, пока 
он висел, умирая, на кресте, из Замка не прибыл ни один гонец. Вольный 
Народ и фермеры, которые собирались отправиться в поход вместе с их 
освободителями, передохнули в течение дня, а затем более основательно 
отдохнули следующей ночью.
	Ночью птицы принесли известие, что они узнали, где в Замке 
находится Рольф, и повторили Томасу его сообщение. Они попытались 
предупредить парня о том, что атака состоится через три ночи. Если 
Рольф сумеет подобраться к дверям после наступления темноты, они 
попытаются передать ему Камень Узника.



XI

Я - Арднех

	Три камешка упали на крышу камеры Рольфа в первую ночь, а во 
вторую в тот же час - два. Он в ответ дважды махнул рукой.
	На следующее утро Рольф впервые получил настоящий острый 
меч, и этим оружием он все утро колол и рубил деревянные чурбаки. Его 
инструктор стоял рядом, делая замечания, под охраной двух пикенеров, 
которые держали наготове свое длинное оружие все время, пока Рольф 
был вооружен по-настоящему.
	В полдень Рольф и его инструктор снова сражались один на один 
затупленными мечами. Во время этого урока меч инструктора несколько 
раз оказывался слишком низко, и Рольфу удавалось уколоть своего 
учителя в живот или рубануть по руке. Но Рольфа это не слишком 
удовлетворило - он подозревал, что солдат позволил ему выиграть очко, 
чтобы укрепить его уверенность в своих силах. Если бы только 
инструктор знал, что двое пикенеров утром сделали это куда успешнее...
	Этой ночью пришел сигнал - единственный камешек,- на который 
Рольф ответил одним взмахом. Три, два, один - счет уменьшался от ночи 
к ночи.
	Рольф знал, что утром следующего дня должно было состояться 
венчание. В полдень он встретится с Чапом на арене. Конечно же, не об 
этом сообщал ему Вольный Народ - следовательно, завтра днем или 
ночью должно было произойти что-то другое, исключительно важное.
	Он намеревался выжить, чтобы увидеть, в чем дело.
	В день свадьбы Рольфа рано утром разбудили громкие крики и 
музыка, которая звучала, словно аккомпанемент какому-то 
непристойному танцу. Ему снова подумалось, что сегодняшние 
свадебные торжества не могут походить на те простые свадьбы, на 
которых ему в свое время довелось погулять. Там по крайней мере 
пытались соблюдать внешнюю благопристойность до середины дня, 
пока не происходил обмен клятвами и какой-нибудь местный сельский 
колдун не произносил над кольцами заклинание на счастье. После этого 
начинались танцы, пирушка, игры и все, до чего способны додуматься 
веселящиеся люди...
	День разгорался. Рольфу принесли чистый плащ из дешевой 
черной материи, чтобы он надел его поверх своей одежды. В этот день 
никакой тренировки не было, не показывался и инструктор. Рольфа, как 
обычно, накормили и отвели в туалет. Вокруг двора стояли люди в 
ливреях, которых Рольф не видел раньше,- на каждой черный цвет 
дополнялся красным, зеленым, белым или серым. Значит, это правда, 
что на свадьбу собрались гости из всех соседних сатрапий.
	После полудня в камеру Рольфа явился Распорядитель Игр с двумя 
охранниками, и Рольфа поспешно вывели из нее. Сперва снова в 
уборную - чтобы не смущать их высочества, если его страх явно 
проявится прямо на арене, решил он, затем его под охраной отвели в 
маленькую комнатушку без окон, с перекрытием из грубо отесанных 
бревен. Через щели в этом потолке и вокруг двери напротив той, через 
которую они вошли, пробивался солнечный свет. Над головой 
раздавались шаги, совсем близко звучал смех, и Рольф понял, что 
находится уже под местами для зрителей, окружающими арену. Солдат-
инструктор описывал это место.
	Его уже ожидали бронзовый шлем, щит и меч. Распорядитель Игр 
поспешил по каким-то своим делам; охранники Рольфа сразу вручили 
ему шлем и щит. Они критически его оглядывали, пока он брал щит и 
надевал шлем на голову; он подозревал, что они хотели посмотреть не 
свалится ли он от страха. Из-под стены они вытащили что-то вроде сети 
и привязали его к двери, ведущей на арену. И лишь когда он был таким 
образом опутан, они вложили ему в руку обнаженный меч. Почти сразу 
после того, как это было сделано, до них донесся какой-то сигнал, и один 
из мужчин ухватился за засов, чтобы распахнуть перед Рольфом дверь, а 
второй взял копье, чтобы вытолкнуть его, если потребуется, на песок 
арены.
	Копье не понадобилось. Ноги Рольфа сами вынесли его на 
солнечный свет. Сквозь Т-образную прорезь шлема он мельком увидел 
лица вокруг арены, яркие цвета, волнующуюся публику; его встретил 
взрыв грубых выкриков. Он стоял в одном из концов песчаного овала 
длиной около двадцати метров и соответствующей ширины, 
окруженного гладкой высокой стеной.
	Еще один шквал аплодисментов, и Рольф увидел высокую, 
облаченную в черное фигуру своего противника, приближавшуюся с 
противоположной стороны маленького замкнутого пространства, в 
котором они теперь были один на один. Красная маска, нарисованная на 
передней части черного шишковатого шлема, скрывала лицо Чапа. 
Держа наготове меч и щит, сатрап двинулся прямо вперед; шел он 
немного враскачку, что Рольф расценил как какую-то хитрость.
	Рольф выбросил из головы все, кроме: ~бей первым, и бей во всю 
силу~. Дрожащие колени теперь уверенно понесли его вперед.
	Его враг был выше ростом, руки у него были длиннее, а потому он 
имел возможность нанести удар первым - преимущество, которым он не 
замедлил воспользоваться. Размашистый удар сплеча также показался 
Рольфу хитростью, так как был более медленным, чем те, что Рольфу 
доводилось отражать на тренировках с инструктором. Рольф принял 
удар щитом и, должно быть, закричал - он еще раньше решил, что 
должен кричать что-нибудь, чтобы злодеи, которые будут наблюдать за 
поединком, знали, что он умирает за свободу.
	Позже он не мог сказать, выкрикнул ли он в тот момент вообще 
что-нибудь. Он знал только, что щитом, как его учили, отразил мощный 
удар сверху и нанес смертельный прямой укол.
	Его острие так легко вошло в черную одежду между ребер его 
противника, что Рольф не сразу поверил своей удаче. Он отступил на 
шаг, думая только: ~а это что за хитрость?~
	Но человек в черном не хитрил. Из его груди брызнула струя 
крови. Руки, державшие оружие, обвисли, и, словно бесконечно устав, он 
опустился на колени. Затем, завалившись на бок, во весь рост рухнул на 
песок.
	Победа все еще казалась Рольфу нереальной. Праздничная толпа 
над стеной приветствовала его, и этот шум казался еще более 
нереальным из-за примешивавшегося к нему ропота,- не воплей ярости 
или боли, но ропота разочарования, звуков, издаваемых зрителями, 
раздосадованными внезапным прекращением представления.
	Сняв шлем, Рольф посмотрел вверх. Чап сидел в первом ряду, 
глядя вниз на Рольфа, чуть улыбаясь и аплодируя. Рядом с Чапом сидела 
его златовласая невеста; только теперь Рольф заметил, что Чармиана 
выжидающе смотрела поверх арены.
	Рольф повернулся и снова посмотрел вниз, на фигуру, 
распростертую на песке. Он вряд ли заметил, как подошли солдаты, 
чтобы забрать его оружие; он следил за двумя тюремщиками, 
приближающимися к поверженному человеку. Один из них 
предусмотрительно отшвырнул ногой оброненный меч, второй 
перевернул тело на спину и снял раскрашенный шлем. Открывшееся 
лицо было молодым и совершенно незнакомым Рольфу.
	Один из тюремщиков начал поднимать тяжелый молот, чтобы 
положить конец страданиям раненного. Его движение было остановлено 
вскриком - женским воплем, таким неожиданным и таким 
пронзительным, что он переполошил рептилий на их высоком насесте.
	И Рольф понял, кого он заколол; он понял это, когда посмотрел 
наверх и увидел, что кричала Сара.


	Сатрап Экумен, повернувшись на своем троне под черно-
бронзовым навесом, тоже смотрел на Сару. Совершенно ясно было, что 
девушка выкрикивала имя человека, только что павшего в на удивление 
неравном бою. Здесь нечто большее, чем простая случайность, подумал 
Экумен. Взглядом он приказал старшему по гарему поскорее успокоить 
девчонку, убрав подальше от гостей вместе с ее безумными выкриками и 
искаженным лицом. А затем он снова повернулся вперед, глядя через 
арену туда, где рядом со своим женихом сидела его дочь. Это 
превратилось почти в рефлекс для Экумена - подозревать дочь, как 
только досадные внутренние интриги начинали угрожать согласию, если 
не безопасности, в его доме. И то выражение, которое она придала 
своему лицу в данную минуту, вид этакого аристократического 
раздражения из-за переполоха, было слишком нарочитым, чтобы он хотя 
бы на мгновение ему поверил.
	Так.
	Сатрапа, конечно, не волновала утрата, понесенная рабыней 
гарема. Так же, как и исход гладиаторской схватки, хотя и досадный. 
Что его действительно уязвило - так это только что сделанное открытие: 
в его собственном Замке, без его участия и ведома, кем-то посторонним, 
кто завтра вообще, скорее всего, не будет иметь здесь никакого веса, 
могла быть завязана интрига. Это означало, что в его окружении есть 
влиятельные люди, преданные, прежде всего, его дочери - и сегодня, и 
завтра, когда она станет госпожой в соперничающем доме и ставки будут 
куда выше.
	Он должен был произвести впечатление на своих гостей. Он 
должен был сегодня же узнать, кто эти шутники, и сегодня же 
расквитаться с ними.
	И вот он уже наклонился вперед, жестом останавливая 
охранников, уже готовых прикончить лежащего человека,- раненый мог 
пригодиться для допроса. Гэрл, командующий воинами, поняв по лицу 
своего господина, что что-то не так, был уже рядом. Экумен быстро 
отдал приказ немедленно доставить к нему обоих гладиаторов и тех, кто 
готовил их к схватке.
	- В мой Зал Приемов.
	Повернув голову, Экумен бросил Распорядителю Игр:
	- Позаботься, чтобы моим гостям было предоставлено какое-
нибудь другое развлечение, а затем тоже явишься ко мне.- Он пристально 
взглянул через арену и повысил голос: - Моя дорогая дочь и мой сын, 
прошу вас следовать за мной.
	Но, вставая, Экумен вынужден был замешкаться: по проходу у 
самого нижнего ряда мест, вызывая волнение и пересуды среди гостей, к 
нему проталкивался командующий рептилиями. На лице командующего 
рептилиями было написано, что он считает свое дело не терпящим 
отлагательства. В руке он держал сумку рептилии-гонца с каким-то 
объемистым грузом.
	- Пойдем со мной,- сказал ему Экумен и зашагал по проходу, 
образованному расступившимися придворными, направляясь в здание. 
Он заметил облака, которые, набежав с поразительной внезапностью, 
закрывали закатное солнце, и услышал, как Распорядитель Игр 
призывал:
	- Дамы и господа, прошу внутрь! Погода, похоже, восстала против 
нашего праздника. Мой господин призывает вас чувствовать себя 
свободно в его зале, где он присоединится к вам, как только сможет!
	Оказавшись внутри здания, Экумен сразу отстранил 
командующего рептилиями.
	Командующий рептилиями прошептал:
	- Мой господин, эта сумка, скорее всего, была послана нам из 
Оазиса, так как ее нашли в пустыне. Ее послали несколько дней назад, 
так как труп гонца успел разложиться. Один из моих разведчиков нашел 
его час назад. Гонец, вероятно, погиб во время одной из тех странных 
гроз, что свирепствовали над пещерой в течение нескольких последних 
дней.
	- Что в ней?
	- Там, должно быть, было сообщение, мой господин, но - видите? - 
замок сумки сломан, из-за грозы или при падении, и ветер пустыни не 
дал сохраниться никакой бумаге. Только это.- Командующий 
рептилиями отбросил потрепанную сумку; в его руках остался увесистый 
металлический ящичек величиной в два сложенных кулака. Он выглядел 
так, словно побывал и в огне, и в битве.
	Экумен взял вещицу. Выгравированные значки пронзили его 
ощупывающие пальцы ощущением силы; он всегда узнавал сильные 
чары, когда держал их в руках.
	- Ты хорошо сделал, что принес это прямо ко мне.
	Проблемы разом навалились на него, словно орда вооруженных 
врагов. Ему оставалось только вступить в бой со всеми и наносить удары 
то одному, то другому, пока ему не удастся покончить с одним и 
приняться за остальных; это было обычное бремя правителя.
	- Позови в Зал Приемов Элслуда,- приказал Экумен солдату, 
стоявшему рядом. Тот отдал честь и бегом бросился выполнять приказ. 
Экумен пропустил двоих солдат, которые несли на носилках сраженного 
гладиатора. Затем и сам направился в ту же сторону. Проходя мимо 
узкого окна, он отметил, как внезапно потемнело снаружи. 
Распорядитель Игр был прав, позвав гостей в зал.


	Рольф не сопротивлялся, когда его разоружили; в этот момент ему 
хотелось никогда больше не прикасаться к мечу. Он стоял на арене, не 
зная, чего хочет: жить или умереть. Только один раз с того момента, как 
Нильс упал, посмотрела Сара в сторону Рольфа, и этот взгляд пронзил 
его, словно клинок.
	По крайней мере, Нильс остался жив - его жизнь чего-то стоила. 
Двое мужчин в накидках подошли, чтобы осмотреть Нильса и 
присмотреть за тем, как его уносят. Вскоре Рольфа повели следом. Под 
внезапно ставшим грозным небом радостно настроенные зрители тоже 
потянулись в здание.
	Рольф зашел внутрь и стал подниматься по лестнице. Постепенно 
он начинал понимать: что-то, связанное с его схваткой с Нильсом, 
обеспокоило власть имущих Замка; на лицах охранников было написано 
беспокойство по поводу значительно более важному, чем желание 
укрыться от грозы.
	Пришел офицер, чтобы обыскать Рольфа; затем его под охраной 
провели в огромный, пышно украшенный зал, заполняющийся теперь 
зрителями с арены. Они разглядывали Рольфа, когда он проходил мимо, 
и удивленно перешептывались, в то время как Распорядитель Игр взывал 
к ним, пытаясь заинтересовать своих подопечных. Слуги зажигали 
факелы в нишах стен, чтобы разог