ФРЕД САБЕРХАГЕН
ВОСТОЧНАЯ ИМПЕРИЯ



ВОСТОЧНАЯ ИМПЕРИЯ

	Эта книга написана в жанре фантастики. Все персонажи и события 
в ней являются вымышленными, и любое сходство с реальными людьми 
или событиями совершено случайно.
	Части этого произведения издавались в существенно отличной 
форме:

"Разоренные земли", 1968;
"Черные горы", 1971;
"Изменяющаяся Земля", 1973;






ВОСТОЧНАЯ ИМПЕРИЯ

Предисловие Роджера Желязны


	Фред Саберхаген вовсе не похож на создателя берсеркеров, 
секретаря графа Дракулы или палача Инки. Однако именно эти образы 
приходят на ум, когда упоминается его имя, поскольку именно они 
запоминаются лучше всего. Поэтому я хочу разрушить всякое 
впечатление о нем, как о современном Лавкрафте, отметив для тех, кто 
открывает эту книгу, что Фред - сердечный, остроумный, эрудированный 
человек, у которого есть замечательная жена Джоан, математик, и трое 
самых хорошо воспитанных детей, каких мне доводилось встречать: 
Джилл, Эрик и Том. Он любит хорошо поесть и выпить, любит 
поговорить. Его манера работать, похоже, лучше моей собственной, а 
своему умению обращаться с фактическими материалами он обязан тем, 
что одно время писал для "Британской энциклопедии".
	Мне понравилось, как пишет Фред, еще до того, как я с ним 
встретился, а теперь, когда мы стали почти соседями, я с радостью 
познакомился с ним. Я недавно вернулся из путешествия и в самолете 
закончил читать его роман "Маска солнца". После этого у меня 
создалось впечатление, что он ничего не может делать плохо. Этот 
роман содержал самую интригующую завязку, с какой мне пришлось 
встретиться за долгое время, планомерно и скрупулезно ведущую к 
действительно необычным обстоятельствам и сюжету. Совокупность 
используемых парадоксов является образцом точности и симметрии. (Я 
вполне мог бы добавить и "красочной образности и выписанности 
характеров", а также того рода "эрудиции, которая не заслоняет собой, а 
улучшает произведение".) И я, незадолго до этого прочитавший его 
"Дело Холмса-Дракулы", был достаточно полон свежих впечатлений, 
чтобы оценить и контраст и сходство. Меня поразила та явная легкость, 
с которой в главах (принадлежащих якобы то перу самого автора, то 
доктора Джона Ватсона), написанных в совершенно индивидуальной 
манере, воссоздавалось полное ощущение атмосферы викторианской 
англии без каких-либо отклонений от сюжета. Это произведение сильно 
отличалось от "Маски солнца", но было написано с таким же 
мастерством, тщательностью и вниманием к деталям.
	Все это я говорю для того, чтобы показать: Фред Саберхаген 
писатель многосторонний. Но Фреду присуще нечто большее, чем 
просто техника. Сядьте и прочтите десять страниц из любого его 
произведения, и вы начнете понимать, что в них заключено множество 
мыслей. Все взаимосвязано. (Я не считаю, что слово "органично" 
применимо к литературе. У меня это ассоциируется с книгой, через 
которую проросли грибы. В книгах Фреда нет грибов, но они составляют 
единое целое - уберите что-нибудь одно, и вся канва произведения 
неизбежно распадется на части, потому что он множество раз прошел по 
этим дорогам и доподлинно знает не только для чего ввел в 
произведение каждый дом, дерево, черную дыру, берсеркера и идею, но и 
то, где именно он это сделал.) Такое ясное и полное видение, ощущение, 
знание мира, который создаешь, всегда казалось мне отличительной 
чертой выдающегося писателя. Здесь нет ничего от каких бы то ни было 
поверхностных трюков - уловок, мишуры, стилистической пиротехники - 
этим-то и отличается запоминающаяся книга от той, что предоставляет 
развлечение на несколько часов и вскоре забывается.
	Я мог бы закончить на этой ноте и не покривил бы душой, 
объявив, что "Восточная Империя" - это произведение совсем иного 
рода, что оно доставляет удовольствие и запоминается, после чего 
удалился бы и предоставил вам прочесть его. Но жизнь коротка, 
хорошие писатели весьма немногочисленны, и не часто выдается 
возможность поговорить о них, если только вы не критик или не 
составитель литературных обзоров (роли, ни одна из которых мне не 
подходит). К тому же о писательском ремесле и Фреде стоит сказать еще 
одно.
	Раймонд Чандлер однажды заметил, что существуют писатели, 
пишущие по плану, такие, как, скажем, Агата Кристи, которые делают 
все в соответствии с замыслом, и есть другие, такие, как он сам, которые 
и сами заранее не знают, что должно произойти в их произведении, и 
получают удовольствие, оставляя простор для импровизации и 
открытий по мере продвижения вперед. Мне самому доводилось писать 
обоими способами, но я предпочитаю метод Чандлера, поскольку 
имеется определенное удовольствие в том, чтобы встречаться с 
неожиданностями в процессе работы. Я посмотрел на Фреда с этой 
точки зрения, и оказалось, что он тоже принадлежит к школе Чандлера. 
Если это ничего не говорит вам в плане психологии творчества, то по 
крайней мере позволяет понять, у каких писателей, вероятно, больше 
всего почитателей. И это важно. Бывают дни, когда такой писатель 
клянет свободный поиск, но обретет при этом удивительный душевный 
покой, и работа редко кажется просто лямкой, которую нужно тянуть. 
Приятно сознавать, что где-то вне разносторонности Фреда - и даже вне 
особого метафизического средоточия, при котором происходит 
тщательное затягивание всех сюжетных линий до полноценного их 
выражения - там, в укромном месте, где он впервые сводит все воедино, 
одно за другим, удивляясь и напряженно работая, ему доступна особая 
радость увязывания жизни с образами. Частица этой радости, я уверен, 
доходит и до читателя всех хороших произведений такого рода. Я 
ощущаю ее во всех романах Фреда.
	Если требуется дополнительное подтверждение разносторонности 
Фреда Саберхагена, то вашему вниманию предлагается "Восточная 
империя". В этом романе, где своеобразно сочетаются его ранний и 
поздний стили, он создал замечательную смесь сказочной и научной 
фантастики, активного действия и глубоких размышлений.




КНИГА ПЕРВАЯ

РАЗОР‚ННЫЕ ЗЕМЛИ

I

Слушай меня, Экумен


	Когда сатрап Экумена бросил старика в подземелье Замка и 
попытался приступить к серьезному допросу, оказалось, что трудности 
только начинаются. Проблема была не в том, как можно было подумать 
при первом взгляде на старика, что узник был слишком хрупким и 
немощным, грозящим помереть от первой же доброй порции боли. Вовсе 
нет. Правда, как ни трудно было в это поверить, заключалась в 
обратном: старик в действительности оказался слишком крепким, его 
сила все еще защищала его. В течение всей долгой ночи он не только 
оборонялся, но и пытался сам нанести ответный удар.
	Двое магов Экумена, Элслуд и Зарф, были самыми искусными из 
всех, кого сатрапу доводилось встречать западнее Черных гор, слишком 
сильными, чтобы им мог противостоять какой-то одинокий узник, 
особенно здесь, на их территории. И тем не менее старик не уступал им - 
вероятно, из гордости и упрямства, и, несомненно, понимая, что 
сопротивление может обратить против него силы столь могучие, что 
неизбежное поражение принесет стремительную и относительно 
безболезненную смерть.
	В самые темные предутренние часы, когда человеческие силы 
иссякают, а нечеловеческие достигают своего пика, напряжение 
молчаливой борьбы нарастало. Экумен и его маги не могли определить, 
какие именно силы Запада призвал старик, но, безусловно, силы эти 
были незаурядными. Задолго до развязки Экумену почудилось, будто 
воздух в подземной темнице начал громко звенеть от столкновения 
противоборствующих сил, а зрение ввело сатрапа в заблуждение, 
убеждая, будто древние каменные своды как-то загадочно вытянулись и 
несколько отдалились. Ручная жаба Зарфа, обычно радостно скачущая 
во время допросов узников, теперь нашла убежище в подставке для 
факела у подножия ведущей наверх лестницы, сразу потеряв интерес к 
темным углам помещения. Там она замерла неподвижно, выпученными 
глазами провожая своего хозяина, когда тот проходил мимо.
	Элслуд и Зарф суетились на краю ямы трехметровой глубины, на 
дне которой был прикован старик. Они манипулировали амулетами и 
чертили знаки на полу и на стенах. Они, конечно, жестикулировать 
могли вполне свободно - на уровне физических действий борьба 
проходила почти незаметно, как и можно было ожидать от поединка 
магов такого ранга.
	Пока один из чародеев Экумена пытался заставить узника 
заговорить, второй стоял в стороне, перед приподнятым креслом 
сатрапа, совещаясь с ним. Все трое были уверены, что старик вождь, 
возможно, один из главных, у тех, кто называл себя Вольным Народом. 
Это были банды туземцев, получившие подкрепление в лице упрямых 
беженцев с других земель. Скрываясь в горах и непроходимых болотах, 
они вели нескончаемую партизанскую войну против Экумена.
	Только благодаря чистому везению обычное прочесывание болот 
привело к захвату старика. Зарф с отрядом в сорок солдат наткнулся на 
него, спящего в лачуге. Теперь Экумен начинал понимать, что, если бы 
старик успел проснуться, они бы не смогли его захватить. Даже несмотря 
на теперешнее незавидное положение узника, Элслуд и Зарф вместе не 
смогли выпытать у него даже имени.
	В глубине ямы мерцающий свет факела необычайно ярко 
отражался от цепей, сделанных из необычного металла. У ног старика 
темнела лужа крови, но ни одна ее капля не принадлежала ему. Перед 
ним без признаков жизни лежал один из тюремщиков Экумена. Этот 
человек неосторожно приблизился к закованному чародею и был 
неприятно удивлен, когда его собственный пыточный нож сам собой 
выскользнул из ножен, взлетел в воздух и по самую рукоять вонзился 
притупленным клинком в горло своего хозяина. После этого Экумен 
приказал всем своим людям удалиться и оставил в помещении только 
двух магов.
	Позже, когда узник начал выказывать еле заметные признаки 
упадка сил, Экумен собрался было снова вызвать тюремщиков, чтобы 
выяснить, что могут сделать маленькие ножи и пламя. Но маги 
отсоветовали ему делать это, клянясь, что лучший способ продлить 
мучения, чтобы извлечь из жертвы полезные сведения,- продолжать 
начатое с помощью магии. Их гордость была уязвлена.
	Сатрап подумал и предоставил магам делать дело по-своему, а сам 
в течение всех долгих часов допроса сидел, внимательно следя за всем 
происходящим. У него был высокий лоб и густая темная борода. Он был 
одет в простой плащ с черным и бронзовым; его черные сапоги 
нетерпеливо шаркали по каменному полу.
	Лишь на исходе ночи - впрочем, здесь, в темнице, день и ночь 
ничем не отличались друг от друга - старик наконец нарушил молчание. 
Он заговорил, обращаясь к Экумену, и его слова, очевидно, не были 
заклинанием, ни тайным, ни явным, так как довольно ясно донеслись 
через заградительное пространство над ямой для пыток. Когда к концу 
речи силы жертвы начали иссякать, Экумен поднялся с кресла и 
наклонился вперед, чтобы лучше слышать. Лицо сатрапа в это 
мгновение выражало почтительность, словно он просто выказывал 
вежливость по отношению к человеку старше его по возрасту.
	- Слушай меня, Экумен!
	Ручная жаба ниже припала к полу, замерев при первых звуках этих 
слов.
	- Слушай меня, потому что я - Арднех! Арднех - тот, кто ездит на 
Слоне, кто повелевает молниями, кто разрушает крепости, словно время, 
разъедающее истлевшую одежду. Ты убиваешь меня в этом воплощении, 
но я воскресну в другом человеческом существе. Я - Арднех, и в конце 
концов я убью тебя, и ты не воскреснешь.
	Учитывая обстоятельства, Экумен понимал, что в угрозах нет 
никакой опасности. Однако слово "Слон" сразу привлекло его внимание. 
Когда оно прозвучало, он быстро глянул на своих магов. Зарф и Элслуд, 
встретившись с его взглядом, потупились, и он все свое внимание 
обратил на узника.
	Теперь мука проступила на лице узника и звучала в его голосе. 
Заслоны рушились, силы его иссякали, и он быстро превращался в 
простого старика, каких тысячи, в обычную умирающую жертву. 
Напрягаясь, он прохрипел:
	- Слушай меня, Экумен. Ни днем, ни ночью убью я тебя. Ни 
клинком, ни из лука. Ни пальцами, ни кулаком... Ни сухим, ни мокрым...
	Экумен напрягся, чтобы расслышать еще что-нибудь, но губы 
старика перестали шевелиться. Теперь только отблески факела создавали 
иллюзию жизни на лице жертвы, так же, как и на лице палача, стоявшего 
у ее ног.
	Звенящее противоборство невидимых сил быстро угасло в сыром 
воздухе. Когда Экумен со вздохом выпрямился, отворачиваясь от ямы, 
он не удержался и быстро глянул вверх, чтобы убедиться, что своды 
подземелья обрели привычные очертания.
	Зарф, более молодой из двух магов, пошел открыть дверь и 
кликнуть тюремщиков, чтобы те позаботились о теле. Когда чародей 
вернулся, Экумен властно спросил:
	- Вы осмотрите тело старика с особой тщательностью?
	- Да, господин.- Голос Зарфа не выражал оптимизма по поводу 
результатов подобного вскрытия. Его ручная жаба, однако, теперь снова 
ожила и была готова приступить к делу. Она пронзительно заквакала, 
впрыгнув в яму, и начала свои обычные проделки над двумя телами. 
Экумен устало потянулся и начал подниматься по каменным ступеням. 
Кое-что было сделано, один из вождей бунтовщиков был убит. Но этого 
было недостаточно. Экумен не получил сведений, в которых нуждался.
	На середине первого пролета винтовой лестницы он остановился, 
повернул голову и спросил:
	- Что вы думаете об угрозах старика?
	Элслуд, шедший тремя ступенями позади, склонил свою красивую 
седую голову, нахмурил четко очерченные брови и задумчиво сжал губы; 
но в данный момент он не мог придумать никакого ответа.
	Пожав плечами, сатрап продолжил подъем. Ему пришлось 
преодолеть более ста каменных ступеней, чтобы выйти из темницы на 
залитый серым утренним светом замкнутый внутренний двор, оттуда - в 
галерею, а из галереи в башню, где помещались его личные покои. В 
нескольких местах Экумен, не останавливаясь, ответил на приветствия 
стражников в бронзовых шлемах.
	Выйдя на поверхность, лестница вилась внутри массивных, 
недавно укрепленных стен Замка. Выступающая галерея была высотой в 
три этажа, а башня возвышалась над ее крышей еще на два. Большую 
часть нижнего этажа башни занимало единственное огромное 
помещение, Зал Приемов, где Экумен, как правило, вершил 
государственные дела. С одной стороны этого огромного круглого зала 
было выделено место для магов - закрытые ниши, в которых они могли 
хранить свои орудия, лавки и столы, где они могли выполнять свою 
работу под пристальным взором своего господина.
	Именно в этот конец Зала Приемов направился Элслуд, как только 
поднялся в башню вместе с Экуменом. Здесь были все колдовские 
атрибуты: маски, талисманы и амулеты, которые не просто было бы 
назвать, все выполненные очень искусно, разложенные на подставках и 
столах, свисающие со стен. На подставке горела единственная толстая 
коричневая свеча, чье пламя поблекло в холодном утреннем свете, 
просачивавшемся через высокие узкие окна.
	Задержавшись, чтобы пробормотать тайное слово, лишь из 
предосторожности, Элслуд потянулся сдвинуть в сторону занавеску, 
скрывавшую нишу. Здесь сатрап дозволил ему держать некоторые 
личные книги и приспособления. Отодвинутая занавесь открыла 
замершего на высокой полке огромного черного сторожевого паука, 
временно обездвиженного тайным словом. Высокий маг протянул 
длинную руку мимо паука и снял с полки пыльный том.
	Когда он был извлечен на свет, Экумен увидел, что это была 
отпечатанная на превосходной бумаге и в отличном переплете книга 
Старого Мира, которая пережила уже не одно поколение пергаментных 
копий. Технология, подумал сатрап и невольно вздрогнул, наблюдая за 
тем, как нетерпеливые пальцы Элслуда уверенно перелистывают 
удивительные белые страницы. Нелегко было человеку, обитающему в 
мире, который он считал разумно устроенным, современным и 
стабильным, принять реальность подобных вещей. Даже Экумену, 
который видел свидетельства существования техники и имел с ними дело 
чаще, чем большинство других людей. Эта книга была не единственной 
реликвией Старого Мира, хранящейся в стенах его Замка.
	А где-то за замковыми стенами ожидал, когда же его обнаружат, 
Слон. Экумен возбужденно потер руки.
	Поднеся книгу к окну, к свету, Элслуд, по всей видимости, отыскал 
в ней интересующее его место. Теперь он молча читал, кивая сам себе, 
словно человек, чьи подозрения подтверждались.
	Наконец маг откашлялся и заговорил.
	- Это была цитата, господин Экумен, почти слово в слово. Отсюда 
- то ли предания, то ли истории Старого Мира, я не знаю точно. Я 
переведу.- Элслуд снял свой колпак мага, открыв копну серебристых 
волос, еще раз откашлялся и начал читать твердым голосом:
	- И сказал великий Дерхан демону Кэмену: "Ни днем, ни ночью 
убью я тебя. Ни клинком, ни из лука. Ни пальцами, ни кулаком... Ни 
сухим, ни мокрым".
	- Дерхан?
	- Один из богов, господин. Повелевающий молниями...
	- И Слонами? - В голосе Экумена прозвучал легкий сарказм. 
"Слоном" звалось некое существо, реальное или мистическое, Старого 
Мира. Здесь, на Разоренных Землях, изображение этого животного 
можно было увидеть в нескольких местах: выбитым или нарисованным 
на металлических изделиях Старого Мира, вышитым на уцелевших 
клочках одежды Старого Мира, которые доводилось видеть Экумену, и 
нарисованным, вероятно в еще более древние времена, на скалах в 
Расколотых горах.
	А теперь непонятным образом Слон оказался символом тех, кто 
называл себя Вольным Народом. И, что еще важнее, воплощение этого 
символа продолжало существовать в виде некой реальной силы, скрытой 
где-то в этих краях, отказывающихся признать Экумена своим 
покорителем - так уверяли сатрапа маги, и он сам верил в это. По всем 
признакам эта земля принадлежала ему, а Вольный Народ был всего 
лишь отребьем, находящимся вне закона; и все же колдовство его магов 
предостерегало, что без власти над Слоном его правление обречено на 
гибель.
	Тем не менее, ответ Элслуда прозвучал для Экумена действительно 
неожиданно:
	- Возможно, господин, очень возможно. По крайней мере, на 
одном изображении, которое я где-то видел, Дерхан показан 
восседающим на животном, которое, как я уверен, и есть Слон.
	- Тогда читай дальше.
	В голосе Экумена явственно прозвучала угроза; маг поспешно 
прочел:
	- "Но убил он его в утренних сумерках, обрызгав морской пеной". 
Имеется в виду, что Дерхан убил демона Кэмену.
	- Хм.- Экумен только теперь обратил кое на что внимание: Дерхан 
- Арднех, Кэмену - Экумен. Конечно, магическая сила могла заключаться 
в словах, но вряд ли - в этой простой перестановке букв. Открытие явной 
игры слов скорее принесло ему облегчение, чем встревожило. Старик, не 
в состоянии нанести ответный удар, все же вложил в предсмертную 
угрозу нечто неуловимое. Неуловимое же представляло собой трудный 
предмет даже для магии.
	Экумен заставил себя слабо улыбнуться.
	- Довольно хрупкий демон, раз он умер от небольшого морского 
душа,- прокомментировал он.
	Почувствовав облегчение, Элслуд позволил себе тихо рассмеяться.
	- Насколько я припоминаю, господин, этот демон, Кэмену, хранил 
свою жизнь, свою душу, скрытой в морской пене. Поэтому он был 
бессилен перед ней.- Элслуд покачал головой.- А ведь можно было бы 
подумать, что это весьма разумный выбор укрытия.


	Экумен несогласно что-то проворчал. Услышав звук шагов, он 
обернулся и увидел входящего в Зал Приемов Зарфа. Зарф был моложе и 
ниже Элслуда и представлял менее популярное магическое учение. По 
внешнему облику Зарфа можно было принять за торговца или 
преуспевающего фермера,- если бы не ручная жаба, которая хала сейчас 
под полой наброшенного на его плечи плаща, полностью, за 
исключением выпученных глаз, скрытая от постороннего взора.
	- Ты уже закончил осмотр тела старика? И это ничего тебе не дало?
	- Из осмотра ничего нельзя выяснить, господин.- Зарф попытался 
стойко выдержать взгляд Экумена, з