лько воющих хищников.- Не торопясь, но кладя 
конец всяким задержкам, Чап развернул коня, на котором сидел, на 
восток и пришпорил его пятками.
	Капитан пожал плечами, затем махнул рукой. Колдун спрятал 
кристалл. Стук копыт некоторое время звучал более громко, затем 
быстро затих под плавное оседание пыли, которую они подняли.
	Почти не веря в свое спасение, Рольф следил и прислушивался к 
тому, как они удалялись. Когда затихли последние звуки, он выбрался из 
песка и огляделся. Облако пыли, поднятое всадниками, виднелось уже 
довольно далеко на востоке, откуда вскоре должна была прийти ночь. 
Повернувшись к замку, он увидел, что кто-то из часовых наконец - хотя и 
слишком поздно - поднял тревогу. Из главных ворот замка галопом 
вылетел довольно значительный отряд всадников и направился к 
пустыне.
	Рольф стоял, безучастно их ожидая. К нему снова вернулась 
надежда разыскать сестру, но у него похитили что-то, важности чего он 
не понимал до тех пор, пока у него это не отобрали... хотя, по правде 
говоря, он скорее ощущал облегчение, а не досаду, как если бы у него 
вырвали ноющий зуб. Его рука снова и снова возвращалась в 
опустевший карман. Голова болела от удара грабителя.
	~Попроси помощи у высокого калеки~. Почему силы, 
подвластные Серому, сказали ему именно это?



III

Валькирии

	В первую ночь долгой скачки на восток были только краткие 
остановки для отдыха. В течение следующего дня они продвигались по 
огромной пустыне, казалось, совершено не приближаясь к Черным 
горам. С наступлением дня Жармер слегка сбавил скорость и делал 
долгие привалы, предварительно выставляя часовых. На каждом привале 
Чап глубоко засыпал, спрятав золотой трофей под себя, чтобы никто не 
мог его достать, не разбудив его. Просыпаясь, он жадно ел и пил до тех 
пор, пока тот из одетых в черное солдат, которому было приказано 
делиться с ним припасами, не начинал ворчать - правда, не слишком 
громко. Его ноги все крепли. Они были еще не настолько крепкими, 
чтобы как следует служить Чапу, но он мог вставать и передвигаться, не 
боясь упасть.
	На второе утро пути солнцу пришлось подняться достаточно 
высоко прежде, чем они смогли его увидеть; теперь перед ними, 
отбрасывая далеко в пустыню свои густые тени, вздымались Черные 
горы Востока. Их далекие вершины были скрыты облаками. Отсюда они 
больше не казались ни черными, ни такими уж неприступными. То, что 
на расстоянии придавало им черноту ночи, видел теперь Чап, на самом 
деле оказалось зарослями вечнозеленых деревьев, которые покрывали 
склоны до середины, словно иссиня-зеленый мох.
	Теперь отряд двигался вверх по пологому подъему, которым 
пустыня подступала к скалам. Цепочка вершин убегала далеко на север и 
на юг, постепенно теряясь из вида, так что Чап не мог с уверенностью 
сказать, как далеко она может простираться.
	Прямо над ними вздымался один из самых высоких на вид пиков; 
до самой середины его слагали голые скалы. Теперь откуда-то с плато, 
расположенного над скалами, появилось около дюжины рептилий. 
Спустившись вниз, чтобы оглядеть приближающихся всадников, они 
парили, едва работая крыльями; воздух здесь, должно быть, был для них 
слишком разреженный; к тому же приближался период их спячки.
	Повнимательнее присмотревшись к скалам во время подъема, Чап 
увидел, что в конечном счете они были не таким уж непреодолимым 
препятствием. Дорога поднималась все выше и выше, петляя среди скал. 
К этому полускрытому проходу и вел Жармер своих людей. И 
действительно, копыта лошадей теперь зацокали по размытому началу - 
или концу - этой взбирающейся вверх дороги.
	Настороженный взгляд Чапа подмечал все это, но главным 
образом его внимания было сосредоточено на внутренних ощущениях, 
на видении, которое упрямо вставало перед его мысленным взором в 
течение двух ночей и одного дня пути через пустыню.
	Чармиана. Невесомый узелок из волос его жены, ощущавшийся в 
кармане, когда от ветра и тряски при скачке развевалась потрепанная 
одежда Чапа, казалось, обжигал ему ребра, словно расплавленное 
золото. Он помнил о ней все, но это не делало ее менее желанной. Он 
снова был господином Чапом, и она принадлежала ему.
	Постепенно поднимающийся уступами склон вынудил усталых 
лошадей пойти медленнее. Дорога, по которой они двигались, свободная 
от других путников, резко отвернула от скал, затем снова приблизилась к 
ним на первом уступе. Вершины скал возвышались над их головами 
примерно на километр.
	Чап снова отпил из меха с водой. Его жажда была просто 
поразительной; вода, подумалось ему, должно быть, шла на насыщение 
его восстанавливающихся ног. Их мышцы продолжали крепнуть с 
каждым часом, хотя и не так быстро, как в самом начале. Теперь он 
привстал на стременах и стиснул бока животного коленями. Кожа на 
ногах саднила и зудела, натягиваясь на новой живой плоти.
	При следующем повороте дорога прошла мимо изящной древней 
сторожевой башни, в которой отсутствовали часовые - эту дорогу 
патрулировали рептилии, и обосновавшиеся выше воспользовались 
преимуществом такого положения. В сознании Чапа изящная башня 
явилась воплощенным символом стройности его супруги. За следующим 
поворотом всадники проехали мимо изможденных, в лохмотьях, с 
безучастными взорами, рабов на поле на уступах склона горы. Среди них 
было несколько женщин и девушек, достаточно молодых, чтобы 
выглядеть молодыми несмотря на то, что они трудились на Восток; но 
взгляд Чапа только быстро скользнул по ним, отыскивая ту, которой 
здесь не было и не могло быть.


	О, он знал, что ей нравилось. Он помнил все, не только ее 
невероятную красоту. Но то, что ей нравилось, похоже, больше не имело 
значения.
	Последовал долгий изнурительный подъем по узкому проходу. 
Как только они достигли вершины, люди устало спешились, и лошади 
без сил повалились на колени. Перед ними открылось почти 
горизонтальное плато, испещренное множеством трещин. В конце 
поврежденной дороги, по которой они следовали, в двух или трех сотнях 
метров от них раскинулась обнесенная низкими стенами цитадель 
Мертвого Сома. Несколько ворот во внешней ограде из серых камней 
были открыты. Крепость не казалась особенно неприступной. Это и не 
требовалось; прямо у прохода, где остановился Чап со своим эскортом, 
было несколько сейчас не используемых земляных укреплений. Не надо 
было быть опытным воином, чтобы понять, что здесь небольшой отряд 
мог задержать целую армию.
	Рядом с цитаделью вздымалась гора, вершиной уходившая в 
пелену облаков. Эта гора в отличие от своих соседок была почти 
безлесой. Над крепостью скалы были черными сами по себе. Чем больше 
Чап смотрел на этот склон, тем более странным он ему казался. На его 
темной, мертвой поверхности - может, это был металл, а не скала? - 
виднелось несколько крошечных, еще более черных точек, которые 
могли быть окнами или входами в пещеры. К ним не вели ни тропинки, 
ни ступени. Это могли бы быть гнезда рептилий, но тогда почему так 
высоко над цитаделью, на такой высоте, где кожистокрылым было 
трудно летать?
	Жармер теперь стоял рядом с ним, глядя вперед, словно ожидал 
какого-то сигнала из крепости. Чап повернулся к нему и спросил:
	- Я полагаю, что Мертвый Сом живет там, выше форта, где 
отсутствуют всякие признаки жизни?
	Жармер озадаченно посмотрел на него, затем рассмеялся.
	- Во имя демонов! Нет. Ни Сом, ни демоны. Как раз наоборот. Там 
живет верховный владыка животных Драффут - возможно, ты 
встретишься с ним однажды, если тебе повезет.- Затем беспокойство 
вытеснило веселье.- Надеюсь, ты тот, за кого себя выдаешь, и что то, что 
ты принес с собой, достаточно ценно. Вид у тебя довольно жалкий...
	- Ты только отведи меня к моей жене. Где она?
	Вскоре они снова ехали верхом. Жармер свернул в сторону от 
самых больших ворот и выбрал путь под самой стеной вокруг цитадели к 
ее южной стороне. Там были небольшие открытые ворота, едва 
позволявшие всадникам проехать по одному. Они спешились у 
конюшни, передав животных на попечение стремительно снующих с 
безучастным видом слуг.
	Едва Чап успел стать на землю, как к нему поспешил человек. Что-
то в его облике выдавало в нем колдуна, причем это впечатление было 
гораздо сильнее, чем от того, который сопровождал патруль, хотя вновь 
прибывший не был одет в переливающийся балахон и никто не сидел у 
него на плече. Он был хрупкого сложения, с совершенно лысой головой, 
которая раскачивалась из стороны в сторону на длинной жилистой шее, 
словно человек этот стремился разглядеть под двумя разными углами 
все, что попадалось ему на глаза.
	Этот человек схватил Чапа за потрепанный рукав и властно 
спросил торопливым приглушенным голосом:
	- Оно у тебя с собой?
	- Смотря что ты имеешь в виду. Где Чармиана?
	Человек от нетерпения сделал что-то вроде танцевального па.
	- Талисман, талисман! - потребовал он, не повышая голоса.- 
Можешь мне сказать. Доверься мне! Я служу ей.
	- Значит, ты можешь отвести меня к ней. Веди.
	Человек, похоже, разрывался между досадой и уважением к 
выказанной Чапом осторожности.
	- Следуй за мной,- сказал он наконец и, повернувшись, пошел 
впереди.
	Перед ними открыли несколько ворот, сперва - одетые в черное 
солдаты, затем - слуги. По мере того, как они проходили один барьер за 
другим, вокруг становилось все приятней. Теперь Чап следовал за 
колдуном по дорожкам, выложенным плитами и посыпанным гравием, 
через террасы и благоухающие сады в убранстве ярких осенних цветов. 
Они прошли мимо садовника - кривоногого калеки с лицом, как у 
покойника, катящегося по тропинке на маленькой тележке со сложенным 
перед ним инвентарем.
	Последняя преграда, которую они миновали, являла собой 
высокую колючую живую изгородь. Чап последовал за лысым колдуном 
через не имеющий ворот проход. Они подошли к садовому павильону, 
пристроенному к низкому каменному зданию, точнее, к одному из его 
крыльев; Чапу не было видно, как далеко простирается дом. Трава здесь 
была более густая и ухоженная, чем там где они проходили до этого, и 
цветы, росшие между двумя мраморными фонтанами, были ярче и 
разнообразнее.
	К этому времени солнце обогнуло гору. Его лучи пламенем 
вспыхнули на золотых волосах Чармианы, когда она поднялась с дивана 
навстречу своему мужу. Платье у нее было золотистое с небольшими 
изящными полосками абсолютно черного. Грации ее движений было 
достаточно, чтобы Чап мгновенно узнал ее.
	Ее красота затопила его и почти ослепила.
	- Моя госпожа! - Его голос прозвучал хрипло и сухо. Затем он все 
вспомнил и пожалел, что стоит перед ней в лохмотьях после 
полугодового нищенства.
	- Муж мой! - эхом откликнулась она. Журчали фонтаны, и в 
перезвоне водяных струй голос Чармианы был точно таким, каким 
слышался ему в снах все эти нескончаемые ночи... но нет, он не мечтал о 
ней. А почему? Он нахмурился.
	- Мой супруг. Чап.- Даже солнечный свет не был таким ярким и не 
доставлял такой радости, как ее голос, а в ее глазах Чап прочел то, что 
хочет видеть каждый мужчина. Она протянула к нему руки, не обращая 
внимания на лохмотья.
	Чап сделал к ней три шага, а потом земля ушла у него из-под ног, и 
гравий дорожки надвинулся, чтобы ударить в лицо. Он услышал взрыв 
смеха и уголком глаза увидел фигуру карлика, который выскочил из 
своего укрытия в кустах у дорожки и бросился прочь, издавая довольные 
вопли.
	Чап машинально успел вовремя выставить руки, чтобы 
предохранить подбородок и нос. Глянув на свою супругу, он увидел, что 
ее красота померкла - не потерялась, не пропала, а затуманилась, словно 
размытое изображение в зеркале. Обычно так ее лицо преображал гнев. 
Как хорошо он знал этот взгляд. И как он мог его забыть?
	Она смотрела, как он поднимается на ноги. Она выкрикивала 
слова презрения и ненависти - как часто он слышал их за то короткое 
время, что отделяло их первое знакомство от свадебной церемонии. Но 
тогда не он был их объектом, конечно; тогда Чармиана не отважилась 
бы на подобное.
	Почему же теперь она выкрикивала все эти оскорбления в его 
адрес? Они не задевали и не злили его. У него не было никакого желания 
ни ударить ее, ни закричать в ответ. Она его супруга, невероятно 
прекрасная и желанная, и он получит ее, и нечего обижаться. Да, да, все 
это уладится. Просто такой уж у нее характер.
	Чармиана кричала на него:
	- Шваль! Падаль! Нежели ты думал, что я когда-нибудь прощу 
тебе это?
	- Что - это? - непроизвольно спросил он.
	На ее лбу от ярости вздулась вена. Некоторое время она была не в 
состоянии говорить. Затем трескучим голосом, напоминающим карканье 
рептилий, она произнесла:
	- То, что ты ударил меня! - Крошечные капельки слюны пролетели 
достаточно далеко, чтобы угодить ему в лицо.
	- Я ударил тебя? - Сумасшествие, безумие. Как ей могло придти в 
голову - но постой. Постой. Ах, да. Он вспомнил.
	Он кивнул.
	- Ты была в истерике, когда я сделал это,- сказал он, с 
отсутствующим видом пытаясь отряхнуть пыль со своих лохмотьев.- По 
сути, я сделал это для твоей же пользы. Я всего лишь дал тебе пощечину, 
не очень сильную. Ты была в истерике, почти как сейчас.
	В ответ Чармиана разразилась потоком еще более громкой брани. 
Затем она попятилась к дверям, ведущим в строение. Из проема в 
изгороди выбежало трое мужчин в одежде слуг. Один из них был дюжий 
молодец. Они втроем загородили от него его жену.
	- Уберите его прочь,- приказала Чармиана слугам мягким и 
ровным голосом, почти полностью овладев собой.- Мы сами 
позабавимся с ним - позже.- Она быстро повернулась к лысому колдуну, 
который все еще отирался поблизости.- Ханн. Ты убедился, что ~это~ у 
него, не так ли?
	Ханн наклонил голову.
	- Мне еще не представилась такая возможность, моя госпожа.
	- Оно у меня,- прервал их Чап.- ~Твоя~ госпожа, колдун? Нет, она 
моя, и я пришел заявить на нее свои права.- Он шагнул вперед и с 
некоторым удивлением увидел, что трое тупиц на его пути не двинулись 
с места. Они видели только его грязные лохмотья да еще, должно быть, 
как он упал, споткнувшись.
	Чап не счел нужным вытаскивать нож ради таких, как эти. Он 
левой рукой схватил одного из них за нос, дернул вверх и ударил 
кулаком по выпятившемуся горлу; один готов. Затем он схватил 
потянувшуюся к нему руку второго и одним рывком сломал ее в 
локтевом суставе. У него остался только один противник. Этот третий, 
самый крупный из троих, успел меж тем зайти к нему за спину и крепко 
схватил. Но теперь, когда его приятели стонали и беспомощно 
корчились на земле, увалень понял, что остался один, и замер на месте.
	- Я - господин Чап, каналья; пусти меня.- Он сказал это спокойно, 
не шевелясь, чувствуя, что человек послушается, если только он не 
боится Чармианы больше, чем его. Вместо того, чтобы подчиниться, 
огромный раб хрипло вскрикнул и попытался приподнять и повалить 
Чапа. Некоторое время они раскачивались и боролись, потом Чапу 
удалось вывернуться в сторону и ударить кулаком назад, достаточно 
низко, чтобы удар возымел действие.
	Теперь он был свободен и мог еще раз заявить свои права на свою 
жену. Она снова позвала на помощь. Колдун Ханн вытащил из-под 
плаща короткий меч - очевидно, чувствуя, что магия окажется 
бесполезной против физической силы,- и бросился между Чапом и его 
супругой. Но Ханн был не чета последнему фехтовальщику, с которым 
встречался Чап, вдобавок теперь Чап был сильнее, чем тогда. Ханн 
выронил свой длинный клинок и со стоном повалился на землю, 
почувствовав, как кинжал полоснул его по руке.
	На этот раз, однако, Чармиана не закричала, не попыталась 
убежать. Вместо этого она стояла с сияющими глазами, улыбаясь кому-
то поверх плеча Чапа. Он услышал хруст гравия под чьими-то ногами на 
дорожке позади себя.
	Это оказался Тарленот. Он уже обнажил меч, увидев лужайку, 
усеянную корчащимися, стонущими людьми. Его глаза недовольно 
блеснули, когда он узнал Чапа, повернувшегося к нему лицом. Тарленот 
не был высок, но он был силен и имел длинные руки. Короткая розовая 
туника открывала ноги, такие же мускулистые, как были у Чапа в дни 
расцвета его сил. Мощную шею охватывало ожерелье из какого-то 
темного металла, казавшееся удивительно бедным для человека, в 
остальном одетого роскошно. Лицо Тарленота было еще более 
надменным, чем помнилось Чапу; на нем застыло выражение 
самоуверенности избалованного ребенка, выросшего крупным и 
мускулистым; великолепные волосы легкими завитками падали на уши. 
Узнав Чапа, он слегка наклонил голову и удостоил его слабой улыбки. 
Но не сделал ни единого движения, чтобы вложить меч в ножны.
	- Тарленот,- произнесла Чармиана ласковым шепотом.- Сделай 
для нас из него садовника.
	Чап наклонился и подобрал меч, оброненный колдуном Ханном, 
который все еще сидел, громко стеная и орошая плиты дорожки 
скудными, редкими каплями крови. Меч казался достаточно прочным, 
хотя слегка разболтанная рукоятка не слишком понравилась Чапу. Но в 
руке он сидел лучше, чем можно было ожидать.
	- Это вовсе не садовый инструмент, а нам здесь не нужен еще один 
господин.
	Чармиана тихо хихикнула.
	- Тарленот, его ноги стали слишком прямыми. Согни ему колени. 
Мы дадим ему маленькую тележку, и он будет ухаживать за нашими 
цветами.
	Чап вздохнул и на шаг отступил от своей жены. Тяжело, когда 
женщина, которой ты предан, способна вонзить тебе нож между ребер. 
Чармиана была его супругой и единственной женщиной, которую он 
желал, но ей нельзя было доверять.
	- Тарленот,- окликнул он, ожидая, пока тот соберется с мыслями.- 
Кое-кто расспрашивал меня о тебе. Всего несколько дней назад.
	- О? В какой связи? - Его мысль, похоже, созрела.- Кстати, что ты 
предпочитаешь: чтобы я обрубил тебе ноги до колен или отрубил их 
совсем? Говорят, иметь бесполезные конечности хуже, чем не иметь их 
совсем. Ты-то уж должен знать, так ли это!
	- То, что он собирался сделать с тобой, тебе бы не понравилось.- 
Чап медленно сделал шажок вперед.- Но теперь ему никогда не 
представится такая возможность.- Его ноги действовали уже вполне 
хорошо, но ему хотелось бы сперва испытать их на практике. 
Двинувшись вперед, он поднял свой клинок, и меч Тарленота поднялся 
ему навстречу мягким и точным движением; осторожно звякнула сталь о 
сталь. Дуэль началась.
	По первым же пробным касаниям и финтам Чап понял, что 
встретился с сильным врагом - сильным и достаточно осторожным, 
чтобы не обманываться жалким видом Чапа в надежде на легкую победу. 
А когда Чапу пришлось быстро отразить первый настоящий удар, он 
понял, что его тело, долго голодавшее, совсем недавно излечившееся и 
только что завершившее долгую скачку, не слишком выносливо.
	Тарленот был свеж и полон сил. Если бы не бодрящее действие 
лечебного эликсира - теперь исчезающее, хотя результаты его 
благотворного воздействия сохранялись - Чап был бы быстро побежден. 
После двух или трех обменов стремительными ударами в полную силу 
его мышцы ныли и начали подрагивать.
	Они медленно кружили по посыпанной гравием дорожке и плитам, 
среди цветов, между журчащими фонтанами. При повороте в поле 
зрения Чапа попала Чармиана; он увидел, как она жестом удержала 
целую свору слуг, подбегающих со всех сторон, от вмешательства. Он 
увидел, как сияли ее глаза, как выжидающе приоткрылись безупречные 
губы. Она упадет в объятия победителю, но только для того, чтобы 
использовать его и предать, если это будет ей что-то сулить или просто 
соответствовать ее стремлениям. Чап знал это, если Тарленоту, быть 
может, это еще было неизвестно. Но Чармиана принадлежала Чапу...
	А затем ее лицо заслонило лицо Тарленота.
	- Давай-ка посмотрим,- сказал Тарленот,- смогу ли я воткнуть меч 
на палец в твою старую рану на спине. Как ты ее получил? Вот так? - И 
он сделал выпад.
	Чап с трудом отразил удар и сделал ответный выпад; его уставшая 
рука сделала широкий взмах.
	- Нет, не так,- сказал он.- Но с определенным искусством.
	Демоны и кровь, но он устал!
	И Тарленот знал об этом. Теперь он ст