чный повод для применения пытки.
     И пошла работа. Оказавшись в руках вчерашних морских разбойников, чьи
лихие  шрамы  не  смогла  прикрыть даже  сутана,  изнеженные князья церкви
упорствовали совсем недолго.  И то потому,  что не знали,  на свою беду, в
чем именно следует сознаваться.
     - Прекратите!  -  вопил терзаемый болью епископ Акуилы.  -  Я не могу
понять,  чего вы от меня требуете. Скажите же, ради всего святого, и я тут
же возьму на себя любые грехи.
     Но  вспотевшие  от  напряжения палачи  не  отвечали,  туже  затягивая
костедробильный винт. А папа в это время бродил с молитвенником под окнами
и  распевал во  весь  голос  псалмы,  чтобы не  дремали его  заплечных дел
мастера,  не ослабляли усилий и  душили крамолу в зародыше,  не поддаваясь
жалости.
     Вместе с  другими прелатами угодил в заточение и кардинал сангроский.
Едва  он  был  доставлен в  Ночеру,  как  поступил донос на  Мельхиора фон
Блаузее,  и  незадачливый секретарь очутился в  крепостном подземелье.  На
счастье,  а  может и  на горе,  Косса признал в  нем своего однокашника по
Болонскому университету.
     - Ты-то как здесь оказался?
     - Неисповедимы пути  господни,  -  с  трудом шевеля разбитыми губами,
пробормотал Мельхиор.  Но  пуще  любой  телесной боли  его  терзала тоска.
Только исступленная,  отчаянная надежда еще  раз  увидеться с  Леонорой не
позволяла ему размозжить себе голову о первую же ступень.
     - Очень даже исповедимы,  - ухмыльнулся Балдазаре, критически оглядев
былого соперника по схоластическим диспутам,  который,  следует отдать ему
должное, чаще других выходил победителем. - На каждую решительную перемену
есть своя причина, и только наша собственная недальновидность не позволяет
нам разглядеть конечную связь, - разъяснил он и тут же распорядился насчет
сотоварища: - Поместите отдельно!
     Благодаря этой случайной встрече секретарь кардинала был  избавлен от
пыток.  Его  даже  ни  разу не  вызвали на  допрос.  Зато самому кардиналу
пришлось испить полную чашу страданий.
     - Да,  вы  тысячу  раз  правы!  Я  действительно  совершил  тягчайшее
преступление,  -  хрипя,  он выплевывал кровяные сгустки.  -  Но не против
Урбана,  а  ради  него.  Как  и  Роберт-антихрист,  я  зверски пытал своих
собратьев по сану,  добиваясь от них признаний в  несовершенных грехах.  И
вот воздаяние за преданность! Горе мне, окаянному, горе...
     Не   сострадая  жертвам  и   не  испытывая  особого  удовольствия  от
лицезрения их  мук,  Косса  старался как  можно точнее исполнить повеление
папы. Для развлечений существовали совсем иные объекты. Например, аббатиса
Леонора,  которую  он  вместе  с  другими приглянувшимися ему  "христовыми
невестами" не замедлил переселить поближе к крепости.
     Вакханалию пыток, весть о которых дошла до самых отдаленных приходов,
пришлось прервать ввиду появления неприятельских разъездов.  Карл Дураццо,
неаполитанский король,  собрав новую армию,  стягивал вокруг Ночеры кольцо
осады. На военном совете было решено как можно скорее покинуть крепость.
     - Это тебе,  -  сказал Косса,  спустившись в промозглую дыру, где без
света и свежего воздуха томился Мельхиор фон Блаузее.  - Просили передать.
- И он бросил ему четки из причудливо ограненных камней.
     - Она  помнит обо мне!  -  воспламенился безземельный рыцарь,  ощупью
прочитав вырезанные на гранях буквы. - Она жива?
     - Для  тебя -  нет,  а  так что ей  сделается...  Готовься в  дорогу,
школяр.  Арестованных забираем с  собой.  Вот  все,  что  я  могу для тебя
сделать.  -  Косса  протянул рукояткой вперед остро  отточенный стилет.  -
Постарайся сохранить голову.
     - Зачем мне жить?  -  горько усмехнулся Мельхиор, сразу же помыслив о
самоубийстве.
     - Умереть ты всегда успеешь...
     - Когда нет справедливости, жизнь становится в тягость.
     - Ну, как знаешь...
     Из крепости выступили под покровом ночи и,  обманув сторожевые посты,
двинулись по дороге в Салерно.
     Карл,  разгадавший этот  хитроумный  маневр,  не  велел  преследовать
отступавших,  мечтая лишь об  одном:  чтобы изувер в  облике папы поскорее
покинул его  владения.  А  догнать было так легко,  потому что истерзанные
узники едва тащились, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу.
     Епископа Акуилы, который не мог держаться в седле, Балдазаре пришлось
зарубить.  Впрочем,  он  лишь выполнял полученный приказ и,  дабы поскорее
избавить бедолагу от мук, постарался прикончить его с одного удара.
     Вблизи Барлетты беглецов ожидал генуэзский корабль.  Едва  носильщики
перенесли на  борт  последний вьюк,  капитан  распорядился поднять паруса.
Только теперь,  когда  все  опасности остались позади,  папа  вспомнил про
ненавистных кардиналов и велел зашить их в воловьи кожи.
     Еще  не  совсем  скрылись  из  глаз  каменистые  берега  Адриатики  и
пропыленные сосны на них, как мешки полетели за борт.
     Обо всем предупрежденный заранее, Мельхиор ухитрился вспороть шов - и
вынырнул на поверхность.  В  последнем теологическом споре насчет причин и
следствий верх одержал Балдазаре. Определенно он видел намного дальше...
     Добравшись до берега,  Мельхиор нашел приют в хижине пастуха. Прошлое
умерло для него,  и  он  не пожелал возвратиться на пепелище.  Покинув при
первой возможности Италию,  добрался до  родных мест и  попросил убежища в
монастыре премонстранцев.
     Приняв постриг, он целиком посвятил себя спагерическим изысканиям. На
подготовку к великому деянию ушло семь лет, но опыт не оправдал ожиданий.
     В поисках  ошибки  Мельхиор  задумчиво перебирал чудесные четки,  где
каждое  седьмое  зерно  было  вырезано  из  золотистого  тигрового  глаза.
Граненые  бусины  намекали  на зашифрованный рецепт "Дела Солнца".  Иногда
перебор  граней  складывался  в  буквенную   последовательность,   которая
отзывалась глухим воспоминанием.
     - Абра... абрака... - шептал он, стиснув пылающие виски, но ничего не
получалось. - Алкоголь, баня, роса, амальгама, кристалл, антимониум...
     И когда мозг окончательно отказывался служить,  а пальцы уже не могли
удержать  тростниковую  палочку,   -   полубезумный  инок   хватал  первый
попавшийся клочок,  выводил на  нем  имя и  начинал всматриваться в  него,
словно в зеркало, шевеля губами, растрепав поседевшие космы.
     Что  виделось  ему,  что  мерещилось в  редеющей мгле?  Какие  образы
вставали, какие пробуждались воспоминания?..
     Когда  в  Теплу пришла весть,  что  пират Балдазаре Косса стал  папой
Иоанном XXIII,  Мельхиор тихо засмеялся и,  выхватив стилет, стал поражать
одолевавших его духов.


     Иоанн  XXIII,  скончавшийся  22  декабря  1419  года,  был  посмертно
вычеркнут из списка пап.  Только в 1958 году,  через пятьсот с лишним лет,
это имя и порядковый номер вновь повторились в перечне наместников Святого
Петра,  когда римскую курию возглавил кардинал Ронкалли.  За  столь долгий
срок все,  за  ничтожным исключением,  успели забыть,  что  такой папа уже
появлялся однажды на грешной земле. На его памятнике, изваянном гениальным
Донателло, значится:
     "Здесь покоится прах Балдазаре Коссы, бывшего папы Иоанна XXIII".
     Почему "бывшего",  возникает невольный вопрос.  Разве  можно в  столь
неподобающей  форме   отзываться  о   главе   римско-католической  церкви?
Оказывается, можно, ибо в 1415 году на Констанцском соборе он был низложен
и обречен забвению.


                          Глава двадцать третья
                   ___________________________________
                              РЕЧНОЙ ТРАМВАЙ

     Не  застав Наталью Андриановну в  институте,  Люсин не  без колебаний
решился позвонить ей домой.
     - Не уделите мне часик?  - попросил с обезоруживающей откровенностью.
- Сугубо лично...
     Она  согласилась,  затаив  удивление,  и,  недолго  думая,  назначила
встречу на пристани у Киевского вокзала, неподалеку от дома.
     Люсин  узнал  ее  лишь  в  самый последний момент,  когда она,  легко
перебежав через дорогу,  нерешительно замедлила шаг.  Лишь  после того как
Наталья  Андриановна протянула ему  руку,  он  позволил  себе  улыбнуться.
Владимир Константинович никак не  ожидал,  что память сыграет с  ним столь
злокозненную шутку. Высокая женщина в коротком перетянутом пояском плащике
предстала   невозвратимо  чужой   и   как-то   совершенно  иначе,   нежели
запомнилась.  Не испытав тайно лелеемой радости и  не находя подходящих от
нахлынувшего волнения слов,  Люсин  увлек ее  к  лестнице,  спускавшейся к
причалу.
     Бело-голубые  речные  трамвайчики  еще   курсировали  по   реке,   но
пассажиров собиралось совсем немного.  Темная вода  дышала знобкой осенней
сыростью.  Косые волны от  винтов лениво качали желтые листья,  загоняя их
вместе с  окурками и  прочим плавучим сором под дощатый настил.  Легчайшая
дымка висела над городом,  смягчая сверкание окон, воспламененных вечерней
зарей. В глянцевых переливах дрожали искаженные отражения домов. Пустынная
набережная,  перемигивание светофоров,  холодный  сумрак  одетых  гранитом
опор.
     - Покатаемся на  пароходике?  -  неожиданно для самого себя предложил
Владимир Константинович, страдая от неловкости и беспричинной тоски.
     - Вы странный человек.  -  Подняв воротник, Наталья Андриановна зябко
передернула плечиками. - Какой пронизывающий ветер!
     - Дрожь вселенского одиночества,  -  грустно усмехнулся Люсин.  - Так
назвал осень один мой очень хороший друг.  Она особенно остро переживается
в городе, где природа зажата прямолинейностью камня.
     - Он поэт, ваш друг?
     - Что-то в этом роде.  Да и какое это имеет значение? Главное, что он
прав.  Даже небо не  свободно от  города.  -  Люсин кивнул на белые клубы,
застывшие над высокими трубами ТЭЦ.  -  Одурманенное дымом,  оно безъязыко
корчится в  паутине проводов...  Я еще помню,  когда по Бородинскому мосту
ходили трамваи. Кажется, тридцать первый и сорок второй. А тридцатый делал
круг возле Киевского,  высекая искры и требовательно звеня.  Мы с ребятами
вскакивали на  ходу и  мчались,  стоя на  подножках,  навстречу обманчивым
осенним ветрам.
     - Обманчивым?
     - Они всегда обещают несбыточное... Я и сам не помню, в какую шальную
минуту перескочил с трамвая на борт рыболовецкого траулера.
     - Так вот отчего вас вдруг потянуло совершить эту прогулку!
     - Ну как,  рискнем?  -  Не дожидаясь ответа,  Люсин просунул деньги в
окошко кассы. - До конца и обратно, пожалуйста.
     - Вам в какую сторону? - спросила кассирша.
     - Безразлично. Дайте, куда подальше.
     В  полном одиночестве они  прошли через турникет.  На  верхней палубе
цепенела  старуха  с  лохматым  псом,  а  несколько  поодаль  самозабвенно
обнималась парочка.
     - Здесь  слишком  ветрено.  -  Наталья Андриановна капризно наморщила
носик. - А внизу душно и пахнет бензином.
     - Соляркой, - непроизвольно поправил Люсин.
     - Тем хуже. Не переношу угара.
     - Если  память  мне  не  изменяет,  на  корме  должно  быть  укромное
местечко.  И  воздух свежий,  и  от  ветра защищено.  Все  сто  двенадцать
удовольствий.  -  Сойдя на две ступеньки,  он подал ей руку.  -  Почему вы
решили, что я странный человек, Наталья Андриановна?
     - Не  знаю.  -  Она  медленно покачала головой,  покорно спускаясь по
узкому трапу.  - Согласитесь, что все сегодня немного странно. И вообще мы
явно не о том говорим. Ведь вам нужно о чем-то спросить меня? Верно?
     - Еще не знаю, - ушел от прямого ответа Люсин, сильно подозревая, что
выглядит в ее глазах чуть ли не идиотом.
     - Если у вас действительно есть ко мне дело,  мы могли бы увидеться в
более   подходящей  обстановке.   -   Наталья   Андриановна  без   особого
удовольствия опустилась на влажную скамью.
     - Например?  Я  бы  скорее  утопился,  чем  рискнул пригласить вас  в
уголовный розыск.
     - Кафедра вас уже не устраивает?
     - Не  хочу  лишний  раз  мелькать перед  вашими  сослуживцами.  Да  и
комплекс вины,  если  быть  до  конца честным,  мешает.  Ведь  дальше этой
проклятой  сберкассы мы  не  продвинулись ни  на  шаг...  Погонят  меня  к
чертовой бабушке - и будут правы.
     - Ой-ой-ой,  какой  ужас!  Вне  милиции вы,  конечно,  своей жизни не
представляете?  -  заметила  она  подчеркнуто иронично.  -  Суровый  ветер
романтики дует в ваше лицо. Вы прирожденный сыщик - и все такое...
     - Зачем  вы  так,  Наталья  Андриановна?  -  Люсин  почувствовал себя
задетым. - Я ведь вам, как на духу, признался...
     - Как на духу?  - Она словно прислушалась к тайному значению слова. -
Но  я  никудышный  исповедник,   Владимир  Константинович.   Я  жестока  и
рациональна до мозга костей... Поэтому говорите поскорее, в чем суть.
     - А если ни в чем?  Если я осмелился побеспокоить вас просто так? Это
что, преступление?
     - Вы серьезно? - Наташа взглянула на него с веселым удивлением.
     - Поверьте,  что мне не до шуток,  - мрачно потупился Люсин. Усталый,
издерганный неудачами,  он  позволил себе поддаться минутному настроению и
не знал теперь,  как выбраться из опасной зоны,  куда его столь неожиданно
занесло. - Я не виноват, что подвернулась эта посудина.
     - Разве я  вас  в  чем-нибудь обвиняю?  -  Откровенно потешаясь,  она
словно бы поощряла Люсина на дальнейшие излияния.
     - В  самом деле,  куда мне было вас повести?  -  Уловив перемену в ее
настроении,  он  немного  приободрился  и  обрел  спасительный юмор.  -  В
киношку? Для этого я слишком стар. В театр? Но где взять приличные билеты,
если я не располагаю ни временем,  ни знакомствами? Что же остается, милая
моя Наталья Андриановна?  Ресторан? - В притворном ужасе он закрыл лицо. -
Об этом даже подумать страшно, ведь вы можете как-то не так понять...
     - Отвечу откровенностью на  откровенность.  -  Удивительно похорошев,
Наталья Андриановна едва отдышалась от беззвучного смеха.  - Я обожаю кино
и могу спокойно прожить без театра. Не помню, когда и была там в последний
раз.  Поэтому предлагаю сойти  в  ближайшем порту  и  поискать чего-нибудь
поинтереснее. - Расстегнув плащ, она вытащила свою электронную висюльку. -
Что же  касается ресторана,  то,  как говорят англичане,  why no?  Не вижу
криминала.  Но  это  так,  на  будущее,  потому  что  сегодня у  меня  нет
настроения.
     - Вы изумительны,  Наталья Андриановна! - восхищенно признал Люсин. -
И  если вы  позволите мне звать вас просто по  имени,  то  я  поверю,  что
чудесное слово "будущее" имеет ко мне хоть какое-то отношение.
     - Охотно. - Она кивнула с видом королевы, приветившей мимоходом пажа.
- А  теперь выкладывайте,  что  у  вас на  уме,  -  потребовала совершенно
будничным тоном.
     - Ей-богу, никакой задней мысли.
     - Так не бывает в наше время.
     - Но поверьте...
     - Верю.
     - Но вы даже не знаете...
     - Знаю!  -  Она определенно не желала слышать никаких оправданий. - И
умею ценить искренность порывов и откровенность чувств.  Однако не станете
же вы утверждать,  что вызвали меня на свидание исключительно в  галантных
целях?
     - Не стану, - вынужденно откликнулся Люсин, отворачивая лицо.
     - Да воздастся вам за чистосердечие!
     - Но мне действительно очень хотелось увидеть вас,  -  признался он с
непонятной обидой. - И это самое главное...
     - Понимаю, - ободряюще кивнула она. - Теперь давайте второстепенное.
     - Прямо допрос какой-то!  -  пожаловался Люсин.  -  Что за  несносная
аналитика?.. Если вы так уж добиваетесь правды, то, признаюсь, предлог для
встречи у меня заготовлен. На всякий случай.
     - Вот и прекрасно.
     - Но я хочу,  чтобы вы знали: это всего лишь предлог. Я бы не рискнул
потревожить вас из-за подобной мелочи... Вам не очень холодно, Наташа?
     - Нет,   ничего.   -   Она  выжидательно  нахмурилась.   -  Не  люблю
околичностей.
     - Что такое Абраксакс,  Наталья Андриановна?  - спросил Люсин, словно
позабыв о  дарованной ему  привилегии на  более  интимное обращение.  -  А
заодно и абракадабра?
     - Вы нашли его! - Она испуганно вздрогнула. - Я так и знала...
     - Простите?  -  выжидательно прищурился Люсин.  -  Вы это о чем? - Он
осторожно коснулся ее затянутой в шелковую перчатку руки.
     - Не нужно, - с гримасой досады отстранилась Наталья Андриановна. - У
меня достаточно крепкие нервы, и я не упаду в обморок... Где он?
     - Ей-богу,  ничего не пойму!  - Люсин умоляюще прижал руки к груди. -
Объясните, пожалуйста, в чем дело?
     - Вы меня спрашиваете? - Ее испуг сменился растерянностью. - Но разве
вы не нашли... Георгия Мартыновича?
     - Да  с  чего вы  взяли!  -  Уязвленный до  глубины души,  Люсин едва
сдерживался.  -  Разве я  стал бы скрывать?  Тем более обманывать,  плести
хитроумные  выкрутасы?   Мило  же  я  выгляжу  в  ваших  глазах,   Наталья
Андриановна.
     - Простите.  -  Уголки  ее  ярких,  изящно  очерченных  губ  виновато
дрогнули.  -  Я  сама не  ведаю,  что несу.  Но откуда тогда вы узнали про
браслет?  Ну конечно,  -  облегченно вздохнула Гротто,  -  как я  сразу не
догадалась! Вам рассказал кто-то из наших?
     - Час от  часу не  легче!  Какой еще браслет?  Никто и  ничего мне не
рассказывал. С чего вы взяли?
     - Тогда почему вас заинтересовало слово "Абраксакс"?
     - Да все оттуда же: из его записей и набросков. Даже рисунок нашел со
змеями. Не понимаю, почему это вас так удивило...
     - Не сердитесь,  -  примирительно промолвила Наталья Андриановна. - У
меня и в мыслях не было вас обидеть. Просто я страшно испугалась. Вроде бы
давно  готова  к  самому худшему,  и  надежды никакой нет,  но  стоило вам
вспомнить про  этого Абраксакса,  сердце так  и  оборвалось...  Сейчас все
объясню,  - заторопилась она. - Дело в том, что это слово было вырезано на
камне, который я подарила шефу на его шестидесятилетие. Теперь понимаете?
     - По  крайней  мере,  начинаю понимать,  -  прояснел взором  Владимир
Константинович.  -  Вы  меня  тоже  простите  за  невольный  эмоциональный
всплеск...
     - Меня это  ничуть не  задело.  Даже совсем наоборот.  Вы  совершенно
правильно возмутились.  Но  не  будем  сводить  мелочные  счеты.  Инцидент
исчерпан и вычеркнут из памяти. Договорились?
     - Вы слишком великодушны, Наташа. - Люсину так нравилось повторять ее
имя.  -  Я стараюсь прояснить все до конца,  любую мелочь. Отсюда и возник
этот чертов Абраксакс. А тут еще впервые за много недель выдался свободный
вечер...  Странный вечерок,  вы  совершенно правы,  и  это душераздирающее
буйство заката, и задувающий с оста ветер. Словом, под настроение...
     - Вы как будто извиняетесь.
     - Так оно и есть,  -  с проникновенной грустью подтвердил он.  -  Мне
необыкновенно приятно быть с  вами.  Но у жизни есть дурацкая особенность.
То,  что  еще  минуту  назад  представлялось  нам  почти  пустяком,  вдруг
неожиданно  вырастает  и  становится исключительно важным.  Предлог  -  вы
просто вынудили меня признаться,  что я его...  почти выдумал,  - сделался
чуть ли не самоцелью.  -  Боясь, что будет превратно понят, Люсин умоляюще
заглянул ей в глаза.  -  Расскажите,  ну пожалуйста, про этот ваш камешек,
Наташа?
     - Да-да,  конечно. - Мимолетным касанием пальцев она как бы заверила,
что  все поняла,  уловив даже недосказанное.  -  Это может оказаться очень
нужным для  вас,  потому что  Георгий Мартынович никогда не  расставался с
подарком.  Я,  надо  признать,  здорово угодила ему.  Дала  повод  немного
позабавиться.  Он сам набросал эскиз алхимического змея,  а потом уговорил
одного  знакомого ювелира  изготовить браслет из  сплава  семи  металлов и
вставить туда камень.
     - Семь металлов древнего мира? Семь планетных стихий?
     - Вы,  я  вижу,  сильно продвинулись вперед,  -  одобрительно кивнула
Гротто. - Сплав получился серебристо-зеленоватым, не похожим ни на один из
металлов.
     - Опишите подробнее камень.
     - Карнеол-печатка  в  форме  эллипса,  притом  необыкновенно   яркого
багряно-огненног